Поэтому я существую.

— Извините, извините! — Эй, эй, парень, ты присутствовал в USJ? — Объясните нам, что вы думаете о волчьем мстителе и его связях со злодеями!       Изуку протискивается сквозь толпу репортеров, сгрудившихся перед входом в Юэй — по крайней мере, в меру своих возможностей. Камеры, микрофоны и нарушение личного пространства мешают ему сосредоточиться на том, чтобы пройти мимо. Всякий раз, когда в его сторону бросают вопросы о Цербере, ему хочется сглотнуть и умереть. — Что Юэй собирается с этим делать?! Что будет делать Всемогущий?! — Я не знаю, пожалуйста, просто… — Изуку взвизгивает, когда кто-то сует ему в лицо еще один микрофон. Его сердцебиение учащается, пока он пытается найти выход. Это его первый день после пребывания в больнице — как и всей школы, ведь пару дней было отведено на перерыв, чтобы дать ученикам отдохнуть. Общественность не была в восторге от этого.       Изуку хватается за лямку рюкзака, с агрессией отталкивая кого-то с дороги. Репортеры кричат на школу, требуют ответов, толпятся вокруг каждого, кто пытается пройти внутрь — это безумие. Это похоже на день USJ, только еще хуже. — Я думал, эта школа безопасна! Злодеи и этот волк проникли сюда, как вы собираетесь защищать себя, Юэй?! — гневно кричит репортер у входа.       Изуку оглядывается по сторонам в поисках другого выхода, но это безнадежно. Ярость и голод, снедающий репортеров, слишком сильны, чтобы с ними можно было хоть немного справиться.       Что-то хватает его за запястье и дергает. Изуку задыхается, летит вперед и отталкивается от земли. Он врезается в чью-то грубую грудь и шипит от удара. — Хватит!       Громкий голос звенит в барабанных перепонках, слегка встревожив толпу.       Изуку отступает назад и поднимает глаза, в которых кипит ярость. Учитель отпускает его запястье и хватается за шарф, костяшки пальцев побелели. — Ваши приставания не помогут! Ожидать совершенства даже от школы с хорошей репутацией — это ошибка, которая только и ждет, чтобы случиться, так что прекратите ныть и стонать и позвольте нам разобраться с этим! — говорит Айзава сквозь стиснутые зубы. Изуку оглядывается на толпу и встречает множество раздраженных взглядов.       Толпа бормочет про себя. — Вы отрицаете! — кричит репортер.       Изуку слышит, как его учитель сжимает челюсти. — Что вы будете делать, когда Цербер снова найдет дорогу и убьет студента, а не злодея? Будешь ли ты продолжать защищать и отрицать свои недостатки?       Сердце Изуку скручивается в узел. Он слегка отшатнулся назад от шипящего комментария и разинул рот. Внезапное замечание больно ударило по лицу. Он хватается за руки, чтобы они не дрожали, и потирает костяшки пальцев, пытаясь успокоиться и утешиться. Он делает шаг назад, едва не столкнувшись с учителем. — Хватит… — Всем… ВЫЙТИИИ! — Грохот сотрясает землю. Толпа закрывает уши, сгорбившись от внезапно раздавшегося воя.       Изуку дернул шеей в сторону, зажмурив глаза от боли, вызванной грохотом в мозгу. Он и забыл, как ненавидел это. — Вы, стервятники! Уходите, пока мы не вызвали полицию, чтобы вас сопроводили и арестовали за незаконное проникновение! — Изуку открывает глаза и видит рядом с собой и Айзавой Сущего Мика, брови которого нахмурены, что свидетельствует о явном гневе и раздражении. Репортеры замолкают. Не слышно даже писка.       Айзава хватает Изуку за плечо, приказывая ему повернуться и уйти. Изуку сглатывает, не чувствуя, как исчезает напряжение в груди. — Не обращай на них внимания, малыш… — бормочет Айзава.       Изуку смотрит на учителя, пока они идут к двери, и прикусывает язык. — Игнорируй их.

***

      Изуку входит в дверь класса с учителем за плечами. Его рука крепко сжимает один из ремней, чувствуя, как кровь покидает костяшки пальцев. Скручивая и сжимая ткань, он пытается забыть о комментариях репортеров снаружи. Его попытки вызывают затруднения.       Учитель похлопывает его по плечу, и он отходит в сторону, чтобы пройти к выходу. Все его одноклассники уже присутствуют там, им посчастливилось быстро протиснуться сквозь толпу впереди — в отличие от Изуку. Некоторые поднимают брови на Изуку, а другие просто затихают от появления учителя впереди.       Класс затихает, и Изуку быстро бежит на свое место, осознавая, сколько глаз на него устремлено.       Айзава вздыхает и слегка склоняет голову. — Я прошу прощения за суматоху на улице, никто из вас не заслуживает такого стресса во второй раз. Но, к сожалению, пресса — это то, с чем нам приходится иметь дело как героям, нравится нам это или нет, — говорит он с легким чувством в тоне. — Думаю, примите это как урок. То, что ты учишься в лучшей школе, привлечет к тебе внимание — как хорошее, так и плохое, — поэтому ты должен серьезно относиться к своему положению и быть осторожным. Хорошо?       Класс синхронно кивает.       Изуку возится с пальцами на парте, сглатывая очередную волну напряжения в горле.       Айзава поднимает голову и оглядывает класс. — К вопросу о внимании к студентам-героям — с неудачным выбором времени — приближается время спортивного фестиваля Юэй! — Он пытается добавить энтузиазма, но, честно говоря, получается уныло.       На мгновение в классе воцаряется тишина.       Затем он взрывается.       Волнение охватывает каждого ученика, все практически гудят на своих местах. Изуку слегка расслабляется, пытаясь сосредоточиться на чем-то другом. Спортивный фестиваль — крупнейшее событие в стране. Это одна из самых больших возможностей для студентов школы получить стажировку и быть замеченным.       Замеченный.       Изуку изо всех сил старается радоваться, но после USJ он не может не нервничать из-за того, в каком состоянии сейчас находится его причуда — не говоря уже о фиаско у главных ворот сегодня утром. Он не может позволить себе еще одну оплошность, особенно когда за этим наблюдает вся Япония. Особенно, когда за ним наблюдает Мортифер. — А что, если Цербер убьет не злодея, а студента?       Изуку сглатывает, сжимая руку.       Иида поднимает руку. — Простите, сэр, но действительно ли это хорошая идея — устраивать такое большое мероприятие сразу после того, что случилось в USJ? — спрашивает его одноклассник.       Айзава вздыхает. — Это хороший вопрос, Иида. Школа хочет продолжить это мероприятие, чтобы продемонстрировать нашу способность к восстановлению и адаптации, особенно после такой масштабной атаки. Во время мероприятия охрана будет удвоена, так что шансы на повторное нападение невелики.       Иида понимающе кивает, приподнимая очки указательным пальцем. — Даже если мы отменим спортивный фестиваль, это принесет вам больше вреда, чем пользы. Фестиваль — это старт для того, чтобы вас заметили герои, и он может положительно повлиять на ваше будущее, — добавляет Айзава.       Класс возбужденно перешептывается друг с другом по поводу открывшихся возможностей. — Это так здорово! — говорит Каминари с улыбкой на лице. — Моя семья говорит об этом без умолку с тех пор, как меня сюда приняли, — говорит Джиро, играя со своими наушниками. — Это просто безумие, что нас будут показывать по телевизору…       Окружающие кивают в знак согласия. — Ну конечно, все, кого я знаю, наверное, будут смотреть, как я могу облажаться, — нервно говорит Мина.       Изуку начинает отключаться, пока все разговаривают между собой. Ему нечего добавить к сказанному, а его мозг и так уже вымотан этим утром. — Хей, Мидория.       Не успел он углубиться во внутреннюю пустоту, как чей-то голос переключает его внимание вправо.       Он хмыкает, ища источник голоса. — Твои друзья будут на фестивале, чтобы наблюдать за тобой? — спрашивает Киришима, наклоняя голову в сторону.       Изуку моргает. — То есть… наверное? Они иногда не любят находиться в больших толпах, — отвечает Изуку. Он почесывает лицо в легком замешательстве. — Почему ты спрашиваешь?       Киришима пожимает плечами. — Меня разобрало любопытство, когда мы встретили их в твоей больничной палате. Я хочу официально с ними познакомиться.       Изуку немного расслабляется на своем месте, когда его одноклассники наклоняются к нему. — Да, они кажутся довольно классными людьми, — говорит Серо, вклиниваясь в разговор.       Изуку борется с желанием фыркнуть. — Эти двое были всего лишь парой моих друзей, но я думаю, они будут рады познакомиться с вами, ребята. Правда, иногда они бывают чересчур заносчивы.       Он не ошибся. Они были бы рады познакомиться с классом Изуку — учитывая, что до сих пор все они были так добры к нему. Довольно странно, что его класс хочет сделать то же самое, но он не будет спорить. — Да, мы это заметили, когда один из них спихнул тебя с больничной койки, — говорит Оджиро с легкой усмешкой.       Изуку на этот раз фыркает. — Это еще не самое худшее, что она сделала. — А что худшего она сделала? — присоединяется Урарака.       Изуку открывает рот. — Ладно, класс, хватит разговоров, вы отклоняетесь от темы. Нам нужно перейти к тому, что запланировано на домашнее занятие, — говорит Айзава с раздражением в голосе.       Все, кто разговаривал с Изуку, выпрямились на своих местах, чтобы посмотреть на него.       Он вздыхает и перекладывает перед собой несколько бумаг. — Ничего особенного, мне просто нужно, чтобы вы выбрали президента класса до конца урока.       Изуку поднимает бровь. — О, ничего себе, это обычное занятие для класса, — слегка шокировано говорит Киришима. — Хорошо, что у нас есть немного свободного дня, — добавляет Яоёрозу. — Мне все равно, кто и как это делает, просто выясните это до того, как уйдете, — говорит он, залезая под парту и доставая свой несносно яркий желтый спальный мешок.       Его одноклассники задвигаются на своих местах, чтобы снова оказаться лицом к лицу друг с другом. Изуку до сих пор удивляет вид класса, который сотрудничает и вежливо разговаривает друг с другом. Это расслабляет. Несмотря на то, что в некоторых местах у них все было не так гладко, Изуку с нетерпением ждет возможности хоть раз побывать в классе, который можно вынести.

***

— Поздравляю с получением должности, Иида! — щебечет Урарака.       Изуку щелкает палочками, не сводя глаз с одноклассников перед собой. — Вы с Яойорозу — хорошие кандидаты, mon ami. Из вас точно получится президент класса, — говорит Аояма, вежливо засовывая в рот палочками кусочек риса.       Изуку смотрит на Ииду и зачерпывает кусочек кацудона в рот, наслаждаясь теплом риса и свинины на языке. Изуку все еще не слишком хорошо знает класс, поэтому он просто сел там, где решила сесть Урарака. Иида, Аояма, Киришима, Джиро, Мина и Яойорозу тоже забрались в кабинку. Странное сочетание, но они просто обедают, так что в данном случае рассадка не имеет значения. Все как бы просто взяли по знакомому человеку и запрыгнули внутрь. — Спасибо вам обоим, я польщен таким решением, — отвечает Иида, накладывая себе в ложку немного рагу.       Аояма улыбается и кивает, откусывая еще кусочек. — Йо, Мидория, — говорит Киришима, указывая палочками на Изуку, и отходит от разговора с президентом класса.       Изуку смотрит на рыжеволосого с полными щеками и медленно жует. — Продолжая наш разговор в классе, где ты познакомился с этими своими друзьями?       Изуку проглатывает еду, наблюдая, как все отворачивают головы от еды, чтобы послушать. — А еще расскажи нам, пожалуйста, о самом ужасном поступке твоего друга, Айзава-сенсей прервал тебя, а мне очень хочется знать, — говорит Урарака.       Изуку кладет палочки в свою миску и слышит звон посуды. Он слегка улыбается. Он все еще немного не в себе. — Одна из моих подруг, Дай, познакомился с ней, когда моя причуда дала сбой. Она схватила меня и забросила с собой на крышу, чтобы я мог передохнуть, — говорит Изуку, разводя руками. — Она бросила тебя на крышу? — повторяет Иида.       Улыбка Изуку немного расширяется. — Да, не самое лучшее первое впечатление, но она мне очень помогла. Она знала пару человек с похожими причудами и спросила, не нужна ли мне помощь в обучении. На следующий день я встретил тех двоих из больницы, а также еще одного человека, и с тех пор мы стали хорошими друзьями. — Закончив, он слегка пожимает плечами. История тонкая, но довольно сложная, когда причиной их встречи стал бегство Изуку от полиции. — Такая дружба всегда самая лучшая, — вступает в разговор Мина. — Я подружилась с Киришимой после того, как случайно бросила ему в лицо камень. — Она толкает Киришиму локтем, и он улыбается, закатывая глаза. Урарака фыркает рядом с ними, чуть не подавившись едой. — Тебе повезло, что моя причуда превращает меня в камень.       Все за столом быстро смеются над этим комментарием. — Согласен, — продолжает смеяться Изуку, чувствуя себя достаточно рассеянным, чтобы говорить дальше. — В первую же неделю знакомства с моими друзьями меня чуть не арестовали.       Настала очередь Ииды чуть не подавиться едой. — Что чуть не сделали?!       У Изуку заныло в животе от смеха, хлынувшего из его нутра. — Это было с тем, кто чуть не убил меня в больнице. Мы пытались провести тренировку по паркуру, но в итоге случайно нарушили границу. Появилась полиция, и мы с ней в панике перепрыгнули через забор, сломали его, а потом, когда офицер схватил ее за запястье, она схватила кусок ветчины, выпавший из чьего-то мусорного бака, и бросила его офицеру в лицо, — смеется Изуку над собственной историей.       Смех снова поднимается в каждом из присутствующих. — Да ты шутишь! — восклицает Мина. — Честное слово, даже если бы я попытался, я бы не смог такое придумать, — отвечает Изуку, хватаясь за живот. — Это самое худшее, что она сделала? — спрашивает Урарака.       Изуку качает головой, улыбаясь. — Даже близко нет. Худшее, что она сделала, — это заперла меня в мусорном баке.       У Киришимы открывается рот. — Теперь я действительно хочу с ней познакомиться.       Изуку фыркает, снова беря в руки палочки для еды. — Ты сказал, что они помогали тебе тренироваться? Полагаю, они помогли и с твоей причудой? — любезно спрашивает Яойорозу.       Изуку кивает, откусывая кусочек — тепло уже не так приятно, как в первые несколько укусов.       Он быстро жует и глотает. — Да, мне определенно нужны были тренировки. — Я только что понял, что мы так и не смогли увидеть твою причуду, — говорит Джиро, и все кивают. — Думаю, ты немного поработал, прежде чем все пошло прахом в тот день, но это трудно вспомнить.       Сердце Изуку слегка вздрагивает, возвращая его в прежнее состояние. Технически они все были в USJ, но он не собирается этого говорить. Он крепче сжимает палочки для еды, чувствуя, как комфорт, который он когда-то ощущал, постепенно исчезает. — Ничего особенного, — говорит Изуку, запихивая в рот новую порцию еды. — Я бы так не сказал, — отвечает Урарака. — Ведь ты все-таки убил того нольочкового.       Изуку скривил лицо, желая, чтобы она не говорила так. — Минуточку, это был ты? — говорит Иида, указывая ложкой на Изуку. — Это было так круто, но не буду врать, было немного страшно, — нервно говорит Урарака.       Изуку кивает, продолжая неловко морщиться. Он гордился результатами экзамена и тем, как хорошо он со всем справился, но теперь от одной мысли о том, что его признают виновным в жестоком уничтожении — убийстве — чего-то, его начинает тошнить. — Вот это было зрелище в тот день! — с улыбкой говорит Аояма.       Он как бы забывает, что на каждом раздельном экзамене было много людей. Изуку даже не видел этих двоих. Он кивает, одаривая блондина полуулыбкой. — Это просто безумие, я чуть не обделался, когда увидел, как он прикатил на мой экзамен, — говорит Киришима. — Без шуток, — добавляет Джиро. — Как это выглядело? Я поступила по рекомендации, поэтому не участвовала во вступительных экзаменах, — спрашивает Яойрозу, наклоняя голову. — Гигантский гребаный робот, — уточняет Мина.       Киришима фыркает. — Полезно, Мина. — Как ты вообще смог уничтожить что-то такое большое? — снова спрашивает Мина.       Изуку пожимает плечами, копаясь в еде. — Изнутри.       Все поднимают брови, кроме Урараки. — Когда у тебя есть когти, легко уничтожить внутренности робота. — Также легко разорвать внутренности человека. Изуку скребет по стенкам своей миски, стараясь казаться незаинтересованным в разговоре. Слишком рано говорить о его причуде в таком тоне. Да и есть ему уже не хочется.       Киришима поднимает брови. — Ах да, ты же говорил, что твоя причуда позволяет тебе менять части своего тела на что-то похожее на собачье?       Изуку кивает, не отрывая глаз от своей миски. — Не возражаете, если мы посмотрим? — снова спрашивает Киришима.       Изуку поднимает голову — бровь приподнята.       Киришима нервно хихикает и протягивает руку. Через секунду кожа вокруг мышц и костей становится твердой и зазубренной. Изуку с любопытством наклоняет голову, наблюдая, как рыжий демонстрирует небольшую часть своей причуды. Кончики его пальцев становятся похожими на наконечники стрел — достаточно острые, чтобы резать. — Ты не обязан, но мне интересно узнать, что ты имеешь в виду под словом «когти».       Изуку вдыхает и сглатывает. Он переложил палочки в одну руку, а другую поднял к глазам, разглядывая каждый кончик пальца. Это не повредит… в конце концов, они все равно увидят это, так почему бы не сделать это сейчас. — Да… да, конечно, — говорит Изуку, слегка вытягивая руку перед собой. Он вливает в руку немного энергии, позволяя ей расти.       Изуку слегка вздрагивает от того, насколько она больше обычной. Каждый ноготь удлинен и заострен больше обычного — так, что он может сильно поранить кого-нибудь, просто ткнув его. — Что было бы, если бы Цербер убил не злодея, а студента?       Его грудь сжимается от этого зрелища, дышать становится почти больно. В последний раз, когда эти когти проявлялись… он качает головой. — Чувааак, это выглядит больно! — Киришима недоуменно смотрит на руку Изуку. — Теперь я точно вижу, почему тебе было легко, — говорит Мина, поражаясь своему внешнему виду. — Да, — отвечает Изуку с фальшивой улыбкой. Он подтягивает руку к груди, готовясь как можно быстрее втянуть энергию обратно в руку и в мозг. Но… что-то не так.       Изуку внутренне дергается.       Он тянет снова.       Максимум, что делает рука, — это немного втягивает когти, но у него уходит все силы на то, чтобы вернуть все в нормальное состояние. Что?       Сердце сбивается с ритма. Это неправильно. Он выдыхает, чувствуя себя измотанным от этой попытки. — Мидория? Ты в порядке? — Джиро спрашивает его, сидя напротив него, озабоченность окрашивает ее голосовые связки. — Да, я… я не знаю… я… — Кто ты?       Изуку мотнул головой в сторону. — Кто-то что-то сказал? — В его голосе звучит паника. Грубость голоса — то, что должно исходить только из его собственных уст или из его снов. — Нет, чувак, ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает Киришима, слегка наклоняясь. — Убийца.       Он витает в воздухе, словно дух. Изуку смотрит направо, не двигая головой. Его дыхание учащается. Он снова смотрит на когти. Сердце замирает на месте, лицо немеет.       Он пропитан кровью. Капает, затекает в шерсть на каждом пальце, свертывается под ногтями. — Мидория?       Другая рука начинает сжиматься и дрожать. Дерево палочек вдавливается в кожу, заставляя рыхлую древесину тыкаться в ладони. — …убьёт студента, а не злодея. — Убий…       Это что, приступ паники? Изуку не знает, он вообще ничего сейчас не знает.       Он только сейчас осознал, как тяжело дышит. — Мидория, эй, ты меня немного пугаешь… — Мидория…       Рука ложится ему на плечо, и все встает на свои места.       Его рука сжимается, ломая обе палочки пополам с треском и хрустом. Рука на его плече вздрагивает от шока. — О боже… Мидория, ты в порядке?       Изуку качает головой, водя глазами из стороны в сторону, из стороны в сторону.       Его взгляд останавливается, позволяя ему посмотреть на каждого из одноклассников. В животе забурлило, и он почувствовал рвотный рефлекс. — Мидория? — Иида говорит, лицо его озабоченно опускается.       Передняя половина тела каждого из них рассечена от груди до кишок, кровь покрывает каждый сантиметр стола и одежду на каждой части тела. Очки Ииды покрыты брызгами крови. Это выглядит так реально. Это выглядит…       Изуку снова задыхается. — Мидория…       К счастью для Изуку, он ни между кем не зажат. Он вскакивает со своего места — когти все еще видны — и в панике бежит через обеденный зал. Он слышит, как кровь в его теле бьется в ушах, а желудок бурлит и выпускает еще больше желчи в горло. Люди смотрят на него, когда он, едва не споткнувшись, пытается добежать до зала и найти ближайший туалет. Он прижимает руку к груди, пытаясь спрятать когти от посторонних глаз.       Его глаза скользят по сторонам и находят светло-рыжего. Бакуго наполовину встает со своего места и смотрит на Изуку с таким замешательством, что это выглядит почти неправильно.       Боже, пожалуйста, почему это должно произойти…       Изуку добирается до коридора, чувствуя, как тошнота усиливается все больше и больше.       Уборная…       Уборная… Пожалуйста, пусть там будет…       Изуку натыкается взглядом на надпись, обозначающую то, что он хотел. Он ускоряет шаг и врезается плечом в дверь, практически кувырком влетая в ванную. Он карабкается к первой попавшейся свободной кабинке, едва не врезаясь в стену.       Изуку едва успевает выплюнуть изо рта в унитаз все, что осталось от обеда. Опираясь локтями на сиденье, он отплевывается. Прогорклый запах желудочной кислоты обжигает дыхательные пути, а над бровями выступает пот. Лапа вместо его руки все еще остается, и то, как он держится в воздухе, заставляет его пальцы и когти впиваться в спутанные волосы. Он чувствует острую боль на коже головы, когда его тело наклоняется вперед.       Рвота прекращается только тогда, когда все частички пищи покидают его желудок. Остается только сухое дыхание и ужасная слабость во всём теле. Он стонет в изнеможении, шевеля когтистой рукой, чтобы стереть с себя страдания.       Он опускается на пол и прислоняется к стене кабинки, с трудом переводя дыхание от запаха рвоты на губах. Он поднимает когти, чтобы снова посмотреть на них, и обнаруживает, что кровь исчезла. Проходит несколько минут, прежде чем он замедляет дыхание. В его голове ничего нет. Она пуста и тяжела, пытаясь оправиться от только что полученной травмы.       Изуку вздыхает, поднимаясь на ноги. Его тело содрогается от только что полученного внутреннего удара, а ноги начинают дрожать. Его рука без когтей ударяется о стену кабинки, чтобы восстановить равновесие. Ему требуется все, чтобы удержаться на ногах.       Пошатываясь, как зомби, Изуку добирается до раковины и включает ее. Звук воды, брызнувшей в слив, заставляет его выдохнуть и опустить голову. Он подставляет руки под воду и подносит ее к пересохшим губам, отпивая холодную жидкость. Ощущение увлажнения просто замечательное. Это неудобно из-за длинных когтей на одной из рук, но ему все равно. Привкус горечи все еще ощущается в пищеводе, когда он глотает, заставляя его набрать еще воды. Изуку нужно продержаться так хотя бы минуту.       Как только горло приходит в норму, он выплескивает пригоршню воды на лицо, стирая все следы очищения желудка. Медленно вдыхая и выдыхая, он выключает раковину. Все в порядке. Все в порядке.       Вид его причуды просто спровоцировал его, вот и все, к завтрашнему дню все должно прийти в норму…       Изуку поворачивает шею к запятнанному водой зеркалу, фокусируя влажные глаза.       Зубы.       Кровь и шерсть.       Изуку, возможно, снова дурно.       Его отражение — это он сам, только гибридная смесь Цербера и себя. Это ужасно. Изо рта сочится слюна и кровь, клыки неловко торчат. На его лице выражено столько злобы. Прямо как из фильма ужасов.       Изуку открывает рот.       Его отражение скрипит зубами, выпустив еще больше крови в раковину.       Оно ревёт. — УБИЙЦА!       Не имея ни малейшего представления о том, что чувствует Изуку, его когтистая рука вылетает наружу и ударяет по зеркалу. Стекло трескается и раскалывается, создавая громкий грохот, который слышит вся школа.       Чудовище ушло, и Изуку видит только себя — задыхающегося и заливающегося слезами сквозь осколки стекла. Глаза у него зеленые.       Он снова опускает голову, задыхаясь, в раковину. Его руки обхватывают каждый край раковины, и он слышит, как звенят его ногти.       Дверь одной из кабинок щелкает, открываясь. — Эхм… — От звука чьего-то голоса сердце Изуку падает на пол. Его глаза расширяются, но голова остается опущенной. — Прости, но… ты в порядке?       Изуку откидывает голову в сторону и смотрит на того, кто с ним разговаривает. Не контролируя себя, он издал рычание — мерзкое и больное.       Парень за его спиной делает шаг назад. Фиолетовые волосы и темные круги — вот все, что он видит, прежде чем студент уходит.       Изуку с ужасом смотрит на дверь, его дыхание не прекращается.       Что с ним…       Что происходит…       Его зрение затуманивается, голова становится нечеткой.       Дверь распахивается. — Деку, какого хер…       Изуку выдыхает и падает на пол в ванной.

***

      Изуку открывает глаза в темноте.       Мгновенно, руки в отчаянии тянутся к лицу… прижимаясь кожей к коже. Его спина, как всегда, увязла в море смолы. Снова. — Почему это все время происходит со мной… — бормочет Изуку, протирая глаза. Его голос эхом разносится по пустоте, наглядно демонстрируя, насколько он здесь одинок.       Очаг его кошмаров снова стал постоянным. Обычно это случается, когда с его телом или душевным состоянием происходит что-то значительное. Эта тенденция не является чем-то утешительным для головы. Ничуть.       Неужели контроль, который он когда-то обрел, начал ослабевать?       Дыхание.       Изуку пытается поднять голову, прислушиваясь к звукам дыхания вокруг. Смола оказалась более липкой, чем обычно, и ему с трудом удается вытащить из ловушки только половину своего тела. Опираясь на локти, он осматривает пустоту. Все, что он видит, — это пол под ним, который плещется, как океан без волн.       Шаг, шаг, шаг. Всплеск, всплеск, всплеск.       Кружась вокруг него, как голодная акула в глубинах синего моря, его волк пристально смотрит на него. Четыре глаза остры и сужены. Зубы не оскалены, а спрятаны. В них нет злобы, только молчаливое созерцание.       Изуку сглатывает, наблюдая, как волк снова и снова кружит вокруг него.       Снова и снова.       Каждый раз, когда волк уходит за спину и скрывается из виду, сердце колотится в грудной клетке, опасаясь неизбежного расчленения.       Но этого не происходит. — Что тебе от меня нужно? — Изуку шепчет, встретившись взглядом после очередного полного круга. — Тебе еще предстоит понять, кем ты позволил себе быть, Изуку Мидория.       В отличие от последнего кошмара, в голосе волка звучит ясность. Но от этого ему не легче. Почему волк так с ним разговаривает, он не знает. Это не похоже на то, каким должен быть обычный кошмар. Разговоры не являются нормальной частью кошмаров. Но, опять же, Изуку не совсем нормален. — Но я… — бормочет Изуку, наблюдая, как волк снова исчезает за его спиной.       Снова обходит круг, но это уже не волк. — Убийца. — Лицо утреннего репортера презирает. Голос зверя не умолкает.       Изуку не может пошевелиться.       Он уходит из поля зрения. — Не лучше, чем злодей. — На этот раз лицо Ииды. Его лицо не обычное спокойное и властное, а полное отвращения.       Изуку хочется плакать.       Снова пропадают из виду. - Ужасает. — На этот раз Урарака, голос наполнен страхом.       Снова вокруг. — Монстр. — Рукастый злодей — Шигараки. Вместо страха и отвращения — восхищение и восторг.       Снова обходя круг, волк снова встает на четвереньки и смотрит ядовитым взглядом. Изуку смотрит вниз и замечает, что ноги волка при ходьбе погружаются в смолу. Словно морское существо, медленно возвращающееся в холодные воды после всплытия. — Пожалуйста… — Изуку взмолился. — Пожалуйста, оставь меня в покое. — Я просто проецирую, Изуку Мидория.       Волк погружается все глубже и глубже. На поверхности остаются только голова, кости и позвоночник. — Вопрос «кто ты» задает только мой рот, потому что ты сам его задаешь.       Он погружается еще больше. — Я… я не… — Изуку пытается вырваться. — Именно.       Пауза. — Ты не он.       Волчьи уши — это все, что осталось, прежде чем полностью слиться с илом.       Изуку остается, прилипнув к поверхности, как крыса, застрявшая в клеевой ловушке. Он остался со своими мыслями и только со своими.       Рядом с его ногой появляется что-то. Черное, как ночь, и склизкое, похожее на коготь из глубин ада.       Оно хватает Изуку за ногу и тянет вниз.       В отличие от медленного падения волка, он проходит сквозь него, словно пол прозрачен.       Он едва успевает сделать вдох, прежде чем его полностью поглощает тьма.

***

      Изуку распахивает глаза и первым делом хватает воздух с такой силой, что задыхается от поступающего в легкие кислорода. — Господи, мать твою! — слышит Изуку чей-то крик. Его руки опускаются на землю и касаются холодного кафеля. Удушье прекращается, сменяясь тяжелым дыханием. Он все еще в ванной? Он не слышит скрежета ногтей по полу и, посмотрев вниз, замечает, что его рука теперь нормальная. — Ты что, одержим, что ли? Что, черт возьми, только что произошло? — О боже… Мидория, ты в порядке?       Изуку фокусирует взгляд перед собой и замечает Бакуго и Киришиму, скрючившихся на полу перед ним, оба невероятно смущены.       В его мозгу что-то пронеслось. Изуку застонал и положил руку на голову, почувствовав легкую боль. Должно быть, он ударился головой при падении… — Как долго я был в отключке? — простонал Изуку. Это единственное, что он может сказать. — Минуты две… Но, чувак, ты в порядке? — Киришима подчеркивает. — У тебя был приступ паники или что-то вроде того.       Изуку медленно кивает, потирая голову. — Да… да, я в порядке… — Ну и дела, ты бежал из обеденного зала, как сбежавший из психушки пациент, что, блядь, случилось? — Бакуго фыркнул. — Бакуго… — говорит Киришима сквозь стиснутые зубы. Он смотрит на Изуку терпеливым взглядом. — Я не знаю, что это было, но прости, если показалось, что я навязал тебе это. — Что заставил? — спросил Бакуго у Киришимы.       Изуку складывает руки перед собой и пожимает их. — Нет, Киришима, это не твоя вина. Я просто… я просто испугался своей причуды, вот и все.       Киришима наклоняет голову в сторону. — С чего бы тебе удивляться? Разве она не была такой же всю твою жизнь?       Изуку почти заметно вздрагивает. — Да, так и было, просто недавно он немного мутировал, так что… так что его было трудно контролировать, — лжет он сквозь зубы. — Я просто запаниковал, вот и все…       Бакуго смотрит на Изуку.       Киришима понимающе кивает. — В этом есть смысл. Ну, мне все равно жаль, но мы не очень-то тебе помогли. Мы просто пялились на тебя, — говорит Киришима, потирая затылок от смущения и вины. — Я от вас этого и не ожидал, — качает головой Изуку. — Вы, ребята, все еще не очень… хорошо знаете, кто я такой.       Очевидно, он даже не знает, кто он такой…       Киришима полуулыбается. — Ну, для этого и нужен класс. Мы все узнаем друг друга за этот год, и мы здесь, чтобы помочь, несмотря ни на что.       Изуку кивает, переводя взгляд вниз.       Не думаю, что вы хотите узнать меня получше.       Киришима протягивает руку, поднимая глаза Изуку. — Если хочешь, можешь вернуться за стол? Я могу сказать всем, чтобы не задавали вопросов, — предлагает Киришима.       Изуку слабо улыбается, хватаясь за протянутую ему руку. Киришима медленно помогает ему подняться на ноги, стараясь не обращать внимания на его ушибленную голову. — Хотя если у тебя закружится голова, я бы, пожалуй, обратился к Исцеляющей, — добавляет Киришима, все еще сжимая руку Изуку.       Изуку поднимает другую руку и хватается за свои залитые потом кудри. — Думаю, я пас. Мне нужно… мне нужно кое-что обдумать, — тихо говорит Изуку, отпуская руку Киришимы. Сама мысль о том, чтобы сидеть сейчас за этим столом, заставляет Изуку снова почувствовать рвоту — хотя в желудке уже ничего не осталось.       Киришима понимающе улыбается. — Все хорошо. Если тебе нужно поговорить, я здесь. — Спасибо, — тихо говорит Изуку. Он проходит между Бакуго и Киришимой и берется за ручку двери, чтобы уйти. Он не знает, куда пойдет, но ему нужно побыть одному. — Если я найду тебя в отключке на полу в холле, я надеру тебе задницу, — говорит Бакуго после долгого молчания.       Изуку оглядывается на них. — Да, я знаю.       Он распахивает дверь и выскальзывает наружу.       Изуку не уходит далеко по коридору. Достаточно далеко, чтобы не попадаться на глаза одноклассникам. Достаточно далеко, чтобы остаться одному. Изначально он собирался выйти на улицу — посидеть под деревом и послушать ветерок. Но в груди все сжалось, и он не смог бы сейчас пройти так далеко. Он чувствует себя опустошенным — как от эмоционального истощения, так и от того, что выплеснул душу несколько минут назад. Так долго все было хорошо. Он так долго был уверен, что он не тот, за кого его принимают. Но теперь… он больше ничего не знает.       Он ничего не знает.       Изуку вдыхает, но внутри что-то щелкает. Опираясь рукой о стену, его лицо искажается от эмоций. В полном изнеможении он опускается на пол в беспорядке. Он хватается за переднюю часть своего пиджака и сворачивается калачиком, борясь с желанием закричать.       Волк был прав.       Он больше не знает, кто он такой.

***

— Эй… вы, ребята, слышали что-нибудь о мелком сегодня? — спрашивает Дай, опуская штангу. — Нет, не слышал, — отвечает Хирото, делая глоток воды.       Юэ и Юма кладут свое снаряжение и подходят к нему. Для всех них ночь означает быструю тренировку. Но Дай не могла не чувствовать беспокойства за ребенка, пока он поднимался. Отсутствие общения пробуждает в ней материнские чувства, поэтому, конечно, она будет волноваться. — Возможно, он просто занят школьными делами, Дай, я бы не стала сильно переживать, — говорит Юма, скрещивая руки. — Наверное, но он только что вышел из больницы после травмы. Я буду волноваться, — говорит Дай, наконец освобождая волосы, туго стянутые в конский хвост. — Это справедливо. — Хирото пожимает плечами. — А ты не пробовала с ним связаться?       Дай кивает, доставая телефон из бокового кармана леггинсов. — Я отправила ему сообщение немного ранее, но он оставил меня только «прочитанной». Вот почему я так волнуюсь.       Хирото хмыкает, проявляя беспокойство. — Мы можем пойти проверить его? — предлагает Юма. — Не думаю, что госпожа Мидория будет рада, если мы все придем в одиннадцать вечера, — качает головой Дай.       Юэ подходит ближе и вскидывает руки вверх. — Может, ты просто пойдёшь, Дай? Кажется, ему комфортнее всего рядом с тобой, когда нужно поговорить. — Да, это хорошая идея, — кивает Дай. — Наверное, это потому, что она такая мама, — шутит Юма.       Дай закатывает глаза. — Я не буду готовить тебе ужин сегодня.       Юма обиженно раскрывает рот, вызывая всеобщее хихиканье. — Так ты собираешься отправиться в путь? — спросил Хирото, ставя свою бутылку с водой на скамейку. — Да, может быть, пока не стало слишком поздно. — Дай снова проверяет время на телефоне. Уже почти одиннадцать тридцать.       Обычно он встает поздно, так что Дай остается только надеяться, что сегодня он тоже встанет. — Ну, сообщи нам, как у него дела, — говорит Хирото. — Это была долгая неделя для него. — Конечно.

***

      Дай пыхтит, скрючившись на крыше рядом с квартирой Мидории. Она прибежала сюда за пятнадцать минут, так что в данный момент ее легкие не в восторге. Сегодня на улице нет звезд, лишь тусклые уличные фонари и лампы в спальнях освещают атмосферу. У Мидории свет не горит, так что вероятность того, что он не спит, невелика. Но она все равно собирается проверить.       Спрыгнув с крыши, она ухватилась за выступ его подоконника. Подтянувшись, она перебирает пальцами ног, чтобы приседать перед окном. Прищурившись, Дай заглядывает в темную спальню Мидории. Ее руки осторожно опускаются на холодное стекло, когда она наклоняется ближе. Она никогда не видела, хотите верьте, хотите нет. Он вообще никого не пускает в свою комнату.       Мидория свернулся калачиком на своей кровати в позе эмбриона, лицом к стене. Его волосы в большем беспорядке, чем обычно, а это о многом говорит. Она замечает, что в его комнате довольно пусто. Стены пустые, за исключением плакатов, которые раньше висели на стенах. Это не совсем то, чего она ожидала.       Мидория надел наушники, давая понять, что он, возможно, еще не спит. Скользнув пальцами в сторону, Дай ухватилась за край окна и сдвинула его в сторону. К счастью, оно не заперто. Она мягко заходит внутрь, не издавая ни звука, когда ее ноги соприкасаются с твердым деревом. Она бегло оглядывает комнату. Максимум, что она может выделить из всей этой пустоты, — это несколько вещей, сваленных на его столе. Фотографии, папки, карандаши. Подойдя ближе к Мидории и его голубому покрывалу, Дай замечает, что его руки двигаются. Да, он не спит.       Мидория крутит на пальце подаренное ему кольцо и смотрит прямо на стену. Его лицо онемело, видно, что он недавно плакал. Глаза красные, а кожа все еще слегка влажная от слез.       Дай грустно вздыхает и осторожно садится на матрас. Мидория замечает это и поворачивает шею, чтобы заглянуть через плечо. Он никак не реагирует. — Мидория, дружище, ты в порядке? — шепчет Дай.       Мидория поворачивает голову назад, чтобы посмотреть на стену. — Да… я в порядке. — Голос у него низкий и надломленный. У Дай болит сердце, когда она видит и слышит его таким.       Дай кладет руку ему на плечо. — Обычно ты говоришь мне, что случилось, приятель, но ты явно не в порядке.       Она чувствует, как его рука поднимается от дыхания. — Я просто устал. — Устал от чего, малыш? — Дай спрашивает, голос спокойный.       Мидория делает паузу. — От себя… от всего, что связано с собой.       Да, это тревожный сигнал. Мидория почти никогда так себя не ведет.       Она сжимает его руку чуть крепче. — Можешь сесть для меня? Давай.       Дай придаёт телу Мидории сидячее положение, прислонив его к стене. Он смотрит вперед и выглядит как некая оболочка человека. Дай вынимает наушники и садится рядом с ним. Они оба смотрят на пустую стену перед собой. — Ты не был таким на днях, Мидория. Что случилось? — спрашивает Дай. На его молчание и отсутствие эмоций хочется смотреть со слезами на глазах. Удивительно, как сильно изменились его эмоции за один день.       Мидория вдыхает. — Репортеры перед школой, они все злились на Юэй за то, что они не предотвратили мое присутствие… — говорит он, почти бормоча это.       Грудь Дай сжимается. Она открывает рот, когда он делает очередной вдох. — Ластик объявил, что спортивный фестиваль состоится через пару недель.       Брови Дай взлетают вверх. — Малыш, это потрясающе, — тихо восклицает она. — Почему ты не радуешься еще больше? Месяц назад ты был в восторге от этой идеи.       Она смотрит на него и видит, как он моргает. Он выглядит измученным.       На мгновение он умолкает, а затем она видит, как его губы начинают дрожать. — Мне кажется, мне там не место, — говорит Миория, и голос его становится хрупким.       Сердце Дай словно сжалось. — Что ты имеешь в виду, малыш? Ты так много работал, и все твои одноклассники тебя обожают, — спрашивает Дай, наклоняя голову в сторону. — Прошла всего неделя, а я уже не могу контролировать свою причуду, — почти шепчет Изуку, стараясь не расплакаться.       Дай качает головой. — Нет, малыш. Нет, нет, нет, ты не можешь винить себя за то, что случилось в USJ.       Мидория выдыхает. — Сегодня я не смог втянуть когти, — говорит он со стыдом в голосе. — Ты что? — спрашивает Дай, говоря чуть выше шепота.       Он слабо улыбается. — Как бы я ни старался, что-то толкает меня обратно вниз.       Парень делает еще один вдох, закрывая глаза. — Я просто устал, Дай. Я причинял людям боль. Я пугал людей. Мне постоянно снятся кошмары, которые ставят под сомнение мой рассудок. Моя причуда становится все более и более неуправляемой. Я уже даже не знаю, кто я такой. — По его щеке скатывается слеза.       Дай смотрит на него, рот слегка приоткрыт. Парень сдается.       Нет, нет, нет, он не сдается. — Мидория… — Я боюсь, что если в следующий раз моя причуда даст сбой, я не смогу остановить себя. Я не хочу причинить боль кому-то из своих одноклассников… Я не хочу причинить боль никому из вас, — говорит Мидория, открывая глаза. Он поворачивает голову и смотрит на Дай, и теперь она может полностью видеть, какие эмоции он испытывает.       Смятение.       Разочарование.       Печаль.       Парень прошел через ад и обратно, причем большая часть этого ада пришлась на одну неделю. Честно говоря, он на волосок от того, чтобы переломиться пополам.       Она вздыхает. — Послушай… малыш. Я собираюсь тебе кое-что сказать, — говорит Дай, поворачиваясь лицом к ребенку. Матрас скрипит от ее движений, и Мидория смотрит на нее, приподняв бровь. — Причуды — это не дерьмо.       Изуку смотрит на нее так, словно не ожидал услышать такое из ее уст. — Позволь мне перефразировать. Причуды — это всего лишь инструменты. Но, как и многие другие инструменты, они могут быть превращены в оружие по желанию владельца. Эти инструменты могут быть опасными, а могут быть полезными для вас и других людей. К сожалению для нас, мы не можем выбирать эти инструменты. Нам их дают, — тихо говорит Дай. Ее руки опускаются на середину скрещенных ног, сохраняя неподвижность тела.       Она смотрит в сторону. — И как люди, мы учимся приспосабливаться к тому, что нам дано. Многим людям дают инструменты, которые им не нравятся. Потому что общество считает, что их нужно ненавидеть. А для Мидории… инструменты — это просто инструменты. Я знаю, что говорю это, как будто это мой девиз, но инструменты не делают человека, парень.       Мидория на секунду опускает взгляд. Затем он переместился лицом к ней на кровать, не отрывая взгляда от своих рук. — Подумай вот о чем, — говорит Дай, делая паузу, чтобы придумать аналогию. — Если бы вы дали мне молоток, я бы, скорее всего, воспользовался им, чтобы помочь кому-нибудь повесить раму на стену, починить что-нибудь или использовать его в личных целях. — Она смотрит, как ребенок кивает. — Но, как и все остальное, я могу легко поранить им кого-нибудь. Намеренно или ненамеренно. Все зависит от управления. Если бы я размахивала этой штукой как попало, то могла бы кого-нибудь задеть. Но если держать его, сосредоточившись на цели и назначении, шансов навредить людям меньше.       Дай протягивает руку и берет руки Мидории в свои. Она сжимает их, не отводя взгляда. — Инструмент, который тебе дали, трудно освоить. Ты далеко продвинулся, направляя его в нужное русло, оттачивая его. Мир не любит твой инструмент только потому, что он выглядит опасным — может быть опасным. Тебе просто вручили обоюдоострый меч, и ты должен быстро им овладеть. — Дай поднимает глаза и по-матерински улыбается Мидории. — Все Они пережили нечто подобное, включая меня.       Мидория поднимает голову. Он смотрит на нее так, словно собирается извиниться или сломаться. — Как ты это сделала? — Он говорит, голос все еще полон усталости.       Дай наклоняет голову. — Как я сделала что? — Продолжала. Я причинил боль стольким людям с помощью этого… инструмента. Я знаю, что ты много раз говорила мне, что я не моя причуда. Я знаю, что продолжаю переживать из-за этого, но… я не знаю, как продолжать, когда зверь в моей голове постоянно напоминает мне о моих ошибках. Напоминает мне о том, кем я могу быть. Убийцей? Злодеем? Монстром? Я… я не…- Он делает глубокий вдох и снова закрывает глаза. — Как я могу продолжать идти по этому пути, когда все становится только хуже?       В его голосе столько боли и печали. Каждый раз, когда он говорит, Дай становится больно изнутри. Она проводит большим пальцем по его руке. — Это трудно. — Она полусмеется. — Еще труднее, когда мы живем в постоянном напоминании о том, что мы недостаточно хороши.       Мидория кивает. — Мне потребовались годы, чтобы переступить через свои ошибки. Я поняла, что я — это не моя сила и не мое прошлое. Я… в какой-то момент моей жизни, когда все стало настолько ужасным, что я подумывала о том, чтобы покончить с собой. — Она вздыхает. — Я была как ты. Я устала.       Мидория опускает голову. Лицо Дай опускается, и она берет одну из своих рук и пальцем поднимает его подбородок. Она улыбается ему. — Чтобы ответить на твой вопрос, как я это сделала… Я взяла инструмент, который так ненавидела, и сделала его своей сучкой.       Мидория улыбается, тихо фыркая. Успех.       Дай хихикает, отпустив подбородок. — Я использую свою причуду только в случае крайней необходимости из-за ее сложности. В отличие от твоей или других Они, это не то, что можно превратить в нечто вроде когтей или хвоста. Но это не страшно. У меня есть возможность жить без него. Я дала себе право выбора жить без инструмента. Не моя причуда управляет мной, а я ею. Она пришла за мной в эту жизнь, и я не собираюсь позволять ей забрать меня в могилу. И ты тоже не должен, малыш. Я видела тебя, ты не хочешь жить, притворяясь. Ты хочешь работать на будущее, где тебе будет комфортно с твоей причудой. — Она качает головой, отпуская вторую руку. — Ну и что, что твоей силой стало сложнее управлять, это просто значит, что ты сильнее кусаешься.       Улыбка Мидории исчезает. — Но как я могу сопротивляться, если сам вид моей причуды вызывает у меня приступ паники? — спрашивает он, глядя в сторону.       Дай делает секундную паузу. — Помнишь дни после инцидента со слизью? Когда-то ты был маленьким испуганным школьником, который практически дрожал при каждом упоминании о твоей причуде.       Мидория кивает, снова встречаясь с ней взглядом. — И как вы пережили это? — спрашивает она. — Мне помогли… — шепчет Мидория. — И я тренировался…       Дай кивает, хмыкая. — Так вот что ты теперь будешь делать, мелкий. — Она протягивает руку и тычет пальцем в его грудь. — Ты не просто так учишься в школе героев. И мы, линчеватели, тоже иногда можем помочь. Ты не заслуживаешь того, чтобы бороться с этим в одиночку.       Парень кивает. Он выглядит лучше, почти с облегчением. Но его все еще что-то беспокоит. Он смотрит на свои руки, ковыряет кожу вокруг ногтей, явно показывая, что его все еще что-то беспокоит.       Дай выдыхает. — Я знаю, это страшно. Твоя причуда — это целых полторы суки, я не сомневаюсь в этом. Но ты так далеко зашел. Вот. — Она протягивает руки. — Возьми мои руки, малыш.       Мидория смотрит на нее с сомнением, но решается. Его руки протягиваются, и Дай хватает их, нежно сжимая в своих. — Прояви свои когти для меня, — спокойно говорит Дай.       Она чувствует, как он слегка напрягается от ее прикосновения. Проходит мгновение, но постепенно он начинает расслаблять руки. Дай терпеливо ждет, пока он сделает это сам. Она не может заставить его сделать это.       Одним плавным движением он толкает. Его руки становятся огромными — когти торчат наружу и загибаются внутрь, черный мех покрывает каждый кусочек кожи. Они лежат поверх рук Дай и дрожат.       Дыхание Мидории участилось, он смотрит на свои руки со слезами на глазах. У него галлюцинации, а взгляд в его глазах слишком знаком. — Малыш. Инструмент — это то, чем ты её делаешь, — медленно и уверенно говорит Дай.       Мидория кивает, позволяя нескольким слезам вытечь из глаз. Он вдыхает, задерживается, а затем выдыхает. Его глаза показывают, что галлюцинация исчезла из поля зрения, и на сердце становится легче. Он снова расслабляется. — Молодец, малыш, — хвалит Дай. — Теперь я хочу, чтобы ты посмотрел на меня. Постарайся почувствовать энергию в своем теле. Как бы я сказала, ее присутствие должно ощущаться как текущая по венам вода.       Он кивает, глядя на нее сверху. Его зеленые глаза моргают, когда он сосредотачивается.       Она выжидает мгновение. — Понятно?       Он кивает, пытаясь сосредоточиться на энергии. — Поскольку твоя причуда снова мутировала, придется сосредоточиться, чтобы вернуть ее обратно.       Он снова кивает. — Не смейтесь над этим, но представьте, что в вашей голове сидит маг воды. Размахивайте руками вперед и назад, толкайте и тяните. Поднимите воду к себе. Сохраняйте концентрацию. — Голос у нее спокойный и собранный. Если бы Юма была здесь, она бы сказала, что звучит как инструктор по йоге.       Дай смотрит, как он напевает, закрыв глаза. Его глаза сжимаются, демонстрируя глубокую сосредоточенность.       Проходит минута. Глаза сжимаются все сильнее, ногти на пальцах начинают уменьшаться. Пальцы уменьшаются в размерах, за ними следуют ладони. Его лицо скривилось. Ну же, малыш… почти готово.       Волосы втягиваются обратно в нормальное состояние, и через пару минут его руки снова покрываются кожей. Словно затаив дыхание, он выпускает воздух из легких в один длинный вдох. Его глаза распахиваются. — Видишь? Твоя причуда — твоя. Все в твоих руках, — говорит Дай, улыбаясь. Она чувствует, как кожа вокруг ее шрама сморщивается и напрягается.       Мидория смотрит на свои руки и сгибает их. Он то сжимает, то разжимает их, губы подрагивают. Он смотрит на нее влажными глазами. Мидория смахнул слезу и крепко обнял ее за плечи. Дай улыбается и возвращает объятия, нежно положив руки ему на спину. — Я знаю, что ты беспокоишься о том, кто ты, малыш. На тебя свалилось больше стереотипов, чем я могу сосчитать. Но не другим решать, кто ты.       Мидория перекладывает голову ей на плечо, прислоняясь к боку. — Я… я не… — А тебе и не нужно, — подчеркивает Дай. — Тебе 15 лет, тебе не нужно знать цель своей жизни прямо сейчас. У тебя есть мы, есть класс, который заботится о тебе, и любящая мать. Ты Изуку Мидория. Ты — волк-мститель, который спас десятки детей от ужасных людей, а заодно набил морду Старателю. Ты — это ты.       Мидория хихикает над комментарием про Старателя. — Ты чертовски болтлива, — говорит он, фыркая. — Да, но я права, — поддразнивает Дай. — Да, ты всегда права, — говорит Мидория. — Как тебе вообще удается придумывать такие хорошие речи?       Они все еще в объятиях, их не беспокоит долгий контакт.       Дай фыркает. — Я вытаскиваю их из своей задницы, когда это необходимо, — шутит она, получая в ответ стон от Мидории. — Боже, ты говоришь как Юма. — Настроение Мидории улучшилось. Он спокоен. — Да как ты смеешь, — обиженно говорит Дай.       Мидория тихонько смеется и отпускает руки, обхватывающие ее. — Ты всегда знаешь, что сказать. Я не знаю, что бы я без тебя делал, — говорит Мидория, глядя ей в глаза. — Ты бы, наверное, помер, как и остальные Они, — шутит Дай.       Изуку закатывает глаза. А вот и Мидория. — Я серьезно. Если бы ты не добралась до меня первой в тот день, думаю, моя причуда победила бы меня.       Дай качает головой. — Ты не отдаешь себе должное, это твое упрямство заставляло тебя держаться так долго. У тебя скоро спортивный фестиваль, так что я бы на твоем месте не переставала упрямиться, — говорит она, игриво ударяя его по плечу. — Не напоминай мне, что я буду выступать в прямом эфире. На глазах у всей Японии.       Дай тихонько хихикает. — Тогда тебе лучше не испортить вступительную речь.       Лицо Мидории застывает, глаза расширяются. — Что я должен сделать? — громко шепчет он.       Дай прикрывает рот одной рукой. — Боже мой, ты не знал, что речь произнес человек, занявший первое место на вступительном экзамене? — Нет! — почти кричит Мидория.       Дай фыркнул, а затем издал гогот. — Ну что ж, в этом вопросе ты сам себе хозяин.       Мидория откидывает голову назад. — Дай~, — хнычет он.       Дай прикрывает рот, чтобы заглушить смех. — Ну, я рада, что помогла тебе выйти из этого состояния, и что ты чувствуешь себя немного лучше. Я на секунду за тебя забеспокоилась, — говорит она. — Да уж, думаю, ты только что ввергла меня в еще одно состояние. Что, черт возьми, мне делать? Я не знаю, как написать речь. — Мидория в разочаровании размахивает руками. — Блокноты, — шутит Дай, получая в ответ суженные глаза. — Да пошла ты!       Дай хмыкает, бросая взгляд на часы на столе Мидории. Черт возьми, уже поздно.       Быстро положив руку ему на голову, она взъерошивает его волосы. Она практически скатывается с его кровати и тихо опускает обе ноги на пол, стараясь не обращать внимания на тихую ночь и спящую мать. — По крайней мере, это выходные. Мы можем поработать над тренировкой твоей причуды и, надеюсь, ты сможешь немного отдохнуть, — говорит она, отходя к открытому окну.       Мидория устраивается на кровати. — Наверное, ты права… — он делает паузу, а затем улыбается. — Спасибо, что проделала такой путь, мне нужно было выговориться.       Дай кивает, забираясь на карниз окна. — Я забочусь о тебе, малыш. У меня сердце разрывается, когда я вижу, как ты страдаешь. В любом случае, увидимся завтра, Мидория.       Она машет ему рукой, получая в ответ такое же. Спрыгнув с карниза, она влетает в прохладный ночной воздух. Приземлившись на соседнюю крышу, она вздыхает. В памяти всплыло его заплаканное лицо.       Радужки в его глазах были зелеными. Темно-зеленые.       Все происходит быстрее, чем она предполагала…       Дай заталкивает эту мысль в глубину сознания и снова трясет головой. Она ставит ноги на черепицу крыши и переходит на спринтерский бег.