
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Сейф Джоанны Константин оказался пуст – кто-то забрал у нее песок Повелителя Снов. Зачем смертному этот артефакт, если он не принесет ничего, кроме кошмаров?
Всю свою жизнь Амели была одержима, демоны создали ее с единственной целью – уничтожить Морфея и его Царство.
Примечания
"Стеклодрама с элементами экшена"))
Автор не знает ничего, кроме сериала.
Автор очень старается попасть в характеры.
Автор очень старается fix it.
Автор не знает ничего по оригинальной вселенной и выдумывает, как может.
Хочется больше контента – делаю свой.
Мое арт-пространство✨️
https://t.me/wandering_dreams_ar
Падший
02 октября 2022, 11:11
Стены цвета слоновой кости с момента сотворения обозначали границы Царства снов. Две створки – врата кости и врата рога – покрывали барельефы в виде причудливых грез, способных даровать сновидцам покой или ужас. Ничто, кроме небес, не могло взглянуть поверх этих врат без позволения Повелителя Снов.
Ничто, даже шальные цветные ветра, парящие над макушками горных хребтов под крыльями могучих драконов и вольных птиц.
Ничто.
Кроме повелителя демонов.
Когда кошмары достигли границы, адские гончие – полубезумные твари самых чудовищных форм – уже карабкались вверх по стенам, сбивая, царапая, ломая тонкие хрупкие узоры на барельефах. Тучи низших демонов метались в воздухе черным облаком, готовые стать пушечным мясом даже не ради великой цели своего повелителя, а потакая жажде крови. Пусть плоть, что им не терпелось рвать – лишь материя сна, она такая же упругая и нежная, как у людей, чей черед настанет совсем скоро.
Под кожей то же мясо, те же кости.
Таран обрушивался на створки снова и снова в едином ритме с силой Кошмара, пульсирующей в кольце на пальце Морфея.
Врата стонали и крошились, монолитная твердь трескалась под чудовищным напором, а все более крупные осколки рушились вниз на спасающихся бегством сновидений.
Морфей наблюдал за ними с башни, невозмутимый и отстраненный.
Мэттью безмолвно ожидал приказов на его плече.
Позади них раздался натужный скрип, и все Царство огласил протяжный медный звон.
— Повелитель, — позвала Люсьен, а когда он обернулся, показала ему длинное маховое перо. — Люциферу помогают ангелы.
Вместо ответа он обратил свой взгляд на атакованные врата.
— Я запрещаю тебе покидать пределы дворца, Люсьен. Библиотеку и колодец с Первичной материей необходимо сохранить любой ценой.
Она нехотя поклонилась. Ей до зубного скрежета претила мысль о том, чтобы прятаться, пока другие отдают жизни, только Морфей был прав – она нужнее здесь.
Иссиня-черные линии оплетали остров, просачивались в толщу пород и в мрамор дворца, мешались с обсидианом – магия от магии.
В считанные минуты печати, что придумала Амели, создали непроницаемую броню, которая продержится до тех пор, пока не разомкнется контур. А контур будет восстанавливать себя сам, пока жив Морфей.
— Господин? — Мэттью аккуратно потянул Бесконечного за беспорядочно торчащую прядь волос. — Врата! Что прикажете мне делать?
— Отправляйся в явь, — негромко ответил тот. — Защити Амели.
И ворон ринулся к облакам.
Почерневший глаз Морфея созерцал нарастающую бурю потревоженного демонами коллективного бессознательного, которую Сон обязан был сдержать, чтобы миллиарды мыслящих существ не потерялись навеки в своих кошмарах. А льдисто-синий глаз наблюдал за тем, как распахиваются и рушатся створки врат.
Прежде, чем орда демонов ворвалась в Царство, а созданные кошмары кинулись им наперерез, Морфей и Люцифер столкнулись взглядами: пылающее зеленое пламя предвкушения скорой победы и бездонный омут океана, таящий ярость глубоко в первобытной тьме.
Белоснежные доспехи прекраснейшего из падших сияли утренней звездой посреди моря гнили и мрака, среди которого рваными ранами на теле мироздания выделялся Астарот. Вельзевул тоже был там, его давящая аура зловонным облаком вытесняла с окраин магию Морфея.
Взор Люцифера оставил на доспехах Повелителя Снов прожженные отметины, словно от искр, попавших на муслин.
Повелитель ада растянул губы в оскале, обнажая жемчужные зубы:
— Уничтожить.
Демоны ринулись внутрь Царства бесконечным бурным наводнением. Кошмары врезались в их строй, рассекая его, будто ножом, но их сил оказалось недостаточно – за столь краткий срок Морфей успел создать лишь тысячу против сотен тысяч.
Крылатые твари кинулись в атаку с воздуха, где их встретило испепеляющее пламя драконов.
Бесконечный сжал в кулак руку с кольцом. Он поймал себя на мысли, что, соприкасаясь с магией Кошмара, не переставал думать об Амели.
Вместо очередного каменного исполина к подножию башни свалился головоногий радиоактивный паук.
"Оставь ее!" — отругал он сам себя. — "Она там, где должна быть – наяву".
Войска Люцифера с трудом, но продвигались вперед. Как бы ни были верны своему Повелителю сновидения, перед лицом звериной жестокости некоторые отступали сначала за спины кошмаров, а когда тех заживо разрывали на куски на их глазах, обращались в бегство, но их ловили и уничтожали с особым пристрастием.
Бессознательное чутко реагировало на эмоции Морфея, питая их и питаясь ими, так что все эти боль и ужас полились на невинных сновидящих, чьи грезы превратились в настоящий ад. Сны-защитники не справлялись с потоками и разрушались один за другим.
Два мира тянули Бесконечного в разные стороны: обречь на гибель сознания миллиардов живых существ или свое Царство.
Морфей закричал.
Сколько бы он не вливал сил во все более смертоносных монстров, демоны брали числом и безумием.
В попытке замедлить наступление, кошмары обрушили мост и тотчас сгинули в пустоте Астарота.
Зеленое пламя ударило по дворцу и почти разбило контур октограммы. Люцифер ступал по воде, воздевая раскрытые ладони к небу. Свет звезды играл на его золотых кудрях, облекая дьявола в сияющий ореол.
— Сдавайся, Онейрос! — его голос был полон прежней небесной благодати. — Спустись и преклони колени предо мной. Все кончено. Ты достойно сражался, и в память об этом я обещаю пощадить твоих созданий, — он обвел руками тонущих, истекающих энергией, рассеивающихся, стонущих и плачущих сновидений, рычащих и бьющихся в оковах чудовищ, и добавил: — тех, кто выживет.
Одной рукой Морфей опирался о парапет, второй зажимал глубокую рану на груди. Когда Люцифер атаковал дворец, урон оказался настолько силен, что рубин Бесконечного треснул, и трещина тотчас физически отразилась на нем самом.
В тени лестницы Люсьен бессильно заламывала пальцы.
— Повелитель, не разумнее ли вам скрыться на время? Мы не выстоим…
Когда Морфей вернулся в Царство снов после заточения, все, что он создавал века, оказалось уничтожено, кроме сновидений. Они сбежали из-за трусости или потеряв надежду, но все же существовали где-то: прятались в других царствах, в человеческих снах, наяву. Теперь же они умирали один за другим без надежды возродиться в загробном мире. Для снов не существовало иного пути, кроме вечного ничто.
Убитый дракон, наполовину скрытый почерневшими водами озера, медленно истлевал. Грозная мощь, хрупкая жизнь, одинокое забвение.
Как и сам Морфей, он пришел из пустоты и вернется в нее.
"Ты не разделишь моей участи".
— Повелитель? — Люсьен почти плакала. — Умоляю, бегите! Позовите на помощь.
— Никто не придет, — произнес он. — Никто не пришел.
Она тихо всхлипнула, пряча лицо за рукавом.
Следующий удар обрушился неожиданно – на витражи тронной залы. И снова Морфей принял его на себя. На парапет потекла кровь.
Мрамор и обсидиан.
Так по-человечески.
"Прости, я не смогу дарить тебе сны".
— Мне, что, угрожать тебе душой Амели Эддерли? — Люцифер расхохотался, а вместе с ним его армия. — Сон из рода Бесконечных, не правда ли чудесно? Тысячи лет твоя твердыня стояла нерушимо, пока не появилась женщина и за считанные дни не сделала из тебя сентиментального героя мелодрамы!
Люсьен дернулась к нему, но Бесконечный предупреждающе вскинул руку.
— Откуда Люцифер знал, что витражи уязвимы?
— Страсть. И Гольт.
Он чувствовал присутствие беглого кошмара и ее гнев, рожденный из обиды.
Почему?
За что?
Демоны шумели все громче.
— Последний шанс, Сон! — предупредил Люцифер. — Отдайся на мою милость, или я выжгу здесь все дотла, а потом примусь за души тех, кто тебе дорог. Ты же помнишь, что твой сын до сих пор у меня в руках?
— Ты не посмеешь, — хотел рявкнуть Морфей, но вышел глухой шепот.
Его физическое воплощение распадалось, обнажая чернильный беззвездный космос. Сапфир накалился, обжигая палец.
Люсьен взывала к нему, молила о чем-то, порывалась сама бежать вниз к демонической армии.
А в ушах Морфея звучал иной голос.
Бумажный журавлик шевельнулся в нагрудном кармане под доспехами.
Хрупкое создание.
***
Люцифер нахмурился, когда вместо шума беснующихся демонов услышал эхо собственных угроз. Он будто оказался в одиночестве под сводами церкви. К затухающей тишине добавился запах – ладан и плавящийся воск. И треск церковных свечей. Падший схватился за оружие и шагнул вперед. К Царским вратам. Храм был посвящен Марии Магдалине, об этом свидетельствовали потускневшие фрески. С росписей на Люцифера сурово взирали архангелы и престолы, к каждому он некогда обращался по именам. Падший отступил в неф. — Напрасная трата сил, Онейрос. Бесполезно взывать к моей совести. — Еще не поздно. Люцифер замер с протянутой к двери рукой. Его пальцы дрогнули раз, другой, и все тело ангела объяла дрожь. — Не для меня. Он решительно взялся за ручку и снова замер. — Ты Его возлюбленный сын. Он милосерден. — Тебя здесь нет! Он не отпустил бы тебя в грязный мир смертных. — Тогда обернись и взгляни на меня, мой свет. Метал смялся как бумага. — Я тоскую по тебе. — Тебя нет! Ты кошмар. Слышишь, Сон? — крикнул он сводам, и колокольный перезвон стал ему ответом. — Как только я выберусь, ничто в целой Вселенной не удержит меня! Я причиню тебе столько боли, что ты пожалеешь о каждом прожитом мгновении! — Я не кошмар, — узкая ладонь опустилась на его плечо, затянутое в грязную броню. — Я отражение себя из тех времен, когда еще мне доводилось ступать по земле. Каждый миг здесь, — ладонь опустилась ниже, остановившись напротив сердца. — Войдя в Серебряный Град завоевателем, что ты обретешь? Отмщение? — Справедливость, — процедил Люцифер и рванулся вперед, разметая крыльями песок. Двери охотно распахнулись, выпуская его наружу, где оказалась пустота. Нет, смерть. Антижизнь: замершие мертвые планеты, остывшие звезды, потухшие туманности. Храм рассыпался пылью, которую не тронул ветер. Ветра утихли тысячи лет назад. Не осталось ничего – ни искры, ни обещанного возрождения. Сам Люцифер превратился в мысль, неугасимое сознание, мечущееся в границах померкшей Вселенной без цели, без шанса, без искупления. Проходили дни, года, века, но ничего не менялось, только вопил в агонии разум, больше не осознающий себя, но тоскующий по ускользающему чувству, которому не мог дать названия. Однажды разум заметил невозможное – две искры в черной толще вакуума. Он бросился к ним, но те погасли. Раз в сотню лет разуму удавалось заметить пару живых искр, и он стремился к ним все отчаяннее, пока однажды к искрам не добавилась тень – еще более черная, чем пустота. Разум умолял тень прекратить его страдания, требовал, заклинал, пока не забыл само понятие слова. Тогда он стал безмолвно взирать на тень в надежде, что та сжалится. И она сжалилась.***
Люцифер ушел под воду, и намокшие крылья потянули его ко дну. Сразу несколько демонов кинулись вытаскивать своего повелителя по приказу Абаддона. Выплыв на берег, Люцифер сорвал липнущий к доспехам плащ и в приступе ярости сжег зеленым пламенем ближайшего мелкого демона. Остальные отпрянули, кто-то с возгласом указал на замок. Повелитель Снов шел по воде, как до того делал Люцифер. Его одеяние цвета стылого космоса мерцало в свете потускневшей звезды. Люцифера передернуло, стоило ему встретиться взглядом с двумя искрами на месте черных провалов глаз. — Как тебе удалось? — несдержанно выпалил он, хватаясь за меч. — Не существует силы, кроме Его, способной проникать в разумы князей ада! — Ты Падший ангел, — отозвалась ночь тысячей голосов. — Я Бог. Само мироздание говорило с ним на множестве языков – мертвых, живых, еще не рожденных. — Ты перешел грань, Сон! — прорычал Вельзевул. — За это тебя ждет кара. — Мне нет дела до кары, демон. Вы явились в мое Царство незваными гостями, а потому, — звезда над дворцом болезненно запульсировала и схлопнулась в Черную дыру, — убирайтесь! Памятуя о пережитом кошмаре, князья развернули войска и покинули город также, как пришли, через сломанные врата. До того неподвижный Повелитель Снов заставил створки встать на места, запечатывая проход, а затем провалился в воду, медленно опускаясь все ниже. Сновидения вытащили его на берег дворцовой площади, где над ним склонилась смертельно-бледная Люсьен. — Повелитель… — Сколько до конца Часа Забвения? — выдохнул Морфей, перебивая. Она укоряюще поджала губы. — Еще десять минут, мой повелитель. Вам необходим отдых. — Мэттью возвращался? Он словно не слышал ее, но, хотя бы, не пытался встать. — Еще нет. Кошмары отнесут вас в покои. — Нет. Морфей вскинул ладонь, рассеивая Черную дыру, и Царство погрузилось в уютный предрассветный полумрак. Он не сразу понял, от чего на этот раз вскрикнула Люсьен, пока не обратил внимание на руку с кольцом, которая обуглилась почти до костяшек. В ладони по-прежнему загадочно мерцали осколки стекла. "Надеюсь, ты в порядке", — губы Морфея тронула улыбка, вызвавшая у окружающих приступ паники. Не сошел ли их повелитель с ума? "Спасибо за твои сны и за космическую станцию. Теперь я понимаю, о чем на самом деле был твой кошмар". — Повелитель, — позвала Люсьен. — Вам необхо… — Каковы последствия? Она возмущенно выдохнула, затем помогла ему сесть. Царство лежало в руинах. Не осталось ни единого целого клочка земли по тут сторону озера. Облака пепла и светящейся пыли – то, что осталось от погибших сновидений, – неторопливо растворялись среди звезд. Цветные ветра бережно сдували их вместе, чтобы не потерялась ни одна искорка, и направляли к безмолвным небесам. — Два земных часа, — прошептала Люсьен, неверяще качая головой. — Долина Скрипача не пострадала, а остальное... Закон был нарушен. Что нам теперь делать? — Жить дальше. — Морфей, шатаясь, поднялся на ноги. — А что с людьми? Я чувствовала возмущения в эфире. — Люди. — Песочный человек устало прикрыл глаза. — Людям приснился кошмар, скоро они забудут о нем. Нетвердой походкой он направился в замок в сопровождении сновидений, как вдруг услышал суматошное карканье. Люсьен поймала Мэттью у самой земли, ворон подворачивал раненое крыло. — Господин, Амели и Константин живы, но там творится настоящий ад!