What Ever Happened to Loiso?

Ветер смоет мои потери, Даст твое позабыть мне имя. Имя… — Мельница. “Опасное лето”.

— Привет тебе, Воронёнок! — и с этими словами сэр Джуффин Халли, более известный, как Кеттарийский Охотник, вальяжно расселся прямо посреди великомагистрских аппартаментов. Хозяин сего помещения, высокий, тонкий и гибкий, взирал на него из другого угла комнаты с явным неудовольствием. Он как раз в это время вознамерился разобраться с некоторыми особенно завалявшимися делами, до которых руки не доходили уже множество дюжин дней. Но известнейший наемный убийца столицы Соединённого Королевства одним своим присутствием недвусмысленно намекал, что планы меняются. Всё-таки, как бы хороши не были городские мифы и сплетни, а реальность порой способна превосходить все самые смелые ожидания. И данный случай как раз был из разряда таких. Если бы в этот момент кто-то из столичных жителей мог видеть происходящее, он был бы действительно впечатлён. Ещё бы! Позднее лето, плавно перетекающие в скорбную осень, было в тот год каким-то особенным, а часы после обеда и до заката — особенно душными. И вот именно в один из таких вечеров в тайных покоях Ордена Водяной Вороны, едва ли не самого могущественного и жестокого из магических Орденов своего времени, сидели по разным углам двое абсолютно не подходящих друг другу и месту людей. Один из них был ночным кошмаром множества многих, другой — ничуть не уступал ему, бодро отстаивая право на подобное звание. Сэр Джуффин Халли, о котором уже было помянуто выше, являл собой завсегдатая некоторых небезызвестных трактиров, хотя и занимался там преимущественно тем, что следил за врагами и обыгрывал в карты зевак, обдирая до нитки. Сейчас же он сидел на мягком ковре нежно-зеленого ворса и поглядывал в сторону с самым что ни на есть весёлым и озабоченным выражением. Его лицо, острое и сухое, хотя, несомненно, лицо молодого и красивого мужчины, пугало. В нем было столько стали и остроты, столько дьявольщины и истинно звериной повадки, что мало кто мог смотреть на это великолепие хоть сколько-нибудь долгое время. Кеттарийский Охотник был родом из горской провинции, называемой графством Шимара, и это буквально читалось у него на лице — таких скуластых, острозубых и косоглазых физиономий в столице было наперечет. Но этот кеттариец был личностью куда более общеизвестной, чем прочие его соотечественники. Возможно, сам род занятий и изрядная доля могущества выделяли его из толпы, не давая смешаться с потоком. За хитрость, изворотливость и любопытство он получил и другое прозвище — Чиффа, в честь маленькой серебристой лисички, умеющей становиться на голову. Но и человек, к которому он тем вечером наведался в гости, был личностью более, чем невероятной и удивительной. Во-первых, о его внешности мало кто мог сказать что-нибудь вразумительное, во-вторых же — он был Великим Магистром Ордена Водяной Вороны. Более того, по совместительству он являлся главным безумцем Смутного Времени, а как известно, чтобы в нелегкие времена тебя официально прозвали безумцем, надо и вправду время от времени вытворять что-нибудь эдакое. Но было еще кое-что. Сэр Лойсо Пондохва — так звали этого человека — обладал сокрушительнейшим из обаяний, какие только знал колдовской мир. Он являл собой подобие Зеркала, всегда и везде представая перед своим собеседником в облике, который бедолаге казался наиболее симпатичным. Но и сам по себе, сэр Лойсо был одним из красивейших молодых колдунов своего времени, да и при том, был весьма одарен. «Рожден для Истинной магии!» — в один голос твердили Кеттарийский Охотник, сэр Маба Калох и ещё несколько мало-мальски могущественных колдунов. Однако судьба распорядилась иначе. Ещё в раннем юношестве сэру Лойсо приснился чудовищно бессмысленный сон, который позже преследовал его каждую ночь на протяжении долгих, мучительных лет. В том сне был только мост, река и ворона, которую надлежало то бросать в грешные речные воды, а то снова выуживать и оставлять сушиться на солнышке. И именно эта глупейшая из мистерий некогда свела молодого Лойсо Пондохву с ума. Теперь же он был главой могущественного и беспощадного Ордена, чей девиз гласил: «После нас — хоть потоп», а его самого люди боялись пуще мучительной смерти. И вот эти на диво занимательные господа оказались в тот час под одной крышей, отгороженные от всего мира тяжёлой каменной дверью и сетью из сложных чар и смертоносных проклятий. Добавить ко всему вышесказанному можно было, пожалуй, лишь то, что наемный убийца Чиффа охотился не на абы кого, а только на могущественных колдунов. Ему здорово платили за головы великих Магистров и их приспешников, коих в городе Ехо развелось чересчур много. Но, к несчастью, в столице Соединённого Королевства не было человека, достаточно богатого для того, чтобы попытаться заказать Чиффе голову сэра Лойсо Пондохвы. — И тебе не хворать, — насмешливо откликнулся Лойсо и скрестил на груди руки. — Ну, за чем же ты пожаловал, Чиффа? — Погода благоприятствовала, — гордо осклабился Кеттарийский Охотник, неопределенно указывая на окно, за которым взрывался оглушительный закат знойного лета. Сэр Лойсо изящно поморщился. Он всё ещё стоял у письменного стола, роскошный и ослепляющий в своем Орденском платье. Огненная, оранжевая, как апельсин и морковь, скаба, полыхающая при свете цветом средним между абрикосовым и янтарным, спадала она роскошными складками, охватывая великолепно сложенный стан владельца. Подобно многим другим столичным нарядам, скроенным весьма непрактично, подол нижних одежд сэра Лойсо при ходьбе волочился за ним по земле, полыхая багряном и солнечным золотом. Сверху его драпировала часть верхних одежд, называющихся лоохи и походящих на тяжёлые складки портьер, только скроенных так, что их можно было сперва надеть через голову, а потом изящно перебросить и заколоть на плечах. Орденское лоохи Лойсо Пондохвы было, как молодая листва, изумрудно-зеленым, а тяжёлая бархатистость материала, из которого оно было сшито, выгодно оттеняло и приглушало вызывающий жар скабы. Нельзя было, конечно, с уверенностью сказать, что Орденские форменные одежды шли всем его членам или могли кого угодно превратить в столичных красавцев и красавиц, нет. Но факт оставался фактом — Великому Магистру Ордена Водяной Вороны форменное одеяние шло. Впрочем, ему с тем же успехом шли бы и просторные одежды арварошских завоевателей, и совсем уж причудливые наряды кочевников из Пустых Земель графства Вук. Что называется, кривую рожу в шелка не запрячешь. И, наоборот, красоте — все идёт. — А по какому поводу глаза серые? — вдруг осведомился Кеттарийский Охотник, поднимая голову и цепко останавливая взгляд раскосых и пронзительно-светлых глаз на лице сэра Лойсо. Лойсо, не только совершеннейшее, но и капризнейшее из Зеркал, равнодушно передёрнул плечами. — Макс бродит где-то поблизости, — отозвался он. — а ему, знаешь ли, очень нравится серый цвет глаз. В честь тебя, что ли? Сам не пойму. Чиффа уже стоял в четверти шага от сэра Лойсо, когда тот заканчивал говорить. С минуту он, хищно свернув голову на бок, изучал светлое лицо Величайшего Безумца Смуты, временами то отклоняясь, то приближаясь. — А облик-то настоящий, — изрёк наконец с заметным облегчением Чиффа. — не личина. Лойсо взирал на него насмешливо и снисходительно, только что не скалился во всю рожу. — Ну разумеется, настоящий, — фыркнул он. — каким ему ещё быть, если рядом со мной уже четверть часа торчит провинциальный ублюдок, наивно полагающий, что моя породистая рожа — красота из красот? Чиффа клыкасто заулыбался. — А как же наш забавный мальчишка, маленький сэр Макс? — не остался в долгу он. — Разве ты не впал в обиду и не отражаешь только его идеалы в обход моих предпочтений? Уголки губ сэра Лойсо насмешливо дрогнули. — А у маленького сэра Макса, — начал он, умело и забавно копируя интонации Чиффы. — вкусы подозрительно схожи с вкусами его, с позволения сказать, папеньки, Кеттариец. Признавайся, кошмар мой, сам надумал или кто подсказал? Это ж надо, взять и без зазрения совести навязать придуманному ребенку свои грешные вкусы! Да ты тиран, каких поискать. Чиффа скроил оскорбленную мину, но выглядел при этом уж слишком польщенным. — Но, как видишь, критический ум и бунтарский нрав у него при себе, — хмыкнул он. — Вот те на! Забраковать такие прекрасные, темные глаза... Ужасно! Доволен ты теперь, Воронёнок? — Вполне, — осклабился Лойсо. С минуту он помолчал, насмешливо придаваясь размышлениям и злорадству. А потом вдруг с лукавой полуулыбкой поднес к лицу увитые кольцами руки и осторожно повел поперек лица, к корням волос. Когда сэр Лойсо вновь поглядел на Кеттарийского Охотника, глаза у него были потрясающе темными и большими, почти в треть лица, сияющими, как хрустальные звёзды в ясную летнюю ночь. Чиффа погрозил ему пальцем, но выглядел, опять же, довольным. Он снова вернулся на столь полюбившееся местечко посреди комнаты, расселся там с грацией Короля древности и сделал вид, что Лойсо Пондохва совершенно перестал его занимать. Из-под края серебристого, практично скроенного лоохи торчали его скрещенные ноги в шароварах ещё более приглушенного, похожего на лисью шерсть, цвета. Лойсо же смотрел на него исподлобья, вновь размышляя о чем-то своем. За сводчатой аркой окна широкий простор предзакатного неба лихорадочно кидало из стороны в сторону — оно меняло цвета, как иная столичная модница меняет лоохи. — Гляди-ка, — задумчиво сказал Чиффа, изучая роскошно ниспадающие огнем небеса. — твои ребята опять куролесят. У меня от зелёных небес уже перед глазами круги. Лойсо Пондохва и бровью не повел. Он вообще делал вид, что понятия не имеет, как именно связан нездоровый цвет неба с победой адептов того или иного Ордена в уличной драке. И более того, он давал ясно понять, что ему уж точно все равно, что его молодцы — все как один, опаснейшие из опаснейших — как раз в этот момент заливают кровью очередную улицу Ехо. Да и что говорить, если о жестоких убийствах этого человека ходила тьма тьмущая слухов и пересуд? — Так отвернись и не смотри, — буркнул он и взмахом руки заставил рухнуть вниз тяжёлую штору. — и отцепись от моих ребят, тебе такая красота и не снилась. — Да куда уж мне, — притворно заворчал Кеттариец. — мне и их Великого Магистра в количестве одной штуки с головой хватит, временами кажется — и его чересчур!.. Лойсо только головой покачал. Уму было непостижимо, как это они умудрились так все запутать. Общественно принято было считать, что эти двое являются заклятыми недругами, врагами, стремящимися поубивать друг друга и избавить всех от кучи проблем. Но Лойсо в этом поражало даже не то, что они умело дурачили всю столицу не один год кряду. Его приводило в недоумение конкретно то, что они двое, могущественные, самоуверенные и целеустремленные колдуны, вцепились друг в дружку, в сущности, как мальчишки — и не туда, не назад. Смех, да и только. Сэр Лойсо помотал головой, отгоняя от себя липкие, тягучие размышления, и вновь бросил взгляд в сторону Чиффы. К его величайшему изумлению, Чиффа смотрел куда-то мимо стеклянным, как-то разом ожесточившимся взглядом. Его длинные, жилистые пальцы рассеянно постукивали по колену, выбивая неровную дробь. Одна половина апартаментов была погружена в рассеянный полумрак, вымешано-голубой из-за меланхолически зависших между полом и потолком газовых светильников. Вторая же — освещалась протуберанцами неспокойного вечера и была где золотой, где слюдяной, а где — ядовито-багряной. Лицо Чиффы в тени казалось ещё острее и жёстче, оно фосфорировало нездоровой бледностью кожи и неожиданной плотностью холодных теней. Но в раскосых глазах цвета стали отражалось пёстрое зево заката. Сэр Лойсо неспешно оторвался от противоположной стены и мягко приблизился к гостю, шурша складками роскошных одежд. С минуту он стоял неподвижно, а потом вдруг склонился к Кеттарийскому Охотнику и жадно принюхался. — Ну и ну, — громко сказал он, ещё более грациозно и царственно опускаясь напротив Чиффы и презрительно морщась. — да от тебя на три квартала тревогой несёт! Что случилось, моя возлюбленная лисичка? Так глупо. Не похоже на тебя. — Скорее уж, мерзко и тошно, — криво улыбнулся Кеттарийский Охотник. — но тут ты попал, хотя, надо сказать, из тебя, сэр Вороненок, на диво хреновый провидец. Лойсо Пондохва равнодушно передёрнул плечами, дескать, нет и нет, чего повторять и вздыхать? Обойдёмся. — Так что? — повторил он, и в его интонациях была певучая сталь. — Конец войны близок, — непривычно тихо и отчужденно проговорил Кеттариец, и чуть склонил голову, разглядывая что-то у себя под ногами. — работе-енки у меня, сэр Лойсо, как в Последний День Года, а может, и хуже! — Конец Мира тоже, не так ли? — вдруг спросил Лойсо, намеренно улыбаясь самой искусительной и ядовитой из своих улыбок. — А ты, непроходимый тупица, вместо того, чтобы усесться поудобнее и наблюдать грандиозный бум, носишься по этой трижды грешной столице, откусываешь головы бедняжкам-колдунам и вместе с ещё парочкой таких же дурных, да ещё с Королем и Великим Магистром Нуфлином Мони Махом, стараешься всё исправить. Кеттариец обернулся к нему и хищно осклабился. Долгая серебряная коса, перевалившись толстой змеёй по плечу, коснулась концами земли. — Страсти какие, — сказал он, сводя все в шутку, но было что-то такое, настороженное, злое и беспощадное в глубине его глаз, что давало понять — разговор не окончен. — Запугал ты этот грешный город, сэр Безумец. Знатно запугал. Думаешь, ему радостно и приятно, что ты его улицы долгие дюжины лет кровью моешь? Ещё и война эта!.. — Конечно-конечно, — насмешливо поддакнул Лойсо. — а кто развязал ее, а? Не вы ли с Королем да Орденом Семилистника? А что так помелочились? "Война против всех" — тоже мне! Могли бы и вообще массовую резню без благих оправданий устроить. А что? Такие, как вы, подобное любят и жалуют. Не по твоей же милости я теперь безумный и мятежный Великий Магистр не менее безумного и мятежного Ордена. Чиффа вдруг засмеялся. Он ржал громко и радостно, захлебываясь восторгом и как-то сводя разом на нет все то, что уже было сказано выше. — Совсем мы с тобой сдурели, — сказал он, отсмеявшись. — хороши враги, чиффа да мокрозадый ворон, наемный убийца да великий безумец! Ну что, доволен, перемыл Миру его грешные кости? Легчает? Лойсо Пондохва и сам оживился. На его губах даже скользнула тень холодной улыбки. — Да и ты особо хорош! — продолжал паясничать Кеттариец. — “Тревогой несёт, тревогой несёт”... В этом городе не тревожится только мертвый! Время такое. Спокойствие, оно, только во снах и бывает. И то не всегда. Нашел к чему прицепиться!.. Можно подумать, ты порой не являешься, провонявшись насквозь ужасом своих жертв. Улыбка Лойсо стала шире и как будто хитрее. Он был достаточно умён и сведущ, чтобы различать чужой и родной запах, особенно, такой сильный, как запах тревоги, боли или безумия. Но вслух он ничего не сказал и, отчасти, даже расслабился. Он слушал болтовню Кеттарийского Охотника вполуха, временами позевывая, временами вставляя одно или два слова, а в общем-то, просто отдыхая от суеты Орденских дел и наслаждаясь обществом человека, с которым ему никогда не было скучно и с которым его, как ни с кем, связывало действительно многое. Да и что говорить, они оба, как не скрывай, слишком привыкли друг к другу. Чиффа тоже немного смягчился и повеселел, хотя и оставался какой-то частью себя наготове, как хищник. Надо сказать, три четверти часа назад этот самый Чиффа самолично прислал Лойсо зов. Сделал он это как всегда, на бегу, да оно и понятно. В мире, где в распоряжении человека есть способ легко и быстро установить мысленную связь практически с кем угодно, на такие дела смотрят в разы проще. Так вот, Чиффа отшутился, как у него это водилось, что, дескать, соскучился, слезы горькие проливает часами, и милая берлога с кеттарийскими коврами не в радость, и до одури талантливый ученик — бывший Безумный Рыбник — осточертел до зубовного скрежета, да и вообще... Короче, напросился он, треклятый вурдалак, в гости, ещё и ворох сплетен обещал принести. И напоследок брякнул что-то про важную новость. Но про это сэр Лойсо, утомленный долгим и жарким днём, тремя горстями больших и маленьких дел, едва-едва помнил. А как Чиффа расселся лясы точить, так и вовсе позабыл. Просто вылетело из головы, и все тут. Наконец, будто заметив, что Великий и Ужасный Лойсо Пондохва вот-вот некрасиво заснёт и рухнет ему на колени нежданным подарочком, Кеттарийский Охотник замолк. Все еще улыбаясь, он достал откуда-то из серебристых складок резную, старую трубку и неспешно, со вкусом, начал ее набивать. Лойсо тотчас же встрепенулся, и наполовину раздражённо, наполовину разочарованно сморщившись, поднялся на ноги. Чиффа безотрывно глядел, как тот нарочито небрежно оправил смявшееся лоохи и отошел чуть в сторону. «Манит же тебя эта грешная стенка!» — лукаво хмыкнул он, прибегая к Безмолвной речи, поскольку говорить, набивая трубку, кощунство и святотатство. «Да вот, думаю сбежать от тебя, отвратительного, через тайную дверь, — язвительно отозвался голос Лойсо в его голове. — займусь чем-нибудь, пока ты дымить изволишь. Не думай, я осведомлен, какой кошмар ты из себя представляешь, когда держишься дрожащими лапами за эту грешную трубку. Тебя хватит надолго. Пока ты ее раскуришь, пока насладишься, пока повторишь несколько раз подряд, я успею трижды смотаться в город, укокошить парочку Старших Магистров из вражеских Орденов, вернуться назад, раздать поручения, шугануть нерадивых послушников, выслушать три десятка отчётов, прочесать резиденцию сверху донизу, отыскать где-нибудь Макса, выяснить, чем он занят и немедленно это остановить, а потом вернуться назад. Глядишь, к тому времени ты и вспомнишь, что вообще-то грозился выйти на площадь, рыдать, бить себя кулаком в грудь и петь тоскливые серенады на мое имя». Кеттарийский Охотник хохотал, как безумный, отложив трубку в сторону. Сэр Лойсо тоже слегка улыбался, но скорее насмешливо, чуть отвернувшись и скрестив на груди руки. — А где оно, кстати, наше неуёмное чудо, сокровище всех миров? — спросил наконец Кеттариец, вытерев слезы и опять потянувшись за трубкой. — Куда ты его задевал, непутёвый? — Тоже мне, — почти обиделся Лойсо. — он сам кого хочешь и куда хочешь денет. И не только кого-то, но и всю мою резиденцию, и крепость Холоми, и добрую половину многострадального Ехо. Не веришь? — Верю, — лукаво ухмыльнулся Чиффа. — как тут не верить? Всё-таки, я ему кто-то, вроде отца, как ты сам любишь называть это явление. Я придумал этого чудного мальчика, всего целиком, от его чудной золотистой макушки и до розовых пяток. — Ага, — не мог не вклиниться его собеседник. — и оказался настолько хреновым выдумщиком, что наделил несчастное существо обаятельной рожей, подозрительно похожей на мою собственную. А ещё не пожалел целой россыпи особенностей и талантов, да так, что наш грешный мальчишка от горшка два вершка, а весь сияет от магии. Чиффа смотрел на него с весёлым азартом, как будто все ожидал чего-то. — Ну давай-давай, скажи это! — ни с того, ни с сего принялся подначивать он. — Скажи, какой я несносный тиран и деспот, принудил тебя участвовать в этой сомнительной авантюре! Сэр Лойсо ехидно осклабился. — Не без того, — покивал он. — но Макс — не авантюра, и тем более, не сомнительная. Очень даже симпатичный Вершитель у нас с тобой вышел, хотя он пока только наивная кроха. Знаешь ли, придумывать волшебных детей — это тебе не спиногрызов по углам столицы строгать. Чиффа вдруг радостно хмыкнул. — Так вот оно чтооо, — протянул он, по старой привычке зловредно ехидничая. — а я-то, безмозглый, голову ломаю, чего это ты мне помогать взялся! А тебе, видите ли, на восемнадцатый раз захотелось разнообразия! Сэр Лойсо встряхнул гривой очень светлых, жёстких волос и подчёркнуто отвернулся. — Очень смешно, — сказал он. — оборжаться, Чифф, можно. — А, по-моему, да! — только что не взвыл от хохота Кеттариец. — Смотрите на этого героя-любовника, а! Пол-Ехо в незаконных детях, а ему хоть бы хны. Строго говоря, Чиффа в своих насмешках нисколько не исказил истинного положения дел. У Великого Магистра Ордена Водяной Вороны и в самом деле было множество незаконных детей, целых семнадцать штук, если быть точным. И, разумеется, все от разных женщин. Но тут стоит также отметить, что, по большому счету, сам сэр Лойсо не был причастен к их появлению на свет. Все его дети просто-напросто появлялись из ниоткуда в домах женщин, где блистательный сэр Лойсо изволил остаться на ночь. Сам он понятия не имел, откуда они брались, да и что там! — он даже не был уверен, в их живости и человеческой природе. Знал только, что для существования им непременно нужно находиться вблизи с Сердцем Мира — магическим ядром, расположенным как раз в Ехо. В отдалении же, его порождения тут же развоплощались и становились призраками. Да и вообще, единственное, в чем Лойсо был убежден, так это в том, что только в призрачной форме эти существа становятся настоящими. — Закрыли тему, — сдержанно буркнул Лойсо. — Просто Макс — это совершенно другое. — Да кто спорит-то? — пожал плечами Кеттарийский Охотник. — Ясное дело, другое. Макс мой, живой и настоящий. Ему не то что вдали от Сердца Мира не грозит потерять форму, он и в других мирах будет ощущать себя чудно. — Никакой он не настоящий, — тихо, но уверенно поправил его Лойсо Пондохва. — не может существо, обязанное своим рождением мне, быть настоящим. Ты ведь не был уверен, что сможешь придумать волшебное дитя в одиночку, когда заявился с этим ко мне. Но ты ведь и сам понимаешь. Макс кто угодно, но не обычный ребенок из плоти и крови. Он — результат колдовства двух могущественных колдунов, которым было интересно попытаться сотворить новую жизнь, не втягивая в это женщину и естественные процессы. Что более важно, у нас получилось... — Мы молодцы, — осклабился Чиффа. — Ага, — не стал спорить Лойсо. — но что менее важно, мы понятия не имеем, что именно выдаём за ребёнка. — Он Вершитель, существо божественного могущества. Он волен влиять на миры, распоряжаться небывалой удачей и договариваться с судьбой. Все его желания имеют свойство сбываться, хотя и с небольшой оговоркой. — Ты говорил про это, да-да. Рано или поздно, так или иначе... Договорить сэру Лойсо не дали. В тот момент, когда он обстоятельно проговаривал последнюю часть тезиса, касающегося общевершительского бытия, тяжёлая дверь внезапным образом распахнулась. Эта была та самая большая и тяжёлая дверь, на которой защитных чар невообразимых ступеней магии было едва ли не больше, чем на всей Королевской Резиденции собирательно. Кеттарийский Охотник разом подскочил, как ужаленный, и обернулся на звук. Шерсть у него стояла торчком, глаза пылали огнем. Лойсо тоже напрягся, заранее готовый испепелить неразумного недруга. А это оказался всего-навсего Макс. Он стоял на пороге, в проеме тусклого света, рвущегося наружу из коридора. Он радостно подпрыгивал, как лягушонок, взмахивая руками, и при этом громко-громко смеялся. Он щурился, силясь понять, чем могут быть заняты господа грозные колдуны, формально, занимающие в его картине мира должность родителей. Он визжал от восторга, да так, что стены дрожали. А вокруг его головы кружились золотистые звёздочки, целое множество множеств, да и сам он сиял теплым, внутренним светом. — Ну даёт! — восторженно присвистнул Чиффа. — Не, сэр Лойсо, ты видал, ты видал?! И как он это делает, интересно? Лойсо пожал плечами и ленивым жестом приказал двери закрыться. — Придется ставить новые щиты, — сказал он равнодушно. — хлопотно, но с этими Вершителями вообще, как правило, хлопот много. А я уже порядком поднатаскался в этом вопросе... Эй, будь внимателен, он вполне может случайно прожечь полу твоего лоохи. — Да уж, знаю, — проворчал Кеттариец, все ещё сияя миллионом огней истинно родительской гордости. — было, плавали. И как еще твоя грешная резиденция на месте стои... Договорить он не успел. Макс с радостным визгом подскочил к нему, как был, с порога, перелетев из одной точки в другую, и повис на шее. Чиффа покорно сносил порцию трепки, только смеялся и осторожно придерживал Макса, чтобы тот не перекувыркнулся через голову ненароком и не ударился о стену, не рассчитав сил. Но Макс и не думал успокаиваться, в последнюю очередь думая о безопасности, и в первую — о чудесах, которые сыпались из него, как жемчуг из порванного мешка. — Представь себе, сэр Лойсо, лица наших дорогих обывателей, если им показать то, что сейчас видишь ты, — несколько задушенно хмыкнул Чиффа, перемещая радостно повизгивающего Макса себе на колени. — маленький мальчик, восторженно виснущий на Кеттарийском Охотнике. Смех да и только! Губы Лойсо исказила насмешка. — Это ещё что! — сказал он. — Вот вчера, за час до полудня, этот милый Вершитель изъявил желание поиграть с моими Младшими Магистрами в прятки, а эти суровые и опасные дядьки, которых Нуфлин Мони Мах отчаянно желает узреть в качестве трупов, не смогли ему отказать. Кеттарийский Охотник радостно хрюкнул. — И что? — спросил он, не скрывая восторга. — Я хорошо спрятался! — гордо вклинился Макс. Ему, как видно, попросту надоело сидеть на руках Чиффы и теребить мягкие рукава теплой отцовской скабы и шерстяного лоохи с тяжёлым, меховым капюшоном. Кеттариец тотчас же переключил внимание на него, и тогда Макс снова радостно захихикал и прижался к нему. Джуффин осторожно провел широкой ладонью по его золотистым и жёстким, совсем как у Лойсо Пондохвы, волосам. — Он, в общем-то, прав, — сказал Лойсо, значительно поведя бровью. — только одна оговорка — его закинуло на Изнанку Мира, где он благополучно потерялся и прилёг отдохнуть. Вот тут-то и пришел момент, когда прославленный Кеттарийский Охотник сперва пораженно выпучился на творение рук своих, а потом схватился за сердце. — Грешные Магистры, мальчик! — выдохнул он. — Ты эдак меня в могилу загонишь! Это ж надо... — Ты лучше подумай, как ты эдакий талант от целого мира прятать собрался, — сурово произнес Лойсо. — особенно, от своих друзей и союзников. Но Кеттариец сделал вид, что погружен в демонстрацию простеньких фокусов с язычками огня в пределах ладони, которые так веселили маленького Вершителя. И пропустил последнюю фразу мимо ушей. Но Лойсо был достаточно проницателен, чтобы расценить его молчание верно. — Они уже знают? — спросил он холодно. Чиффа поднял глаза. Макс — теплое солнышко, маленький комочек света и жизни — тихо копошился у него на коленях, бормоча что-то в жёсткие складки лоохи. И, наверное, именно это наполняло душу Кеттарийского Охотника каким-то удивительным и трогательно-пронзительным ощущением, слов для которого не то что не знал, никогда прежде даже отдаленно не ощущал на кончике языка. — Какая прелесть, — кисло сказал сэр Лойсо. — небось, ещё и следят из углов? Не всегда, конечно, всё-таки, мои проклятия, щиты и чары ещё обойти надо. Но Макс на то и Макс, чтобы находить щели, через которые может сновать туда-сюда не только он один. Кеттариец холодно хмыкнул, дёрнув верхней губой. — Отдай Макса, — внезапно потребовал Лойсо, и тон его голоса прозвучал подобно пощечине. — Ну, и почему твоим расчудесным союзникам так нужен Вершитель? — Ты действительно хочешь это услышать? — выжидательно поинтересовался Кеттарийский Охотник. Лойсо свел брови на переносице. — Нет, — сказал он, подумав. — не хочу совершенно. Но знай, Чиффа, я скорее спалю к Магистрам твое прекрасное Ехо, чем… — Я знаю, — произнес Кеттариец с прохладцей. — но, к несчастью, мне опять пытались заказать твою голову. И на этот раз все серьезно. Видишь ли, мы, гадкие и лицемерные колдуны, развязавшие грешную войну, всерьез вознамерились помешать тебе творить страшное колдовство и убивать этим многострадальное Сердце Мира. И как бы мило не выглядел Макс, спящий у тебя под боком, и как бы ты не был ему дорог, но Мир куда как дороже. Это уже не шутки, уж прости. Поэтому я принял заказ. От лица сэра Лойсо разом отхлынули краски. Чиффа, внимательно следивший за ним, и то подивился, заметив столь резкую перемену. Лойсо, Великий и Ужасный Безумец Лойсо Пондохва, считалось, был страшен в гневе. Но теперь Кеттарийский Охотник глядел в это бледное, помертвевшее и дрожащее от злости лицо, окутанное, как туманом, абрисом золотистых волос, и грешным делом думал, что в гневе сэр Лойсо прекрасен, как никто больше. Макс опасливо заерзал. Конечно же, он не мог не понять, что происходит нечто очень и очень плохое, но как с ним сладить и почему это привело к ссоре тех, кого он искренне любил и кем восхищался, он понятия не имел. Да, для многих и Чиффа, и сэр Лойсо оставались кошмарами ночи, разделенными на две равные половинки. Но Макс был ребенком и понятия не имел, какую славу, а главное, какими заслугами, стяжали эти двое. Для него они были неотъемлемой частью жизни, своей маленькой тайной, ясной, как звезда, и теплой, как солнышко. Чиффа ощутил его беспокойство и сперва ободряюще погладил по голове, а потом уже невероятным усилием воли взял себя в руки. — Рад, что ты не горишь желанием дать мне в рожу и тут же начать откусывать голову, — брезгливо скривился сэр Лойсо. — не хотелось бы навредить разуму этого дивного мальчика. — Лойсо всего-навсего шутит, милый, — тут же объявил Чиффа испуганно пискнувшему ребенку и обратил на Пондохву ледяной, предостерегающий взгляд. — но у него на редкость хреново выходит. Так ведь, радость моя? Во взгляде Лойсо явно читалось, что он планирует сделать с Кеттарийским Охотником, как только тот спустит Макса с колен. “На пару слов, Чиффа,” — выплюнул он, прибегая к Безмолвной Речи. И пока Кеттарийский Охотник хлопал глазами, непростительно растерявшись, Лойсо медленно встал и сам подошел к нему, весь сияя в складках оранжевого и зеленого. — Смотри какая штука, — сказал ласково Лойсо, вынимая из уха серьгу и подавая ее Максу. — в камешках спрятано очень страшное проклятие. Разумеется, на тебя оно не подействует. Ну? Хочешь попробовать отделить содержимое от пустышки? В бойких, живых глазах Макса зажегся неподдельный восторг. — Хочу! — радостно пискнул он, протягивая обе ладошки с растопыренными, тонкими пальцами. Лойсо меланхолично кивнул и изобразил на лице тень слабой улыбки. — Возьми-возьми, — сказал он со вздохом. — поиграй пока. А нам с Чиффой нужно отойти и обсудить кое-что. Так ведь, моя возлюбленная лисичка? Ядом в голосе сэра Лойсо вполне можно было отравиться. А когда они с Чиффой молча выскользнули в соседнюю дверь, как две юркие тени, и оказались скрыты непроницаемой стеной чар, отравиться стало возможно в придачу и выражением его лица. — Голову, значит, — почти прошипел Лойсо, и в его роскошных глазах, которыми Кеттариец имел удовольствие совсем недавно вслух восторгаться, полыхнули зелёные огни безумия, отвращения и досады. — завязывать со мной, да? А кто рискнёт? Ты, что ли? — А если и я? — издевательски осклабился Чиффа. — Что тогда? На кончиках пальцев Лойсо полыхнуло зелёное пламя. Мгновение — никто не пошевелился, хотя, вполне возможно, что Лойсо Пондохва сумел дёрнуть мизинцем — и огонь перекинулся на Кеттарийца, стянув ему шею, как змей или жгут. Чиффу отбросило в сторону и кинуло на колени. — Ты? — уже не скрывая издёвки, произнес Лойсо, и в этот момент он был страшен и великолепен, истинное Безумие истинно безумного времени. Чиффа разорвал его чары и ловко ушел в сторону, оказываясь за спиной у противника. — Из тебя хороший убийца, но колдую я лучше, — сказал Лойсо, оборачиваясь к нему. — всё-таки, я старше тебя, сэр Халли, на добрые две или три сотни лет. Да и потом. Рискнёшь ли ты колдовать против меня теперь, когда мы совсем не чужие друг другу? И если да, хотелось бы видеть твою жизнь после того, как ты меня убьешь. Я хочу видеть твое лицо и слышать твое черствое сердце, когда тебе придется говорить с Максом, учить его магии, когда он попросит тебя рассказать о Смуте и ее героях, когда вырастет настолько, что начнет интересоваться и узнавать. Знаешь, я бы мог пожелать ему знакомства с моей единственной дочерью, чтобы однажды он услышал от нее про меня и пришел к тебе с кучей вопросов, как он это умеет. Чиффа вдруг со вздохом отошёл от него и молча встал близко-близко, так, что будь Лойсо пламенем, Кеттариец обжёгся бы. — Я не хочу драться против тебя и не хочу тебя убивать, — сказал он, глядя на сэра Лойсо пристально и насмешливо. — Удумал ещё! Стал бы я давать Вершителю твою рожу, если бы желал разделаться с непревзойденным, с позволения сказать, оригиналом? Сам подумай. Лойсо Пондохва с тяжёлым, свистящим выдохом опустился на пол и прижал ладони к лицу. — Я не верю тебе, — сказал он холодно и отрешённо. — но хотел бы. Надеюсь, ты не настолько жесток, чтобы пустить в расход это дитя, когда придет время. Мне, знаешь ли, его искренне жаль. Из всех моих детей я по-глупому привязан только к нему, в обход остальных. Так и знай это. — Всегда знал, что в тебе целое море невыплеснутой любви, — хищно осклабился Чиффа, а потом вдруг придвинулся к Лойсо и самым наглым образом ткнулся лицом ему в волосы, пахнущие и свежо, и сладко, и терпко, с долей кумонских приправ и полынной горечи. — Ты пахнешь жаром уходящего лета, — вдруг пробормотал Кеттарийский Охотник с больной и веселой усмешкой. — я думаю, вам обоим надо исчезнуть из Мира, пока Семилистник не пришел осаждать твою резиденцию. Не скрою, я смертельно боюсь, что ты, безумная скотина, уничтожишь мир, который и я, и наш славный Вершитель до умопомрачения любим. И всё-таки, я не хочу, чтобы ты умер, сэр Ворон. Знаешь, конечно, у дружбы есть преимущество перед страстью, но жизнь всё-таки лучше смерти. А я не хочу, чтобы "мой враг Лойсо Пондохва" в истории именовался "убитым мною врагом". Ты меня понял? Лойсо Пондохва подпёр щеку ладонью и бессильно поморщился. — Могу представить, в каких дырах ты нас запечатаешь, подлый мерзавец. «Чиффа, я ее разобрал!!!» — оглушительно зазвенело в голове Кеттарийца голосом Макса. Тот ласково усмехнулся и сильнее вжался в волосы сэра Лойсо, как бы прощаясь. Коснулся губами шеи. — Наш гениальный Вершитель, похоже, раскусил твою чудесную цацку, — прошептал он. — какая там была ступень, а, Лойсо? — Двести двадцать шестая! — сказал тот умиленно. — Ну что же. Макс... …— Макс, дырку в небе над твоей головой, что ты учудил в этот раз? — воскликнул сэр Джуффин Халли, поднимая глаза на вошедшего и весело усмехаясь. — Проходи-проходи, мальчик, садись. Гре-ешные Магистры, да что с тобой произошло, в конце-то концов? У тебя такой вид, будто тебя дюжина вурдалаков жевала. — А меня и вправду как будто жевали, — жизнерадостно объявил высокий молодой человек с мальчишескими повадками, закутанный в роскошный убор черно-золотых складок Мантии Смерти. — но не вурдалаки, а грешный Хумгат, будь он трижды неладен! Да, а потом я был вынужден катиться колбаской вниз по склону, цепляясь за стебли жухлой травы. Правда кошмар? Шеф, вам не кажется, что я вполне заслужил каплю вашего сочувствия, глоток свежей камры и ободряющее похлопывание по плечу? Джуффин рассеянно улыбнулся, так, будто за мгновение до этого имел удовольствие как-то особенно крепко задуматься о чем-то своем. Надо сказать, за, без малого, сотню с небольшим лет, прошедшую с официального завершения войны и установления кодекса Хрембера, он немало переменился. От знакомого каждому столичному жителю Кеттарийского Охотника Чиффы осталось совсем немного. Сэр Джуффин Халли, Господин Паачтейнейший Начальник Малого Тайного Сыскного Войска, являлся одним из виднейших государственных чиновников и занимался тем, что ловил и предавал справедливому суду мятежных Магистров ныне распущенных Орденов. Его маска теперь представляла собой величественное лицо мудрого старика, обритого налысо и смутно похожего на какого-то актера из иного, далёкого мира. И только острые раскосые глаза, слишком светлые и слишком отдающие сталью, остались при нем. Макс, разумеется, тоже был на себя не похож, но не потому, что на него нацепили личину. Просто он давно вырос и позабыл все то, что пережил в раннем детстве. Джуффин Халли как следует позаботился, чтобы его мальчик-Вершитель слепо верил в свою обыкновенность и полагал, что родился и всю жизнь провел в далёком и мрачном мире, где совершенно нет магии, а люди, все как один, жестоки, несчастны и равнодушны к себе и друг другу. Джуффин разыграл эту карту блестяще, а потому, когда время пришло, Макс прибежал в родной мир по первому зову, и как прибежал, так и влюбился без памяти в узкие улочки и мозаичные мостовые. Вместе с этим, он был избавлен от ненужных воспоминаний о Лойсо, который куковал в ловушке-тюрьме имени двуличного Кеттарийца уже приличное время. Но зато, Макс был искренне признателен человеку, который, якобы, показал ему путь в Ехо и взял на работу в Малое Тайное Сыскное Войско. А сэру Халли такое положение дел было весьма и весьма на руку. — Думаю, я смогу тебе немного помочь, — лукаво усмехнулся сэр Джуффин и протянул Максу кружку. Тот взял ее и рассеянно повертел в руках. — Помните, я говорил, что упоминание сэра Лойсо Пондохвы я слышу так часто, что теперь просто обязан с ним познакомиться? — неуверенно начал он. Сэр Джуффин молчаливо кивнул, сразу же насторожившись, но не подав виду. — К тому же, судьба свела меня с леди Теххи, его дочкой, — продолжил Макс, а затем вдруг сладко звенул. — ой, прошу прощения, шеф. Короче, я теперь официально знаком с вашим грешным Лойсо. Он мне приснился. Странное дело, Джуффин. Все, а особенно вы, говорили о нем, как о безумном и агрессивном Магистре смуты, желавшем разрушить Мир. Мне он показался вполне симпатичным дядькой... Более того. Кажется, он был рад меня видеть. Странно это, вы не находите? Сэр Джуффин Халли отставил в сторону недопитую камру и торопливо принялся набивать трубку. Лицо его оставалось непроницаемо ледяным, отстраненным. — В этом нет ничего странного, Макс, — наконец сказал он. — ты пришел к нему призраком одного утомительно опасного лета, жаркого и тоскливого. Так бывает, мальчик. Думаю, ему вспомнилось вдруг, что когда-то очень-очень давно, когда он был Великим Магистром, на свете был ещё один человек, лично мной похороненный и превращенный в легенду. Так вот, этот человек, они с Лойсо... Впрочем, не будем об этом. По крайней мере, не будем сейчас. Важно лишь то, что ты очень похож на одного дивного мальчика, которого Лойсо Пондохва считал своим сыном и который нравился ему больше, чем все прочие дети скопом. Только, заклинаю тебя, не сболтни леди Шекк! Некоторые… семейные тайны не созданы для ушей этой очаровательной девочки, будь она хоть трижды дочерью Вороненка!