Сосна и белая берёза

Снежная буря бушевала всю ночь, утихнув лишь под утро. Саске, заручившись помощью нескольких шахтёров, вытащил машину из снежного плена и вернулся в лагерь. Едва переступив порог своего дома, он направился к потайному отсеку под кроватью. В этом тайнике, покрытый пылью и забвением, лежал его старый ноутбук, не включавшийся больше года. Подсоединив его к зарядному устройству, Саске терпеливо ждал, пока экран оживёт. Его пальцы быстро открыли зашифрованную папку, внутри которой хранилась единственная важная для него вещь — видеозапись. Эти кадры были якорем, удерживающим его в прошлом, тем самым связующим звеном, которое он никак не мог отпустить. На экране развернулась сцена из центральной контрольной комнаты базы Учиха. Качество записи было удручающим: помехи мелькали то здесь, то там, чёрно-белый шум заполнял изображение, а резкие искажения зубчатой формы размывали картинку. Но даже сквозь эти дефекты можно было ясно различить фигуру, которая стремительно вошла в кадр. Это был двадцатилетний Итачи. Закрыв дверь за собой, он направился к центральной консоли, его шаги были уверенными, а движения точными, словно каждая секунда имела значение. На мониторах зажглись окна системы наблюдения, в которых отображались местоположения сотрудников базы. Итачи ввёл серию команд, затем приложил палец к сканеру отпечатков и поднёс глаз к сенсору радужной оболочки, активируя функции высокого уровня доступа. — Внимание! Подтвердите активацию программы полного самоуничтожения, — раздался холодный, бездушный механический голос. — Да, — коротко и уверенно ответил он. На экране неожиданно появилось изображение плачущей Девы Марии. Итачи замер, словно поддаваясь мгновенному колебанию. Но пауза была недолгой — он вновь сосредоточился и продолжил вводить команды. В нижней части экрана появился прогресс-бар, который из-за помех оставался загадкой. Когда полоска прогресса почти достигла конца, Итачи поднял взгляд. Он обернулся к камере наблюдения, его лицо было непроницаемым, но в глазах плескалась какая-то боль. Он заговорил, его слова звучали обрывисто, а многие из них терялись в треске повреждённой записи: «Всё вышло из-под контроля… исправить ничего нельзя… этот клан… я разочарован. Люди такие… слабые… цепляются за… ложное... Это конец. Пусть это станет проверкой их сущности… угасание… Саске, если ты… смотришь это… убей меня… ненавидь… живи… В жизни ещё… много… нового… выбери свой… путь. Я… прошу…» Последнее, что запечатлела камера, — как Итачи поднимает пистолет и стреляет в объектив. Экран замер, сменившись чёрным фоном, на котором ярко белели слова: «Начать воспроизведение заново». Саске неподвижно сидел перед монитором, его взгляд остановился на собственном отражении в тёмной поверхности экрана. Это казалось странным. Ранее он был уверен, что пересмотр записи разожжёт в нём ненависть к Итачи, напомнит о боли предательства. Но вместо этого внутри росло сомнение. Его внимание цеплялось за детали, которые раньше ускользали. Раньше он был убеждён: слова Итачи — это прямой вызов, провокация. Однако теперь, начиная с первых фраз, ему всё больше казалось, что это скорее предсмертное послание, словно он прощался с ним. Что же заставило его изначально воспринять эти слова иначе? Почему в них виделся вызов, а не горькое прощание? Размышляя над этим, Саске осознал, что его предвзятое восприятие Итачи было результатом множества слухов. После известия о том, что брат присоединился к Акацуки, начали распространяться истории, полные отвращения и ненависти, которые не оставляли места сомнениям. Эти рассказы затуманили его суждение, заставив видеть в нём врага. Но если представить, что Итачи действительно погиб в пламени базы, то каждая фраза из видеозаписи звучала бы иначе — как горькое прощание, предназначенное только для него. Эти мысли не давали покоя. Сколько бы он ни пытался, ни одна из версий не приносила облегчения. Саске раздражённо провёл рукой по волосам, безуспешно пытаясь упорядочить хаос в голове. Единственным выходом казалось восстановление повреждённого видео. Теперь ему было всё равно, угрожает ли это секретности — важнее было наконец понять, что именно хотел передать Итачи.

***

Последние дни в лагере царила оживлённая атмосфера: руководство внедрило новую систему поощрения. Теперь результаты работы оценивались по рейтинговой шкале, а за высокую продуктивность сотрудники получали очки заслуг, которые можно было обменять на разнообразные полезные предметы. Сначала Итачи не обратил на это внимания. Для него, простого бесплатного рабочего, это казалось несущественным. Однако, когда закончилась очередная рабочая неделя, а их команда оказалась в числе лидеров, начальник группы, Мидзуки, подошёл к нему с небольшой медалью, символизирующей заработанные очки. Итачи на мгновение растерялся — он не ожидал, что его труд вообще заметят. Но он быстро понял, что эта система — часть стратегии Саске. Подобные меры явно были направлены на мотивацию работников и сдерживание конфликтов между группировками. Скорее всего, Саске просто не обратил внимания на его участие, и награда случайно дошла до него. Итачи не придал этому особого значения. Он лишь мельком взглянул на медаль в день её получения, а затем забросил в сумку и больше не вспоминал.

***

К середине октября рана на его ноге начала заживать, хотя постоянные нагрузки и разрывы тканей замедляли процесс. Тем временем Саске продолжал находить способы оставлять на его теле новые следы. Его спина и бёдра были испещрены синяками разной степени тяжести — следы от ремня и верёвок, которые Саске применял в своих "играх". Почти каждую неделю он забирал Итачи к себе, и их встречи превращались в своеобразный ритуал. Несмотря на неприязнь к этим действиям, Итачи не возражал против физической близости с ним. Это пробуждало в нём вопросы: что же связывало их в прошлом? Когда работа подошла к концу, он вместе с другими рабочими вернулся в лагерь. Проходя через несколько постов, он заметил странную сцену у главных ворот. Они были полностью распахнуты, а вдоль ограды стояло около десятка армейских грузовиков, окрашенных в тёмно-зелёный цвет. На платформах громоздились грузы самых разных форм и размеров. Патрульные, окружившие ворота, стояли с автоматами наготове и внимательно проверяли содержимое каждого автомобиля. После осмотра грузовик получал разрешение на проезд, и очередь переходила к следующему. Процесс был долгим, и группе шахтёров пришлось задержаться у ворот в ожидании. Во время ожидания, Итачи, слушая оживлённые рассказы Шинко, смог понять, что происходит.. Грузовики принадлежали сборочной команде, которая вернулась из скрытого листа, где базировался союз Конохи. Запылённые колёса и грязные кузова выдавали непростую дорогу, которую им пришлось преодолеть. Обычно такие партии привозили продовольствие, которое затем тщательно подсчитывали и распределяли. Часть припасов выставляли на главной площади лагеря для бесплатной раздачи — традиционное событие, которое с нетерпением ждали все жители лагеря к концу года. Когда команда шахтёров наконец вернулась в лагерь, они заметили, что на площади уже были расставлены десятки длинных деревянных столов. Но столы пока оставались пустыми — разгрузка и проверка привезённых грузов ещё не были завершены. Толпы людей уже собрались у главной площади возле статуи, одни стояли, другие принесли с собой табуреты и ждали, когда начнётся раздача. Лица присутствующих светились нетерпением, а гул оживлённых разговоров наполнил воздух. Площадь была гораздо оживлённее, нежели обычно. Шинко и Тэнма, поддавшись всеобщему ажиотажу, выскочили из машины, не вернувшись в палатку, и остались на площади. Мидзуки последовал за грузовиками в складские помещения, чтобы помочь с разгрузкой. Итачи же не проявлял интереса к раздаче. Он предположил, что в это время баня наверняка пустует, и решил воспользоваться моментом, чтобы привести себя в порядок. С расслабленным настроением он вернулся в общий шатёр. Там было удивительно тихо и безлюдно. Устроившись на своём месте, он поднял взгляд вверх, рассматривая пересекающиеся стальные балки, поддерживающие шатёр. Несмотря на видимые следы ремонта, конструкция всё ещё надёжно сохраняла тепло, защищая от ветра. Закрыв глаза, Итачи позволил усталости медленно окутать его. Тишину внезапно разорвал громкий взрыв. Он мгновенно распахнул глаза, вскочил с постели и выбежал наружу, направляясь в сторону источника звука. Пробежав около ста метров, Итачи заметил группу молодых людей, стоящих на тропинке, ведущей к площади. Двое из них держали в руках длинные цилиндрические предметы. Подойдя ближе, он увидел, как один из парней зажёг спичку и поднёс её к фитилю. Остальные, сдерживая смех, отступили в сторону, зажав уши и наблюдая с неподдельным азартом. — Шшшуууу… Бабах! После пронзительного свиста в ночном небе взорвался фейерверк, разлетевшись яркими белыми искрами, осветив всё вокруг. Молодёжь разразилась восторженными криками, их энергия была заразительной. Взрывы оставили в воздухе облака полупрозрачного дыма, которые медленно рассеивались, смешиваясь с морозным воздухом. Итачи смотрел на это, казалось бы, яркое и красивое зрелище, но внезапно его охватила необъяснимая тревога. Белый свет от фейерверков резал глаза, густой дым будто обжигал лёгкие, а радостные крики в его восприятии искажались, превращаясь в болезненные стоны. Голова пошла кругом, и он, не выдержав, опустился на колени, с трудом подавляя приступ тошноты. — Эй, вы там! Немедленно остановитесь! В лагере запрещено запускать фейерверки! — послышался громкий голос патрульного. Двое вооружённых солдат поспешили к компании молодых людей, но те с визгом бросились врассыпную, оставив за собой лишь обрывки упаковок на заснеженной земле. Холодный пот выступил на спине Итачи, и он, тяжело дыша, долго боролся с подступающим головокружением, прежде чем снова почувствовал твёрдую почву под ногами. — Вы в порядке? — раздался незнакомый голос сзади. Итачи насторожился и обернулся. Перед ним стоял молодой человек с серебристо-серыми волосами, ярко выделявшимися даже в сумраке ночи. Очки с круглыми линзами отражали тусклый лунный свет, а его тёплая куртка выглядела почти новой. Незнакомец слегка склонился вперёд, пристально вглядываясь в лицо Итачи. Итачи молча покачал головой, затем поднялся и принялся отряхивать снег с одежды. Его холодная реакция нисколько не смутила незнакомца, который, напротив, улыбнулся и с лёгкостью завёл разговор, словно они были давними знакомыми. — Не уверен, помните ли вы меня, но это уже наша вторая встреча, — заметил он с непринуждённой улыбкой. Итачи нахмурился, пытаясь вспомнить. Лишь через несколько мгновений в его сознании всплыли обрывки событий. Да, он знал этого человека. Они пересеклись в Лейсинг порту, незадолго до встречи с Суйгецу и Карин. Тогда они с другими беженцами скрывались от волны мертвецов. После того, как их группа добралась до Белой рощи, он больше не видел этого человека. — Тогда было не до разговоров, — словно угадав его мысли, продолжил незнакомец. — Я Кабуто Якуши. До эпидемии вируса "Лазурный кристалл" я изучал биохимию в университете в Шуанлу. Когда всё началось, меня направили в филиал Научного общества, но, когда база пала под натиском мертвецов, я снова стал обычным беженцем. Закончив своё краткое представление, Кабуто с лёгкой улыбкой спросил: — А как вас зовут? — Итачи, — отозвался он коротко. — У меня нет таких историй. — Ха-ха, вы очень интересный, — Кабуто мягко рассмеялся, и тёплый пар его дыхания слегка затуманил линзы очков. — На главной площади сейчас шумно и весело. Почему бы нам не заглянуть туда? Итачи хотел отказать и вернуться в палатку, чтобы попытаться заснуть, но тревожное чувство, оставшееся после недавнего приступа, не давало ему покоя. Может, стакан воды на площади поможет ему прийти в себя. Кабуто с радостью заметил, как Итачи направился в сторону площади. Не скрывая своего удовольствия, он тут же последовал за ним, не обращая внимания на молчаливое нежелание Итачи продолжать общение.

***

Праздник был в самом разгаре. Гирлянды и воздушные шары украшали статую и деревья, а разноцветные огоньки оживляли белизну снега, рассыпая по нему мягкие тени. Повсюду звучали смех и голоса, наполненные радостью. Мужчины громко переговаривались, женщины звали детей, которые, визжа от восторга, носились между длинными деревянными столами. Крики, смех и звон стаканов сливались в единый шум, пропитанный атмосферой тепла и праздника. Столы ломились от разнообразия угощений: сочные мясные стейки, копчёные ножки, сэндвичи с ароматным мясным соусом и яркие фруктовые десерты. Ароматы свежеприготовленной еды разносились по всей площади, вызывая аппетит у всех присутствующих. Дети весело бегали между столами, а старшие ребята, осторожно балансируя, несли горячий чай своим родителям. Итачи медленно осматривал происходящее. Его взгляд скользил по светлым, оживлённым лицам. Что-то в этой картине, в искреннем веселье людей, заставляло его ощутить неожиданный покой. — Почему бы нам не присесть там? — предложил Кабуто, кивая в сторону пластиковых стульев возле таблички с объявлениями. Итачи безразлично кивнул, и они направились к указанному месту. Присев, Итачи обратил внимание на патрульных у ворот лагеря. В отличие от обычной настороженности, они выглядели расслабленно: кто-то закинул автомат за спину, кто-то оставил его стоять рядом, а в руках они держали тарелки с едой. Переведя взгляд чуть в сторону, он заметил Саске. Тот стоял чуть поодаль, спокойно беседуя с патрульными. Внезапно к нему подошли несколько юношей и девушек, неся в руках свежие фрукты. Их смущённые, но искренние улыбки выдавали трепетное отношение. Однако лицо Саске оставалось холодным. Он отвечал едва заметными кивками, не принимая подношений. Фрукты тут же перекочёвывали в руки патрульных, стоящих рядом. — Большие лагеря совсем другие, — восхищённо отметил Кабуто. — Даже бесплатный ужин здесь — как праздник. — Ты бывал в других лагерях? — спросил Итачи, отрывая взгляд от площади и переводя его на собеседника. Кабуто на мгновение задумался, а затем кивнул. Несколько секунд он молчал, его взгляд устремился куда-то вдаль, на покрытые инеем верхушки деревьев. Белые линзы очков скрывали выражение глаз. — Я побывал уже в трёх, — начал он. — Первый был настоящим адом: постоянные конфликты,где жители окраин практически не имели шансов выжить. Если тебя не убивала случайная пуля, то тебя рано или поздно настигали зомби. А потом, став одним из них, ты шёл дальше уничтожать остальных. Я не выдержал там и недели. Второй лагерь… Там царил голод. Люди умирали, и ради кусочка еды они были готовы на всё. Он перевёл взгляд на Итачи, его лицо смягчилось лёгкой улыбкой. — Так что, можно сказать, что нам повезло оказаться здесь. — Вот как? — равнодушно отозвался Итачи, пытаясь осмыслить его слова. Его воспоминания не давали оснований ни подтвердить, ни опровергнуть слова Кабуто. Быть может, это место и вправду было особенным, но его восприятие оставалось искажённым. Отношение Саске к нему заметно отличалось от обращения с другими, что накладывало свой отпечаток. Кабуто снял очки и принялся протирать их линзы, продолжая разговор: — Я хорошо разбираюсь в компьютерах, поэтому теперь помогаю в исследовательском отделе. Работа несложная, гораздо легче того, с чем приходилось сталкиваться раньше. А ты? Чем занимаешься здесь? — Работаю в шахте, — лаконично ответил Итачи. — В шахте? — Кабуто явно удивился. — Я думал, тебя отправят в патруль, ведь ты отлично сражаешься. Помнишь, как ты помог нам отбиться от зомби, когда мы встретились в первый раз? Без тебя бы мы точно не выжили. Итачи лишь молча пожал плечами, не желая углубляться в тему. Рассказывать о своей зависимости от Саске и сложных отношениях с ним не было смысла. Некоторое время между ними повисла тишина. Кабуто уже собирался начать новый разговор, однако его перебил худощавый мальчик, который подошёл к ним с подносом в руках. — Гэгэ, это рисовые шарики в сладком вине! Мама только что приготовила, они очень вкусные! Попробуйте! — с энтузиазмом сказал мальчик, подняв поднос. На нём стояли две металлические миски, из которых поднимался пар, а внутри плавали маленькие белые шарики Итачи замахал рукой, отказываясь, но Кабуто быстро взял одну из мисок. Аккуратно удерживая её за горячие края, он передал вторую миску Итачи. — Попробуй, — мягко предложил он. — Мы ведь все здесь одна семья. Иногда полезно принять доброту от других. — Гэгэ, это правда вкусно, очень сладко! — добавил мальчик, глядя на Итачи своими большими, чёрными глазами. Этот искренний взгляд и обращение неожиданно согрели сердце Итачи. — Ладно… — после короткой паузы Итачи всё же преодолел внутреннее чувство настороженности, взял миску и зачерпнул ложку. Маленькие клецки оказались мягкими, сладкими и слегка липкими, а в их вкусе угадывались нотки османтуса, придававшие блюду особую изысканность. Но язык внезапно начал слегка неметь. «Они такие горячие?» — мелькнула мысль. После пары ложек он осознал, что дело вовсе не в температуре — причиной было действие алкоголя. Кабуто, заметив, как Итачи начал есть, довольно улыбнулся и сам быстро справился со своей порцией, облегчённо выдыхая облачко пара. Мальчик, подождав, пока они доедят, неожиданно протянул руку к Кабуто, раскрытой ладонью вверх, молча и настойчиво глядя на него. Итачи непонимающе посмотрел на мальчика. Кабуто, сначала удивлённый, через мгновение смутился, выглядя слегка растерянным. Наконец, он вздохнул, сунул руку в карман и достал оттуда две монеты. Передав их мальчику, он наблюдал, как тот, довольный, прячет деньги и убегает. — Он просил денег? — Итачи с недоумением обвёл взглядом окружающих. Казалось, больше никто не столкнулся с подобной ситуацией. — Нет, всё здесь сегодня бесплатно, — пояснил Кабуто, в его голосе звучала лёгкая усталость. — Но дети есть дети. Когда взрослые не видят, они всегда найдут способ заработать на свои мелкие нужды. — Почему он подошёл именно к тебе? — нахмурившись, спросил Итачи. — Наверное, я выгляжу чересчур мягким. Очки всегда делают людей менее внушительными, — слабо усмехнулся Кабуто. Итачи почувствовал действие алкоголя почти сразу. На вкус клецки казались безобидно сладкими, и он не предполагал, что в них может быть столько спирта. Щёки начали гореть, голова закружилась, а в теле появилась слабость. Пустой желудок только усилил эффект, и опьянение настигло его мгновенно.. Пытаясь удержаться за спинку стула, он почувствовал, как реальность ускользает. Руки соскользнули с опор, и он едва не упал. — Осторожнее! Всё в порядке? — Кабуто тут же протянул руку, чтобы подхватить его. Но Итачи, избегая прикосновений, резко отмахнулся, сбив руку Кабуто. С усилием опираясь на колени, он попытался самостоятельно преодолеть слабость. — Ты точно в порядке? Может, мне помочь тебе добраться до палатки? — Кабуто встал, мягко положив руку ему на плечо. Итачи попытался отстраниться и избежать физического контакта, но его разум уже плыл где-то вдали, а тело будто перестало слушаться. Кабуто, видя его состояние, уверенно подхватил его за плечи, помогая подняться. Не имея сил сопротивляться, Итачи вынужден был принять его помощь, внутренне раздражаясь от собственного бессилия. Саске только что завершил обход и теперь стоял на башне, грея руки над железной бочкой с огнём. Он слушал, как Суйгецу и Карин препирались из-за несоответствия в количестве припасов, когда его взгляд случайно упал на пару вдали. Сначала это показалось ему неинтересным: мужчина поддерживал пьяную женщину. Но подсознание будто уловило что-то неладное, и он вновь поднял глаза, приглядевшись повнимательнее. Только тогда Саске понял, что длинные волосы принадлежали вовсе не женщине, а Итачи. Итачи выглядел странно: он едва держался на ногах, опираясь на плечо какого-то сереброволосого мужчины. Но более всего настораживало направление, в котором они двигались. Это была явно не дорога к коллективным палаткам. С высоты башни Саске мог видеть все пересечения дорог, и их маршрут казался ему подозрительным. Кто этот очкарик? Куда он его ведёт? Итачи что, планирует сбежать, притворившись пьяным? — вопросы вихрем кружились в голове. Саске нахмурился, его лицо стало холодным и непроницаемым. Бросив патрулирование на Суйгецу и Карин, он решительно сбежал с башни, направляясь к ним. — Куда это вы собрались? — ледяной тон его голоса, казалось, мог заморозить даже воздух вокруг. Итачи, услышав знакомый голос, лениво приподнял голову, глядя на него затуманенным взглядом. Кабуто, увидев Саске, слегка замялся, но затем с учтивой улыбкой ответил: — Он перебрал немного. Я всего лишь пытаюсь отвести его в палатку. Неожиданно, будто пробудившись от сна, Итачи сделал рывок вперёд, вырываясь из хватки Кабуто. Однако его попытка закончилась неудачно: нога зацепилась за камень, скрытый под слоем снега, и он с глухим стуком рухнул на землю. Саске и Кабуто одновременно потянулись, чтобы поднять его, но их руки столкнулись в воздухе, так и не успев схватить Итачи. Тот, казалось, вообще не осознавал, что происходит. Наощупь он добрался до злосчастного камня, который стал причиной его падения, и крепко прижал его к себе, словно спасительное сокровище. Саске нахмурился ещё сильнее, наклонился и попытался подтянуть брата за одежду. В этот момент он услышал бормотание, которое заставило его замереть: — Саске… ты такой твёрдый… и холодный… На мгновение он остолбенел, не зная, как реагировать. Его взгляд упал на спутанные волосы Итачи, покрытые снежинками. Одним быстрым движением он смахнул их рукой. Кабуто, в свою очередь, мягко похлопал Итачи по плечу, заговорив тоном, будто успокаивал ребёнка: — Итачи, не сиди на земле, а то простудишься. Он подхватил Итачи под руку, пытаясь его приподнять, но Саске окинул его раздражённым взглядом и холодно приказал: — Он пьян. Ты явно нет. Возвращайся на площадь. На лице Кабуто мелькнула растерянность, но он всё же попытался возразить: — Я не могу оставить его здесь, он же заболеет… Тем более, он так много работает. — Хм, — Саске перебил его, резко дёрнув Итачи и вырывая его из рук Кабуто. — Всё. Ты свободен. Растерянность и сдержанное раздражение пробежали по лицу Кабуто, но он всё же проглотил обиду и, неохотно кивнув, бросил короткое: — До свидания. Развернувшись, он медленно ушёл, оглядываясь через плечо. Тем временем Итачи, будучи в состоянии полной невменяемости, продолжал лепетать что-то бессвязное, обращаясь к камню, который крепко обнимал: — Саске… ты… как ты можешь быть таким твердым… таким холодным… Саске, полностью потеряв терпение, молча приподнял брата, грубо подхватив его под мышки, и, не обращая внимания на его лепет, поволок в сторону своей комнаты.

***

Саске небрежно бросил Итачи на кровать и тяжело выдохнул, пытаясь подавить охвативший его гнев. Но при этом его взгляд не мог оторваться от брата: лицо Итачи, покрытое румянцем, выглядело непривычно расслабленным. Его слегка приоткрытые губы что-то бессвязно бормотали, а глаза, затуманенные алкоголем, казались совершенно беззащитными. Саске провёл рукой по его лицу, отметив, насколько горячая у него кожа. — Ты сам виноват, что оказался в такой ситуации, — пробормотал он, уже не стараясь скрыть охватившее его желание. Он начал расстегивать пальто Итачи, оглаживая его талию, пока его руки наткнулись на шрамы — грубые рубцы, которые вызывали у Саске странную смесь сожаления и ярости. Когда Итачи непроизвольно попытался отстраниться, это больше напоминало жест беспомощного ребёнка, чем осознанное действие. Саске лишь криво усмехнулся, чувствуя, как охватившее его желание вспыхивает с новой силой. Он осторожно поднял Итачи, опустив руки на его бёдра, и, придерживая его одной рукой, начал медленно стягивать брюки. Итачи едва заметно шевельнулся, его лицо утонуло в шее Саске. Горячее дыхание обожгло кожу, заставив Саске невольно вздрогнуть, словно это прикосновение разбудило в нём нечто глубоко скрытое. Саске медленно наклонился, его губы нежно коснулись шеи Итачи, оставляя за собой влажные поцелуи. Он двигался всё ниже, его прикосновения становились увереннее, а дыхание тёплыми волнами окутывало кожу брата. Руки скользнули вдоль бёдер, медленно поднимаясь, словно стремясь изучить каждую линию Лицо Итачи утонуло в шее Саске, его горячее дыхание мягкими, почти осязаемыми волнами касалось уха, вызывая лёгкий озноб, пробегавший вдоль позвоночника. Саске прижавшись к нему, свободной рукой проник под расстёгнутые брюки, пальцами скользя по внутренней стороне бедра. Губы Саске двигались медленно, опускаясь ниже, оставляя на коже едва заметные следы. Каждое прикосновение настойчивым, будто он стремился прочертить каждую линию на теле Итачи своим присутствием. Но вдруг, из состояния полусна, Итачи неожиданно поднял руки и обхватил голову Саске, прижав его к своей груди. Его мягкие, словно ватные, руки начали ритмично покачивать голову брата из стороны в сторону. Саске на мгновение застыл в удивлении, не понимая, что тот делает. Итачи, не прекращая свои действия, начал тихо что-то бормотать. — Ты что за ерунду творишь? — спросил он, уткнувшись лицом в грудь Итачи. — Ночь тиха… спи, спи… — голос Итачи был мягким, почти убаюкивающим. Саске замер. Мелодия, звучащая в голосе брата, была смутно знакома. Сначала он не мог понять, что именно это было, но постепенно его осознание прорвалось сквозь раздражение: Итачи пел ему колыбельную. Тихий, едва уловимый напев пробудил в его сознании что-то давно забытое. На мгновение Саске словно перенёсся в далёкое прошлое. Перед его внутренним взором возникла картина из детства: белая комната, наполненная мягким светом. Рядом с маленькой кроваткой пастельного голубого цвета стоит мальчик. Он бережно держит на руках младенца, который тянется к нему пухлыми ручками, и тихо напевает ту самую колыбельную. Мальчик так тепло улыбается, что эта улыбка наполняет всё пространство вокруг. Воспоминания, словно старые фотографии, внезапно ожили, осыпая его светлым, мерцающим светом. — Пусть весь мир подарит тебе счастье, тепло и надежду, — мурлыкал Итачи, голос которого звучал спокойно и нежно, с лёгкой, почти неуловимой улыбкой. Это был, пожалуй, первый раз за долгое время, когда Саске услышал в голосе брата настоящую радость. Напряжение и раздражение, терзавшие его весь вечер, медленно растворились, уступая место спокойному теплу, словно мягкие солнечные лучи касались его кожи, унося с собой всё, что мучило. Итачи, прерываясь, всё же допел свою мелодию до конца. Саске молча убрал руку с пояса брата и осторожно переместил её на его талию. Затем, медленно согнувшись, он попытался спрятать свою высокую фигуру в объятиях Итачи, словно маленький ребёнок, жаждущий укрыться от всего мира в этом тихом, уютном моменте.