О телесном и том, что превыше

Пожалуй, для тебя эта сторона вопроса не столь важна, как для него. Измученный долгой и продолжительной нелюбовью - именно тех, кто, по законам Божьим и должен был подарить любовь, вскормить ею с самой колыбели, - многие годы обделенный правом голоса, правом власти в чем-либо, что имело хоть какое-то значение, он видит в удовольствиях плоти нечто большее, чем удовлетворение сиюминутной потребности. Быть может, вас наряду со всем прочим роднит и болезнь, дарующая пусть и длительные порой, но передышки, чтобы потом с новой силой напомнить о себе. Только его она лишь подстегивает наслаждаться этими передышками, днями-неделями-месяцами, когда можно ощутить себя, действительно, властителем, королём. С малых лет, с самого начала едва ли выносимого регентства все телесное стало для него отдушиной, проявлением свободы, глотком чистейшей воды для терзаемого жаждой действия его собственного "я" - будь то охота, скачки, а отныне - и мужская любовь; ведь к любви женской, хоть материнской, хоть жены к мужу, в нём доверия нет. Тебе же болезнь шепчет совершенно другое. Плоть для тебя - ничто, досадное препятствие на пути к величию, к твоему истинному предназначению. Будь твоя воля, ты бы не убоялся прогневить Его и отрёкся от своей телесной оболочки, что так часто только прерывала твой полёт мысли, сковывала жгучими, пронзающими приступами боли. Оттягивала на неопределённый срок исполнение твоих замыслов, претворение в жизнь важнейших шагов на пути к новому государству, могущественной Франции, процветающему будущему. Какие там любовные утехи - тебе бы о пище, о сне вспомнить в твоем страстном танце неугомонного разума и горящего судьбой родины сердца! Ты мог бы, как и подобает твоим кардинальским одеждам, без труда принять целибат, если бы промысел Божий дозволил тебе это, - вот насколько для тебя это все не важно. И все же с ним - это совсем другое. Для тебя это - едва ли о плоти, сколь бы ни была сладостна неизбежная боль, сколь сильно ни пылало бы твое тело под его руками и губами. Как высоко бы ни возносились вы в исступленном забвении, как бы ни бились в пронзительном освобождении ваши тела, разгоряченные, влажные от пота и семени, прижимающиеся друг к другу кожа к коже, до непристойных звуков между ними... Все это не имело бы для тебя значения, не будь это он. Твой смысл, твой главный соратник и спутник в бою с прошлым и настоящим, с друзьями и врагами, с католиками и гугенотами. Тот, кто разделяет с тобой твою миссию, твоё предназначение. Тот, кто для тебя и для кого ты становитесь проводниками воли друг друга, воли к построению и укреплению централизованной, упорядоченной Франции. Стоящий над всеми и непосредственно над тобой единственный человек во всем мире. Властитель твоих помыслов, твоих целей, твоего тела и души. Твой король. И этот акт, это единение тел для тебя - воплощение этой незыблемой истины. Власти, которую он имеет над тобой - не по праву рождения, а по праву выбора, как его, так и твоего собственного. На этот пьедестал преклонения, в котором ему отказывалось матерью, братом, ближайшими "соратниками" и теми, кто так и стремился подчинить его волю себе и своим планам, возвёл его ты. Не только для Франции и французов, не только между народами, провинциями и государствами. В первую очередь - для тебя самого. Невозможно заставить других по-настоящему, всей душой и на многие годы поверить в то, во что не веришь сам. И ты поверил. Ты сделал и продолжаешь делать все - возможное и невозможное - ради того, чтобы вера в него, в твоего короля была непоколебима; и точно так же непоколебимой становится и твоя собственная вера, твоё признание собственной принадлежности ему. А он принимает все то, что ты отдаешь ему. Всего тебя, все твои таланты, все твои устремления, планы и победы. Он жаден - до будущего, до истории, что вы вдвоём пишете на карте мира то широкими, то ювелирно-точными штрихами. Жаден до новых завоеваний, до новых способов установить порядок, которые ты предоставляешь ему, точно восточный торговец, рассыпающий перед взором богатого господина сокровища одно ценнее другого. Жаден до тебя - и твоей покорности, что ты демонстрируешь зачастую в противовес требованиям уставшего и уже не самого молодого тела. До твоей готовности довериться, раскрыться так, как никому и никогда - да и ни за что, ведь разве существует на этом свете хоть кто-то, помимо твоего короля, которому ты бы отдал всего себя? До звуков, которые слетают с губ, вырываются из горла, исторгаются из груди с небывалой силой. До спутанных седеющих прядей, до каждого шрама на теле, до каждого несовершенства кожи. До несдержанных откликов и хитрых, продуманных ласк. До болезненно мимолетных мгновений безмятежности после опустошающих часов желания. Он обладает всем тобой. Ты всецело принадлежишь ему, посвящая себя и ему, и вашей с ним общей цели, общей миссии. И, получая то, к чему стремится, он не скупится на вознаграждения, на похвалу, ласки и любовь. Жаждущая тепла, в котором часто получала отказ, порывистая натура отдаёт тебе с избытком все те радости, что приносят ей твоё дело, твои старания, твой ум и тело. Твой король умеет ценить, умеет быть благодарным и воздавать тебе по заслугам - по высшей мере награды, а порой, если того жаждет и заслуживает твоя мятущаяся душа, - и наказания. Удовольствия выше этого, пожалуй, и не сыщешь на этом бренном свете.