Kumiho

Едва слышно хрустнув веткой и тут же мысленно дав себе за это пощечину, Чонгук осторожно наклоняется вперёд, отодвигая рукой свисающие листья, загораживающие обзор на небольшую полянку посреди темного непроходимого леса, и торжествующе ухмыляется — кажется, он нашел то, что искал так долго. Трава на этом свободном от деревьев участке мягкая, шелковистая, будто подсвеченная откуда-то снизу оранжевым огнем. Это рассеянное сияние исходит от лежащего на дальнем конце поляны обнажённого тельца, повернутого к Чонгуку спиной. Оно выглядит так, будто принадлежит девушке, не то очень худенькому и хрупкому парню, в любом случае изящное телосложение этого существа: его плавные изгибы в районе бедер и талии, аккуратно очерченные позвонки и очаровательно поджатые под себя миниатюрные, как и весь он, конечности — всё это так и кричит о том, что оно совершенно не опасно, и наоборот, само нуждается в защите. Но Чон — опытный экзорцист и не просто так имеет репутацию самого лучшего борца с нечистью, и прекрасно знает, какая сила на самом деле скрыта в этом с виду беззащитном создании. Его короткие волосы огненно-рыжие, а между ослепительно яркими прядями торчат два таких же рыжих, как и его слегка растрёпанная шевелюра, заостренных ушка, становящиеся белыми к концам, что увенчаны маленькими кисточками. Чонгуку не видно его лица, но он точно знает, что глаза у лисы дикие, злые, с вертикальными зрачками и подведенные снизу красным, а во рту, меж ровных человеческих зубов торчат два острых клыка, скорее всего, ещё в свежей чужой крови. Это не просто потерявшееся в дремучем лесу юное человеческое дитя, уставшее от безуспешных поисков спасения и прилегшее на траву, чтобы отдохнуть, как могло бы показаться наивному путнику, что случайно сюда забрел, нет. Это одно из самых кровожадных и опасных существ во всей Корее, способное с лёгкостью победить в поединке даже самых крупных хищников, даже несмотря на свой небольшой размер, а затем разодрать жертве глотку за считанные секунды. Это — кумихо, девятихвостый лис, живая легенда. Одна из тех гигантских чудовищ, что бродили по лесам, поросшим небывалыми растениями, ещё в древности, со временем, по неизвестным причинам стали уменьшаться до тех пор, пока не достигли размера обычной лисы, а затем, на протяжении последних нескольких столетий в человеческом обличье заманивали людей своей красотой и сладкими речами, после чего жестоко убивали, перед смертью долго и мучительно играясь с несчастным. Раз в несколько лет какому-нибудь смельчаку все же удавалось поймать волшебную лисицу, и тогда она, в человеческом образе или же зверином, скрученная прочными цепями, становилась своеобразным охотничьим трофеем, выставляемым на показ в гостиной дома и доказывающим доблесть и мощь поймавшего, ибо считалось что тот, кто поймает какое-либо демоническое создание, сам получит силу, сравнимую с силами Дьявола. Другие слухи гласили, что плотские утехи с этими существами становились в десятки, а то в и сотни раз лучше, чем с обычной женщиной, поэтому если владелец борделя или постоялого двора каким-нибудь образом заполучал в свои руки девятихвостого лиса, то его бизнес автоматически становился самым богатым на долгие годы и многие мили вокруг. Желающих провести ночь с измученной кумихо, из-за недостатка сил утратившей способность возвращаться в звериное обличье и предпринимать хоть какие-то попытки к сопротивлению, были просто толпы, так что такая диковинная зверюшка приносила просто необычайный доход. Ни за толстым стеклом в гостиной, ни в стенах борделя они не протягивали долго, и вскоре умирали от голода, телесных пыток и собственного нежелания жить, что побуждало людей отправляться в леса за новыми сувенирами для собственного дома или игрушкой для богатых извращенцев. Но лисы оказались существами неглупыми, хоть и гордыми, и отчаянными — они просто начали самоуничтожаться, чтобы не опорочить честь своего рода посягательством на него человека, поэтому все чаще стали находить дровосеки и охотники оконченевшие и окровавленные трупы ушастых самоубийц, не пожелавших быть очерненными людьми. Сейчас этих удивительных и могущественных созданий осталось совсем немного, возможно это, спящее сейчас в высокой траве — одно из последних, живущих ныне, и Чонгук не может упустить шанс первым досконально изучить этот вид волшебных существ, по преданиям, спустившимся с неба подобно богам. К тому же конкретно эта особь совсем юная, а значит, зрелый возраст, пригодный для исследований, ещё впереди, и он не пропустит никаких важных данных о его организме. Он сначала выслеживал этого лисёнка в горном лесу на протяжении нескольких месяцев, а затем ещё почти столько же наблюдал за ним, чтобы убедиться, что это тот, кто ему нужен, что он одинок, и никто не помешает парню поймать этот редкий образец. Чонгук положил на эту охоту почти год своей жизни, и теперь не потерпит поражения. Он максимально сосредоточен и напряжен, чтобы не пропустить нужный момент, когда можно будет наконец осуществить задуманное и напасть. Его рука медленно ложится на спусковой крючок арбалета, что заряжен специальными стрелами, у которых наконечники сделаны так, что не оставляют глубокой раны, зато оставят в царапине усыпляющий раствор. Ещё пара секунд, и лис будет обезврежен... Однако у лесных птиц другие планы, и одна из них садится на ветку прямо над головой оборотня, громко чирикая, и спящий до этого лис приподнимается на своих тоненьких ручках, сонно зевая, и услышав шорох, изданный чертыхающимся сквозь зубы человеком, поворачивается в его сторону, перед этим развернув туда свои пушистые звериные уши. Чонгук видит его красивые голубые глаза, так красиво подчёркнутые снизу красной линией под ресницами, и пухлые розовые губки, слегка приоткрытые после сна, за мгновение до того, как чистая лазурь его радужки смыкается вокруг узкого зрачка, мягкий зефир губ искажается в животном оскале, обнажая острые клыки, а бледная кожа юного тела на глазах обрастает красновато-рыжим мехом, теперь уже не оставляя в нем ничего человеческого. Последнее, что успевает увидеть Чон перед тем, как разъяренный кумихо бросается на него в невероятном прыжке — девять хвостов, будто бы объятых розоватым пламенем, и горящие ненавистью красные глаза. Что-то щелкает у него в груди при виде этих суженых зрачков и красных линий под глазами, будто какая-то мысль, какое-то воспоминание рвется наружу. Но он не успевает освободить его окончательно, потому что рука сама нажимает на крючок и замерев на секунду, лиса падает на землю, усыпленная стрелой Чонгука. Её веки безвольно опускаются, а сама она, издав последний рык, проваливается в искусственный сон. Только когда грудь, покрытая мягкой шерстью, перестает вздыматься так часто, как до этого, переводя организм в состояние сна, Чонгук наконец выходит из своего укрытия, позволяя себе впервые за все это время подойти к кумихо настолько близко, что можно протянуть к нему руку в защитной кожаной перчатке, чтобы в случае чего не обжечься или не получить ядовитую язву, и положить ладонь на теплый мех. Несколько из хвостов, теперь спокойно лежащих на земле, несильно вздрагивают, заставляя человека напрячься, но так все мышцы лисы теперь расслаблены с помощью постороннего вмешательства, все её движения вскоре прекращаются, и Чонгук может продолжить свой осмотр. Он не собирается убивать оборотня сейчас, ему нужно было лишь обездвижить его для того, чтобы доставить в свое поместье у подножия горы, что до этого момента была домом молодого девятихвостого лиса, для дальнейших исследований. Так что теперь ему нужно надеть на кумихо крепкую сеть и закрепить её пасть и конечности в таком положении, чтобы она эту сеть не смогла разорвать. Он выдергивает из чужого бока стрелу, вытерев при этом маленькую струйку крови, вытекшую из образовавшейся ранки, и переворачивает лису на спину, чтобы обвязать ее лапы тонким стальным канатом, что далось ему на удивление легко. Да, лисы и волки на самом деле не так уж и много весят, но этот экземпляр — кумихо, а не весит наощупь и пятидесяти килограмм — столько же примерно весит и его человеческое тело, отмечает вдруг Чонгук. Возможно, это нужно для того, чтобы трансформация давалась легче, а может потому что кумихо ещё юный, а в будущем вырастет и потяжелеет. Приподняв тело за уже скрепленные передние лапы, он вдруг замечает достаточно длинный продольный шрам, переходящий с груди до середины подрагивающего живота. Это не свежий и не недавний порез, это уже давно затянувшаяся рана, явно глубокая и болезненная, и явно оставленная рукотворным оружием. Впрочем, причины появления этого шрама он сможет выяснить и позже, сейчас у него есть более важная задача — полностью обезвредить опасное существо. Когда на небольшую мордочку надет железный каркас из тонких, но прочных прутьев, застегнутый на замысловатый замочек на кожаном ремешке, когтистые лапы так же обездвижены, а узел на сетчатом мешке, в который уложен кумихо, крепко завязан, Чонгук закидывает себе на плечо драгоценную ношу, ещё раз удивляясь ее легкости, и наконец отправляется к себе домой, в свою лабораторию экзорциста и охотника, специализирующегося на магических существах и чудовищах, где ему предстоит изучить, а затем уничтожить невероятное существо, попавшее ему в руки. По дороге к поместью кумихо почти не двигался в сетчатом мешке, несмотря на то, что ритм шагов Чона вовсе не был мерным из-за многочисленных ям и взгорьев. Однако как только Чонгук вытряхнул его, все ещё связанного, но уже в сознании и чертовски злого, в клетку, он едва успел закрыть дверцу, чтобы не получить по лицу когтями. – Нет, лисичка, если будешь так себя вести, хорошего обращения к себе ты не получишь, понятно тебе? Лис отчаянно дёргается, а его морда кривится от боли — видно, что веревка на лапах ему жмёт. Чонгук, заметив его, слегка ухмыляется. Оборотню больно находится в зверином обличьи в этих кандалах, а значит скоро он примет человеческий облик, и тогда с ним можно будет нормально разговаривать. Долго ждать перевоплощения ему не приходится, и уже через пару минут бесполезных метаний по клетке, сверкнув хвостами, кумихо на глазах превращается обратно в человека, однако звериная злоба в его глазах все та же. Он бросается всем своим худым телом на прутья клетки, тут же сползая вниз, из-за связанных рук не имея возможности за что-нибудь ухватиться, и оскалившись, шипит охотнику прямо в лицо. – Ты... Мразь! Я разгрызу тебе глотку и выпью твою кровь, тогда посмотрим, кто будет хорошо себя вести! – надрывается оборотень, похрипывая из-за недостатка воздуха. Чонгук наблюдает за бурей, развернувшейся перед ним черезчур безучастно и равнодушно, чтобы по окончанию яростных возгласов кумихо выхватить кинжал и сквозь прутья схватив лису за шею, прижать к ней холодное лезвие. – Закрой пасть, тварина. Он отпускает ошарашенного оборотня обратно вглубь клетки и даже не взглянув на него, разворачивается и уходит прочь из комнаты, в которой по-прежнему бьётся в безуспешных попытках выбраться связанный кумихо.