Портрет немертвого

В какой-то момент я понял, что мне придется сделать выбор. Прости, Виктор. Резкий, хриплый вдох вернул Арона к нежизни. Сев в гробу, он быстро осмотрелся. Крышка аккуратно прислонена к стене, а лунный свет уже выпустил в комнату бледные стрелы, что задели голые ноги. Но пробудил не свет. А жуткое, сосущее чувство пустоты. Виктор, очевидно, ушел. И осталось оно — как будто в груди разверзлась дыра, готовая втянуть его самого и оставить только слабую тень. Тень.  Арон вздрогнул от тени птицы, пронесшейся за окном. «Кто он для нас? — сухой, змеящийся голос равви проник под кожу, заставив резко окаменеть. — Может… наш новый брат? Но он не нашей веры, мальчик мой. Ты уверен…»  Арон с грохотом выбрался из гроба.  «…что мы можем ему доверять?» Эти вопросы Арон слышал не раз. Исайя, Калев, Тхия, Шимон, Варух. Ему нельзя сближаться. Нельзя доверять кому-то больше, чем каждая сущность в мире адамов доверяет творцу, чем он доверяет… равви Хираму.   — Вас здесь нет. Равви, вы в Яффе. Хватит. Он вас не касается. Как и я.  Тело пробила дрожь, Арон сгорбился в попытке сдержать ее. Память немертвого четкая до боли, но избирательная. Он ведь сбежал, так? А равви не может покинуть обитель. Он ни разу не ступал за ее пределы. Но почему Арон так уверен?  «Покорность — одна из добродетелей, которую ты познал через Ход, мой мальчик, мой Аарон…»  — Не разговаривай с ним, — приказал Арон сам себе.  Подобрал с пола грязную одежду, она легла на тумбочку аккуратной стопкой в ожидании прислуги. Нагое тело скрыли свежие серые брюки и белая рубашка, не отличимая от прежней.  Поправив воротник и закатав рукава, Арон взялся перестилать постель. Раздраженный голодом нюх уловил тонкий запах лубриканта и едва уловимый — пота. Но пот немертвых отдает больше прахом, чем человеком. Можно подумать, это был не секс, а неведомый темный ритуал.  Губы тронула усмешка.  «Вот только никто не походит на жертвенного агнца». Широкая постель вернула нетронутый вид. Дернув ручку двери, Арон чуть не столкнул замершего за ней Больдо — тот сделал неуловимый шаг назад. Из-за сутулой спины видна покорно склоненная голова служанки.  — Ясной ночи, господин Рагман, — кашлянул Больдо. — Господин приказал прибраться и уточнить, нужно ли вам что-либо.  Арон озадаченно оглянулся на комнату. Обстановка такая же, как до Виктора. Только крышка гроба больше не пыльная.  — Ничего не надо. Спасибо.   — Отлично, — слуга кивнул. — Тогда позвольте забрать стирку. Арон подождал, пока он отступит, после чего направился в синий зал. Пустота внутри срезонировала с пустотой этой временной мастерской. Убранство в темно-синих тонах сделало лунный свет голубым. Его тоскливые лучи лежат на резном кресле и притупляют цвета небрежно сброшенных на него доломана и жупана. Пустой бокал на столике чуть сверкает хрустальной гранью, споря с блеском парадных ножен сабли. Будто Виктор змеем сбросил здесь старую кожу.  Арон подошел к холсту. Пустота посмотрела с него провалами глаз. В декорациях расслабленно сидит масляный призрак с кривым черным ртом, который мог быть улыбкой. «Чужак не поймет тебя лучше меня, Аарон» — голос такой близкий, что стоит обернуться — он уткнется в равви. Он склонит голову. Он согласится. Он же…  «Мой любимый ученик». Зажмурившись, Арон сделал глубокий вдох и выдох. Открыв глаза, он уже был сосредоточен на работе. Портрет — всего лишь правильно положенные слои масла на холсте. Написать его не так трудно, когда знаешь каждую черту. Кажется, в случае с Виктором так будет даже проще. Арон знает наизусть нетерпение в бегающем от предмета к предмету взгляде, алый блеск в беспорядочных прядях, чуть выпущенный в небрежном оскале клык.  Нужно только подобрать и расположить слои краски. В последний раз он перекрыл лицо Виктора белилами, но на самом деле оно не белое. Неуловимо влияет и голубой свет луны, и контрастно алые локоны, и винный жупан. Множество оттенков и теней складываются в выражение игривого превосходства, сквозящего в точеных чертах.   На отмытую палитру лег толстый мазок цвета марсала, в него аккуратно скользнула кисточка.  Он же много раз рисовал портреты, этот ничем не отличается.  Теперь нужно просто вспомнить лицо.  «Арон, сука, я не успеваю дышать…» Выпущенные от боли и агонии клыки, пот на висках, порозовевшие кончики ушей.  Напряженная жилка на выгнутой шее и крепкие бедра, цветущие синяками под пальцами Арона.  Он вспомнил стоны, приглушающие голоса в голове.  Кисточка нервно съехала от подбородка Виктора по шее, оставив след как после кровавой трапезы. Арон запоздало оценил свое творческое решение.  — Ха… Ха-ха-ха…  «Все в порядке. Еще можно убрать». Он выбрал самую чистую тряпку, чтобы снять влажное масло.  Как будто до этого не спал с заказчиками. Вот только «десять пороков» — смешной бред неизвестного журналиста. Уникальность портретов Арона только в том, что у немертвых десятилетия опыта и хорошая память. А Виктор — всего лишь мужчина, который должен достаточно властно выглядеть на фамильном портрете.  Как и в нежизни. Властно и одновременно…   — Хрупко.  Арон напрягся от собственного голоса, разлетевшегося по залу. При Корвине он бы не рискнул такое ляпнуть.  Но слово идеально легло на образ Виктора. Как будто подсветило все шрамы на теле и сделало похожим на склеенную золоченым лаком вазу. Арон видел такие на востоке. Пока она покоится на постаменте — это редкое и древнее произведение искусства. Но стоит упасть — разобьется вдребезги и уже навсегда.   — Мм…  Напряженно помассировав виски, Арон вернулся взглядом к масляному лицу. Испачкав кисть, решил переложить ощущение на портрет.  «Нет, — он остановил себя в миллиметре от касания. — Я не… Не хочу, чтобы…»  — …чтобы кто-то кроме меня это увидел. Кус раббак. Слишком резко поднялся, от бедра с грохотом оттолкнулся этюдник. Полный гнева взгляд врезался в его раскрытый на полу зев, разбежавшиеся по ковру жестяные тюбики и перевернутую палитру.  Арон медленно склонился к ней. Потянув, размазал по ковру цвет марсала — как бурый кровоподтек. Приподняв дощечку к себе, оцепенел.   — Мне не по силам написать немертвого? И какой из меня художник… «Начинаешь понимать, мой мальчик. Без меня ты только убийца, выдающий себя за художника» — шепнул голос равви. Палитра с треском врезалась в стену и разлетелась щепками. Следом отправился за ножку этюдник. На него посыпались, отскакивая от выпуклых камней, горсти тюбиков.   Множащийся грохот заткнул и равви, и собственные мысли. До кучи Арон пнул табуретку, и она разбилась на дрова, теперь годные только в камин.   — Ха-а-а… — тяжело дыша, осмотрел наведенный бардак.  Неожиданно пустота перестала съедать. Арон утер пот со лба рукавом, губы разомкнулись в непривычно широкой улыбке с несдержанными клыками. Мрачный взгляд нашел портрет. Арон подхватил деревянную раму и приподнял, намереваясь швырнуть в стену. Услышать хруст отлетающих щепок. Увидеть как сминается грязный лен и ломается на нем неправильная, искаженная фигура Виктора. В последний момент руки дрогнули. «Раббак, это всего лишь грязный холст». Рама рухнула на подставку, Арон резко отвернулся.  — Нужно проветрить голову. Он покинул зал под тихий стук сабо за спиной. 

*** 

Арон прошел северную стену. Вокруг сомкнулись зубастые горы, а под небрежно расстегнутую парку задул ветер. Его холодные и цепкие пальцы задергали в разные стороны кудри, ноги провалились в свежий снег.  В Нове-Корвин снег большую часть года. Снег и ночь. Лучшее место для немертвых, ценящих забвение и покой.  Только ярко-зеленое северное сияние иногда мажет небо потусторонней краской. У зеленого много оттенков и значений, в средние века он считался цветом глаз дьявола. И если бы у Арона уточнили, он бы дал точный оттенок. Глаза дьявола — холодный изумруд, направленный на Нове-Корвин.  Он глубоко вдохнул, чувствуя как унимается бешеный пульс. Равви никогда не следует за ним в открытые пространства. Он ждет где-то в коридорах и затхлых залах, в спасительной тьме.  Раз вышел, Арон решил навестить могилу последнего друга из мира живых.  Еловый лес оглушил беспокойным шепотом. Может, он зря оставил здесь пепел Илария, заключенным среди шаманских костей птиц. Они бренчат на каждой ветке, которую Арон задевает, пробираясь вперед.  В шорохи вкрались хриплые вскрики, и поначалу он не придал значения — привык к голодным галлюцинациям. Но с каждым шагом неуклюжий плач становился ближе. Мужской, надрывный и неловкий.  Открылось кладбище и черная фигура в плаще, согнувшаяся над бесформенным телом. Резкий запах крови прокрался через ноздри и прошил нутро, заставив сжать челюсти. Клыки болезненно уперлись друг в друга, вынужденные остановить рост. Взгляд в панике заметался по незнакомцу, но Арон быстро успокоился. Макушка каштановая, без алого оттенка.  «Да и не похож Виктор на любителя кладбищ». Арон остановился рядом с плечом и едва бросил взгляд на профиль. Вьющиеся каштановые волосы забраны в высокий хвост, открывая бритые виски и резкие черты. Тени на них собрались в уродливую гримасу отчаяния.  — У немертвых нет слез, — негромко сказал Арон. — Еще привыкнешь к этому. Только юные немертвые так искренне пытаются заплакать.  — Как?..  Незнакомец поднял лицо, вызвав желание отвернуться от его отчаяния как от чего-то постыдного.   — Просто забудешь, как это делать. Сухо всхлипнув последний раз, парень сел. Его черты разгладились, и Арон оценил привлекательную внешность и блестящие карие глаза с грустно опущенными внешними уголками. Где-то он его уже видел. Воспоминание резануло запахом старой крови.  — Мы кажется…   — Виделись, — отозвался парень, тоже кратко скользнув по Арону взглядом. — Ты походу тот его художник. Который испортил вечеринку. Тонкие губы обхватили сигаретный фильтр.  — А я «херувимчик», лол… Вот же старая тварь. Ебаный извращенец не умеет даже нормально закончить сессию. Тебя, если что вдруг, не виню. Арон смолчал, следя как дрожащие пальцы пытаются чиркнуть зажигалкой. В выпущенных когтях застряли комья мерзлой земли, у колен примятый остывающей кровью снег. Тело перед ним — нагая, только в порванном платье девушка. Брошена поверх неглубокой дыры, как будто копала собака.  — Блядь, — ругнулся «херувим», выдыхая клубок дыма. — Я даже покурить не могу. Не чувствую никотин. Сука.   — Ты пытался ее обратить?   — Нет! Нахуя. Я просто… — голос дрогнул. — Не хотел, чтобы она умерла.   — Она в любом случае бы умерла. После укуса на душу ложится печать смерти. Ее или выпил бы другой немертвый, или она бы покончила с собой.   — Ты меня успокоить пытаешься, что ли?  Арон опустил голову. Взгляд задел запорошенную снегом могилу Илария в отдалении.   — Блядь, вампиризм бесит, — ругнулся парень, делая длинную затяжку. — Все чего я хочу, это убивать и трахаться. А лучше трахаться, попутно убивая. Я не понимаю… Почему я не могу отделаться от этого?!   — Привыкнешь, — глухо отозвался Арон. — Сначала сложно контролировать себя, потом… немного проще.  Устало выдохнув в сторону надгробья Илария, он развернулся.  — Ты куда? — догнал в спину возглас.  — За лопатами.  Они вернулись вдвоем, на этот раз с двумя лопатами и саваном. Арон помог вырыть достаточно глубокую могилу. Девушку уложили внутрь, ее окоченевшее тело скрылось в плотном свертке.   — Я даже имени ее не знаю… — выдохнул парень, на саван упал обугленный бычок. — Мне просто сказали убрать за собой мусор. Арон нахмурился, но смолчал. Неудивительно, что юнец потерялся в своих чувствах. Но чей он? Почему занимается этим один? Обычно у новообращенных есть патрон, который и обучает их всему. Должно быть, он и притащил питомца за собой в Нове-Корвин. Посмотреть на вокняжение Виктора.    — Тебе лучше вернуться к своему… — начал Арон, надеясь, что парень додумается самостоятельно засыпать могилу.   Захотелось поскорее избавиться от компании.   — Забавно, — перебил тот, уставившись вниз. — Ты говоришь, ко всему привыкаешь… Как думаешь, а я привыкну быть темнейшим князем? Арон застыл, как будто перезвон вороньих косточек на ветвях заколдовал тело. Парень заметил это краем глаза и горько усмехнулся.   — Не бойся. Хоть мне и сказали, что нужно будет вырезать всех его слуг… Я ведь могу оставить тех, кто поклянется мне в верности. Да и ты вроде неместный?   — Почему ты решил, что станешь князем? — осторожно спросил Арон.  Парень сплюнул под ногу привкус табака и выдернул из снега лопату.  — Ради этого меня обратили… Ну, мне так сказали. Я – принц крови. Избранный, типа того. Как оказалось, мои предки были родней правящих вампиров. Вроде Дракулы, ты должен знать. Первые комья земли загремели на саван. Сверху посыпались осторожные снежинки с ветвей сосен.   — Я думал — вот оно, моя скучная жизнь обретает какой-то смысл. Что-то особенное. Понимаешь, да? — в перерыве от закапывания он человечным жестом стер со лба пот. — А теперь думаю… Ебал я это все.  Арон проследил, как труп жертвы скрывается под слоем земли, густо замешанной на окровавленном снегу. Решил поискать поблизости хотя бы ветку, чтобы отметить изголовье могилы.  — О, спасибо.  Как раз закончив, парень принял ветку и воткнул по центру снежной кучки.  — В любом случае, старого извращенца скоро не станет. Как я понял, вы с ним не в ладах. Молчание Арона сошло за удобный ответ.   — Поэтому предлагаю тебе перейти на мою сторону. Я Егор. Егор Корвин. То есть… Пока что Корвин-Литвицкий. Фамилия резанула слух. Арон уставился в могилу, кулаки сжались. Шум леса поднял вокруг них водоворот снежинок. Тревожно забренчали птичьи косточки. Так вот чьего питомца он встретил… «Определись с хозяином, пока не поздно» — предложение Алексея Корвин-Литвицкого отдалось дрожью, в ладонь вернулось ощущение от мятой визитки.  Теперь все встало на свои места. Ножи взглядов, нацеленные на глотку Виктора, шепотки за спиной и сжимающиеся стены Нове-Корвин, все больше напоминающего склеп. Арон ведь решил, что не будет больше убегать.  Взгляд скользнул по худощавой фигуре Алексеева «избранного». Нужно определиться с хозяином, так?