Ètincelles de lumière

      Несомненно, дети — искрящая радость, наполняющая каждую клеточку родителей, их частичка, долгожданное счастье, о котором некоторые люди мечтают годами, самое дорогое сокровище безграничного, необъятного мира, Вселенной, что сверкает ярче небесных звезд в густой тьме. Когда малыш появляется наконец-то на свет, жизнь будто переворачивается, меняется, приобретает новые краски, яркие оттенки, сотворенные на палитре умелым художником. А если в этот благословенный день находятся, поддерживают родные, любимый альфа, то счастью и вовсе нет предела.       Но, к сожалению, не всем в этой жизни везет, не каждого любит удача. Чонвону, как он считает, судьба не соизволила подарить благословение на хорошую семейную жизнь, о которой грезил в детстве, планируя подробно с улыбкой на лице в своих мыслях, особенно перед сновидениями. Но, увы, не всегда мечтам суждено сбываться.       Мечта восемнадцатилетнего на момент четырехлетней давности Яна сбылась лишь наполовину. Его крохотный омега родился здоровеньким и таким чудесным, похожим на папу, что парень не смог сдержать ясные капли утренней росы из своих безумных от упоения карих глаз. Тот майский теплый день стал настоящим праздником, самым лучшим из всех за всю жизнь Чонвона. Но праздник не продлился долго, как хотелось бы. Альфа, увидев их новорожденного ребенка, одарил презрительным, полным неприязни взглядом и произнес фразу, прожигающую хрупкое сердце омеги: «Не мой. Он не нужен мне вместе с тобой».       Ян не был удивлен. Хоть парень и догадывался, знал, что рано или поздно придется услышать подтверждающие мысли, мучающие с самой беременности, но страшно боялся столкнуться с этими режущими острым лезвием нутро слова. Когда омега сообщил о том, что находится в положении вот уже полторы недели, Кихен принял это за шутку, а после окинул нахмуренным, недовольным выражением лица, явно не несущим ничего положительного.       Ким тогда ничего сказал, лишь молча поднялся с дивана, надел легкую ветровку и покинул стены их квартиры на какое-то время, хлопнув входной дверью и оставив растерянного омегу в недоумении. С того вечера их отношения приняли другой оборот: альфа мало времени находился дома, пропадал на работе или отдыхал с друзьями, редко, но срывался на Чонвона, особенно когда он просил купить что-то из еды, потому как внезапно возникало желание съесть определённый продукт.       В общем, Кихен резко и так заметно отдалился от Яна, потому что новость о ребенке не входила в его планы, он не хотел и даже не был готов к такой серьезной ответственности, к тому же, не нагулялся еще. Чонвону приходилось скрывать свои тяжелые чувства, колкой болью отдающиеся, терпеть ради крохотной частички, растущей в его животе, пытаться остановить нервный срыв, ведь здоровье малыша для него самое важное.       Если находиться в одном помещении с альфой становилось слишком невыносимо, чересчур душно, трудно, Ян уезжал к родителям, которые, естественно, принимали сына, успокаивали его, пока он плакал, а в душе не пытались скрывать ненависть, зло и непонимание к тому, кто сбежал от ответственности и последствий собственных необдуманных дел. Отец и мама поддерживали беременного сына, делали все, что только можно и Чонвону легче дышать было, спокойнее, увереннее.       После окончательного ухода альфы, который сам, не зная почему, не исчез из жизни Яна раньше, видимо, понимал, что омега все же нуждался в нем, его запахе и помощи, Чонвон не плакал, хотя должен был, потому как ощущал боль и обиду. Он просто осознал, что в его пазле жизни навели порядок и «избавили» от того, кто не достоин такого мягкого, добродушного и нежного омегу, потому решил для себя, что со всем справится обязательно. Он должен, обязан ради родившегося желанного ребенка.       К счастью, слабый физически, но сильный духом омега сумел доказать себе, маленькому сыну, родным и никчёмному бывшему, что не удосужился ни разу проведать, предложить помощь, да даже просто взглянуть на собственного сына, которого по какой-то причине не считает своим. Чонвон никогда не изменял Киму, не смотрел на других альф с каким-либо интересом и любопытством, так как ему хватало Кихена и он любил лишь его. Но если бывший парень решил, что это не так, то он настоящий идиот или просто-напросто выдумал весьма глупую, безрассудную причину расставания с омегой.       Ян сумел справиться и без альфы, выполнил обещание, данное себе же, окутал Миёна всеми узами наисильнейшей родительской любви, напитал той необходимой заботой и нескончаемым количеством ласки. Первое время было тяжело, а иногда даже очень, но родители, в особенности мама, не бросали в беде сына, находились рядом и помогали как могли. Омежка рос в искренне любящей семье, учился постепенно ходить и потихоньку произносить некоторые слова, первое из которых стало «папа». Чонвон в тот момент выпустил из глаз пару слезинок переполняющей радости, расцеловал ребенка в мягкие щечки и сделал фотографию на память, чтобы через несколько лет взглянуть и вспомнить момент счастья, как и все последующие.

~~~~~~~

      

4 года спустя, наши дни.

— Сынок, поторапливайся скорее. Такси скоро приедет, — произносит Ян, собирая в сумку нужные вещи. — Бегу, папочка! Только динозавлика возьму, — ребенок выкрикивает из комнаты, забирает любимую игрушку и бежит к папе в коридор. — Давай наденем курточку, на улице прохладно сегодня, хотя прогноз обещал солнечную погоду, — Чонвон достает из шкафа верхний элемент одежды персикового цвета, присаживается на колени, одевая аккуратно сына, нежно улыбаясь. — Можно я не буду надевать шапку? Не хочу, она давит, — состроив щенячьи глазки, просит малыш, выпячивая пухлые губки. — Хитрый лисенок. Хорошо, но мы возьмем ее на всякий случай, — старший омега щелкает малютку по носику, вызвав у того смех, наполненный мелодией весенней капели. — Обещай вести себя хорошо. — Обещаю!       Чонвон и Миён покидают стены их небогатой, но весьма уютной, наполненной теплом, детским смехом и любовью, двухкомнатной квартиры, забыв напоследок взять с собой зонт, который остался висеть на крючке в прихожей. Как обычно они спускаются в припрыжку со ступенек второго этажа, напевая песенку об устрашающем Бармаглоте из повести-сказки «Алиса в Зазеркалье», которую маленький омега с широкими янтарными глазами обожает и просит папу читать ее частенько перед сном.       Кто бы мог подумать, что ребенку могут нравиться отрицательные герои сказок, мультфильмов и книг, ведь в большинстве случаев детям по душе хорошие, положительные персонажи, с которых они берут пример и восхищаются. Но Миён-и не такой как все, для Чонвона он особенный, самый лучший, драгоценный, поэтому Ян ничуть не против такому раскладу, пока это не переходит границ дозволенного.       На улице стоит прохладная погода, точно не такая, как сказано в интернете на сайте с прогнозом, и омега вновь осознает, ставит галочку, что не всегда нужно доверять предвидению всемирной паутинки. Слабый ветерок кружит в лебедином танце, обдувая открытые участки кожи, вызывая тем самым пробегающие мурашки, на васильковом небе, лохматит дуновением черные волосы Чонвона и каштановые Миёна; плывут редкие воздушные жемчужного цвета облака, превращаясь в ту или иную фигуру — конец первого месяца осени проявляет борозды своего правления, окрашивая постепенно листья деревьев в желтый, оранжевый и бурый цвета.       Машина подъезжает ровно к тому моменту, когда счастливая семья из двух человек делает пару шагов от подъезда, обсуждая дальнейший план действий после посещения фотостудии. Родители Чонвона подарили и оплатили съемку семейной фотосессии, чтобы раскрасить грустные осенние деньки яркими оттенками хорошего настроения и дать возможность создать новые теплые воспоминания, греющие сердца.       Ян поначалу немного ругался, говоря по телефону с мамой, так как ему неловко и малость стыдно, что за него заплатили, ведь отец и мать и так достаточно помогают материально и физически тоже, но те заявили, чтобы их сын не волновался и не выдумывал ничего, а брал малыша за руку и со спокойной душой ехал в студию. Что, собственно, он и делает, потому как выбора у него не остается. Да и родных расстраивать отказом не хочется, тем более Миён-и обрадовался, когда услышал о подарке бабушки и дедушки.       Четырехлетний малыш хоть и не так четко произносит слова, не выговаривает букву «Р», что имеет совершенно нормальное явление для его возраста, но поболтать с папой и другими любит, вещая на своем детском языке о героях мультфильмов «Мстителей» или «Хранителей снов». Водитель такси успевает вести машину, следить за дорогой и слушать рассказ маленького омеги, активно жестикулирующего руками в воздухе, с меняющимися эмоциями на милом личике, что становится причиной поднятия уголков губ не только родителя мальчика, но и мужчины за рулем, поглядывающего в зеркало заднего вида.       Простояв совсем недолго в пробке, такси наконец доставляет молодого омегу с ребенком в нужный им пункт назначения. Здание фотостудии довольно большое: построено из красного кирпича, состоит из двух этажей с квадратными окнами внизу и круглыми вверху, дверь выполнена из древа темно-коричневого дуба, выше которой висит вывеска с нетипичным названием «Etincelles de lumiere», что с французского языка означает «Искра света». Заплатив таксисту за проезд, Чонвон выходит из автомобиля с сыном, махающим водителю на прощание, благодарит мужчину в возрасте и намеревается идти к двери здания.       Малыш, хватая папу за руку, торопит его, для того чтобы скорее оказаться внутри помещения, и Ян повинуется, ускоряя шаг, рассматривая здание из кирпича. Зайдя внутрь, их встречает невысокая девушка со светлыми волосами из зоны ресепшена, сидевшая до этого за столиком, печатая что-то в компьютере. Сотрудница приветливо улыбается, здоровается и представляется как Дахен, затем спрашивает время записи и на какую съемку семья пожаловала. Чонвон отвечает, пока блондинка сверяет информацию в записях сайта, отчего-то испытывая волнение. Он ни разу не бывал в фотостудии, а в такой роскошной тем более. Даже представить нельзя сколько его родители отдали денег за такое удовольствие.       Молодая работница сообщает по телефону какому-то человеку, вероятно фотографу, о прибытии клиентов, просит снять куртки и подняться на второй этаж по лестнице справа, где будет открыта старинная по виду дверь. Ян благодарит девушку, и с ребенком, держащим игрушку у сердца, идет куда указали. По пути им встречаются комнаты с различным интерьером, несущим определенную тематику съемки, что происходит почти в каждом весьма красивом зале. Наконец они подходят к той открытой двери, о которой говорила сотрудница на ресепшене, и омега почему-то волнуется больше, ощущая едва уловимый аромат растопленного темного шоколада с нотками грецких орехов.       Из приоткрытой двери видно, как достаточно высокий человек держит в руках фотоаппарат, наверное, настраивает, включает нужные функции, необходимые для соответствующего освещения. Фотограф выглядит красиво и так молодо: волосы классического коричневого цвета, уложенные назад, чуть торчат, прикрывая лоб, черные брови сомкнулись в клиновидную бороздку, прямой нос, немного пухлые губы, а глаза…такие бездонные карие глаза, словно поглощают в глубокую темную бездну.       Судя по густому, тяжелому запаху, расхаживающий по залу — альфа, одетый в черную кофту с горлом, с серебряной цепочкой на груди, такого же оттенка выглаженные идеально брюки, темно-каштанового цвета ботинки, а сверху надета кожаная куртка цвета светлой карамели. Фотограф на вид приятен, нереально великолепен, и омега, давно не заглядывающийся на других альф, сейчас впервые за долгое время позволяет себе сделать это, задерживаясь взглядом на сосредоточенном лице, а после на тыльную сторону ладоней, покрытыми сплетением синих сосудов. Интересно, в душе он такой же красивый, как и снаружи? — Папочка, мы долго будем стоять? — шепчет малыш, боясь, что взрослый дядя его услышит. Но альфа все же улавливает слухом посторонние голоса, несмотря на занятость. — Что же вы стоите у прохода? Прошу, заходите, — фотограф жестом показывает входить, снимая верхний элемент одежды. — Да-да, конечно. Прошу прощения, — омега кивает, беря сына за руку, и проходит в просто огромную светлую комнату. — За что вы извиняетесь? — Ну как же, мы заставили вас ждать, тем самым отодвигая конец съемки… — Нисколько. Сейчас четверть второго, я в вашем распоряжении ровно через пять минут, поэтому вы ничуть не задерживаете меня, не волнуйтесь, — объясняет мужчина, глянув на часы, висящие на стене, а затем направляет непрерывный взор на клиента с ребенком. — Как вас зовут? — Ян Чонвон. А это мой сын, Ян Миён. Поздоровайся с дядей, — отмирает парень, представляясь, а потом обращается к малютке. — Здлавствуйте, меня зовут Миён. Мне уже четыле года. А как вас зовут? — радостно, но немного застенчиво лепечет мальчик, все еще держа родителя за руку. — Пак Чонсон, но можете называть меня Джей. Так ты уже взрослый парень, да? — Чонсон наклоняется к чудесному, как ему кажется, ребенку, обнажая легкую улыбку. — Да, но папа говолит, что я еще маленький и мне нужно ласти и ласти. — Что ж, в его словах есть доля правды. Ты очень милый и красивый, как и твой папа, — делает комплимент обоим, а у Яна щеки приобретают розоватый цвет от неожиданности. — Чонвон-щи, давайте начнем с этой локации, если вы не против, а затем перейдем в остальные две, — альфа выпрямляется, смотря на застенчивого клиента. — Как скажете, Чонсон-щи. Вы правите этим местом, а значит вам и командовать, — задержав по неизвестной причине дыхание, отвечает омега, едва справляясь с аурой человека напротив.       Джей кивает, ухмыляясь уголком губ, поворачивается спиной к клиентам и просит пройти в угол комнаты, где висят качели с белой дощечкой, а искусственные розовые и белоснежные розы оплетают веревки до потолка. Рядом находятся две большие светлые вазы, в одной из которой белые розы, а другая наполнена различными видами цветов, что выглядят словно живые и кажется, будто от них веет настоящий запах. Но этот чарующий аромат исходит не от растений, а от влекущего, дивного омеги. Двадцатидвухлетний Чонвон пахнет нежнейшими лепестками роз и восточного лотоса, значение которого так подходит скромному парню.       Фотограф просит расслабиться и сделать вид, словно семейство Ян здесь одни и больше никого другого нет. Малыш с родителем переглядываются, соглашаясь, омега сажает сына на качели, проверяя, удобно ли тот сидит, крепко ли держится, а затем становится рядышком, обхватывая маленькую ладошку своей. Почему-то смотреть в камеру слишком неловко, волнительно. Такое ощущение, будто идешь отвечать невыученный предмет перед грозным учителем, но Чонсон не выглядит страшным, наоборот. И все равно отчего-то руки немного потеют, сердце бьется быстрее, чем положено, а тело окутывает жаром, потому щеки и кончики ушей алеют. — Чонвон-щи, с вами все хорошо? Вы напряжены. Пожалуйста, расслабьтесь, я не кусаюсь, — сделав пару снимков, Пак искренне волнуется за человека. — Извините, все в порядке. Просто немного стесняюсь, — честно признается Ян. — Если так, давайте сменим ваше положение. Смотрите не в камеру, а на вашего малыша. Попробуйте раскачать качели несильно и улыбайтесь или смейтесь с ребенком, — командует Джей, на пару секунд задумываясь.       И Яну это помогает. Глядя на любимого сына, источника счастья и теплых чувств, ему становится легче, проще, а когда он раскачивает качели осторожно, Миён потихоньку смеется ярким смехом, что для его папы сравнимо райским звукам или лучшей мелодии на всем свете. Омега подхватывает этот звонкий звук, обнажает белесую улыбку, и они на несколько мгновений забывают где находятся, словно перемещаются в тихое, укромное и уютное местечко лишь для них двоих.       Чонсон щелкает вновь и вновь спусковую кнопку затвора, вертит фотоаппарат по разным сторонам, ловя в объектив потрясающие кадры, но сам не замечает, как неосознанно на его сосредоточенном до этого лице расцветает короткая улыбка, а в груди распространяется некое тепло.       Сделав еще некоторое количество фотографий, альфа предлагает сменить локацию, на что семейство Ян охотно соглашается. Троица перемещается в другую часть комнаты, стены которой более темные, в углу расположен мягкий диван сливового оттенка, лежащие на нем две розовые и одна серая подушка, а спинка и бок украшены такими же искусственными цветами. Слева от мебели стоит что-то наподобие камина, окруженного вокруг свечами разного размера и так же ненастоящими растениями.       Джей снова дает команду, советует, какую лучше позицию выбрать, как правильно встать, какую эмоцию на лице сотворить и запечатляет объективом то, что видит своими глазами. Малыш такой забавный, такой милый и игривый, что у фотографа сердце тает, а уголки губ не желают спадать вниз. Но его папа еще краше. Омега настолько прекрасен и удивителен…слов и эпитетов не хватит, чтобы описать его чарующую до умопомрачения внешность.       Слегка вьющиеся черные локоны волос прикрывают брови, двойные веки с воздушными ресницами, порхающими при моргании, миндальные глаза, в которых словно живет искра света, когда Джей всматривается и постепенно тонет в них, не сопротивляясь. Ямочки, появляющиеся при лучезарной, стреляющей наповал улыбке, добавляют миловидности и особой привлекательности. Чонвон с ног до головы милый и такой нежный, что возникает желание затискать, крепко-крепко обнимать часами и не давать никому в обиду.       Парень выглядит лет на семнадцать, а то и шестнадцать в молочных брюках и свитере с бело-лиловыми квадратами ниже плеч, на локтях и ближе к кистям рук, но из-за факта, что у него ребенок, означает, что ему точно за восемнадцать. У Пака проносится мысль или даже странное желание, чтобы у этого волшебного омеги не было альфы, но маленький Миён-и вряд ли растет без отца. Да и какой мужчина, парень не будет рад любить таких потрясающих омег. Чонсон бы заботился о них, оберегал, любил всем горячим сердцем, покупал вкусности и просто находился рядом, если бы только мог. — Чонсон-щи, что-то не так? Вы застыли, — обеспокоенно спрашивает Ян. — Нет-нет, просто задумался, прошу прощения, — как неловко ловить себя на мысли, что пялишься в открытую, без капли стеснения на замужнего омегу. Джей фантомно трясет головой, настраиваясь на работу и продолжает. — Снимки получаются великолепные, вы молодцы. Осталась еще одна локация и можно заканчивать. — Тогда давайте приступим, нам с Миён-и нравится, правда, малыш? — Чонвон успокаивается, выдыхая, и обращается к ребенку, держащего на руках.       Мальчик активно кричит «Да», тем самым вызывает смех двух взрослых, а ведь маленькому омеге действительно по душе съемка и дядя фотограф тоже, но об этом он пока умалчивает. Последняя часть комнаты почти такая же, как и предыдущие, но с другим диванчиком меньшего размера и светло-оранжевого цвета, а на полу лежит белый квадратный коврик. Время на последние снимки пролетает для всех троих незаметно быстро, словно по щелчку пальцев стрелки часов перекрутили куда-то вперед, что весьма невозможно. Телефон Пака вибрирует в кармане брюк, поэтому он просит прощение, отходит чуть в сторону и отвечает на звонок, пока двое омег перешептываются. Малыш немного устал и хочет кушать, благо съемка подошла к концу и через несколько минут они смогут поехать домой. — Что ж, вот мы и закончили. По возможности сегодня сяду совсем чуть-чуть обработаю фотографии и через пару дней пришлю вам по почте, идет? — альфа говорит с нотками грусти, завершая телефонный звонок. — Да, конечно. Спасибо вам большое, вы настоящий профессионал своего дела, — Чонвон гладит по спинке сына, играющегося с динозавром, сидя на диване, сердечно выражая благодарность. — Вам спасибо, скрасили мое настроение. Кстати, познакомишь меня с игрушкой? — складывая руки в карман, обращается к ребенку. — Его зовут Зубастик. Он мой самый лучший длуг. Мы любим смотлеть вместе мультики и слушать сказки на ночь, что читает папа, — малыш протягивает зверушку альфе, а тот с интересом рассматривает и придается воспоминаниям о детстве. У него тоже был такой друг: плюшевый пес по кличке Пират. — Ему нравятся динозавры. Целая полка в мягких игрушках и фигурках. А еще страшные истории и злодеи всякие, — вещает Ян, тушуясь после внимательного взгляда пробирающегося под кожу глаз. — Страшилки? Я знаю парочку, рассказать? — Пак отдает динозавра обратно ребенку. Тот активно кивает и ерзает от любопытства на коленях такого же заинтересованного родителя. — Одна семья переехала в новый дом. Дочь не была рада новому месту, потому что на старом остались ее друзья. Разбирая вещи, она обнаружила старинную куклу, похожую странным образом на нее. Кукла понравилась девочке и каждую ночь она спала с ней в обнимку, но однажды она пропала. Девочка нашла ее у открытой двери подвала с длинной лестницей, что вела куда-то в темноту, — оба омеги слушают с замиранием сердца, дыша через раз. — Взяв пропажу в руки, она собралась вернуться к кровати, но услышала шепот, зовущий ее по имени. Девочка дернулась от испуга, но бежать не спешила, стояла и слушала, как пугающий голос зовет ее вниз по лестнице. И она повиновалась, словно под гипнозом, а утром родители обнаружили лишь куклу, лежащую около загадочного подвала. Конец. — А куда же девочка исчезла? — мальчик пораженно хлопает глазками, испугавшись лишь на чуть-чуть. — Никто не знает. Это загадка осталась неразгаданной. Девочку так и не нашли, — пожимает плечами Чонсон, умиляясь с чудесного малыша. — Вы интересный рассказчик, но откуда знаете подобное? — чем дольше Чонвон находится с сыном и с этим необыкновенным человеком, тем сложнее утихомирить внезапно ускорившееся сердцебиение. — Возможно, у нас с вашим чудом есть общие интересы, — мягко, с долей нежности фотограф дарует теплую гримасу, на которую омега взаимно отвечает робкой улыбкой.        Когда Ян намеревается задать очередной вопрос, за окном второго этажа раздаются звуки грома, явно предвещающего дождь, возможно даже сильный, судя по темному, грязноватому цвету туч, надвигающихся с запада. Троица резко поворачивается на источник мелодии погоды, невольно дергаясь от неожиданности. Небо заметно мрачнеет, заливается серыми красками, принося с собой нотки меланхолии и уныния. В такие моменты хочется лежать под теплым покрывалом, держать в руках чашку чая или сладкого какао, тем самым грея замерзшие руки, читать книгу либо наслаждаться просмотром фильма, подходящего под атмосферу. — Миён-и, мы с тобой забыли зонт. Нам нужно вернуться домой как можно быстрее, пока не начался дождь, — омега с досадой глядит на небо, виня себя за невнимательность. Он ведь так и думал, что погода может повернуться на такой лад. — У вас нет машины, Чонвон-щи? Может быть, ваш муж заберет вас, чтобы вы не мерзли и не мокли? — с долей грусти спрашивает Пак, а сам надеется всей душой, что никакого альфы у этого волшебного парня нет. — У папы нет мужа. Мы живем вдвоем, — бормочет маленький омега, потирая глазки. — Не беспокойтесь, я вызову такси. Все в порядке, — торопливо отвечает Ян, испытывая одновременно дискомфорт об упоминании альфы, все тоже смятение и удивляется от едва заметного, но облегченного выдоха фотографа, что кажется весьма странным. — В такую погоду цены на такси повышаются и время ожидания может затянуться. Позвольте отвезти вас? Пожалуйста, — вежливо настаивает Джей. Он действительно желает помочь омеге с ребенком и побыть с ними еще больше. — Не стоит, у вас работа и это неловко со стороны. Не хочется обременять… — опустив голову вбок, мямлит Човнон, но возвращает взор обратно, когда альфа его перебивает. — Клиент, идущий после вас, позвонил мне и попросил перенести съемку на другой день, поэтому мое рабочее время на этом завершено. Прошу, не думайте ничего дурного, я на самом деле желаю вам помочь и только. — Как-то неудобно, но раз вы настаиваете, Чонсон-щи, то мы не против, так ведь? — Ян молчит несколько секунд, обдумывая предложение. Ведь внезапная помощь со стороны чужого человека, тем более альфы, немного подозрительна, но за всю фотосъемку мужчина казался добрым, приятным и простым. Он не похож на маньяка или еще кого-то из таких, которые прикидываются хорошими, а после обнажают свое настоящее лицо, полное злости, жестокости и коварства. — Не плотив, — сонно мотает головой мальчик, сильнее прижимаясь к папе.       Пак снова выдыхает с облегчением, потому что не жаждет, чтобы о нем думали в негативном плане или смотрели косо из-за подозрений, сомнения по поводу его личности. Но фотограф правда хороший человек, дружелюбный, идущий навстречу другим, если они этого заслуживают, а не пытаются использовать в собственных целях. Альфа мягко кивает, радуясь про себя тихонько, согласие влекущего молодого родителя повышает уровень настроения, потому как, по правде говоря, Джей ожидал услышать отрицательный ответ. — Отлично. Тогда идемте скорее. Ваш сын наверняка устал и хочет домой.       Говорит Чонсон, попутно надевая кожаную куртку, затем складывает в черную сумку среднего размера фотоаппарат, мобильный телефон марки «Samsumg», напоследок вытаскивая из заднего кармашка ключи от машины. Ян с крохотным чудом поднимается с дивана, послушно плетется за альфой, вдыхая аромат темного шоколада, что пробирается в носовые пазухи и распространяется по организму лакомой негой. Спустившись на первый этаж, девушка с ресепшена вручает верхнюю одежду Яну, который одевает ребенка, борющегося со сном, а после уже себя. Дахен прощается с коллегой, ошарашено наблюдая, как тот уходит по неизвестной ей причине с клиентом и ребенком. Кажется, кто-то только что стал источником сплетен. Пак прекрасно знает, какая девушка болтушка, но ему все равно, так как ему сейчас важнее кое-кто другой. Точнее другие.       Чонсон, как полагается истинному джентльмену, спешит открыть для омег заднюю дверцу автомобиля, а после, убедившись, что пассажирам удобно, закрывает осторожно, присаживаясь на место у руля. Ян младший впадает во власти сновидений из-за усталости, вновь находясь на коленях старшего омеги, что удерживает его двумя ладонями, нежно поглаживая. Первые минуты поездки взрослые молчат, робеют приступить к разговору или просто-напросто не знают, с чего начать диалог, но зато оба улавливают волнение в запахе друг друга, который стал чуть отчетливее.       Джея малость напрягает неловкое молчание, он чертогами разума осознает, что нужно что-то делать, надо сделать первым шаг навстречу, что он, собственно, и делает, устремив короткий взгляд в зеркало заднего вида, а затем на дорогу. Чонвон слегка вздрагивает от внезапного голоса, нарушившего тишину в салоне, так как впал в собственные раздумья, не дающие ему покоя с начала фотосъемки. Омега отвечает на заданный ему вопрос низким тоном, дабы не разбудить спящее сокровище, рассказывает о себе и сынишке и в такой же заинтересованной манере расспрашивает Пака о разных вещах.       Постепенно атмосфера неловкости и скованности уходит на задний план, приходят комфорт и спокойствие, а желание узнать друг о друге растет с каждой второй секундой. К сожалению, беседа заканчивается, когда альфа подъезжает к нужному подъезду высокого здания, адрес которого Ян сообщил во время общения, оба слегка расстраиваются быстрой поездкой, но вида не подают. Фотограф снова галантно открывает дверь автомобиля, выпуская на выход папу и сына. Благо капли дождя до сих пор не падают с неба, давая возможность стоять на улице. — Спасибо, что отвезли нас домой. Даже не знаю, как отблагодарить вас, — румянец покрывает кожу щек, на которых появляются милые ямочки, от близости с добрым альфой. — Что вы, ничего не нужно. Мое воспитание не позволило оставить омегу с ребенком в такой ситуации, — Джей сейчас растает. Не может парень быть настолько превосходным и до безумия очаровательным. Мужчина обдумывает одну мысль, а затем поддается риску. Если он хотя бы немного по душе этому волшебному парню, то Ян примет его затею. — Но у мня есть ваша визитка, зачем еще одна? — не понимает омега, когда мужчина протягивает ему карточку. — Это мой личный номер. Если хотите, звоните в любое время. Буду ждать, правда, — улыбнувшись так ярко, так широко, Пак бегает зрачками по недоумевающему выражению лица напротив. — Хорошо, спасибо, Чонсон-щи, — орган, перекачивающий алую кровь по сосудам, совершает кульбит от мысли, что фотограф захочет продолжить общение. Неужели он приглянулся альфе? Мурашки скачут толпой по телу. — Просто Чонсон, пожалуйста. И давайте на «ты», если не против. — Значит и я просто Чонвон.       Искра света возникла между ними, пробежала и отразилась в глазах Чонвона, как зарождается самая яркая, самая далекая звезда в безграничном небе, в океане остальных звезд. Застенчивые переглядки как у незрелых школьников на последних партах, бьющиеся стремительно быстро в унисон сердца и редкое, прерывистое дыхание отвлекают просыпающегося омегу с запахом цветущей сакуры весной, проговаривающего что-то невнятное. Двое лиц мужского пола прощаются как-то резво, словно их застали за поцелуем строгие родители, расходятся, поворачиваясь спинами друг к другу: Ян с малышом в подъезд, а затем в квартиру, Джей в салон автомобиля.       Чонвон будто прибывает в прострации, где-то не на Земле, прокручивая в механизме памяти прожитый день, наполненный неожиданными событиями, которые теперь изнемогают его бедную голову. Все выглядит странно со стороны, такое ощущение, что их встречу с альфой подстроили, запланировали заранее, придумывая ход действий парочку недель втайне от одинокого родителя. Даже если это так, то омега признается сам себе, что не против такому исходу событий, ведь Чонсон заинтересовал его и, возможно, не только как человек, а как мужчина, как альфа. Но эта мысль невольно пугает, потому что после ухода Кихена Ян не обещал, конечно, себе, но решил, что обойдется в будущем без отношений. И хотя пока ничего непонятно, рано делать какие-то выводы или надеяться на что-либо, вдруг Чонсону он понравился всего лишь как человек и не более того... — Папа, а мне нлавится тот дядя, — наконец признается ребенок, когда папа кормит его вкусным ужином. — Да? И чем же? — сделав вид, словно омегу это ничуть не волнует, задает вопрос, а в груди рождается капля радости. — Он смешной, истолии стлашные знает, а еще пахнет шоколадом, — запивая яблочным соком картофельное пюре, поясняет Миён-и, в конце облизнув детские губки.       Ян мысленно с забавно пережевывающим пюре сыном соглашается, алея круглыми щеками как мальчишка на первом свидании. Пак действительно вкусно и маняще пахнет, так и хотелось прильнуть к паховой железе на шее, уткнуться носом и вдыхать до изнеможения. Так, а вот это переходит границы. Разве можно желать сделать подобные вещи с человеком, которого буквально не знаешь совсем? Имя, род занятий, место работы не идет в счет. К тому же, не стоит падать в неподтвержденные и, может быть, излишние надежды, пока не увидишь шаги навстречу, хотя бы маленький шажочек.       Но ведь фотограф поделился личным номером телефона, значит, тоже почувствовал влечение к омеге? Или он со всеми клиентами так поступает? Грустно, если все же так окажется. Кстати, нужно добавить альфу в контакты, что молодой родитель и делает, размышляя над строкой имени. В голову пробираются воспоминания о таком же интересе страшилками, как и у его сына, поэтому Чонвон с забавляющей улыбкой пишет «рассказчик страшилок», но блокировать телефон не спешит после. Что если поблагодарить нового добродушного знакомого еще раз и написать ему? Не потревожит ли он мужчину?       С другой стороны, это же обычное сообщение, поэтому все же щелкает пальцами по экрану «Спасибо тебе за помощь, просто Чонсон». Отправив смс, отчего-то вновь пульс резво стучит как при чечетке, а нижнюю губу терзают покусывания зубами от пробирающего внутрь волнения. Прошло семь минут, а ответ так и не приходит. Может, Джей не отвечает на незнакомые номера или просто занят? Он же взрослый человек, у него могут быть свои дела и тому подобное. Ян уже намеревается отложить смартфон и заварить чай с кусочками лесных ягод, но гаджет в руке вибрирует, оповещая об смс, содержание которого вызывает облегченную улыбку и гласит: «Не за что, просто Чонвон)».       Альфа сам как дурачок обнажает счастливую, казалось бы, гримасу, до мочек ушей, почесывая затылок застенчиво. Он смывал дневную усталость больше моральную, чем физическую, ведь до обворожительных омежек Джей занимался съемкой одной заурядной, дотошной до ужаса, не сильно, но популярной в сетях интернета девушки, которой было не так уж и легко угодить. Лишь врезающиеся в разум самопроизвольно приятные мысли о Чонвоне скрашивают осенний темный вечер, покрывающийся серым дождем, плавно переходящий в ливень. Пак не особо верит в судьбу или Высшие силы, но говорит им: «Спасибо» за то, что познакомили, впустили в его скучную, обыкновенную жизнь такого замечательного омегу с чудным ребенком.       На следующий день, где-то в обеденное время, Чонсон решается написать Яну и попросить встретиться в каком-нибудь уютном местечке, чтобы было комфортно и малышу, и взрослым. Никто не узнает, как мужчина переживает, бродит туда-сюда по студии, страшась получить отрицательный ответ либо и вовсе ничего. Но, к его радости, Чонвон соглашается и предлагает встретиться в парке, что находится недалеко от работы Пака и места жительства парня часов в шесть вечера и, разумеется, фотограф так же положительно отвечает. А ведь один и второй даже не подозревают, ни капли не догадываются, что оба чуть ли не прыгают от счастья, мечтая увидеть друг друга как можно скорее, желая заставить стрелки часов работать в быстром темпе.       Прогулка-свидание проходит просто замечательно, чего никто из них не ожидал, готовясь дома. Альфа решил показать Чонвону свою заинтересованность им как омегой, поэтому скромно преподносит при встрече букет светло-бежевых бутонов роз в песочной бумаге с желтой ленточкой. Ян смущается довольно сильно, краснея мягкими на вид щеками, принимает, естественно, цветы, благодаря душевно. Ему давно никто не дарил цветов, даже бывший парень, покупавший букеты лишь на праздники, о котором омега рассказывает по просьбе Джея. Миён-и же новый друг вручает сахарную вату и два леденца на палочке, которым малыш несказанно радуется, принимая угощение от понравившегося дяди.       Слушая Яна о сбежавшем бессовестно альфе, у Пака кулаки сжимаются крепко от злости, несправедливости и непонимания, как можно оставить и уйти от человека, вынашивающего крохотное чудо? У таких людей нет сердца и души, такие не способны любить до самого конца нити жизни, заботиться и делать для любимых все и даже больше, чем нужно. Но не ему судить о поступке того альфы, не ему наказывать и карать его, ведь все дела решаются на небесах, как Чонсону всегда заявляла мама, и он очень надеется, что это так.       Чонвон, заметив сердитое настроение, то, как брови сомкнулись в клиновидную борозду, ловко меняет тему беседы, вещая об обожаемых мультфильмах сынишки. Благо то срабатывает, и Чонсон меняется в лице тут же, поднимая уголки губ вверх, глядя на маленького мальчика, который делится новостью о недавно купленном динозаврике. Наблюдая, как альфа дружелюбно, без поддельных эмоций болтает с Миён-и, как сжимает заботливо, с особой нежность ладошку ребенка, сердце омеги не выдерживает и трепещет от такой приятной картины.       Троица, похожая на самую счастливую семейку, за которую их приняли прохожие люди, весело гуляет по аллее парка, бурно обсуждает одну тему за другой, любуется тем, как малыш пытается покормить синего голубя крошками хлеба и даже делает совместные снимки, которые фотограф, находясь дома, скинет. Приблизительно через полтора часа компания из трех человек едет домой, конечно же, на машине Пака, который даже отказов слушать не собирался.       По приезде к дому омег никому из них не хочется расставаться, так как общество друг друга нравится очень. На прощание, как бы благодаря за прекрасный вечер, Чонвон резко целует альфу в щеку мягко, а после забегает с сыном в подъезд, хихикая от остолбеневшего мужчины, придерживающего рукой место прикосновения губ, явно неожидающего такого действия. Джей на самом деле будто в камень превращается, не двигаясь несколько секунд, задержав дыхание, зато внутри желает прыгать как ребёнок, получивший ценный подарок.        Каждая встреча, каждое времяпровождение, каждое свидание все сильнее и сильнее сближает альфу и омегу, постепенно тонущих в друг друге. Спустя месяц Пак уже приходит в гости к Янам как к себе домой, но каждый раз тяга остаться, никогда не покидать этих чарующих людей увеличивается в количестве. Чонвон влюбляет в себя крепче, очаровывает своей красотой, детской непосредственностью, милыми чертами лица, добротой и хозяйственностью, а также любовью и заботой к единственному, но невыносимо дорогому сыну. Мальчик становится ему как родной, занимает отдельное место в горячем сердце, с ним альфа ощущает себя ребенком, когда играет или рассказывает страшные истории.       Чонвон замечает связь между этими двоими и понимает, что Миён-и не хватает отца, именно такого отца как Джей. Говоря откровенно, омега совсем не против, если Чонсон вдруг станет членом их неполной семьи, ведь Пак уже покорил его хрупкое, словно хрусталь, покрытое шрамами прошлого сердце и давно поселился в чертогах разума. Они оба осознают влечение к друг другу, романтические чувства, отражающиеся в заботе, трепетных касаниях, во взглядах, наполненных нежностью, робостью, словах, действиях и поступках. Оба понимают, но почему-то озвучивать не торопятся. До наступления Рождества.       За день до праздника Чонвон сомневается по поводу того, чтобы пригласить отметить Рождество втроем, вдруг у Пака другие планы с друзьями или он хочет провести время с родителями, но Джей ничего такого не сообщал. Все-таки Ян рискует попытаться и к его большому удивлению мужчина охотно соглашается, даже признается, что тоже хочет побыть в такой день именно с ними. И вот полным составом двое омег и альфа сидят за столом, где стоят всякие вкусности из блюд, от которых автоматически слюна скапливается во рту.       Казалось бы, сутки только-только начались, но за активным, нескучным времяпровождением время быстро коротает свой ход, и часы уже пробивают двенадцать ночи. Довольный и радостный ребенок пару часов как видит сладкие сны, обнимая крепко Зубастика, посуда помыта и убрана, а двое влюбленных, но умалчивающих об этом распивают в хрустальных бокалах «Шардоне», болтая без умолку в гостиной. Алкоголь берет дело в свои руки, прибавляет смелости каждому, крича о том, чтобы очевидные чувства уже наконец-то всплыли на поверхность. Джей собирает мужественность и храбрость в кулак, подсаживается к Яну ближе, кладя руку поверх его бархатной ладони. — Довольно давно я мечтаю кое-что сказать тебе, поэтому прошу выслушать меня. С самой первой встречи ты показался мне необычным человеком. С того самого дня уже очаровал, приворожил и привязал к себе стальными цепями, но ни ты, ни я не понимали этого или делали вид. Я полюбил Миён-и всем сердцем и душой, несмотря на то, что не я его родной отец, но этот никак не мешает мне. И…я люблю тебя, хотя даже этого слова недостаточно, чтобы передать мои чувства к тебе.

Как тяжело таить признание, но тяжелее озвучивать его вслух…

— Чонсон... конечно, я догадывался о взаимности, хотя мне сложно поверить в слова о любви после предательства и ухода Кихена…

Воспоминания горечью отдаются, но сжимающая чужая ладонь заменяет ее неподдельным теплом…

— Мне также страшно дать себе шанс на счастливую жизнь с любимыми людьми, потому что боюсь повторения прошлой истории. Нет, я верю тебе, твоим словам. Просто.. — Послушай меня, человек, который ушел от тебя, не был твоим. Тот, кто предначертан тебе, не уйдет от тебя, не отвернется ни при каких обстоятельствах, а будет рядом каждый миг, каждый этап твоей жизни, каждый момент, каждую минуту, каждую секунду. Он будет с тобой даже в самые темные времена.

Мелодия сердец подстраивается под один созвучный ритм, обе пары глаз, отражающих пламя любви, светлой, чистой, особенной, бегают по лицам…

— Ты будешь с нами во все тяжкие?

Несладкие капли прозрачных кристаллов спускаются лестницей водопада вниз, зарождаясь в озерах очей и умирая на подрагивающих, алых от алкоголя устах…

— Если позволишь, привяжу себя к вам. А нужны доказательства — душу дьяволу продам, сделаю все что угодно, чтобы подтвердить свои слова.

Сильная мужская ладонь ложится на влажную от слезинок щеку, кожа которой пунцовеет от растущих внутри эмоций…

— Не стоит заходить так далеко. Ты уже доказываешь.

Голова едва поворачивается в отрицательном жесте, большой палец ладони несмело, но хрупко оглаживает тыльную сторону чужой руки…

— Ради вас пойду на любое сумасшествие.

Голос превращается в полушепот, расстояние между лицами стирается напрочь, линии губ встречаются подобно волнам морским, сливаясь воедино…

      Неизмерная любовь возникла между ними так внезапно, как появляется убийца из-за угла в темном переулке, мгновенно поразила обоих, как стреляет молния среди мрачных туч. Каждый человек, существующий на белом Свете, заслуживает исцеляющей любви, окрыленного счастья и ощущения нужности. В умелых руках искрящее чувство преображается во что-то поистине неземное, обладающее безграничной силой, обволакивает человека, делает его сильным, смелым и непоколебимым. Любовь как пламя. Если она настоящая, сравнима с необъятной Вселенной, то ее огонь не по силам потушить никому. Никогда.