Не бойся

лежа на боку, подогнув одну руку под головой, а вторую куда-то на бок положив, акума совсем погряз в мыслях. очередная практика самобичевания, которая теперь не перед сном настигает, а каждый блядский день. с утра до ночи проводить время наедине с собой совсем не прикольно. акума не понимал абсолютно тех людей, что твердят, мол, лучший друг себе это ты. для акумы он сам - худший враг. о его жизни можно было бы снимать уебанское кино, что никто никогда не посмотрит. фильм на два часа просто о том, как проносится одна за другой мысль, что в этом никчемном мире он такое же ничто. серая масса для тех, кто от жизни действительно получает все. все хуево для него, с какой стороны не взгляни, особенно когда состояние с «все хуево» не меняется уже добрые несколько суток. какой-нибудь левый чел вполне бы мог сказать, что «дядь, у тебя есть бабки, всякая хуйня и ты норм чел. че те не нравится?». так вот акуме не нравится ничего. ничего не стоит эта аудитория на твиче, что из себя ничего уже и не представляет. деньги? которые он слил в казике в порыве? или те, что проебал на новые шмотки, что в куски разлетелись, когда он въебал их об себя и стены? что-то совсем не чем гордиться по жизни. брошенный колледж, проебанная жизнь и время в пустую. — «молодец, чел, так держать», — шепчет едко голос в голове, когда акума пытается сделать хоть что-то. пытается убрать бардак в комнате, включив музыку в наушниках на максимум. пытается помыть посуду, которая в раковине уже смахивает на еще одну пирамиду египта, а голос снова въедается в мозг своим: — ты же никто. и ничто ебанное, самому не стыдно? стыд? что это такое? об этом акума не слышал давно, хотя иногда и дергается что-то внутри противно. говорить самому себе: — «мужик, у тебя лям возможностей, просто возьми себя в руки». и проебать снова еще один день на то, чтобы пролежать в кровати, глядя в потолок. сутки летят, недели и время, но в памяти не остается ничего. а чему там оставаться, если основное времяпровождение его это полежать, посмотреть тикток и пара каток в доту. выплеснуть ярость, впустить в себя еще больше негатива и просто лечь спать, когда сил не остается даже на мысленное самоуничтожение. — ты точно норм? — хмыкает курсед, когда акума кое-как входит на кухню. кое-как, потому что держится за то, что попадает под руку чтобы не упасть, и глядит так потерянно, будто вообще в ином мире. или только вернулся из него в уебищную серую реальность. — да, заебись, — пытается по голосу определить местоположение друга, пока перед глазами снова одна пустота. чернота, что уже даже не пугает, когда резко встаешь и идешь по квартире, держась за бетонные стенки, чтобы не упасть. слышится только недоверчивое фырканье и шелест пластиковых контейнеров. конечно, курсед опять что-то заказал на дом, не желая портить продукты самостоятельно. акума бы сам что-то приготовил, но у него максимум выйдет уголь на сковородке, пока он опять будет глядеть в окно загнанно-беспокойно. умеет из еды что-то сделать, но не тогда, когда не может сосредоточиться ни на чем. кроме поглощающих мыслей. поэтому действительно легче сесть за стол, напротив курседа, и просто тыкать вилкой в какую-то доставочную хуету. на вкус, конечно, хорошо, но удовольствия особого не приносит. да и не голоден был акума. даже если желудок последние часов двадцать кроме энергетика и воды из-под крана ничего не получал. — реально хуйня, — слышится недовольное откровение от курседа, что кидает тарелку в раковину. акума же не съел и половины, когда тот уже мешал им обоим кофе. еще одна мысль мерзкая: — «ты для него лишний мусор. ты ведь даже ничего не сделал, а он с тобой носится как с ребенком. или просто беспомощным чмом, да?» — «как же все хуево», — уже своим голосом в голове, что просто уставший. — ты же будешь? — долетает будто через пелену какую-то. или будто курсед через всю квартиру ему это говорит, что так плохо слышно. — чел? ты тут вообще? — а? — акума поднимает испуганный взгляд, ловя настороженный карий. курсед смотрит абсолютно недоверчиво, щурится, сверкая глазами темными, — да, спасибо. — ага, — и делает вид, что все нормально, оборачиваясь обратно к банке с растворимым кофе. привычка не доебывать у него наравне с нежеланием лезть в чужие проблемы, своих хватает. но почему-то именно об акуме ему хочется знать больше. чуть больше, чем просто то, что ему в чашку не нужно сахара, а ложек кофе почти две. курседу относительно похуй на чужие чувства, но вот не видеть их вообще у соседа по квартире совсем стремно. видеть вместо акумы, что хоть иногда, но и пытался уебищно шутить и пытаться в рофлы, просто белую рожу заебанную чем-то личным — хуйня полная. но не будет же он лезть? — «чел в тильте просто, похуй», — думает, когда заливает кружки кипятком. *** не похуй. далеко не похуй, когда хочется скрасить свою жизнь парой серий какого-то вроде интересного сериала, а получается только думать о том, кто в соседней комнате амебой разлегся. сколько раз не перегоняй моменты мышкой на пару минут назад, не поможет сосредоточиться. курсед зло шипит, когда захлопывает слишком громко крышку ноутбука. спасибо испорченному настроению, да только жаль, что ему счет не выставить за, если вдруг, разбитый экран. почему-то действительно не похуй, когда он делает вид, что идет на кухню, заглядывая почти не специально в чужую комнату. акума даже не пытается прикрываться, что все по пизде пошло. просто лежит и тоже, как сам курсед пару минут назад, палит в открытый на компе сирик. хмыкает, отмечая, что на лице у того все еще полный ноль. нет ни эмоций от просмотра, ни единого чувства. будто трупак подложили, который только еще моргает иногда. дышит еще, правда, но все еще напоминает мертвого. а потом все-таки идет на кухню, только и не понятно зачем. хмыкает, отмечая посуду утреннюю помытую, берет стакан со шкафа. выпивает пару глотков воды холодной из-под крана и так же громко выдыхает, как стучит дном стеклянным о поверхность стола. тильт это все хуйня ебаная, когда хочется то ли закрыться от всех и не отвечать никому, то ли наоборот, чтобы поближе прижали и сказали «все хорошо, просто пока что плохо». просто чтобы кто-то был рядом, но не докапывался своим «че грустный? все хуево? да не пизди. вот у меня…», а просто даже помолчал. без осуждения и жалости. просто понял чтобы. курсед прекрасно о чужом состоянии имеет представление, только понятия не имеет, что можно сделать. просто. все просто. но так ебано сложно. сделать вид, что реально похуй? или хоть как-то помочь? выбор сложный, но между ебаным мозгом, что твердит «тебя это не касается значит похуй» и чем-то другим, что пытается другой голос заглушить «ты же знаешь, как ему хуево. в чем проблема? подошел, сказал…». и че сказал-то? глядя в окно, за которым все серое-серое от пасмурного неба и наступающей потихоньку осени, курсед громко вздыхает, поджимая губы. вот тут проблемы и начинаются. холодный мозг работу прекращает, вешая тупую табличку «чел еблан, не спасти пациента». а собственное сердце заходится громким несвойственным ему ритмом, который даже в висках отдает. рука ерошит крашенные волосы, чуть сжимая и оттягивая, до отрезвляющей боли легкой. *** не то чтобы все было плохо. неплохой сюжет очередной херни на пять сезонов и запутанности еще на четыре дополнительных, но акума сосредоточиться не может от слова совсем. просто глаза прикрывает устало, когда понимает, что за последние десять минут в памяти от серии отпечаталось ровное ничего. опять. но не мотает, понимая, что один хуй — не поможет уже. просто пытается влиться в сюжет дальше, хотя до конца сезона осталось все две серии. и вроде получается, когда он начинает в экран смотреть, а не в одну точку несуществующую, внимания ни на что не обращая совсем. только увлекшись сюжетом он не замечает и макушки двухцветной в дверях, что с добрую минуту стоит еще. а потом курсед с места двигается, наконец, нагло и без спроса проходя и заваливаясь на пустое пространство кровати. — блять, — почти шипит акума, когда замечает, как прогибается матрас под чужим телом. а курсед вообще с лицом непроницаемым, будто ничего и не случилось. — ты вообще откуда тут? и не совсем скоро осознает тупость собственного вопроса. примерно тогда же, когда на лице напротив ухмылка дебильная выскакивает. — мужик, не поверишь, из соседней комнаты. ахуеть, да? но глядит понимающе, осознавая, что состояние у акумы даже слишком для него знакомое. да и вообще на него было интересно смотреть. все-таки столько времени вместе провели, в пределах одной квартиры, что даже увлекательно у него замечать собственные привычки. даже тот ебаный тильт у него такой же, хотя вряд ли люди по-разному страдают. смотрит словно со стороны на самого себя, а оттого и появляется идея, что делать можно. — че это? — кивает он на экран ноута, заодно и принимая второй наушник. акума не сопротивляется, просто протягивает руку со вторым беспроводным устройством. прекрасно знает, что курсед и настойчивость на краю с заебанностью других — синонимы. — черное зеркало, — выдыхает устало он, но как-то становится даже уютнее. раз курсед будет вместе с ним смотреть, то и появляется задача не отвлекаться. тогда акума справится. — ты смотрел вообще? — неа, — кивает отрицательно, губы чуть поджимая. зачем пришел не понятно ему и самому, но почему бы не остаться на пару серий. слиться с какой-то хуйни для него проблемы никогда не было, но акума в список долбаебов от которых ливать надо не входит. — так может с начала? — да не, норм, давай. что-то слышал, в общих чертах знаю. и уже сам тянется к пробелу, нажимая на него. заваливается обратно на кровать, подкладывая руку под голову. еще немного наушник поправляет, чтобы только звук сериала в ухо это попадал. проходит около получаса, когда курсед взгляд отводит от экрана. может действительно правда, что писали, сериал хуйня. а может просто потому, что смотреть на акуму интереснее было. поглощенный сюжетом, который наконец начал в мозг попадать, выгоняя неуютные мысли. глядит внимательно в ноутбук, так смешно согнув под себя ноги. повернутый полубоком к курседу, выглядел он беззащитно. и только потому, что доверял. доверял лежать так открыто перед ним, зная, что боли ему не причинят. поднимается акума, загибая под себя ногу одну, только когда серия заканчивается. ощущает только то, что вроде стало немного спокойнее. из-за сериала только ли или из-за того, кто пришел к нему смотреть вместе? — ты в тильте, — как факт какой-то сообщает, при этом тона, не меняя с обыденного курсед. чуть с хрипотцой, но такого беззаботного словно о погоде за окном рассказывает. — да ладно, — хмыкает акума. нет сил на то, чтобы врать о своем состоянии уже, а может это просто курседу не хочется неправду говорить, он пока не понимает. чувствует на себе пристальный взгляд карий, что отмечает каждое его ерзанье по одеялу. — чего так? случилось че? — снова будто из вежливости интересуется. но акума ощущает действительное беспокойство. незаметное, такое несвойственное для того, но курсед же тоже человек. хоть и напоминает иногда кусок глыбы айсберга какого-то, но может он тоже способен на сочувствие. — я не знаю, — абсолютно честно. действительно понятия не имеет уже, о чем думает и от чего загоняется. просто хватает прямо перед собой смотреть, а в голове уже что-то начинает ядом мозг разъедать, — правда. курсед верит. действительно верит и так же сильно понимает, ведь сколько дней он успел и сам провести наедине со своими мыслями. далеко не солнечными и радостными, от таких хотелось схватить что угодно и вскрыться нахуй, только чтобы заглушить голоса в голове. не важно уже было, что это будет, карандаш не заточенный или канцелярский ножик ублюдского желтого цвета. прекрасно понимал. отмечал каждое чужое движение. вот акума закусывает губу, потому что некомфортно ему, когда смотрят слишком долго. словно его бренная жизнь действительно интересует кого-то. заламывает пальцы, отворачивается. думает о том, чтобы нажать на ноуте пару клавиш и серию последнюю выбрать. сейчас как никогда хочется взять и досмотреть ебучий сериал, только чтобы чужие глаза в экран, а не на него палили. только сам оборачивается к курседу случайно, так и не смея оторвать своего взгляда от него. просто смотрит в ответ на то, как тот поднимается с места и садится рядышком. совсем-совсем, только руку вытянуть и вот он. слишком непозволительно близко для них. — не бойся, — с легкой улыбкой шепчет он, раскрывая призывно руки. уж кому как не ему, на самом деле, не знать, чего хочется больше всего, когда мозг оккупирует тильт. хочется больше всего поддержки и меньше всего доебов. хочется мягких касаний, что обволакивают и убирают херовые мысли. с первого взгляда на курседа понять можно только одно — человек, что для других ничего никогда не сделает, если выгоды для себя не получит. по нему это просто видно, да и не то, чтобы он сам это скрывал. только акума знает, каким он может быть. настоящим, без масок всех и прочей хуйни. просто знает, уверен в своих о нем мыслях. если бы не курсед, то как минимум он не был бы здесь. гнил бы в своей хате, что давила неимоверно. не чувствовал себя хоть как-то нужным. курсед только на первый раз кажется тем, у кого холодная душа и ход мыслей. и громко вздыхая, акума падает лицом прямо в его грудь, ощущая только то, как легче дышать становится. и руки, аккуратно придерживающие за плечи. они поглаживают ненавязчиво, проходят по спине, заставляя еще чуть прижаться. вдохнуть химозный запах чужой одежды, что пропитался очередными электронками. акума не признается, конечно, но аромат никотина от друга ему нравился больше. но какая уже разница, когда курсед тянет его за собой. заставляет упасть на себя и еще ближе приникнуть. выдохнуть и поверить, что все хорошо. по крайне мере, пока чужие теплые руки его обнимают, а хриплый голос что-то нашептывает на ухо. легче не становится полностью, но хоть немного акума себя чувствует спокойней. намного спокойней, когда теплые губы касаются виска успокаивающе, без подтекста. просто чтобы дать такое нужное спокойствие. и пусть у курседа обычно насмешливо-холодный тон голоса и такой же стальной ход мыслей, но руки у него теплые. обжигающие до боязни, что останутся непроходимые никогда шрамы, где они касаются. проходятся по коже, затрагивая каждую клеточку, что потом по крови проносит тепло. прямо к сердцу. и губы тоже. теплые.