Раскаяние

             Фёдору лучше. Спустя две недели он пошёл на поправку: жар спал, раны постепенно затягивались. Однако по наставлению врачевателя, он оставался в постели. Единственной компанией в это время были лекарь да слуга его Демьян, помогавший делать перевязки и натирать тело мазью. Больше к нему никто не заходил. То ли потому что было нельзя, то ли никто не хотел видеть в живых столь нелюбимого царского фаворита. Но однажды его покои посетил некто отличный от слуги и врача.       -Басманов, ей богу, не верил, что выживешь - В дверях стоял ухмыляющийся Грязной.       -Тебе бы хотелось обратного?       -Ну что ты, Фёдор Алексеевич, особенный ты. Не только плахи избежал, но и помилования добился. Слуш, а правда что царь тебе не только спину изувечил, но и кое что ещё?       -Врут всё. Как будто такие слухи прямо невидаль. Скажи лучше, как там остальные? Отец, Афонька, Морозов. Им то голову снесли?       -Да не. Только Морозова собаками затравили, батяня твой да Афоня в застенках видят. Сомневается царь, вдруг и они невиновны. - Ничего не ответил опричник, лишь отвернул голову от бывшего приятеля. - Ладно, не разглагольствовать я пришёл. Царь послал справиться о твоём самочувствии, да повелел прийти к нему, как ходить сможешь.       -Что ему надо?       -Не сказал. Сам сходи и узнаешь. Ну а я пошёл.       С того разговора прошла ещё седьмица. Окончательно окреп Фёдор, решился таки навестить своего мучителя, для всех известного как царь. Долго подбирал момент, что б снова не нарваться на гнев государев.       Вечером раздался стук в Ивановы покои. Догадывался самодержец кто к нему пожаловал. Ждал его, заранее убрал рынд от дверей.       -Входи, Фёдь       С иголочки был одет парень. Пурпурный, шитый золотом кафтан, с меховой оторочкой, излюбленные серьги с сапфирами, причёсанные маслом волосы, да неизменный макияж: румяна, алые губы и подведённые чёрным большие голубые глаза. Красив. Будто и не было кровавых событий, будто и не был Федька в опале.       -Государь...       -Смелее, Федюш, нет у меня хлыста - Незлобно усмехнулся царь, приглашая рукой вглубь комнаты.       Прошёл Фёдор, встал перед царём, ожидая, что ждёт его. Зачем он снова понадобился царю? Закончить начатое? А может раскаяться? Хотелось верить в последнее.       -Дай посмотреть на тебя, моя краса. - Оглядывал его царь, жестом приказал Фёдору повернуться, что он и сделал. - Хорош, ничего не скажешь.       -Сними-ка кафтан. Не боись, не со злом я.       Не хотелось этого делать, но и ослушаться парень не мог. Так же медленно, как и в прошлый раз, стал он расстёгивать пуговицы, развязывать пояс. Сзади подошёл царь, да помог снять с плеч вещь дорогую, уложил её на стол.       -Дальше, Федюш. Покажи мне спину. Не боись. - Погладил плечо, убеждая парня, что нечего бояться.       Не смел противиться Фёдор, иначе снова не избежать гнева царя. Расстегнул верхние пуговицы на шёлковой рубахе, да только вот больно было поднять руки, что б стянуть её. Понял это царь, помог снять ненужную одежду, обнажая тело опричника. От увиденного отшатнулся Иван. Взгляду его предстали едва зажившие раны, одни покрытые коркой, другие являли раны с тонкой красной кожей, дотронься до неё - начнёт кровоточить. Потянулась рука государя к спине, да замерла на пол пути. Не мог он прикоснуться к результату своих деяний. Страшно. Страшно навредить ещё больше. Раскаяние с новой силой захлестнуло Ивана.       -Федюш, прости меня окаянного. Бес попутал. Изувечил тебя невиновного - Причитал царь, подходя куда-то к столу. - На вот, краса моя, только так я могу добиться раскаяния. Так душевные терзания прекратятся. - В руках у царя был хлыст.       -Что ты, государь, не держу я зла. Не смею вредить тебе, батюшка.       -Брось это. Заслужил я. Гнев мой покоя не даёт, терзает изнутри, нельзя так больше. Отвечать надо за содеянное.       Не желая больше ничего слышать, стал царь расстёгивать свою богатую мантию. Неотрывно смотрел Фёдор с минуту на царя, не веря в происходящее, когда же пуговицы были расстёгнуты, стало ясно, что не шутит царь. Отвёл смущённый парень взгляд. Негоже ему такое видеть. В одной рубашке остался царь. Басманов всё не отважился поднять глаза.       -Федька - Поднял юноша взор - На - Протягивал ему Иван хлыст. Не просто протянул, а буквально всучил в руки.       Недоумённо смотрел Федя, не верил в происходящее. Серьёзно был настроен Грозный. Опёрся он руками о борт кровати, призывая к действию.       -Нет, государь. Прости, не буду.       -Смеешь ослушаться? Давай немедля. Иначе нет мне покоя       Не спорил больше опричник. Бесполезно. Нанёс он слабый удар по спине самодержца. Не одной капли не проступило на тонкой рубахе.       -Сильнее!       Посильнее вдарил Фёдор. Но совсем не так, как царь его тогда.       -Сильнее!       Снова удар. Покраснела полоса на ткани, рассёк Федя чужую спину.       -Государь, достаточно       -Федька!       Видимо, не достаточно. Ударил снова Фёдор, с большей силой. Толще стала полоса крови, вскрикнул царь, дёрнулся, но стойко держался. Ещё удар и ещё. Вошёл Федька во вкус. Хотелось исполосовать спину помазанника божьего, что б прочувствовал он всю юношескую боль, но понимал он, что царь перед ним. Милость его переменчива. Сейчас он просит сильнее истязать его, через мгновение подписывает приказ о казни. И хочется и колется. Очень вовремя опричнику вспомнилась эта фраза.       -Хватит - Сразу же прекратил Федя - Зря я в рубахе остался, помоги снять       Пытался стянуть порванную ткань через голову, но каждое действие доставляло боль, тревожа хоть и не глубокие, но кроваточащие раны.       -Сейчас, потерпи немного - Ласково приговаривал парень, продвигая одежду кверху. Обнажив спину, он хотел было смыть кровь, смазать раны, однако, против был царь.       -Не нежничай. Оставь так       -Как прикажешь       -Но это ведь не всё, Федя. Помнишь ты, что ещё было?       -Помню. Но не хочешь же что, что бы я... - Не осмелился Басманов закончить фразу. Даже подумать ему было соромно, о том, к чему клонит царь.       -Именно это. Только так спокойно мне будет - Взобрался на кровать Грозный, ложась на живот. Только не мог видеть этого Басманов. Смущённый юноша снова отвёл взгляд.       Приподнимая бёдра, приглашал Иван к действию. Жаль, не видел этого Фёдор.       -Федька? - На оклик повернулся опричник, и тут же отвернулся, прикрыв глаза рукой.       -Боже..., государь, нельзя же так. Что б я холоп да тела твоего царского касался! Даже видеть такое мне не полагается.       -Хватит противиться моей воли. Я здесь решаю, что полагается, а что нет.       В замешательстве стоял Фёдор, всё ещё не веря в происходящее. Перед ним лежит обнажённый царь, прося совершить с ним разврат. Никто бы в такое не поверил. Думалось Феде, может он до сих пор в постели в бреду лежит, или это умирающий разум ему видения подкидывает.       -Что ты там медлишь? Обнажайся, снимай портки.       Не решался Фёдор. Такая медлительность раздражала царя. Он хотел действий, а не мямлений Басманова.       -Ну? Долго ещё? Или ты брезгуешь?       -Нет, что ты, государь       -Тогда скорее       Разделся юноша окончательно. Благо, спиной лежал к нему Иван, не видел он, что нет у Фёдора никакой реакции на обнажённого самодержца.       Залез Фёдор на кровать, становясь на колени по сторонам от царя. Озирался на опричника Иван через плечо, ожидая когда же. Сам Басменов тоже хотел знать: когда же? Что сейчас делать? Для начала надо взять масло. Вон оно лежит на тумбочке возле кровати, протяни руку и возьми. Смазать пальцами член и пальцы. Сделано. Надо как-то подготовить царя к действиям. Так думалось парню. Приставил он влажные пальцы ко входу, проникнуть не успел.       -Что это? - Опять взгляд через плечо - Пальцы? Убери. Так входи       -Так это...больно же будет       -Стерплю. Не жалей меня       Понял Фёдор, что не терпел Иван медлительности и когда ему перечат. Приставил он конец к тугому кольцу, как войти не знал. Мягкий член. Поднимать его нет времени. Царь и так уже заждался. Помогая руками, юноша входит внутрь. Смешанные чувства. И противно и страшно, немного тошнит. Что же будет, когда с царя спадёт наваждение? Когда он снова начнёт трезво мыслить? Не избежать тогда плахи.       Под затяжной выбох царя, Фёдор вошёл полностью. Остановился, давая время привыкнуть Ивану к ощущениям.       -Двигайся - Снова приказ       Исполнил его опричник, стал двигаться начинающим твердеть членом. Закрыл глаза, наращивал темп. Пытался не думать, что перед ним помазанник божий, сам неприкосновенный царь. Никакого удовольствия. Лежал неподвижно Иван, лишь издавал тяжёлые вздохи, пытаясь скрыть стоны боли. Эти звуки не давали парню отвлечься.       Положа руки на бёдра, он попросил царя приподняться. Хотелось, что б и царь было приятно, авось опосля и не спустит с него шкуру.       Двигая рукой по мягкому органу, Фёдор чувствовал, как он твердеет. И вот стон боли уже сменился стоном удовольствия. По крайней мере, так показалось Басманову.       Он единственный, кто не только видел царя в чём мать родила, не только прикоснулся, но и проник внутрь. Чувство, что он особенный. Постепенно это начало нравится. Чувствовал он приближение разрядки. Даёт знать о себе молодой организм.       -Государь, а куда же мне...ну       -В меня давай       -Да что ты, не смею я       -Опять пререкаешься? - Снова испытывает терпение царя. Пришлось подчиниться.       Излился он внутрь, до последней капли. Пока не решаясь выходить. Обмяк под ним царь, пачкая простыни. Юноша вышел, сразу же идя к чаше с водой, смыть с себя неприятное ощущение липкого масла. Надев штаны, поспешил к Ивану.       -Позволь обмыть тебя, государь       -Давай, Федька.       Стянув грязную простынь и обтерев царя, ждал Фёдор дальнейших действий. Чего же ему ждать? Милости или гнева?       Опустившись на колено на кровати, поднёс парень государевы одежды.       -Помогу тебе облачиться? - С молчаливого согласия одел опричник царя.       Всё молчал Грозный. Пугало это. Напряжённей всё становилось. Взял Фёдор судьбу в свои руки.       -Государь, что теперь?       -Что теперь? А ничего. Вскоре послы шведские приезжают, пир бы им организовать, что б надолго запомнили, да, Федюш?       -Так что же это? Взаправду? Неужели не гневаешься ты?       -Порешили мы всё. Приступай к своим обязанностям.              

***

      Довольны остались послы. Что ни говори, а Фёдор прекрасный кравчий. Всегда умел угождать гостям. Не только гостям. Регулярны стали их встречи с царём, постепенно привык парень быть особенным, приятно ему. Боязно тоже было. Переменчив был нрав Ивана. Возможно, даже в следующий раз вместо любезностей, он опять отправит его в темницу. Что ж, теперь это было справедливо. За свою пугающую вседозволенность Фёдор готов был ответить. Но не сегодня. Сейчас перед ним лежит на всё готовый Иван. Медлить нельзя.