Beijing\\Some Complications

      — Нэйт, это что было сейчас?       Тяжёлая голова легла на бортики, когда парень подъехал к Рафу, даже глаза боясь поднимать. Горячие слёзы скопились в уголках глаз, в груди его — пекло по страшному, да пот выступал на висках после прогона произвольной.       И спина.       Спина болела.              — У тебя сейчас борьба за то, чтобы в десятку войти, Нэйтан?       Чен резко дёрнул головой, поднимая голову, ставя локти на синие бортики, шмыгая.       — В сальхов ты не вкрутился абсолютно, как ты вытащил — вообще не понимаю. — начал Арутюнян. — Лутц не докрутил, на дорожке чуть ли не улетел непонятно куда. Ты как с таким на Чемпионат собрался?       Да не знает он.       Не знает Нэйтан, как.       К чёртовой матери всё это, если спокойный и позитивный Раф сейчас смотрит на него волком и еле держится, чтоб не накричать на него отборным матом.       — Ответь мне, сейчас ты что хочешь? Ну вот поедешь ты на Чемпионат, ну откатаешь, нападаешься, что дальше, ты думал? На меня посмотри.       Руки черноволосого задрожали, медленно сжимаясь в кулаки, когда ногти врывались в ткань перчаток, и Нэйтан стискивает зубы.       Не знает он. Ничего не знает Нэйтан.       У Нэйтана после Олимпиады — ничего не проходит. Нэйту после Олимпиады лучше и легче не становится, только отдышка сильнее становится, да боль щиплет в грудной клетке, щиплет — дерёт до немоты и трясучки рук.       Нэйтану на себя в зеркало — смотреть страшно, как и всегда абсолютно. Когда ступил на лёд Пхёнчхана. Когда выехал со льда Пекина.       Эти данности меж друг-другом переплетались, сталкивались лбами, да вот легче не становились, хотя вот казалось — и золото на олимпийской подвеске, и море фотографий у Олимпийских колец, где он сам стоит — улыбается, глазами смеётся, хотя внутри умирает.       Он чувствовал это, это — в нём. Это — его клеймо, его цена.       Нэйтан сам себе отвратителен, когда по мокрым волосам спускаются капли воды, раз за разом спотыкаясь о поверхность пола, образовывая лужицы, а жилистые руки покрыты каплями пота. Нэйтан смотрит на себя — себя не видя.       Он же тот парень. Забивной. Всем помогает, всех поддерживает да смеётся, а сам он — обычный подросток, который сжимает голову между ладоней по ночам, корпия над презентациями, боясь хоть кому-то себя показать.       Сказать. Пожаловаться. Схватиться за штанину и упасть на пол, проливая капли жгучих слёз.       У Нэйтана, чёрт возьми не всё хорошо.       Не бывает так.       Нэйтан после Олимпиады — вновь тянется к маске смельчака да удальца, ведь что ещё остаётся? Делать вид, что не было ничего. Что всё это сон был — просто кошмар, глазом сморгни да забудь.       Какое клише в его жизни, ведь раз за разом всё в ней повторяется.       Теперь ведь на Илью смотреть даже не может, и эта чёртова вина. Вина колотилась в груди и стояла против горла, покалывает на кончиках пальцев, и Нэйтан всё что может делать — это пытаться умолчать да сделать вид, что всё хорошо.       Нихрена у него не хорошо.       Нэйтан же любил. Всех любил.       Любил лёд и каток, на котором вырос. Любил этот скрежет скольжения, которое всё доносилось снизу, под лезвиями.       А ещё любил всех других. Илью, Сашу, Мэр, Эмбер, Карэн, Мэдисон, Винса.       Они для него ведь — семья. Настоящая, которую он не уберег. Не защитил. Подверг опасности.       Которую уколол так, что в ушах фоном стоит, издевательски усмехаясь, нашёптывая в больное, воспалённое сознание.       Нэйт знал, что он нужен был Илье. Нэйтан знал, собственноручно всё разрушив — он предатель, он причинил столько боли, что самому страшно становиться, когда голова истерично в сторону дёргается, а Илья ему всё улыбается, смотря с благоговением, которое он никогда не заслуживал и заслужить больше не сможет, ведь сил нет больше ни на что.       Нэйтан собственными руками всё сломал да разрушил.       Трус.       Испугался за собственную шкуру, испугался, что всё зря будет, что пропадёт, ведь знал — не переживёт больше. Вот только сейчас дома в коробке это злосчастное золото лежит и ему на него смотреть чуть ли не противно — цена слишком дорога.       Цена, которую Нэйтан заплатил.       Илья называл его братом, а Нэйтан на пресс-конференции улыбался, пряча лицо за густыми волосами, ведь больно. Он смотрел на этого мальца — видя Сашино отражение, слыша в голове её слова и они как мантра повторялись.       Что с тобой происходит, Нэйтан?       А Нэйт сам и не знал.       Это ведь был настоящий слом. Самый настоящий.       Проще же просто верить, что это не с ним.       Не со мной.       — Значит не поеду, — рявкает Нэйтан. — Лучше я вообще не выйду на этот чёртов лёд, и так всё бессмысленно.       Раф молчал, рассматривая его с головы до ног, прежде чем вынести чуть ли не смертельный приговор:       — Выйди со льда. — резко говорит он, и Нэйтан чувствует, что всё в нём леденеет.       Холодно.       — Всё равно никакого толка от тебя.       Судорога искажает лицо. Губы кривятся, когда Чен резко открывает бортик, за несколько секунд натягивая чехлы, в сторону крикнув:       — Да пожалуйста!       А в спину ему несётся имя Ильи и отзвук его короткой программы.       Когда входит в раздевалку — Нэйтан бьёт. Кулер сшибает, из-за чего стаканчики по полу сыплются, догоняя друг-друга, а пальцы цепляются за гущу черноты волос, оттягивая назад.       Его никогда не отстраняли от тренировок.       Что бы не произошло.       Всё же бывает в первый раз, конечно, — горько усмехается он, и падает на пол.       Больно ему.       Очень, очень больно, смертельно.       Так, что хоть ногтями кожу заживо снимай, лишь бы отвлечься от мыслей.       Ты никогда мне не врал, Нэйтан.       Чен в воздух испускает смешок.       Слишком долго. Слишком долго бежал от бездны.       Теперь пришло время того, чтоб она заглотила его полностью.       Нэйтан не тупой — всё он видел. Видел ещё тогда — на Чемпионате США, на контрольных прокатах, в Пекине. Видел всё и даже больше, что происходило сейчас, как бы больно не было.       Видел, как Илья всегда смотрел на Сашу. Видел, как Саша смотрит на Илью в ответ.              И Нэйтан тогда и сейчас — легко усмехается, качая головой, смотря на то, как Малинин всё пытается примаститься к ней поближе да коснуться талии девушки. Нэйтан улыбается — Илья влюблён.       Нэйтан улыбается, ведь Саша на его чувства ответить может.       Да вот в груди его грохочет, а перед глазами словно бы свет мигает.       Нэйтан был грешником. Он знал это, несколько смертельных грехов он — любил, да вот зависть в это не входило. По крайней мере — он так не думал.       Илья молодой, свежий, сильный, сильнее его, талантливее и техничнее — и Нэйтан знает, что будет дальше. Знает и гордится так же сильно, как и боится.       И Нэйтан сам себе отвратителен.       Что же это с тобой, Нэйт, ведь Олимпиаду выиграл, девушка чудесная такая, будешь двукратным чемпионом, что не так?       Лишь бы кто понял.       Лишь бы кто помог.       Да вот никакой помощи он не примет.       — Ну и что ты устроил? — Саша стоит в холле, руки в карманах и рыжий в волосах её рябит в глазах, бликами боль причиняя, словно в наказание.       И Нэйтана коробит.       — Нэйтан?       — Что? — спрашивает Нэйтан, набирая себе воды в бутылку.       — На вопрос ответишь?       Нэйтан смеётся — больше уже истерично и устало, головой качает, склоняя её к плечу, всматривается шоколадными глазами в зелёные.       Такие красивые.       — Нет. Зачем?       Он хочет избежать клише хотя бы этого.       Не вставать между ними ни в коем случае.       — Ты опять врёшь. — Саша морщится.       Нэйт испускает смешок.       — Я всем вру. Ты чем лучше?       — Я твоя лучшая подруга.       — Тем более тогда. Ты слишком мне доверяешь.       — Потому что ты этого заслуживаешь. — говорит ему в спину Трусова и Нэйтан вслух смеётся, качая головой, после — секунды через две — оборачивается, и плечи болезненно вверх тянуться.       — Думаешь, это сотворение мира? — говорит он, обводя взглядом помещение. — Думаешь, это жизнь, Саш? Никакая эта не жизнь.       — Уходишь? — просто спрашивает Саша, и Нэйта ломает, настолько уткнуться ей в шею хочется, когда зелёные стёклышки в него всматриваются, в поисках ответа.       Уходишь?       Да.       Нет.       Не знаю       Лучше уж так, чем оставлять всё вот так.       — Если это происходит, значит нужно искать выход, а не бежать от проблем и зарываться головой в песок.       Саша говорит — глазами, и дыхание сбивается, когда она подходит, и брови смешно сходятся.       Сухой смешок слетает с его губ.       — Думаешь, так сможешь меня удержать?       — Ты Илье нужен. Если ты думаешь, что вот так вот отплатишь, за то что сделал тогда — даже не думай. Ты делаешь ещё даже хуже. — Саша суёт руки в карманы.       Горькая слюна застревает поперёк горла, и в глазах всё печёт, когда он на шаг приближается, мотая головой.       — Если ты… Если ты думаешь, что ты один — ты не один.       — Скажи. — в голосе такое отчаяние, что Нэйтан не ожидает от себя самого — настолько кристально чистое, настолько искреннее, и ему правда упасть хочется, упасть на колени и сдаться, ведь в следующем раунде Король проиграет. — Скажи, что мне делать, Саша, скажи.       Нэйтан не понимает.       И Нэйтану кричать хочется, в стену головой биться, да костяшки на руках разбивать.       А Саша смотрит.       Как смотрела и всегда.       — Я не в праве тебе указывать. Эта жизнь лишь твоя.       — Саша, пожалуйста.       Он умоляет.       А у Саши сердце. Бьётся. Сильно.       — Не уходи. — тихо говорит она. — Не уходи, прошу тебя. Ты… ты нужен мне.       Нэйтан жмурится до ломоты и пот на лбу выступает, когда ладони лицо трут, деформируя кожу, да вот слова эти цепко за его сознание цепляются, когда Трусова осторожно касается кончиками пальцев его локтя и слабо улыбается.       Нэйта всё это обжигает.       Нэйтан хочет жить.       И он просто надеется, что однажды проснётся без удушающего чувства вины.       И без ощущения на себе голубых глаз, умоляющего его остаться, поговорить.       И без хватки на себе холодных рук в Пекине, и голоса, просящего его ничего не боятся.       — Мне надо к Мэр. — тихо говорит он, шмыгая носом как ребёнок и Саша тихонько кивает.       — Да. — подтверждает она. — Я всё равно Илью жду.       А он ведь так и не вырос.       Всё такой же инфантильный подросток, не умеющий контролировать чувства и эмоции, заставляющие прятать голову в руки.       Ему ведь ни капли не лучше чем ей тогда.       Вот только в нём чёртова палка, несгибаемая такая, заставляющая всё улыбаться и идти до конца.       До победного.       Нэйтан кивает, отворачиваясь от неё, не смея смотреть в её глаза.       Делать ведь ему это больше не позволено.