Под одной крышей

      Тонкая лента кассеты наматывался с одной белой катушки на другую, выбрасывая из динамиков магнитофона звуки песни, что разбегались по весьма тесному пространству квартиры Гришки Емельянова. Гости «очередной попойки» разошлись по углам и под весёлый звон бутылок непринуждённо обсуждали то, что в хмельную голову взбредёт.       — Синицы всё нет и нет, — констатировал факт Макаров, опираясь о боковую стенку серванта. — Прям как на парах.       — Уж повеселиться она всегда не прочь, — сказала Ася и сделала небольшой глоток вина, мимолётом кинув взор на фарфоровый сувенир - улыбающегося олимпийского мишку, стоящего за сервантным стеклом, в кругу посуды. — Она обязательно придёт.       Скрип входной двери был едва слышен в разноголосом гомоне. Но ярко-красная кофточка, знаменитая своим глубоким вырезом среди парней, Синицы неспособна остаться незамеченной, слишком уж бросалась в глаза. В глаза Макарову.       — Вот и птичка пришла, — его брови вдруг нахмурились, — и принесла кое-кого на хвостике.       Ася озадачилась резкой смены настроения однокурсника и в любопытстве обернулась, желая понять её причину. То, что она увидела, повергло в величайшее изумление, которое уступило место негодованию.       На кой чёрт Синицина привела сюда Пчёлкина?       Не успела Ритка толком снять обувь и сориентироваться в окружающей обстановки, как её тут бойко поволокла в сторону жаждущая подробностей Васильева.       — Что он здесь забыл? — потребовала ответа Ася, наблюдая, как Пчёлкин мигом завоевал расположение двух девиц.       — Около подъезда встретились, поговорили, затем он увязался следом за мной, — Рита нашла более-менее чистый стакан и плеснула в стакан изрядную порцию рубиновой вишнёвки, щедро сдобренной отвагой и водкой. — Ты чего напряжённая? Отрывайся или Пчёлкин мешает?       — Не мешает. Мне как-то до лампочки.       — Тогда за твоё здоровье, — отсалютовав стаканом подруге, пригубила вишнёвую наливку.       Гулянка продолжалась. Общий градус веселья нарастал, большая часть сборища сместилась в центр комнаты, дёргаясь в дикой пляске. Ася пристроилась на диване, рядом с часами толковавшем о разных вещах Владом, а Синица, точно крылатая птица, порхала туда-сюда, с места на место, пока не облюбовала широкий подоконник, вовсю щебеча с Пчёлкиным.       Васильева одновременно делала вид собеседника, поглощённого разговором, и, сама того не сознавая, не сводила глаз с окна, следив за рукой подруги, закинутой на Витино плечо. Пчёлкин усмехался и в припадке смеха ненароком задевал коленку Риты и, видимо, чувства Аси.       Он знал, что она смотрит, и ради неё отыгрывал роль в своём спектакле талантливо и с удовольствием.       Челентано запел «Soli» через магнитофон, следовательно, стоит отдохнуть от танцев, похожих больше на интенсивную аэробику, и наконец вспомнить о вторых половинках, приглашая тех пообниматься в медляке.       — …не хочешь?       — Чё? — уловив лишь отрывок фразы Макарова, спросила встрепенувшаяся Ася.       — Потанцевать не хочешь?       В принципе почему бы и нет, столь удачного шанса на реванш уже не подвернётся.       — Почему бы и нет? — согласилась она и с улыбкой вложила ладонь в его протянутую руку.       Его ладони мягко легли на осиную талию, её – на широкие плечи, а голос итальянского музыканта подтолкнул их в танец.       Под левым глазом Пчёлкина нервно задёргалась жилка в предвкушении отколошматить физически ему уступавшего тюфяка, танцующего сейчас с его бывшей девушкой. Он, наверняка, тяжелее одной книги мемуаров ничего не поднимал, судя по его тощим, как палка, рукам.       — Пойдём, — решительно проговорил Витя.       — Нет настроения танц…, — и Ритка была силой утянута в центр комнаты и в объятья. — Пчёла, ты как всегда в своём репертуаре. Предсказуем до невозможности.       — Надо походу расширить свой репертуар, — пошутил он и крепче прижал Риту к себе, выглядывая из-за её плеча.       Синица-то в курсе, кому досталась великая честь быть объектом его постоянной слежки.       Стоило паре, танцующей неподалёку, чуть поменять положение, их взгляды встретились в немом поединке. Вместо взмахов – прикосновение к другому, чужому человеку. Первый удар от неё. Она теснее прижалась к Владу и уткнулась носом в изгиб между плечом и шеей.       — Может быть, наконец одумаешься и сделаешь маленький шажок к примирению? — на прямую спросила Рита.       Шаг к примирению в данный момент – поражение. Не дождётся белого флага, она всё-таки разорвала отношения, тем самым начав войну.       — Не я первым начал, — аргументировал он, и его ладонь опустилась чуть ниже поясницы.       Контратака успешна. Ася недовольно сжала губы.       — Будешь дальше лапать меня – получишь по лбу, — предупредила Ритка.       — Просто хотел вспомнить старые времена.       — Вспоминай, но не забывайся.       На секунду Вите показалось, по крайней мере он очень сильно надеялся, что показалось, как Ася приблизилась к лицу Влада для поцелуя.       — Вы с Аськой такие идиоты, — тяжко выдохнула Рита, почувствовав напряжённое тело Пчёлкина, — а идиотам нужно помогать, — она высвободилась из мужских рук и юрко выключила магнитофон под осуждающие взгляды толпы. — Скукотища! Гришка, неси сюда гитару! Будем песни петь!       Вокруг раздались восторженные возгласы, что означало – идея понравилась народу. Всё по забугорной демократии.       Гришка Емельянов, как ему и велели, в одночасье раздобыл в недрах квартиры гитару.       — Дай-ка, — Ритка выхватила музыкальный инструмент и нагло вручила ничего не понимающему Вите. — Пожужжишь?       — Сбрендила, Синицина?       — Нет, вспоминаю старые времена. Пой давай.       Витя поглядел на Аську, в чьих зелёных глазах горел огонь не борьбы, а интереса, и как-то быстро сдался. Плюхнувшись в старенькое, глубокое кресло, стал настраивать гитару и ловил некий кайф от всеобщего внимания. Ася присела напротив и глядела на него в ожидании шедевра. Она помнила школьные годы, когда учителя заставляли Пчёлкина исполнять песни на мероприятиях, он долго противился, но соглашался за «плюшки» в виде хороших оценок.       Васильева с удовольствием посещала те мероприятия, ибо хотела послушать его красивое пение, каким он её не баловал. Чаще всего это было пьяные завывание с друзьями.       В звонкие переборы идеально вплеталось слова песни «Песня Без Слов».

Каждому морю — дождя глоток, Каждому яблоку — место упасть, Каждому вору — возможность украсть, Каждой собаке — палку и кость И каждому волку — зубы и злость.

      Хрипловатый баритон разносился далеко, за пределы, проникая в потаённые уголки души слушающих вокруг, заставляя отзываться на великолепное исполнение каждую клеточку их тела. Пробирал насквозь.       А главное, обволакивал вязкой паутиной Асино сердце.

Снова за окнами белый день, День вызывает меня на бой, Я чувствую, закрывая глаза, Весь мир идёт на меня войной.

      Поглощающее без остатка пение заставило Асю задуматься. Она чувствовала, как её глубинные струны трепетали созвучно с гитарой, струны которой перебирал Пчёлкин. Он вновь пробудил в ней нечто. Сильное. Невероятное.       Магнетизм неизвестной природы.

Хочешь ли ты изменить этот мир? Сможешь ли ты принять как есть? Встать и выйти из ряда вон? Сесть на электрический стул или трон?

      Вся магия пропала, как только на Асино плечо легла чья-то ладонь. Ася посмотрела на Влада и чисто из вежливости улыбнулась. Однако улыбку он воспринял как призыв к действию, подбираясь к её губам.       Дзинь. Достаточно звонкий, чтоб привлечь внимание.       — Струна лопнула, — заявил Пчёлкин, откладывая инструмент в сторону.       — Чувак, это было круто! — крикнул кто-то из толпы.       Витя определённо произвёл сильное впечатление на присутствующих. Но больше всего на девчонку, торопившуюся почему-то покинуть квартиру.       — Останься ещё на полчаса, — просил Влад, глядя, как быстро Ася застёгивала сапоги.       — Не, что-то голова разболелась. Я лучше пойду.       — Уже стемнело. Давай я тебе провожу?       — Стопорни, — скомандовал незаметно подкравшиеся Пчёлкин, схватив плечо Макарова. — Я провожу. Нам в одну сторону.       Ася лишь закатила глаза и шустро выскочила за дверь. У подъездной лавочки Витя догнал её за несколько пружинистых шагов, со всей силы ухватив за капюшон куртки. Она, подобно цикаде, схваченной в руки, громко затрещала:       — Не борзей! Пусти!       — Куда летишь сломя голову?       — Тебе какая разница? — она пыталась отвоевать капюшон, но это было не так просто. — Утюг забыла выключить. Ясно?!       — Тогда хата горит несколько часов, нет смысла спасать, — наконец отпустил, и Ася с недовольной физиономией стремительно развернулась. — Полегче, чуть не выронил.       В следующий момент из-за пазухи извлёк бутылку портвейна, что присвоил на не совсем законных основаниях.       — Портвейн скоммуниздил?       — Честно заработал. Слыхала, какую песню забацал?       — Слыхала-слыхала, — в его манере произнесла Ася. — Ну и алкаш ты, Пчёлкин.       — Я хотел и тебе предложить. Сообразим на двоих?       — С тобой? — глядя со скепсисом, произнесла Ася, затем поразмыслила и, шмыгнув носом, подписалась на эту авантюру: — Так уж и быть.       — Пойдём на качели.       Они двинулись вперёд, непринуждённо болтая.       — Те самые качели?       — Да, те самые, на которых я уломал тебя на поцелуй.       — Не уламывал ты меня!       — Ах, забыл, — усмехнулся Витя, — ты же тогда накинулась на меня. Засосала так, что еле ноги унёс.       — Замолчи, — махнув рукой, засмущалась она.       Старые качели лодочка, на которых выросло не одно поколение детей. Сейчас они ушли на заслуженную пенсию и каждый раз, когда на них садились, возмутительно скрипели. С этим скрипом Ася опустилась на деревянную дощечку и посмотрела занявшего место напротив Пчёлкина.       Он открыл начатую бутылку с намереньем скорее прикончить и хлебнул из горла.       — Ну, как? — поинтересовалась Ася.       — Как говорится, бублик на халяву точно на вкус круассан, — и передал портвейн Васильевой. — Помнишь, ты орала, как резанная, на этих качелях?       — Просто один дурак не знает слово «хватит» и продолжал их раскачивать.       — Я бы «солнышко» выдал, если бы не твои крики о помощи. Сейчас думаю, зря пожалел.       — Ага, я бы тогда бросила тебя.       — Ты и так весь день дулась. Весело же было.       — Весело было тебе, а меня чуть инфаркт от страха не схватил.       — Не схватил же, — улыбнулся он и опёрся локтями на колени, подавшись вперёд. Тёмно-синие глаза смотрели с хитрецой. — Всегда трусихой была. На физкультуре так не бегала, как от той дворняги. Это ж надо было умудрится на крыши гаражей залезть.       — Это не собака, это какой-то зверь. Между прочим, огромный.       — Вот действительно у страха глаза велики. Она максимум могла палец откусить, да не откусить – накусать.       — Решил вспомнить все мои неловкие моменты? — Ася прилично отпила вина. — Давай-ка лучше вспомним выпускной.       — Ни слова, — предупредил Витя, сердито зыркнув в её сторону. — Иначе…       — Кто-то был настолько рад окончанию школы, что нажрался, как свинья. Потом весь выпускной обнимался с белым другом, если, конечно, успевал до него добежать, — горький глоток вина. — Какой «добежать»? Ты еле на ногах стоял. Мне приходилось весь вечер возиться с тобой. Все девчонки танцевали, а я…       — Могла бросить меня и танцевать, сколько влезет.       — А ты чего не бросил такую зашуганную трусиху, как я?       Его пылкость стремительно сошла на нет. Он взглянул на Асю по-другому.       — Сам не знаю. Мы ведь в ответе за тех, кого приручили.       — Я тебе псина что ли?       — Псиной тебя назвать я бы не рискнул, — ответил он. — Но в ответе за розу, да.       Ася, полностью ошарашенная, смотрела на него, удивившись тому, что Витя оказался глубоким знатоком литературы, несмотря на свою славу спящего на уроках.       — Экзюпери, — спокойно изрекла она и, примкнув щекой к холодному железному стержню качелей, притихла, затем посмотрела в ночное полотно с мерцающими звёздами. — Ты в ответе за твою розу…       — Чё? — не понял он.       Всё-таки спал.       Ася оторвала взор от ночного неба и взглянула на Витю. Их взгляды столкнулись, выбив маленькую искру, которой хватило, чтобы воспламенить воздух и воображение, точно пропитанное горючей жидкостью под названием портвейн.       — Ничё, — Васильева, смотря на Витю, медленно наклонила голову, и сама толком не поняла, в какой момент её губы коснулись его.