thirty-one days

first day

Я знаю боль. Сначала тебе кажется, что сможешь вынести её, а на деле оказывается, что не можешь. И когда это происходит, ты либо находишь причины жить дальше дальше, либо... Итак, когда вы перестанете испытывать боль, у вас появится желание жить. Доктор Грегори Хаус

Ехать двенадцать часов в постоянно покачевающемся вагоне старого поезда Феликс, конечно, не планировал, но его лишили, как по его не скромному личному мнению, особенно важных средств передвижения: личного водителя, его любимого красного спорткара и мотоцикла, даже собственных карманных денег(!), так что на билет хватило только на дряхлом поезде, на котором он собственно сейчас и недовольно ехал, в один конец. Чёртов папаша всё продумал. Впереди ещё одна бессонная ночь на неудобной верхней койке. Кто же знал, что с неё ночью так больно падать. В купе окна каких - то доисторических времен, раз в закрытом состоянии они продувают. Пусть сейчас и лето, но всё-таки август, а ночи в такое время не достаточно тёплые. Феликс постоянно просыпается от того, что его тело бьётся в конфульсиях, по всей шее бегут мурашки, а зуб не может попасть на зуб, постоянно прикусывая то язык, то зубы. Так он узнал, что чувствителен к перепадам температур. Одеяло здесь совсем не сохраняет и так слишком малое количество тепла, хотя как это можно назвать одеялом: сплошной белый квадрат, сто на сто, ужасно тонкий, местами с жёлтыми пятнами непонятного происхождения и вонеят дешёвым кондиционерорм для белья. У Ли от запаха чешется нос и парень чихает каждые две минуты. Почти сутки трястись на ржавых рельсах в непонятках перед неизвестностью. Что ждёт его теперь? Как он будет жить без современных коммуникаций? Без денег? Без той свободы, что давали ему гулянки и быстрые перепихоны с Хваном. Он уже скучает по его тощей заднице. Без всего, что было частью его жизни? Он тётю видел, может быть, раза два, и то, когда пешком под стол ходил. А сейчас, прости господи, ему добрых двадцать с хвостом лет, а за него до сих пор несут ответственность родители. Феликс ужасно устал от этой чрезмерной опеки. Но как и всех людей, его тревожат мысли. Парень не хочет признвать, что ему дискомфортно, даже страшно в какой-то степени; страшно и неохотно признавать свою слабость. Он мужчина или нет в конце концов? В деревнях и не такие как он живут, и ничего, они не умерли, им даже наоборот нравятся находится там, дышать в унисон с природой, чем Ли хуже этого? Сейчас в купе он один, что для него даже на руку. За окном приятный полумрак, что говорит о возможном скором прибытии. Поезд остановится ближе к утру, где несчастному брюнету придётся пешком добираться до дома ужасно любимой тёти. Как же Феликс ненавидет это. Он спокойно лежит на не занятой нижней кровати, если её так можно назвать, где хотя бы имеется приличное одеяло и мягкая (видно перьве хватило только на одну) подушка, на которой тот устроил свою тяжёлую голову и смотрит на искрящийся в закатном солнце пейзаж за давно немытом окном, который сменяется быстрее, чем Ли успевал моргать. В мыслях, да и в его временном пристанище приятная тишина, только лёгкое постукивания и покачивания поезда, и опустошение, хоть сердце не сидит на месте, колотится от некого предвкушения, словно въехав туда, жизнь его кардинально измениться и уже не будет прежней. Ли погрузился в некий транс, размышляя о том, что в первую очередь ему стоит сделать, но в первую очередь стоит обзавестись знакомыми, со связями жить легче, жизнь неоднократно говорила тому об этом. Слишком завороженный красотой здешней природы, Феликс не слышит ужасно громкий и скрипящий звук отъезжающей двери, что вела в его скромную, временную обитель. Она открывалась не до конца, так что там было пространство, быть может, с размером бедра парня и куда, собственно, пытался втиснуться новоиспечённый сосед. Сначала въехал на удивление новый и с первого взгляда целый ярко зелёный чемодан, правда, после детального изучения оказалось, что он, почему - то без одного колеса. Затем в сторону растерянно моргающего брюнета полетела увесистая сумка через плечо, которую благо тот поймал. Это видимо все, что было у человека за дверью, прежде чем он сам попытался пролезьть в эту узкую дырку. Насмехаться над ним Феликсу почему - то не хотелось. Задача оказалась для того неизвестного достаточно лёгкой и перед взором тёмных глаз Ли предстал высоченный, по сравнению с ним, молодой человек, выглядящий даже моложе Феликса. Одет, конечно, по нескромному и намётанному мнению парня, прилично для здешних мест, тем более нужно учитывать и то, что черту города он давно пересёк. Волосы осветленны почти до бела и кажется, прикоснись ты к ним, они захрустят как солома. Спкскаясь взглядом ниже Ли отмечает порозовевшие щеки, частую для нормального дыхания вздымающуюся грудь, что могло говорить о том, что это человек куда-то спешил. Но куда? Если билет куплен, то и место забронировано за ним, спешка для него пока что не понятна. Затем он встречается с молочношоколадным глазами. — У нас есть чуть меньше восьми часов. — И? — Я хочу покрасить волосы в фиолетовый. Затем Феликс замечает в потных ладонях дешманскую краску из какого - нибудь ларька на углу, хмыкает своим мыслям и поднимается. Рост, конечно, в пользу нового знакомого. Брюнет разминает затёкшие мышцы плечь и спины, после оборачиваясь к своим вещам, что - то разыскивая и попутно говорит, хотя он даже не любитель первым заводить разговоры: — Этим ты нахрен убьёшь свои волосы, если уже не сделала этого, — многозначительный кивок вверх, сзади слышится лишь смешёк. — Вот, — копошение прекращается, Ли держит в руках полупустой бутыль с чёрной тоникой, хотя бы имеющий приятные отзывы от знакомых Феликса, — будешь чёрным, фиолетовый тебе не к лицу. Они долго смотрят друг на друга, после чего новоприбывший многозначительно кивает, всё ещё не произнося ни слова, снова пытается втиснуться в узкую дырку и кричит парню поторопиться идти за ним. Так молодые люди оказались на всё той же нижней койке, сидя почти впритык друг к другу, чувствую дыхание то на щеках то на макушках друг друга. Волосы Сынмина — так он представился Феликсу, были всё ещё влажными, похожими на тонкие прутики, с кончиков которых капала холодная вода и Ким каждые пять минут минут вздрагивал от соприкосновения с тёплой кожей. Ли так же уверен на тысячу и один процент, что теперь его новый сосед будет сескимволом, хотя до сих не понятно, зачем портить такой хороший блонд. — Так, ты куда, говоришь, едешь? — Сынмин успел достать из той сумки, что чуть не разбила нос парню, пачку острых чипсов и громко хрустел ими. Феликс отметил зачем - то для себя наличие брекетов. Молчание затянулась на долю секу, прежде чем низкий бас раздался в тишине купе: — Да я к тёте в деревню, жить там буду целый месяц, представить себе можешь? Ким глубокомысленно изрекает громкое "ага" и махает рукой, что вся в приправе и крошках, мол, продолжай, продолжай. — Так вот. И не по собственной воле, блять. — Ну, оно и видно, — хруст прекращается, Ли хлопает глазам. — Ну. Ты весь такой, не деревенский что-ли? Не вписываешься в окружающую атмосферу, вот, — и в знак подтверждения два раза кивает. — Так страшно выгляжу? — парень тянется к вскрытой пачке, чтобы взять себя жменю и конечно же рассыпать половину. — Нет, — он моргает, — слишком дорого, я бы сказал, у тебя на лице прям написано "Живу в столице. Богатый. Ебу мужиков." — и хрюкает от смеха, когда с последнего Феликс так же начинает смеяться, что давитья чёртовой крошкой, застрявшей в горле. Гогот стоит неимоверный, что выступают слезы. — С этим ты, конечно, не промах. Я оценил. — Так я что же, своих не узнаю? И снова смех оглушает тишину, некогда поселившуюся в этом захолустном купе старого поезда.

***

Уснуть они смогли разве что только под утро. Каждый делился интересными и ужасно смешными историями, как оказалось, не скучной жизни. Правда этот Ким о себе был достаточно не многословен, Феликс с какой стороны не подступался, больше фамилии, имени и возраста ничего не смог выпытать. Ну и черт с ним. Но когда наутро следующего дня он проснулся совсем один и снова почему - то на полу, запахлом чем - то не здоровым. Случаем Ли головой не ударился, пока падал сверху? Сейчас, когда нового знакомого не оказалось на привычном месте, а следов его нахождения тут будто никогда и не было, брюнет начинает сомневаться в здравии своего ума. Но помимо плохого психического здоровья, он ещё ощутил некую печаль. Было чувство, что у него был очень близкий и хороший друг, а потом тот взял и нагло предал, ничего при этом не сказав. Осадок душил и заставлял молчаливо проглатывать ком в горле. Для Феликса это определённо было ново и это ему не нравилось. Ближе к назначеному времени прибытия Ли смог наконец выбросить этого странного и хаотичного человека как из головы, так и из кратковременного момента своей жизни. Сейчас ему нужно собрать мысли в кучу и думать, как всё - таки добраться до деревни, о которой слышали лишь единицы. В какую глуш запихнул его отец? И вот сейчас, стоя на пероне и оглядываясь в след скрипящему на рельсах поезду, Феликс понимает, что ничерта он не подумал, не придумал и никакого понятия не имеет, как добираться до сие места назначение. Перед ним раскидывалась бетонная площадка, именуемая нужной станцией, без всяких намёков даже на маленькие домишки. Позади —рельсы, спереди бескрайни лес с кучей грязи, живности и ещё миллионов признаков, почему он туда не пойдёт. Парень с раздражением кусает губы, понимая, что никто его не заберёт, любимый папочка и об этом позаботился, поэтому ничего ему не остаётся делать, кроме как поднять ногу и тут же вступить в навозную кучу. О да, он уже обожает это. Сколько идти и куда — не известно, он идёт просто по прямой, пересекая и огибая различные грязевые дороги, которых пруд пруди и стараясь обращать внимания на детали, если в случаи чего он потеряется. А пока парень упорно движется вперёд, на каком - то этапе даже замедляется, абсолютно наплевав на то, что под ногами и в полной мере наслаждается здешней природой: как чирикают в приятной песне птицы, как деревья шепчут ему своими листьмяи только им одним известные секреты, как пахнет и дышит здешняя флора, даже животные для Ли теперь не кажутся мерзотными, он наоборот, любуется прекрасными бабочками, что в какой - то момент окружили его со всех сторон. Феликс решил сделать не большой привал, раз эти беспокойные насекомые не хотели отпускать его, будто свой красотой они завораживали, привлекали, непроизвольно затягивая парня в какие-то свои сети.