По стопам Уинстона Черчилля

Майкрофту и в голову не приходила мысль о том, что когда-нибудь он увидит Шерлока с ребенком на руках. Несмотря на явную способность передвигаться на двух ногах (или, не менее успешно, ползунком), юная мисс Уотсон предпочитала пользоваться своим детским обаянием и не слезала с рук любого знакомого взрослого, кто оказывался на расстоянии вытянутой руки. Сам Шерлок излучал абсолютные спокойствие и невозмутимость. Совсем не наигранные, как раньше, когда на передний план выходили скорее высокомерие и снисходительность к окружающим, а такие, какие мог позволить себе ответственный и уравновешенный человек, уверенный в безмятежности завтрашнего дня. Майкрофт любовался им с запоздалой тоской, которая появляется у родителей, осознавших, что за тревогами упустили саму суть детства, и никогда уже не увидят своего ребенка балующимся и озорничающим на заднем дворе. Он позволил себе насладиться моментом тишины и перемирия, которое установилось между ними в хрупком равновесии после происшествия на Шерринфорде. Они и раньше не особо разговаривали друг с другом, если дело не касалось работы — по-крайней мере, не вслух. Им не было нужды озвучивать то, что становилось очевидно при одном случайно кинутом взгляде. Майкрофт с нескрываемым удовольствием отметил то, как выровнялся цвет его лица, и как его физическое состояние постепенно приходило в норму после затянувшегося наркотического угара, в который тот себя загонял. И что-то, в том, как Шерлок держал Розамунд в своих руках, подсказывало, что он намеревался поддерживать период трезвости всеми доступными силами. Удивительно, что именно в такие моменты Майкрофт чаще всего задумывался над тем, что было бы, если бы он тоже хотя бы один раз попробовал… — Нет, тебе нельзя, — Шерлок осуждающе посмотрел на пачку сигарет в его руках. — Уверен, ты в состоянии потерпеть, пока Рози рядом. Майкрофту пришлось признать право ребенка на свежий воздух, и он убрал сигареты обратно в карман. — Если ты действительно так беспокоишься о ней, то почему привёл ее на место преступления? Не совсем подходящее место для ребенка, — вместо того, чтобы сесть в машину, они синхронно облокотились о дверь в позах, разоблачающих их неочевидное на первый взгляд родство. — Я не участвую в расследовании, — скривился Шерлок, будто сама мысль о том, что он был не у дел причиняла ему как минимум зубную боль, — мы просто гуляли. Что, действительно, необычно, так это то, что ты здесь забыл? — он впился ястребиным взглядом в Майкрофта, и у того не было никаких сил строить из себя могущественного Большого Брата. — Четверть финала лиги чемпионов. Я слышал, Ливерпуль подает надежды в этом году. Еще до того, как слова были произнесены, на лице Шерлока отразилась редкая комбинация понимания и лёгкого смущения. — Никогда не думал, что скажу эти слова… — он кашлянул, и Майкрофт приготовился к худшему, но тот обошёлся безобидным: — с некоторых пор я считаю метафоры о морских обитателях крайне неудачными… — Да, пожалуй, я могу понять почему. Они оба старательно не смотрели на Розамунд, затрагивая эту тему. — Но и без всяких золотых рыбок, хочу сказать, что теперь я понимаю, почему ты всегда боялся подпускать к себе людей. Возмущению Майкрофта не было предела, и он пожалел, что не закурил чисто из чувства вредности. — Прошу прощения? — Боль от потери близкого человека не сравнится ни с одной пыткой. А я ощущал их в удивительном многообразии. Запоздалая совесть кольнула Майкрофта в бок, и он переступил с ноги на ногу, крепче перехватывая зонт. Шерлок продолжил: — Ты всегда говорил «неравнодушие это не преимущество», и теперь я понимаю, почему. Долгое время я пытался тебе подражать, но жизнь раз за разом учила меня другому. — И чему же? — Людей берегут друзья. Раздался громкий смех, и они, перестав с зеркальным удивлением разглядывать друг друга, обратили внимание на группу констеблей, и на Грега, безнадёжно пытавшегося угомонить новичков. Выбравшись из-под желтой ленты он скорее с наигранным, чем настоящим, раздражением на свою команду направился напрямую к ним. Майкрофт тепло улыбнулся ему и, когда они приветственно поцеловались, пихнул Шерлока зонтом за его нецензурный звук, вызвавший смех у Рози. — Шерлок! — он с одинаковой непосредственностью разговаривал и с его братом, и с ребёнком, — не ожидал тебя здесь увидеть. Пожалуйста, не говорите, что вы оба тут по работе? — одной рукой Грег игрался с Рози, а другой буднично обхватил ладонь Майкрофта. — Я просто гулял, — с видом оскорбленной невинности сообщил Шерлок. — Никакой работы, я надеялся, что мне удастся украсть тебя пораньше, чтобы за нами не увязались твои новички. — Да, мы потихоньку все сворачиваем здесь. Бытовое насилие. Стремное дело, — он поморщился, видно вспоминая обстоятельства места преступления. Майкрофт крепче сжал его ладонь в своей руке. — А потом сразу же... Я выбираю сегодня бар, помнишь? — Конечно, — с улыбкой кивнул Майкрофт. Он каждой клеточкой своего тела ощущал, как Шерлок следил за ними, но… У него была собственная жизнь, и он не хотел проживать ее на задворках сознания младшего брата. — Шерлок, хочешь присоединиться? — и видно было, он спрашивал не из вежливости, а из-за реального желания. Майкрофт спокойно ждал ответа. — Нет, пожалуй нет, — руки Шерлока красноречиво обвили Розамунд, пытавшуюся выбраться из слинга. — Я еще не нашагал дневную норму. — Что ж тогда… До среды, да? — До среды. Они с Шерлоком обменялись рукопожатиями, а затем Грег оставил их наедине, возвращаясь обратно за ограждение. — Он мне больше, чем друг, — признал Майкрофт не без труда. Память услужливо подкинула карту веснушек спины Грега. — Боже, только не надо разводить сопли, Майкрофт! К собственному удивлению, капризный тон Шерлока вызвал у него только улыбку. — Я взрослый человек, Шерлок. Если я хочу выразить любовь к своему партнёру, я буду ее выражать. — Мгм, — неловко отреагировал он, и за тем, как двинулись его плечи, явно стояло что-то большее. Майкрофт обнаружил, что ему было совсем не интересно, что именно. Сорок девятое лето его жизни постепенно заканчивалось. Не то чтобы он подводил какие-то итоги по окончанию каждого… Да и если бы подводил… Жизнь продолжала течь своим чередом. Майкрофт не сказал бы, что лето подарило ему кардинальные изменения: настолько легко ему было обесценивать то хорошее, что происходило с ним. Меланхолия, грусть и периодически дававшая о себе знать, злость, продолжали появляться и терзать его. В этом смысле присутствие Грега в его жизни не изменило его. В какие-то выходные все еще было тяжело подняться с кровати, а тишина дома затягивала в липкое одиночество. Правда теперь оно длилось не так долго, и у него всегда был выбор между перееданием и обществом своего партнера. Майкрофт все чаще и чаще обращался к последнему. Ему казалось, это шло ему на пользу. Они не были идеальными друг другу, не умели читать мысли друг друга, и оказываться рядом по первому требованию. Грег не казался, как в начале, всесильным и всепонимающим — ему точно так же необходимо было отдыхать, сбрасывать напряжение тяжёлого дня, проводить время наедине с самим собой. В незаметно протекающих буднях важно было не это, а то, что они не сдавались, и продолжали искать точки соприкосновения друг с другом, и не зацикливаться на том, что делало их разными. Грег предоставлял ему недостающее тепло и пространство, и что-то было в его поведении, от чего Майкрофт чувствовал себя в безопасности. В свою очередь, Майкрофт учился тому, как заботиться о нем, и не утягивать за собой на дно. В этом смысле его сорок девятое лето было намного более славным, чем то, которое забрало с последним днем жизнь его дорогой подруги… Жизнь текла, все менялось, и календарь только добавлял ему года, методично сменяя одно время года на другое. В этом по-прежнему не было никакого смысла, но Майкрофт был готов смириться с его отсутствием. Грег сбежал по лестнице крыльца, взъерошенный и все еще слегка на взводе. — Ну, что, поехали? — Поехали.