Мармелад

      Серж сидел на подоконнике, приложив голову к окну. Сегодня он просидел в номере целый день, даже особо не общаясь со согруппниками. День был таким солнечным, теплым — люди так радовались, гуляя до вечера, — ночь тоже была безоблачная, отчего яркая луна освещала городские улицы получше фонарей. И навевала тоску ему: раньше такая полная луна могла его вдохновить на какое-нибудь печально-романтичное стихотворение, а теперь вызывала пустоту — она похожа на черную дыру, сжирающую всю материю и свет. Последний для него пропал прямо сейчас — одна большая тучка все же проникла на чистое небо и злостно закрыла луну. «Прям как кое-кто…»       Мысль оборвалась на самом важном слове — точнее имени, — но Сержу не хотелось вновь закапываться туда. Он и так целый день думал обо всём этом — как бы их не изгонял, как бы их не блокировал, но они всё равно впивались в его мозг, — лишь иногда отвлекался из-за боли. Ломки так таковой уже не было, но последствия хождения на каблуках и…грубого проникающего секса давали о себе знать. Да, именно «секс» — кудрявый пытался выстроить воспоминания так: Дарон помогал дойти ему до гримерки, там они наебнулись, гитарист оказался таким образом на нем, и вдруг между ними проскочила странная «искра», в результате чего они занялись сексом. А в порыве страсти забыли про безопасность. Но это был нереальный сценарий, в нем было слишком много лжи — все в итоге приходило к тому ощущению боли, беспомощности, предательства…       Низ живота резко заболел, отчего Серж поморщился, схватившись за него. Эти схваткообразные боли были гораздо неприятней, чем та же боль в заднице или в ногах. Танкян не понимал, почему они возникают — возможно, Дарон мог там что-то повредить ему. И чем больше он думал о нем и о произошедшем, тем сильнее все скручивалось в животе. Простонав, вокалист вытянул ноги, которые свисали с не очень большого подоконника, сделал несколько глубоких вдохов и массировал источник боли. Сосредоточившись только на ней, мысли прекратились, и ему полегчало. Серж вновь прикоснулся вспотевшим лбом об окно, смотря на потемневшую без лунного света улицу.       Вернуться к безрадостным, но хотя бы нейтральным мыслям ему помешал тихий стук в дверь. Вскоре она открылась, и знакомые шаги разбавили тишину: Серж повернул голову к Джону, который остановился неподалеку от него и сказал:       — Ты как себя чувствуешь? — Добившись едва внятного ответа в виде дернувшихся плеч, он спросил. — Может, ты спустишься поесть?       — Нет, я не голоден. — Серж вновь отвёл взгляд, глядя на суетившихся прохожих, неожиданно попавших под дождь.       — Но ты целый день не выходил из номера! — Джон приблизился к нему, стоя почти перед ним. Затем нежно и очень обеспокоенно заговорил. — Тебе плохо? С тобой точно всё в порядке?       — Если не считать боль и усталость, то я в целом норм. — Ответил вокалист, не поворачиваясь к нему.       — Серж… — Барабанщик положил руку ему на плечо. — Можешь мне рассказать?       — О чем? — Устало спросил кудрявый.       — Не делай вид, что ты ничего не понимаешь. — Джон, несмотря на упрекающий тон, нежно сжал его плечо.       — Ты на что намекаешь? — Серж запустил руку в волосы, показывая, будто он раздражен.       — Ты ведь помнишь, что произошло вчера? — Заметив, что вокалист замер (а значит он на правильном пути), драммер протянул другую ладонь, положив её на веснушчатую щеку, и повернул его голову к себе. — Извини, но по тебе видно, что тебе как-то хреново.       — Ну да, — Серж отстранился от ладони. — Мне стыдно, потому что я, во-первых, стащил заначку у Дарона, во-вторых, из-за своей ебучей координации нае…       — Давай без этой хуйни, ладно? — Джон поднял руки, сделав это со сдержанным раздражением. — Только не говори, что ты сам в это веришь.       — Да?.. — Кудрявому стало некомфортно от взгляда барабанщика. Увы, строить из себя дурачка и подделывать воспоминания не получится — Долмаян видит его насквозь. Он вздохнул, отвернулся и обреченно заговорил. — Я просто пытаюсь это забыть. Ты же знаешь — они меня не отпустят. Никогда не отпустят…       Между ними повисло довольно жуткое и напряженное молчание. Джон отвел взгляд, задумавшись о чем-то; Серж же сосредоточился на жизни за окном, однако затем он решил поделиться с ним:       — Знаешь, Джон, я думаю о том…короче, я подам заявление. Или хотя бы напугаю этим Дарона.       Барабанщик посмотрел на него, дернув плечами, и беспристрастно ответил:       — Это тебе решать. Я за то, чтобы ты обратился в полицию.       — Но ведь группа тогда… — Начал вокалист.       — Да какая уже разница. — Махнул рукой барабанщик. — Дарона почему-то это не волновало.       — И ты вроде как не поддерживал идею суда…       — Серж, сейчас совсем другая ситуация. Дарон должен ответить за то, что сделал с тобою! — Под конец Джон повысил голос, звуча из-за этого отчаянно.       Кудрявый подтянул к себе колени, затем уткнулся ими лицом. Перед глазами проносились картинки полицейского участка, серьезные лица сотрудников, во взгляде которых либо отвращение, либо насмешки; медицинский кабинет, пристальное разглядывание всего его; подробный допрос со всеми деталями, долгие суды, приставучие журналисты… От этого мрачного полёта фантазии его отвлекла мягкая ладонь на его голове, которая потом скатилась к спине и успокаивающе поглаживала верх-вниз. Танкян глянул на барабанщика, сморщившись от жалости в его глазах, и сказал хрипловатым голосом:       — Мне кажется это неправильным. И…мы с Дароном договорились, что между нами ничего не произошло.       Джон сначала не отреагировал — возможно, замер от шока, — затем он поднес ладонь, которой гладил вокалиста, к переносице, потирая её, и едва слышимо рыкнул. Он убрал руку с лица, грустно смотря на него, и осторожно проговорил:       — Лучше бы ты с ним не разговаривал… Послушай, я не знаю, что у тебя сейчас творится в голове, насколько тебе сейчас плохо. Но я считаю, тебе надо обратиться в полицию — даже если страшно. Забей на Дарона хуй — пусть следующий раз думает, прежде чем доставать член и пихать его куда попало — вообще о нем не переживай.       — Я подумаю. — Серж отвернулся, смотря на усилившийся дождь. — Блядь, ну почему именно сейчас…       — Обещали небольшой дождь… — Драммер скрестил руки, затем взял мобильник, который завибрировал. — Серж, нам пора.       — А? Да, точно. — Кудрявый хмыкнул и слез с подоконника. — Я тогда сейчас переоденусь.       Джон кивнул, пропуская его, да и сам собрался выйти. В какой-то момент — перед самым выходом, — Долмаян обернулся, застав Сержа без свитера: тот вскоре почувствовал пристальный взгляд на себе и исподлобья посмотрел на него. Барабанщик уставился на царапины на груди Танкяна не без накатывающегося ужаса — эти следы горели, их можно было увидеть и без какого-либо освещения. Луна, подобная призраку Солнца, ореолом осветила фигуру вокалиста, который стыдливо прикрыл свитером обнаженный торс. Тусклый свет отражался в глазах, слезящихся от страха, а тем временем кудрявый намного крепче прижал к себе одежду и опускает взгляд, зашторив его волосами. Драммер едва смог взять себя в руки и выйти в кои-то веки из номера — но в коридоре остановился.       Эти царапины, почти похожие на шрамы, эти стеклянные глаза, в которых был только испуг — всё это кружилось перед ним, с каждым повтором становясь страшнее. Джон приложился к стене, закрывая ладонями глаза, будто это спасет от реальности. Но эхом отражается крик в запертой комнате, от него барабанщик накрыл руками уши и зажмурился, дабы не видеть потекшие тени и в целом образ Сержа. «Зачем? Чем я думал, когда сказал ему переодеться в шлюху?» — Долмаян запустил пальцы в волосы и не смог сдержать слез, прежде чем злобно вытер их рукавом: «Чтоб ты сдох, Дарон!»       Он не заметил, как к нему подошел Танкян и осторожно дернул его за плечо. Джон взглянул на кудрявого, который уже переоделся и завернулся в пальто, и тот обеспокоенно спросил:       — Джон, что-то случилось?       Барабанщик опустил взгляд и отрицательно покачал головой. Объективно, он был не совсем в порядке: Серж сел перед ним на колени и обнял, отчего Долмаян вздрогнул, лишь потом поддался нежности друга и положил голову на плечо, обвив руками в ответ. Обнимались они недолго — Танкян стремительно отошел от него, вставая, и протянул руку. Драммер схватился за нее и встал, неловко отряхнувшись и сказав:       — Нет, ничего. Я сейчас соберусь.       Джон направился к своему номеру, лишь на подходе к нему заметил увязавшегося за ним Сержа. Это не напугало и никак не насторожило барабанщика, пока из двери его номера не вышел Дарон. Парень, смотревший в пол, исподлобья взглянул на Долмаяна, которого начало трясти от его вида. Драммер еле держал себя в руках: он встал перед вокалистом, защищая его от гитариста. Малакян скрестил руки на груди и грубовато сказал:       — Что встал тут?       — Я пытаюсь вернуться в номер. — Сквозь зубы процедил Джон.       — Ну и проходи. — Дерзнул Дарон, заглянув ему за спину, собираясь обойти его.       Дарон столкнулся взглядом с Сержем, который обнял самого себя и отвел глаза от него. Гитарист тоже опустил их к полу, собираясь потихоньку свалить от товарищей — особенно он сторонился кудрявого, чуть ли не припечатываясь к стене. Парень всей сущностью почувствовал дрожь вокалиста и, в принципе, страх: это чувство острыми когтями цеплялось за него, разрывающей болью отзываясь по всему телу. Малакян быстро дошел до номера, который временно оккупировал Джон, затем, ощутив чье-то присутствие, насторожено повернул голову назад. Однако за ним никого не было: он тряхнул головой, выкинув из неё бред.       «Сказали же, после фан-встречи мы вылетаем!» — Дарон с раздражением подобрал с кровати одежду Сержа и кинул их в его чемодан, прежде чем поникнуть: «Надеюсь, он не навсегда станет таким рассеянным». Он тяжело вздохнул, быстро собрав свои вещи и переодевшись.

***

      Фанатов очень много. Было ощущение, что они окружали их со всех сторон — по крайней мере, оно преследовало Сержа. Благо от них его отделял стол — поэтому контакт с людьми у него ограничился взглядами. Последние как один: восхищенные, обожающие. И все как один клали на стол то диски с альбомами «Mezmeraize/Hypnotize», то пустой блокнотик, иногда с рисунком, то плакат с изображениями всех участников. Вокалист пытался не всматриваться в их лица: быстро ставил подпись и вновь смотрел на восторженного фаната, который засыпал его благодарностями и прижимал драгоценную вещь, где оставлена частичка души кумира. С другой стороны, эта цикличная последовательность успокаивала — сосредоточившись на подписях и общении (если так можно назвать выслушивание тысячи и двух комплиментов), боль в нем утихомиривалась что в теле, что в душе. Танкян также не обращал внимания на остальных SOAD-ников, изредка невидящим взглядом смотрел на кого-то из них и улыбался в ответ.       К нему подошла очередная фанатка, которая вела слегка нетипично: осторожно осматривалась, чуть краснела, когда ловила взгляд кудрявого, прижимала к груди довольно приличный блокнот. Девушка не решалась подойти, топчась на месте, отчего Серж дружелюбно улыбнулся и сказал:       — Ну, подходи. Я не кусаюсь.       Девчушка напряженно сжалась, неловко улыбаясь и подходя к столу. Она вновь встревоженно оглянулась, прежде чем молча положить блокнот перед ним. Вокалист взял его, пододвигая к себе ближе, и, типа глядя на него, быстро поставил подпись. Вдруг взгляд кудрявого зацепился за рисунок, замечая смутно знакомый узор, затем какие-то детали и цвета: розовый, желтый, черный…они слились воедино и представили его вчерашний образ на концерте. Его брови взлетели вверх, а сам он издал нечто похожее на «воу!», отчего другие участники группы и фанаты обратили внимание на него. Мгновенно повисла напряженная тишина, которую разрядил нервно усмехнувшийся Танкян:       — Хах, красивый рисунок.       Шаво и Джон, которые сидели рядом с ним, заглянули в блокнот: басист улыбнулся, а барабанщик как-то глупо поморгал. Но в их глазах можно было прочитать страх — они смотрели на Сержа, наблюдая за любой эмоцией на его лице. Кудрявый отложил блокнот и посмотрел на смущенную фанатку, доставшей из сумки диск и дрожащими руками протянувшей его.       — Подпишите? — Тихо и скромно попросила она.       — Да, конечно. — Вокалист продвинул к ней блокнот и взял диск.       Девушка забрала свою вещь, быстро спрятав её в сумку, пряча рисунок от любопытных взглядов, и начала говорить, чуть запинаясь:       — Й-я надеюсь, этот рисунок вас не расстроил…       — Ничего страшного. — Танкян дернул плечами, расписавшись на диске. Потом посмотрел на неё, протягивая его, и улыбнулся. — У тебя хорошо получилось, ты молодец!       — Спасибо…       Девчушка забрала диск, заправляя волосы за ухо и краснея, а в её глазах навернулись слезы. Серж протянул руку и нежно взял её за запястье, посмотрев на неё: та повернула голову к нему, натягивая легкую улыбку, вдруг последняя сошла с её губ, а она медленно убрала руку от него и даже как-то испуганно глянула на него. Вокалист глупо похлопал глазами, на момент не понимая причину страха девушки. Он всмотрелся в её взгляд, находя в нем вопрос:       Вы точно в порядке?       Серж не мог оторвать свой взор от её глаз, улыбка у него сползла с лица, сердце начало отбивать свой ритм гораздо быстрее, холодный пот покрыл тыльную сторону ладоней. Кудрявый начал дышать глубже, делая это как можно незаметнее для всех, но люди все равно смотрели на него — он чувствовал их.       Вам больно? Вам страшно?       Как она догадалась? Как она догадалась?!       Вспышка отчаянного гнева ввергла фанатку в ужас, отчего та попятилась, пытаясь раствориться в толпе. Её лица он не видел — но продолжал смотреть туда, где он и поймал её взгляд. Его окружили люди — заинтересованные журналисты и обеспокоенные поклонники, — всё внимание было обращено к Танкяну. Помимо них на него более пристально смотрели товарищи, особенно ощущался взгляд Дарона. Его тяжелый, контролирующий взгляд, который принадлежал Дарону-взрослому, тому, который…       С вами все в порядке?       У вас что-то болит? Вы плохо себя чувствуете?       Вам некомфортно рядом с другими участниками?       Серж пытался совладать собой, но тело и эмоции не слушались его: мурашки мелкой дробью прошлись по коже, губы подрагивали, ладони напряженно прижимались к столу, а по щеке протекла одинокая слеза.       Вас видели после концерта с Дароном, не так ли?       Некоторые слышали ваши крики. Что он сделал с вами?       Вы же знали, что будет, если вы в таком виде останетесь с ним наедине?       Господи, ему плохо! Сделаете хоть что-нибудь!       Это более-менее Серж смог разобрать среди прочего гула и шторма вопросов, прежде чем размытые лица и яркий свет исчезли.       Джон, который наблюдал за ним уже долгое время, шикнул Шаво что-то вроде «помогай!» и подхватил под руку онемевшего вокалиста. Басист сделал тоже самое, поднимая вместе с барабанщиком Сержа, и строго глянул на подскочившего Дарона, невербально говоря: «Останься здесь. Мы уведем его».       Гитарист обратно сел, глядя им вслед. Как только они скрылись, он обернулся к остальным людям, которые были не менее, чем он, напуганы неожиданной тихой истерикой фронтмена. Малакян хотел пойти за ними, также успокоить Сержа, спасти его от внезапной панической атаки…Но почему они возникли? Кто в этом виноват? Парень стиснул зубы, отвернувшись, и сжал кулак на колене. Серж не забыл, может, даже не пытался, и не забудет, это будет повторяться снова и снова…       — А что случилось? — Раздался из толпы чей-то голос.       Тем временем остальные участники привели Сержа в тихий и безлюдный угол коридора, усаживая на скамейку. Кудрявый до сих пор пребывал в той же позе, застыв ней — руки будто все еще прижаты к столу, глаза со суженными зрачками смотрят в никуда, приоткрытый рот, губы которого изредка дрожали. Шаво подергал его за плечо, приговаривая:       — Серж? Серж, ты меня слышишь?       Но Танкян не реагировал. Джон подвинул в сторону басиста, хватая за плечо вокалиста и пару раз нехило похлопал по щеке. Это подействовало намного эффективнее — Серж встрепенулся, дезориентировано смотря на товарищей, и задрожал, начиная часто дышать. По его щекам намного активнее потекли слезы, что предполагало перехода истерики из тихой в настоящую, громкую. Барабанщик, удовлетворенный тем, что привел его в чувство, сказал Одаджяну:       — Я за водой.       Шаво, смотревший на него с явным неодобрением, кивнул и вернулся к вокалисту. Он крепко обнял кудрявого, нежно и осторожно проводя рукой по его голове, и начал укачивать, когда тот стал издавать всхлипы. Вопреки опасениям басиста, Серж не кричал и не бился, и очень скоро крупная дрожь в нем угомонилась, а он затих. Одаджян осторожно поинтересовался:       — Ты меня слышишь?       Серж закивал, затем отстранился от него, вытирая глаза рукавом. Танкян посмотрел на него и панически заговорил:       — Они…они…они знают, что произошло в гримерке…они все знают…       — Серж, это видели только мы, никого больше не было. — Начал успокаивать Шаво.       — Они все видели! — Воскликнул кудрявый, часто задышав и безумно вертя глазами. — Они поняли, что произошло!       — Серж! — Одаджян тряхнул его за плечи. — С чего ты это взял?       — Они же спрашивали… — Убитым голосом ответил вокалист.       — Никто этого не спрашивал. Все испугались за тебя!       — Но я слышал…       — Серж, никто ничего не знает, никто не расспрашивал тебя о произошедшем…       — Да заткнись ты! — Громко рыкнул Танкян, с бешенством смотря на него. — Хватит срать мне на голову! Я не идиот! — Он махнул руками, грубо скинув ладони басиста со своих плеч. — Я помню, что было тем вечером! Я слышал, что говорили люди! Господи, они знают, знают всё! — Он опустил голову и зарылся пальцами в волосы, но тираду останавливать не собирался. — Мне надо было утром идти в полицию!       — Это слишком радикально! — Шаво тоже повысил тон, иногда тревожно оборачиваясь в коридор.       — А ты предлагаешь мне молчать?! Закрыть на это глаза?!       — Да не ори ты!       — Буду орать! Я устал от вас, от вас всех! Я буду орать о том, что Дарон сделал со мною!       — Ты разрушишь группу, если будешь так делать!       — Я?! Разрушу?! А Дарон ничего не сделал значит, один я во всем виноват?!       — Да! Да! Если бы ты не выводил его из себя, если бы ты не вел себя как эгоист, если бы ты не пытался саботировать запись альбома, к тебе было бы другое отношение! — Бешенство Шаво выдавали вздутые вены в виске и срывающийся голос.       Серж, находясь в ярости, подскочил и, тыкая пальцем в грудь басиста, кричал:       — Просить относиться ко мне, как к человеку — это выводить из себя?! Отстаивать свое мнение — это эгоизм?! Не иметь право голоса в музыке и в лирике — это саботаж?! И чтобы меня не считали за второсортную шлюху, мне нужно стать вашей безвольной куклой?! — На последнем слове он толкнул его к стене. — Да я, блядь, и на Дарона, и на тебя напишу заявление, может после этого вы от меня отъебётесь!       — Да я и не сомневаюсь, что ты это сделаешь. — Зарычал Одаджян, хватая за грудки вокалиста. — Только вот ты не сопротивлялся, когда он полез на тебя. Ты сам к нему лез во время и после концерта. А сейчас ты строишь из себя жертву, понимаешь, что это заявление опорочит Дэра и группы больше не будет! Просто и рыбку съел, и на хуй сел!       — Ребят, вас, наверно, слышно во всем здании! — Джон широкими шагами шел к ним. В руках стаканчика с водой не было — так и не нашел кулера. Он присмотрелся к кудрявому. — Серж, что это было?       — Не знаю! — Резким, крикливым тоном отмахнулся он. — Люди откуда-то знают, что было в гримерке!       Долмаян сощурил глаза, с недопониманием смотря на него, и подозрительно проговорил:       — Почему ты так думаешь?       — Они спрашивали меня напрямую!       — Серж…ты напугал всех. Все спрашивали типа «что с тобой?», никто не говорил про произошедшее между тобою и Дароном.       — И ты туда же! — В отчаянии он дернул рукой, вырывая её из захвата Шаво. — Как же вы меня заебали! Терпеть еще полтора месяца я вас не стану!       Серж развернулся к коридору, собираясь уйти, но заметил выглядывающего Дарона, который полностью вышел к ним и застыл на месте. Колотящееся сердце от гнева забилось сильнее из-за страха — эти две эмоции застелили ему глаза, и больше он не чувствовал ни мыслей, ни действий. Танкян сжал кулаки и рыкнул:       — Ты!       Он направился к гитаристу, едва не сбивая плечом Джона — тот отошел в сторону, мрачно смотря на яростного фронтмена, — однако дойти до цели не дали: Шаво схватил его за плечи, стискивая его в железной хватке и шипя:       — Успокойся!       — Это из-за тебя все происходит! — Серж, не переставая вырываться и желая накинуться на парня, кричал, едва не срывая голос. — Ты испортил мне жизнь! Зачем только я начал общаться с тобой?! Зачем я уступил тебе?! Зачем ты вообще родился?!       — Джон, помоги! — Шаво хмуро посмотрел на него, еле справляясь с взбешенным вокалистом.       Но барабанщик скрестил руки и отвел взгляд.       — …Иди нахуй! Сбросься с крыши или перережь себе вены — легче всем станет!       Басист в шоке отпустил Сержа, но тот не набросился на Дарона: он упал на колени, закрыл руками лицо и завопил, прикладываясь лбом о пол. Джон стрельнул взглядом на гитариста, который в испуге смотрел на истерящего Танкяна, и тяжело проговорил:       — Дарон, уйди.       Парень вздрогнул и опустил голову, собираясь уйти, однако встрепенулся и угрюмо сообщил:       — Автограф-сессия закончена, через час мы должны быть в аэропорту. Так что побыстрее его успокойте, иначе нас в самолет не впустят.       И, пока ему не успели ответить, ушел. Но шел гитарист без определенной цели — просто хотелось уйти куда подальше от своего греха, который тяжелым грузом давил на сердце, жег нервы и терзал душу.       Сбросься с крыши или перережь себе вены — легче всем станет!       — Извините, мистер Малакян, но выход в другой стороне. — Менеджер их группы поймал его, держа за запястье. — Туда вам нельзя.       Дарон только сейчас заметил, что он был на лестнице. Для чего? Может, лишь тогда он заслужит прощение у друга. Потом он разозлился, сам не зная, почему: то ли на себя, решившегося на суицид, то ли на Сержа, устроившего истерику на публику.       — Где еще другие участники? — Тихо, явно испугавшийся гнева в глазах парня, спросил менеджер.       — Да их везде слышно! По крикам идите! — Рявкнул гитарист, прежде чем выдохнуть и указать. — В том коридоре, на левом повороте.       Мужчина кивнул, развернувшись и быстро направившись по направлению к его товарищам. Дарон, в последний раз посмотрев на лестницу, спустился и направился к точке сбора.