Глаза

В этих глазах отражалась вся моя жизнь.

Сотни цветов, сотни слёз готов сложить к ним.

…

Красноярск. Ночь. Ангарский смотрел в эти зелёные, блестящие глаза и вспоминал далёкие времена, когда они с Русланом на конях скакали по заснеженной Сибири, как ловили рыбу в прозрачно-чистом Байкале, как неописуемо красивый закат простирался сквозь деревья необъятной тайги. Закат был как Красноярск. Неописуемо красивый. И, о Господи, эти глаза. Как бы банально не звучало, — цвета изумруда или малахита. Красноярск был красивым, читстым городом, с огромной душой и добрым сердцем. Иркутск восхищался Красноярском. Он был его музой. Его воплощением прекрасного. Он был для Иркутска всем. Нельзя отрицать, что Енисейский на данный момент красив, и даже очень. Только люди промышленностью испоганили экологию. Испортили музу. Сломали прекрасное. Крас курил, очень много курил. И кажется уже перетрахался со всей Сибирью. Головокружительная симпатия с тех времён сменилась каким-то другим, похожим чуством. Но к сожалению лишь похожим, потому что сексуальное влечение не является любовью. Руслан слегка прикрытыми глазами, под которыми красовался чёрный смог, взглянул на лицо Ангарского, затянул сигарету, безнадёжно улыбнулся краешком губ и продолжил смотреть, как солнце утопает в дыму заводов. Он его любит. Он любит секс с ним. Нет. Он не любит его. Но любил. Да. Он точно его любил. Далёкие годы, которые Красноярск иногда вспоминал были по-настоящему волшебные. Их утрата заставляла плакать и кричать внутри. Красноярск нехотя вспоминал, как страдал. Страдал, когда оставался там один. Страдал без Иркутска. Он терял свой покой, радость и свободу. Его пугала его же природа. Она была слишком сурова для одиногоко города. Но когда Ангарский снова решал навестить свою музу, появлялось желание жить. Жизнь приобретала смысл. Смысл, которого не было, если они не вместе.