Ночной Сеул

      — Я че, сплю? — Ким потер глаза, пытаясь понять, не почудилось ли ему. Картинка за окном не менялась. — Ущипните меня.       Он не мог поверить в то, что его глаза видят: прямо сейчас Варан и Скорпион обнимались. Обнимались, блять. Два мажора, которых даже мысль о том, что они могут быть друзьями, вгоняла в холодный пот. Эти два типа ведь ненавидели друг друга. Сынмин прижался лбом к стеклу, прикрыл лицо руками и несколько раз моргнул. Все на месте. Феликс и Хёнджин действительно обнимались.       Он очнулся оттого, что кто-то с силой ущипнул его за плечо.       — Ай, сука, больно же! — крикнул Ким, когда боль пробудила его от шока, встречая довольный взгляд Йени. — Мелкий, ты что, ахуел?       — Ты сам попросил, чтобы тебя ущипнули, — Чанбин закатил глаза, отодвигая младшего, потому что Сынмин вот-вот был готов вцепиться ему в шею. — Зачем орать-то?       Они все стояли, как ни в чем не бывало, продолжая глазеть на улицу. Ким, похоже, был единственным, кто не мог поверить в происходящее. Он посмотрел на Чанбина и Йени, которые наблюдали за этим неожиданным поворотом с любопытством, но не с тем ошарашенным взглядом, который был у него. Крис, все еще смотря одним глазом на торт, заметил пару мажоров в обнимку и, кажется, немного расслабился, опустив плечи. Аспид и Хамелеон тихо хихикали. Ну, с ними-то все понятно.       — Что за хрень? — Сынмин снова уставился в окно, глядя, как Феликс и Хёнджин входят в здание, и так же озадаченно потер лоб. — Я вообще ничего не понимаю.       Но все молчали, и на этот раз взгляд Чанбина и Йени встретился. Они посмотрели на Аспида с Хамелеоном, те кивнули в ответ.       — Да ладно?! — младший чуть не подпрыгнул от откровения. — И давно? Нет, ну я, конечно, догадывался, учитывая, что они вытворяли, пока здесь жили, но не думал, что все это к этому приведет.       Один Сынмин все еще не догонял. Он убрал руки в карманы своих серых спортивных трико, нахмурился, пытаясь хоть что-то осмыслить, но в голове была пустота. Ну подумаешь, обнялись два заклятых врага. Да и что тут такого? Пока его не осенило.       — Они что, встречаются?! — Сынмин заорал так громко, что Феликс, только что вошедший, подскочил от неожиданности. — Вот эти два придурка, два мужика, — он тыкал пальцем в Феликса и Хёнджина, как в самую большую трагедию своей жизни. — Нет! Мне хватает одной гейской парочки, — он с ехидным выражением лица посмотрел на Аспида и Хамелеона. — Куда еще?! Да эти двое, — он снова ткнул в сторону Феликса с Хёнджином, — это вообще же полные противоположности друг другу, которые просто не могут быть вместе. Это убийственный дуэт, блять. Пиздец чистой воды.       Он схватился за голову, как если бы хотел вытащить свои мозги и пересобрать их заново, потому что все происходящее казалось ему ахуеть каким нереальным. Феликс подошел ближе к Сынмину, лениво засунул руки в карманы и с притворным удивлением посмотрел на него, склонив голову набок.       — Ого, Ким Сынмин, великий эксперт по гейским парочкам, — протянул он тоном, от которого хотелось залезть под землю. — Ты прям все посчитал? Одной хватает, две уже перебор?       Он выпрямился, хлопнув ладонями, будто только что осенило, и повернулся к остальным.       — Ну а что? Сынмин прав, кстати, мы же реально ахуенные! — с усмешкой он обернулся к Хёнджину. — Ты слышал? Убийственный дуэт. Вот это я понимаю: признание.       Хёнджин фыркнул, а Феликс снова перевел взгляд на Сынмина.       — Так вот, Ким, если ты уже так занят анализом наших отношений, может, заодно займешься чем-то полезным? Например, своей личной жизнью? А то, честно, у тебя нервозность зашкаливает.       Он скрестил руки на груди, качнул головой и театрально вздохнул. Сынмин закатил глаза, толкнул Феликса плечом и уселся на диван, ерзая, потому что пленка от татуировки мешала и чесалась.       — Кстати, насчет убийственного дуэта. Один из вас, конечно, да, чистая харизма, — Ким отсел, когда Феликс специально уселся рядом. — Хёнджин хотя бы ей вывозит, и добрым может быть, а ты вообще идиот тупоголовый, вредный, и характер у тебя отстой. Мне даже жалко Скорпиона.       Феликс, услышав это, только усмехнулся, снова придвинулся ближе и внезапно широко раскинул руки.       — А ну иди сюда, я тебе покажу, какой я харизматичный и добрый, — и, не дав Сынмину отступить, Варан обхватил его крепкими объятиями, прижимая так сильно, что младший начал кричать.       — Ты совсем ахуел, ненормальный? — взвизгнул Сынмин, яростно пытаясь вырваться. — Йени! Спаси меня, мать твою!       Йени, стоявший рядом, только лениво пожал плечами, глядя на них с почти философским спокойствием.       — Нет уж, мучайся, Ким Сынмин. Ты это заслужил.       — Да какого хуя?! — продолжал вопить Сынмин, извиваясь в руках Феликса, который только сильнее прижимал его к себе.       — Вот видишь, как полезно иногда просто обняться? Чувствуешь мою доброту? А харизму? — насмешливо протянул Феликс. — Расслабься, Сынмин, я не кусаюсь. Ну, не сильно.       — Отвали, ты же меня сейчас задушишь! — взвизгнул Ким, беспомощно глядя на Йени. — Я тебе этого не прощу, ты мелкий предатель!       Йени лишь усмехнулся и продолжил наблюдать, явно наслаждаясь происходящим. Все было по-прежнему, но напряжение нарастало. Внезапно, как всегда, серьезный лидер нарушил тишину. Он хлопнул в ладоши — жест, знакомый всем, как молчаливый приказ прекратить шум. В миг все замерло. Мужчина превратился в невозмутимый камень, взгляд жесткий, а лицо, как всегда, лишенное эмоций. Это был не Крис, и уж тем более не Чан, это был Кристофер.       — У Барона есть что-то на тебя? — голос звучал спокойно, но в нем скрывался ледяной расчет. Лидер подошел к Феликсу, и тот, почувствовав давление, мгновенно поднялся на ноги. — Что-то, что связывало бы тебя с криминалом? Что-то, что указывало бы на то, что ты тоже замешан в их грязных делах?       Феликс быстро покачал головой, взгляд его был напряжен, глаза огромные, как у дикого зверя, застигнутого врасплох. Внутри все уже сжималось, будто бы холодные пальцы сдавливали горло.       — Отлично. Потому что я собираюсь сдать его и его банду копам.       Все мгновенно замолчали. Атмосфера резко изменилась. У каждого на лице было написано то же самое: шок. Сдавать полиции другие банды — это не просто табу. Это означало потерять все — честь, авторитет, статус. Лидер, который совершил такое, никогда бы не вернулся к прежнему уважению.       — Чан, не надо, — Варан, чувствуя, как внутри него все начинает разрываться, осторожно обхватил руку лидера, стиснув ее едва заметно. А затем, совершенно неожиданно, обнял его. — Не выбирай меня, пожалуйста. Ты понимаешь, что будет с остальными? Шесть таких же парней прямо за твоей спиной. Ты подумал о них? Что с ними станет, если ты пойдешь на это? Ладно Скорпион, Аспид и Хамелеон у них есть деньги, и вообще все для комфортной жизни, но остальные? Ты же сам знаешь, что у них кроме тебя нет никого.       Феликс был эгоистом, но до такой степени не мог опуститься, чтобы бросить всех. И даже в этой отчаянной ситуации, когда его собственная жизнь висела на волоске, он не мог бы поступить так.       Лидер отстранился, его лицо чуть-чуть смягчилось, и на губах появилась легкая улыбка, почти удивленная. Чан, правда, не ожидал таких умных слов от Феликса.       — Нет, конечно, я не собираюсь ставить всех под удар, — он выдохнул, сглаживая тем самым нервное напряжение в воздухе. — Я собираюсь сообщить анонимно, в нужный момент. Собрать все доказательства, а главное — документы, которые ты у них украл. Останешься здесь на ночь, и мы все обсудим. И ты тоже, — он мельком взглянул на Скорпиона. — А насчет того, что спать будете вдвоем... Надеюсь, этот факт вас сейчас не беспокоит?       Чанбин, Йени, Аспид и Хамелеон начали ржать. Феликс молчал, а Хёнджин, стиснув зубы, вздохнул, наконец смирившись с тем, что главный, кто будет их подъебывать, — это Бан Чан, а не Ким, как они с Феликсом рассчитывали.       — Только не шумите, ок? — сказал Сынмин, поднимаясь. Он еще раз посмотрел на Хвана и Ли, поморщился, как всегда, и пошел к себе, не вынимая рук из карманов. — Я вам на комнату повешу табличку — трахаться запрещено, — бросил Ким напоследок, и смех снова взорвался в комнате.       Но Феликсу было не до смеха. Внутри него все горело, как пламя в пустой темной комнате.       — Чан, у тебя дел по горло, какие нахер доказательства? — Ли нахмурился, чувствуя, как каждое слово отдается в его груди тяжким эхом. — Тебе еще с этим хозяином казино разбираться, не забывай.       Чан, как всегда, вымученно улыбнулся, когда к ним подошел Хёнджин. Слишком много всего висело на нем, и эта улыбка не была настоящей. Все знали, что когда лидер так улыбался, то это говорило о том, что впереди будет нечто куда более неприятное.       — Феликс, — его голос стал мягче, но в нем было что-то усталое и решительное. — Это последний раз, когда я вытаскиваю твою задницу из неприятностей, — он перевел взгляд на Скорпиона. — Дальше твоя очередь.       Хёнджин тяжело вздохнул, усталость в его глазах была такой сильной, что казалось, он вот-вот рухнет. Но он кивнул, не отводя взгляда от Чана, пока где-то на фоне продолжала возмущаться их общая белобрысая беда.       — Если Барон объявится или даст о себе знать — скажи об этом, — сказал Скорпион, и его голос был полон спокойной угрозы. — Не молчи, говори и все.       Феликс опустил взгляд, его глаза затуманились, и он начал нервно кусать губы, пытаясь не выдать себя. Ему хотелось плакать — от счастья, что у него есть такие люди рядом, и от того, как сильно он их не заслуживает. Он не заслуживал Чана, который не раз спасал его жизнь, защищал, как родного брата, несмотря на его характер. Он не заслуживал Хёнджина, которого однажды вообще чуть не убил. Он не заслуживал остальных парней, которые теперь стали мишенями для ненормального и поехавшего калифорнийца.       — Спасибо, — его голос был еле слышен, почти шепотом, когда он посмотрел сначала на Чана, а потом подвинулся к Хвану и спрятался лицом в его кофту. Не выдержал. Эмоции накрыли с головой. Он не мог больше сдерживаться.       Хёнджин аккуратно положил ладонь на его макушку, поглаживая светлые волосы, пытаясь успокоить. Все, что он мог сейчас сделать, — это быть рядом.       — Как дела с хозяином казино? Нашли его? — спросил Скорпион, не отпуская Феликса, который уже расплавился в его руках. — Мне подключать связи отца?       — Нашли. Мертвым, — ответил Чан.       Тишина, которая повисла, была тяжелее, чем вся грязь, что валялась на улицах Сеула.

***

Неделю спустя.       — Председатель, вы уверены, что следить за младшим господином — хорошая идея? — господин Ли молча выгнул бровь, бросив на секретаря ледяной взгляд, от которого тот невольно отвел глаза.       — Я сам решу, что делать с сыном, — процедил он сквозь зубы.       Минуты тянулись медленно, пока из здания университета наконец-то не вышел тот, ради кого они сюда приехали. Минхо. Его сын, его позор. Внутри бурлила ярость, едва сдерживаемая тонкой завесой спокойствия. Мужчина заметил, как тот, смеясь, шел рядом с Джисоном, не замечая ничего вокруг. Этот смех... Это наглое, расслабленное выражение лица выворачивало его изнутри.       — Прошло достаточно времени, чтобы понять, что он не живет в своей новой квартире, — голос господина Ли был напряженным, почти шипящим. — Мои люди так ни разу и не видели его там. А я знаю почему.       Он смерил сына взглядом, холодным и презрительным, словно смотрел на неудачный эксперимент.       — Смотрите на него! Он смеется, как будто у него нет ни ответственности, ни долга. Ни капли уважения, ни грамма здравого смысла.       — Они садятся в машину, господин, — вмешался секретарь, осторожно указывая на автомобиль.       — Конечно, садятся, — бросил Ли, жестом приказав следовать за ними. — Потому что он живет с этим... Джисоном.       Господин Ли до боли сжал кулаки, когда машина остановилась возле небольшого супермаркета. Минхо с Джисоном вышли из автомобиля и зашли внутрь, как будто это был самый обычный день, как будто это было нормально и естественно. А потом... потом он увидел, как Минхо положил руку на плечо Джисона, притягивая его ближе. Этого хватило, чтобы внутри что-то сломалось.       После супермаркета его подозрения подтвердились: на парковке, не обращая внимания на прохожих, Минхо и Джисон целовались. Не коротко, не случайно. Настоящий, откровенный поцелуй, который наполнил господина Ли ледяной яростью. Его сын только что сам поцеловал парня.       — Друзья? — выдохнул он, голос дрожал от злости. — Это друзья так поступают? Это друзья покупают продукты вместе и живут под одной крышей? Это друзья целуются на глазах у всех?       Он резко отвернулся, чтобы не смотреть дальше.       — Если бы я лучше контролировал его окружение, этого бы не случилось. Все началось с этого Джисона, — Ли говорил сквозь стиснутые зубы, голос хрипел от сдерживаемого гнева. — Этот мальчишка заполонил разум Минхо. Разложил его. А теперь он... теперь он посмел стать чем-то большим. Джисон весь в отца, такой же ветреный и легкомысленный. Такой же глупый и полагающийся на удачу, пускающий все на самотек.       Слова звенели в тишине, будто удары ножа о камень. Ли чувствовал, как внутри него все закипает — не только от ярости, но и от глухой, жгучей боли.       Хан Индже. Партнер по бизнесу. Соратник. Лучший друг. Теперь же — предатель и враг.       Господин Ли вспоминал их совместные годы: как они начинали с нуля, бок о бок, с мечтой изменить этот мир. Да, в разных сферах, с разными взглядами на жизнь, с разным воспитанием и устоями. Как их связывала не только работа, но и дружба, почти братство. А теперь? Все это рухнуло. Жажда власти и деньги никого не жалели.       Ли провел рукой по лицу, стараясь вернуть себе хладнокровие, но в груди бушевал ураган. Минхо и Джисон. Эти двое. Эта связь. Он не хотел даже думать о том, что за этим стоит. Это было противоестественно, неправильно.       — Индже... — Ли выдохнул, едва слышно, но с горечью, словно обращался к призраку прошлого, — как мы могли это допустить?       — Господин... — начал секретарь, но тут же замолчал, когда мужчина повернул к нему лицо.       — Молчать! — рявкнул Ли, его глаза горели гневом. — Этот ребенок — моя слабость. Но я исправлю это. Не сейчас, а позднее, тогда, когда будет больнее вдвойне.       Он резко откинулся на сиденье, его руки сжались так сильно, что костяшки побелели. Он знал, что мириться с этим не станет. Минхо мог обманывать всех, но не его.

***

      Минхо мешал спагетти, сдержанно хмурясь. Стоило выбрать другую марку: эти слишком быстро липли к кастрюле, вынуждая его следить за ними с удвоенным вниманием. На соседней сковороде креветки уже давно томились в сливочном соусе. А Джисон... Джисон, которому было поручено добавить базилик, вместо этого сидел на подлокотнике дивана, с увлечением уговаривая кого-то по телефону. Минхо краем уха уловил что-то про столик в их любимом ресторане на выходные и, усмехнувшись, лишь покачал головой.       Весь этот момент казался ему удивительно спокойным. Домашняя атмосфера: мягкий свет от лампы, потрескивание камина, негромкий звон бокала, который Джисон лениво держал в руке. В этой квартире было так уютно, что Минхо чувствовал себя по-настоящему защищенным. Он любовался Джисоном: небрежная домашняя одежда, легкая улыбка, голос, звучащий в воздухе так естественно. Каждый раз Минхо замечал, как это место, этот человек делают его счастливым.       Приятные мысли рассыпались, когда раздался звонок в дверь.       На пороге стоял его отец. С тяжелым, неподвижным выражением лица, смотрел на сына с тем самым ледяным презрением, от которого в детстве у Минхо подкашивались ноги.       — Дорогой, кто там? Ты что-то заказал? — секунду спустя Джисон уже стоял рядом, его ладонь легко коснулась локтя Минхо, напоминая, что он здесь. Но этот простой жест лишь усилил тяжесть момента. Минхо молча отступил в сторону, и Джисон увидел того, кто пришел. — Господин Ли? — в голосе прозвучало искреннее удивление, которое он быстро подавил.       Господин Ли не ответил. Его взгляд скользнул по юноше с таким же презрением, как и по сыну. Словно Джисон был не человеком, а всего лишь очередным поводом для насмешки. Но настоящая буря разразилась спустя миг, когда отец без приглашения переступил порог, с грохотом захлопнув за собой дверь.       — Что ты творишь? — голос мужчины был холодным и режущим, как зимний ветер. Он сделал шаг к сыну, смотря ему прямо в глаза. — Как ты это объяснишь? — его рука взметнулась в сторону комнаты, будто сама квартира была преступлением. — Как объяснишь ваши отношения? Как объяснишь то, что вы открыто целовались на парковке? — каждое слово было выпущено, как пуля. Но настоящая боль пришла с последним. — Как объяснишь, черт возьми, то, что ты такой? Такой неправильный и ненормальный?       Минхо почувствовал, как что-то внутри него рушится. Но прежде чем он успел ответить, прежде чем мог собрать мысли, отец грубо схватил его за плечо, сжав так, что боль пронзила тело. Минхо поморщился, но не отшатнулся. Он привык.       Хан был готов вмешаться, готов оттолкнуть мужчину, но Минхо жестом его остановил. Их взгляды встретились. В глазах Минхо читалась просьба не лезть. Но и что-то еще — извинение, что он втянул Джисона в этот кошмар.       — Твой отец знает об этом? — голос господина Ли был ледяным, но на его губах играла мрачная усмешка. — Хан Индже знает, что его сын ненормальный? — он сделал акцент на каждом слове, как будто плевался ядом. — Вы хоть представляете, что о вас люди скажут? Это мерзко.       Слова проникали в воздух, наполняя его тяжестью, словно свинцом. Минхо закрыл глаза, стиснув кулаки до боли. Он считал про себя, медленно, до пяти, чтобы успокоиться, чтобы не сорваться. Но прежде чем он успел открыть рот, голос раздался рядом, твердый и уверенный.       — Мой отец не лезет в мою личную жизнь, — Джисон посмотрел прямо в глаза господину Ли, не моргнув.       В этот момент он казался скалой, твердым и непоколебимым. Его спина была выпрямлена, взгляд холодный, но честный. И это, похоже, разозлило мужчину сильнее всего.       — А ты нормальный? — вдруг произнес Минхо, неожиданно спокойным, даже ленивым тоном.       Джисон вздрогнул от такого ледяного спокойствия в голосе парня. Он редко видел Минхо таким — будто отрешенным от своих эмоций, прячущим боль за маской безразличия. Но каждый, кто знал его достаточно хорошо, понимал: за этой маской скрывается буря.       — Скажи мне, ты нормальный, отец? — продолжил Минхо, делая шаг вперед. — Сколько еще ты собираешься контролировать мою жизнь? Сколько будешь критиковать, не позволяя мне даже вздохнуть спокойно?       Минхо подошел к мужчине вплотную, их лица теперь были так близко, что Джисону стало страшно за его безопасность.       — Я люблю его, — Минхо вдруг резко указал пальцем на Джисона, но голос его при этом оставался спокойным. — И мне плевать, что ты считаешь это мерзким или неправильным. Прими это. Запомни, наконец, одну простую вещь: я и Джисон — это не ты и Хан Индже. Мы бы не отвернулись друг от друга из-за...       Но договорить Минхо не успел, потому что грубая и сильная пощечина ударила сразу двоих. Минхо — по щеке, а Джисона — по сердцу. Он замер, его тело напряглись. Для него этот жест был не просто насилием, а попыткой сломить Минхо, стереть его достоинство. Хан сделал шаг вперед, но Минхо снова поднял руку, останавливая его. Его глаза горели. Не гневом, а чем-то более глубоким — болью, обидой и в то же время решимостью.       — Ты думаешь, я просто так это оставлю? — прорычал господин Ли. — Ты не будешь с этим парнем, Минхо. Запомни мои слова. Ты. С ним. Не будешь.       Последние слова мужчина буквально выплюнул, его губы исказились в злорадной усмешке.       — Ты ничтожество, — процедил он сквозь зубы, подойдя к сыну ближе. — Ты позоришь мою фамилию. Твоя жизнь — это ошибка, твои решения — это плевок мне в лицо. Ты думаешь, я позволю тебе это продолжать? Ты думаешь, я просто так оставлю это? Да ты… ты никто без меня! Ты существуешь благодаря моим усилиям! И ты, жалкий мальчишка, смеешь бросать мне вызов?       Минхо молча выслушал этот поток яда, но его руки дрожали, стиснутые в кулаки. Он глубоко вдохнул и наконец заговорил:       — Ты прав. Я никто без тебя. Но знаешь, в чем разница между нами? Ты — это пустая оболочка, человек, который живет ради чужого одобрения. Весь твой успех, вся твоя репутация — это ложь, созданная для людей, которым ты не нужен. Ты прожил жизнь, угождая миру, и в итоге стал тем, кого ненавидит даже собственный сын.       Господин Ли напрягся, его лицо побледнело, но Минхо не остановился, его голос становился все громче.       — Ты говоришь, что я позорю твою фамилию? А как насчет тебя? Разве человек, который тиранит собственного ребенка, заслуживает уважения? Ты жалкий.       — Закрой свой рот! — заорал господин Ли, не выдержав, и со всей силы замахнулся, желая ударить сына. Но прежде чем его рука опустилась, Джисон молниеносно перехватил ее.       — Я бы не советовал, — холодно произнес Хан, сжимая запястье мужчины так, что тот на мгновение поморщился от боли. — Еще одно движение — и вы точно пожалеете.       — Как ты смеешь?! — выпалил мужчина, пытаясь вырваться.       — Нет, как вы смеете? — резко перебил Джисон, его тон стал еще жестче. — Вы, человек, который построил свою жизнь на контроле и страхе, смеете обвинять Минхо в том, что он нашел в себе мужество быть счастливым? Может, вместо того, чтобы нападать на него, вам стоило бы посмотреть на себя?       Господин Ли снова попытался вырвать руку, но Джисон держал крепко, словно тем самым подчеркивая свои слова.       — Вы ведете себя так, будто ваши слова что-то значат, — продолжил Джисон, слегка наклоняясь ближе, чтобы их взгляды встретились. — Но давайте будем честны: уважение вы давно утратили. Как и контроль над сыном. И, судя по всему, над собственной жизнью. Так что, может, вам пора уйти, пока вы еще не потеряли остатки достоинства?       Джисон отпустил руку мужчины, и тот покачнулся, но устоял. Его лицо исказилось от злобы, он тяжело дышал, сжимая кулаки.       — Это не конец, — процедил он, повернувшись к двери. — Вы оба пожалеете.       Дверь хлопнула так, что стены задрожали. Минхо стоял на месте, его тело мелко дрожало, а взгляд блуждал где-то в пустоте.       — Минхо, — тихо позвал Джисон, подходя ближе. Он осторожно положил руки на плечи парня, но тот вздрогнул, не реагируя. — Эй, посмотри на меня, все хорошо. Он ушел.       — Я… — Минхо глубоко вдохнул, но голос дрожал, как и руки. — Джисон, я…       — Тихо-тихо, — Джисон мягко обнял его, притянув к себе. — Ты в безопасности, я здесь. Все хорошо. Просто дыши.       Минхо закрыл глаза и уткнулся в грудь своего парня, Джисон мягко гладил его по спине, повторяя спокойные слова.       — Ты сильный, Минхо. Ты прошел через это. Ты не один. В конце концов, мы оба знали, что так и будет.       Спустя пару минут Минхо наконец поднял голову, его взгляд был усталым, но уже не таким потерянным.       — Спасибо, — прошептал он.       — Всегда пожалуйста, — улыбнулся Джисон. — Ты никогда больше не будешь один. И я люблю тебя, дорогой, — он провел пальцем по линии челюсти, ловя удивленный взгляд парня. — Жаль конечно, что мы признались друг другу при таких обстоятельствах. Но у нас всегда все через жопу, верно?

***

      Не то, чтобы Хёнджин требовал от Феликса, чтобы тот отчитывался, но в свете последних событий, ради безопасности Феликса и собственного спокойствия, он попросил хотя бы раз в день писать, что все нормально. Ли воспринял просьбу буквально — и теперь вместо коротких сообщений в их диалоге появлялись десятки ссылок на тиктоки, посты и вообще все, что только можно было найти в интернете.       Но сегодня… Хёнджин не получил от Феликса ни одного сообщения. Даже когда написал сам — оно так и осталось непрочитанным. В универ Феликс не пришел, что, в принципе, неудивительно, но вот в Место парень опаздывал уже на два часа. А еще его не было в клубе по стрельбе из лука, Ли Феликс никогда не пропускал свои любимые тренировки. Хёнджин сидел на нервах. Конечно, Варан мог позаботиться о себе сам, но тревога в груди не унималась.       Скорпион был уверен, что этот упертый идиот просто молчит, потому что в нем проснулась совесть. Совесть, которая проснулась в тот момент, когда Феликс уже заманил его в свои сети.       В Месте сегодня царила непривычная тишина, как будто само здание выдохнуло и замерло в ожидании. Варана не было, Сынмин снова никому ничего не сказал и куда-то пропал, Чан, быстро разобравшись с делами, уехал вместе с Чанбином, а Аспид и Хамелеон, видимо, наслаждались обществом друг друга дома. Хёнджин в последнее время только и видел их вместе. По этим двоим было слишком видно — влюблены до безумия. Кто бы мог подумать, что неугомонного Хан Джисона сможет приручить спокойный Ли Минхо одним лишь взглядом.       Поэтому прямо сейчас в здании был только малыш Йени, явно не жалуясь на одиночество.       — Йени, ты не списывался с Феликсом? Он придет? — мелкий что-то увлеченно кодил, постоянно отвлекаясь на телефон.       — Так Варан дома, вот даже фотку скинул, — не отрываясь от экрана пробурчал младший.       Скорпион стоял как вкопанный, уставившись на экран. Он выхватил телефон и зыркнул на фотографию рабочего стола ноутбука Феликса. Там были непонятные персонажи из какой-то игры.       — Сказал, что сегодня не придет, попросил доступ администратора к проге, где мы заказы сортируем. Странно, кстати. Запарился же, скачал, а когда я просил все два месяца — дурака валял. Столько заказов обработал, с самого утра сидит… Мы такие бабки подняли, ахуеть вообще. Это ты на него так влияешь?       К сожалению, это не Хёнджин так на Феликса влиял, а сам Феликс на себя. У этого парня, похоже, было два пути преодоления страха и депрессии — текила и работа. В этот раз он выбрал второй.       Хёнджин, покачав головой, посмотрел на непонятные строчки кода на мониторе, и, не в силах больше сидеть, взял свое пальто и вышел из здания. Он ведь просил Феликса не закрываться, он и Крис просили, но этот идиот, как всегда, решил сделать все наоборот. Куда лучше закрыться в своей квартире и игнорировать сообщения. Еще вчера Хёнджин ставил беззвучку, потому что тиктоки Ли довели его до бешенства. А теперь… он бы отдал все, чтобы Феликс хотя бы написал что-то.       Хёнджин завел машину и, перепутав номера домов, сначала приехал не туда, долго наматывал круги, пока наконец не оставил машину на парковке нужного комплекса. Феликс снова выбрал самый высокий этаж. И Хван, несмотря на свою тревогу, не мог не отметить, что вид отсюда был просто дерьмовый. Ли часто на этой неделе стоял у панорамного окна квартиры Хёнджина с бокалом вина, жалуясь на то, что с психу съехал из нормальной квартиры. А еще ныл, что теперь его территорию занял какой-то самовлюбленный уебок.       Позвонив в нужную дверь, Хёнджин начал нетерпеливо ждать. Через тридцать секунд он уже злился, стучал кулаком так настойчиво, что Феликс, похоже, не выдержал и с самым недовольным лицом в мире открыл дверь, схватил Хёнджина за руку и затащил внутрь. Потом медленно выглянул, проверяя фойе на наличие кого-либо. Убедившись, что никого нет, с глубоким вздохом захлопнул дверь.       — Ну и нахрен ты меня игноришь? — Хёнджин уставился на макушку Феликса, который, кажется, избегал его взгляда. — Феликс…       Ли медленно обернулся, и Хёнджин застыл. Глаза Феликса были красными, а синяки под глазами такими выраженными, что казалось, они вот-вот выйдут за пределы его лица.       — Ты вообще спал? — его голос был немного злым, но в нем звучала не только злость. Это была забота, острая, почти болезненная.       Хёнджин почти инстинктивно протянул руку, чтобы коснуться его плеча, но Феликс сразу дернулся, уводя плечо в сторону.       — Я патчи сделаю, подожди, — буркнул Ли. — И привет, Джинни, рад, что ты пришел. Чай, кофе? Алкоголь не предлагаю, я бросил.       Хёнджин усмехнулся, явно не веря в произнесенные слова, Феликс в ответ бросил на него обиженный взгляд. Затем с привычной молчаливой решимостью тот скрылся в ванной, а Хёнджин бессознательно оглядел гостиную. В комнате царил хаос, но взгляд цеплялся за детали — горящий экран ноутбука, коробка от заказной еды и фотографии, разбросанные по столу. Он снял пальто, повесил его на спинку стула и подошел ближе, не отрывая взгляда от снимков.       На всех был Феликс. И, судя по одежде, эти фотографии были сделаны в течение всей недели. Хёнджин четко помнил, в чем он ходил все это время. Дотошная внимательность к мелочам и к Феликсу наконец-то пригодилась. Вот на одном снимке Феликс выходит из универа, смеясь с Джисоном, на другом — идет по улице со стаканчиком кофе в руках, а на следующем они с Хёнджином целуются, сидя на переднем сиденье машины. Вроде это было позавчера. Или в среду. Были даже фотографии, сделанные на территории рядом с Местом, там, где никто не осмеливался бы появиться, зная, что это земля Криса.       Хёнджин перевернул одну из фотографий и заметил в правом нижнем углу знакомую букву Б, аккуратно написанную каллиграфическим почерком. Нервы не выдержали, и он быстро перевернул остальные. Та же буква, тот же почерк. За Феликсом следили всю неделю, и, видимо, только сегодня отправили фотографии. Вот почему парень закрылся у себя в квартире и перестал выходить на связь.       Почему не сказал? Почему не предупредил? Почему молчал?       Он не успел додумать, что именно его так бесит, как услышал приближающиеся шаги. Обернувшись, Хёнджин увидел Феликса с двумя чашками чего-то горячего в руках, с фиолетовыми патчами на глазах.       — Почему не сказал сразу? — не выдержал Хёнджин, видя, как Феликс ставит кружки на стол. — Мы с Крисом просили тебя сразу сообщить, если Барон даст о себе знать.       Феликс проигнорировал его вопросы, он просто поставил кружки на стол, будто ничего не произошло.       — Попробуй, — сказал Ли, отвлекая внимание, — я купил новую кофемашину, — затем он начал складывать фотографии в стопку. — Первая стадия — он ничего не сделает, просто пугает. Я стараюсь не реагировать, но это сложнее, чем мне казалось, — Феликс усмехнулся, но это была какая-то болезненная усмешка, полная бессилия. Он вытащил одну фотографию. На ней были трое — Феликс, Чанбин и Йени. — Позавчера, пока вы с Чаном опять что-то решали, мы поехали поесть пиццу. Я не хотел, чтобы этот ублюдок точил взгляд на них, — Феликс достал еще одну фотографию. — А эта сделана в корпусе универа. Тут Минхо, Джисон и ты! Я не хочу, чтобы вы были причастны к этому. Не знаю, как это работает, но Барон правда может вызвать паранойю…       Хёнджин сжал зубы, чувствуя, как раздражение прорывается наружу. Эти фотографии — все это сводило его с ума. Он не знал, как помочь, как вывести Феликса из этого тупика, в который тот сам себя загнал. Он хотел помочь, хотел что-то сделать, но все заканчивалось тем, что он лишь ощущал свою беспомощность.       — А тут Гор, все еще живой. Барон специально прислал мне это фото, — Феликс медленно сломал аккуратную стопку фотографий, вытаскивая самую нижнюю. Его пальцы дрожали, но он пытался скрыть это за маской спокойствия. — Он знает. Конечно, он знает, что это я его убил. От него невозможно ничего скрыть. Я тронул его правую руку, унизил его этим. В Калифорнии он терпеливо ждал момента, когда я сломаюсь, когда моя личность треснет. Когда я убью. А теперь… — Феликс разорвал фотографию на две части, резким движением. Его глаза плотно зажмурились, будто это могло стереть всё происходящее. — А теперь я и правда убийца…       Его голос потух, почти растворился в воздухе. Никто не услышал бы этот шепот: Феликсу и не нужно — эти слова были для него самого, для той части, которая все еще не хотела верить в случившееся. Он пытался, искренне пытался заставить всех поверить, что все, что произошло на том проклятом заводе, прошло для него без последствий. Что он остался прежним. Но он знал правду. Это жгло его изнутри. Тот, кто когда-то презирал даже мысль о том, чтобы лишить кого-то жизни, не мог так просто все забыть. Феликс не хотел тревожить Хёнджина, Чана и остальных. Он пытался справиться сам, похоронить эту боль где-то глубоко внутри. Но сегодня сорвался. Он махнул головой, будто хотел вытряхнуть из нее все мысли, все воспоминания. Его рука наугад потянулась к первой попавшейся фотографии. Взгляд задержался на ней. И вдруг, вопреки всему, губы дрогнули в слабой улыбке.       Не выдержав, Хёнджин поднялся, вытянул руку и забрал у Феликса из рук одну из фотографий, заставляя того встать следом. Взгляд замер на лице парня: в этих фиолетовых патчах Феликс выглядел настолько нелепо-мило, что Хёнджин невольно улыбнулся, несмотря на всю боль, что скрывалась за этой маской. Он был злой, с опущенными бровями, но такой настоящий. В простой белой футболке, которая явно была на размер больше, серых флисовых штанах и с черным ободком на волосах, который немного вытягивал пружинящие локоны.       Хёнджин задержал взгляд на фотографии, которую выхватил из рук Феликса. Там они с Феликсом сидели вместе в машине, смеялись и целовались. Он вспомнил, как легко им было тогда, как мир за пределами казался незначительным, будто это была их собственная реальность, где не существовало ни Барона, ни его преследований. Но теперь тот момент — это фотография, покрытая чужими отпечатками.       — Ты действительно думаешь, что, скрывая это, защищаешь нас? — голос Хёнджина дрогнул, но в нем звучала стальная решимость. Он подошел ближе, и выкинул фотографию куда-то на стол. — Ты не понимаешь, что твое молчание — это хуже, чем любая угроза. Это разрывает на части.       — Нет, это ты не понимаешь, — тихо сказал Феликс, все еще не смотря на него, — Барон… Он не просто преследует. Он играет. А когда начинает играть, в игру втягиваются все, — он поднял взгляд, и в глазах блеснула боль, смешанная с усталостью. — Я пытался тебя уберечь. Тебя, Криса, остальных. Если вы станете частью этого… Я не выдержу.       Хёнджин почувствовал, как в груди вспыхивает гнев — не на Феликса, а на его упрямство, на его попытки справиться со всем в одиночку. Он резко шагнул вперед, взял его за плечи и заставил посмотреть на себя.       — Феликс, послушай. Я уже часть этого. Все мы. Мы были с тобой рядом, когда это началось, и будем рядом до конца. Ты не можешь все тянуть на себе. Ты… — Он запнулся, чувствуя, как голос дрожит, и оттолкнул его чуть сильнее, чем намеревался. — Ты что, думаешь, я позволю этому ублюдку отобрать у меня тебя? Ты мне… важен. Слишком важен, чтобы просто смотреть, как ты пытаешься быть героем в одиночку.       Феликс ошеломленно посмотрел на него. Его лицо порозовело, и он прикусил губу, будто пытаясь подавить эмоции. Потом отвел взгляд, выдохнул и тихо усмехнулся.       — Ты не понимаешь, — повторил он с горькой усмешкой. — Это не про одиночество, Джинни. Это про то, что я боюсь потерять вас. Ты думаешь, мне легко? Нет. Но легче думать, что вы в безопасности.       Хёнджин покачал головой, опуская руки, но не отходя.       — Мы сильнее, чем ты думаешь. И ты сильнее. Вместе. Ты должен это понять, Феликс. Не раздельно, а вместе. Банда тебя не оставит, я тебя не оставлю.       И именно в этот момент кожа на запястье начала гореть. Именно в том месте, где была татуировка. Слова повисли в воздухе. Феликс отвернулся, будто пытаясь собраться, а затем резко повернулся обратно.       — Тогда… не оставляй, — тихо сказал он, и в этом было больше уязвимости, чем Хёнджин когда-либо видел.       Хёнджин кивнул, не давая слову обещаю сорваться с губ, ведь оно звучало бы слишком слабо. Вместо этого он просто обнял его, притягивая ближе. Феликс сперва замер, но потом тоже обнял его, цепляясь так, будто держался за спасительный якорь. Хван слегка ослабил объятия, чтобы взглянуть на веснушчатое лицо. Феликс усмехнулся, но даже сквозь эту хрупкость пробивалась его привычная ирония, способная в один миг разбить напряженное молчание.       — Ты такой драматичный, — произнес он. — Что дальше, будешь читать мне стихи под лунным светом? Хотя… Я бы, наверное, впечатлился.       Феликс притворно пожал плечами, но его взгляд выдавал все: он внимательно следил за каждым движением Хёнджина, будто боялся пропустить что-то важное.       Хёнджин закатил глаза, стараясь подавить улыбку, которая все равно пробивалась сквозь его раздражение. Ему хотелось раскусить эту фальшивую легкость, разбудить настоящего Феликса, вытащить его из этого замкнутого круга. Он сложил руки на груди, глядя на него с притворной строгостью.       — А ты, значит, будешь фыркать и скрывать, что тебе нравится каждое слово? — ответил он, приподнимая одну бровь.       Феликс засмеялся, тихо, но искренне. Этот звук заполнил комнату, и Хёнджин едва заметно расслабился, будто от этого смеха зависело все его существование. Феликс сделал шаг вперед, легко коснувшись плеча Хёнджина. От этого прикосновения пробежала едва уловимая искра. Они снова встретились взглядами.       — Останься сегодня, — прошептал Феликс так умоляюще, что у Хвана сердце сжалось. — И, прежде чем начнешь спорить, что у тебя куча дел, знай, я не переживу еще одну бессонную ночь в одиночку, слушая, как кто-то шумит у меня под окнами. Так что, ради моего психического здоровья, будь добр.       Хёнджин хотел ответить, но слова застряли в горле. Вместо этого он просто смотрел на Феликса, стараясь найти правильные слова, чтобы убедить его, что тот больше не один, что он всегда рядом. Но Феликс опередил его. Он уже поднял руки, положив их на грудь Хёнджина, словно пытаясь удержать его физически, если вдруг тот вздумает уйти.       — И, кстати, — добавил он, улыбаясь лукаво, — у нас ведь завтра прием, где половина корейской элиты ахуеет от того, что мы вдвоем придем?       Хёнджин не смог удержаться и рассмеялся. Этот человек умудрялся совмещать самую невероятную хрупкость с абсолютной самоуверенностью. Он качнул головой, слегка наклоняясь к нему. Его пальцы неосознанно коснулись талии Феликса, удерживая его чуть ближе, чем требовалось.       — Ты неисправим, — тихо выдохнул он, но уголки его губ все же дрогнули в улыбке.       Феликс поджал губы, но его глаза блестели от азарта и предвкушения. Он слегка наклонился вперед, сокращая расстояние между ними. Его голос стал мягким, почти интимным, как прикосновение.       — Да-да, но ты все равно не можешь устоять, — произнес он, его дыхание обжигало щеку Хёнджина. — Ты ведь останешься? Пожалуйста, Джинни, останься.       Хёнджин не ответил словами. Вместо этого он наклонился, заключив лицо Феликса в ладонях, и их губы встретились. Этот поцелуй был глубоким, теплым, без спешки. В нем чувствовались все эмоции, которые они не могли выразить иначе: страх, желание, беспокойство и необъяснимая, но такая яркая привязанность.       Когда они отстранились, Феликс все еще удерживал Хёнджина за плечи, не отпуская. Вцепился крепко, не давая шанса вырваться. Губы Скорпиона тронула легкая улыбка.       — Ты слишком много говоришь, — сказал он, проводя пальцами по щеке Феликса. — Но, да, я останусь.       Феликс выдохнул, теперь уже с явным облегчением. Он отступил на шаг, проводя рукой по волосам, будто стряхивая остатки напряжения.       — Отлично. Снимай эту дорогую рубашку и садись. У меня есть вино и отличная идея, как устроить этот вечер. И да, с алкоголем я не завязал, — его улыбка стала шире.       Хёнджин усмехнулся, слегка покачав головой. Он разглядывал Феликса, словно видел его впервые. Этот человек сводил его с ума, заставлял чувствовать, заставлял улыбаться и приносил в жизнь краски.       Хван сам не заметил, как долго смотрел на Феликса, и его взгляд затуманился — от мыслей, от эмоций, от их невыразимого притяжения, которое казалось почти осязаемым. Феликс стоял совсем близко, а в его глазах читалось что-то большее — не было ни иронии, ни привычной игривости, только молчаливый вызов и скрытое желание.       И этого оказалось достаточно.       Хёнджин шагнул ближе, резко, будто сопротивляться больше не было смысла. Его руки скользнули вдоль талии Феликса, притягивая его к себе так, что между ними не осталось ни миллиметра пространства. Феликс чуть приоткрыл рот, но ничего не успел сказать, потому что Хёнджин прервал это молчание, накрыв его губы своими.       Поцелуй был жадным, неистовым, как будто все дни напряжения и страха нашли свой выход. Хёнджин чувствовал, как Феликс сначала напрягся, будто от неожиданности, но уже через мгновение тот откликнулся с не меньшей страстью. Его пальцы вцепились в воротник рубашки Хёнджина, притягивая его ближе. Их дыхания переплетались, ломкие, горячие. Поцелуй углублялся, становясь все более властным и неукротимым. Хван провел одной рукой вверх по спине Феликса, другой удерживая его за талию.       Ли, между тем, не оставался в стороне. Его руки скользнули вверх по груди Хёнджина, цепляясь за его плечи, а потом одна рука запуталась в волосах, крепко, почти до боли. Хван провел ладонью по бокам Феликса, оставляя за собой тепло, а потом чуть наклонился, чтобы коснуться его шеи. Его дыхание обжигало кожу, и Феликс вздрогнул, едва слышно выдохнув его имя.       Парень отступил на шаг, но только для того, чтобы снова притянуть Хёнджина за ремень на брюках. Сделал это так сексуально, вдобавок еще и губу закусил.       — Ты сводишь меня с ума, — пробормотал Хёнджин, отрываясь на секунду, чтобы вдохнуть, но не отпуская Феликса.       — Взаимно, — отозвался тот, хрипло, почти шёпотом, перед тем как снова наклониться ближе, чтобы продолжить этот поцелуй. — К черту вино, пошли в спальню.       — Только патчи с лица убери, мешают.

***

      Феликс стоял в центре зала, окруженный фальшивым весельем. Тошнило. Шелковый гул разговоров, скрывающий тонкую вонь жадности и лицемерия, тянулся со всех сторон. Люди вокруг — уроды, выточенные из фарфора, которые смеются так, будто это кому-то нужно. Смех был как заезженная пластинка, а улыбки — просто маски, за которыми прячется готовность порвать тебя за минуту, если ты не принесешь им еще одну долю своей выгоды.       Феликс знал этих людей. Он знал их мир, как свои пять пальцев, и это знание жгло. Они все одинаковы: фамилия, деньги, власть. Вот и все, что их реально держит. Однако теперь он был чужим среди своих. Как какая-то ошибка, которую никто не хочет замечать, но она все равно стоит среди всех, зная, что ей не место здесь.       Его взгляд скользил по залу, цепляясь за фальшивые рожи, которые были одинаковыми, как подделки с одного конвейера. А он? Он был не в своем мире, но этот мир, сука, был внутри него, и избавиться от этого было невозможно.       Но вот что было по-настоящему мучительно — Феликс понимал их. И это понимание было его проклятием. Он знал, как они думают, что они будут делать, как эти твари будут манипулировать друг другом, и даже знал, как они будут все глубже топтать друг друга, с каждым новым шагом загоняя себя в болото.       — Ёнбок? — знакомый голос сестры разорвал шелковое полотно мыслей, заставив вздрогнуть. Он повернулся, и перед ним стояла Рэйчел — идеальная, как всегда. Величественная осанка, длинное платье, облегающее ее фигуру, локоны, уложенные так, будто стилисты на это потратили полдня. — Ты как тут оказался?       Хотел бы Феликс и сам знать, как он тут оказался. Несколько минут назад Хёнджин попросил подождать его перед тем, как зайти внутрь, но Феликс, как обычно, не выполнил просьбу. Его будто втянуло в это пространство — он шагал вперед, поглощая этот липкий аромат фальшивой роскоши. Оглянувшись, он понял, что Хёнджин исчез, и странная пустота начала расползаться в груди. Хотелось Хёнджина рядом с собой.       — Пришел с Хваном, — коротко ответил он, невольно окинув взглядом зал в поисках фигуры их отца. Но того, как назло, нигде не было видно. — Не называй меня Ёнбоком.       Рэйчел, с ее врожденной способностью подмечать все до мельчайших деталей, заметно напряглась. Ее брови изящно приподнялись.       — Ты с Хваном? — повторила она. — Вы знакомы? Друзья?       Феликс закатил глаза, чуть приподняв уголки губ в полуулыбке. Отношения с сестрой были... сложными. Они не ссорились, но каждый их разговор словно проходил по натянутой струне, грозящей вот-вот порваться.       — Нет, мы не друзья, — лениво протянул он, игриво подмигнув. — И да, я с Хваном. А где отец?       Рэйчел промолчала, но взгляд ее стал колючим. Не теряя грации, она сделала знак официанту, проходящему мимо с серебряным подносом, и взяла бокал шампанского. Одним быстрым, но изящным движением она осушила его залпом, после чего поставила пустой бокал обратно.       Феликс невольно усмехнулся, наблюдая за ее типичной реакцией.       — Не смеши, — наконец заговорила Рэйчел, чуть откидывая голову и расправляя блестящие локоны. — Ты думаешь, я поверю, что наследник Hwang Group, человек с репутацией настолько безупречной, что рядом с ним даже монахиня кажется ветреной, свяжется с моим несносным братом? — язвить у семьи Ли было в крови. — Да еще и парней предпочитает?       Феликсу, наверное, стоило бы обидеться. Может, злиться, раздражаться на Хёнджина, на его безупречный фасад, который так искусно скрывал его настоящую натуру. Но… нет. Он не чувствовал ничего. Раньше это раздражало, но сейчас… Хёнджин снова был на высоте, лучился идеальностью, которая сводила с ума всех, кто находился в этом зале.       Все, кто сегодня собрался здесь, видели в Хване эталон, икону, идеал, которым он, если быть честным, действительно являлся. Феликс знал это лучше всех, знал все его секреты, все эти холодные и изысканные манеры, которые скрывали его настоящую суть. И вот здесь, среди этих людей, которые лизали его ботинки в надежде угодить, он чувствовал себя не просто зрителем, а тем, кто сидит за кулисами и знает, что там происходит на самом деле. Черт, как же это было завораживающе — видеть, как он, не показывая ни одной слабости, удерживает все внимание на себе.       И вот только Феликс знал, как этот совершенный мужчина может потерять себя в ощущениях, как закатывает глаза, когда кое-кто пробуждает в нем неподдельное удовольствие. Только он видел, как Хёнджин хмурится, когда что-то не получается, как спит мертвым сном на его плече по утрам, и как с аппетитом ест самый дешевый рамен, купленный Чанбином за пару тысяч вон. Феликс знал, как он ломается, как в какой-то момент все его совершенство исчезает, оставляя только того, кого, возможно, не захочет показать никому. И в этом было что-то… почти священное.       Только он видел моменты, когда маска падала, открывая человека, а не легенду. Феликса вывел из мыслей голос Рэйчел.       — Отец покинул пост, — вдруг сказала она, и её слова, словно выстрел, заставили его вздрогнуть. — Официального заявления еще не было, но я руковожу компанией уже две недели. Папа в Швейцарии, сказал, что устал, — ее голос звучал спокойно, но в нем слышалась усталость. — Он, конечно, все контролирует, но полномочия передал.       Феликс ошеломленно смотрел на сестру. Этот человек, который всю жизнь усложнял его существование, просто… уехал? Вот так, без предупреждения? Просто устал? Теперь, вглядываясь в Рэйчел, он заметил тени под ее глазами, то, как она натянуто держала осанку. Она устала. Настоящая усталость, не та, что можно скрыть за дорогими платьями и бриллиантами.       — С кем ты пришел в итоге? С Минхо или с Джисоном? — Рэйчел приподняла бровь, меняя тему, как будто не желая давать брату еще одну возможность копаться в её жизни.       Феликс хотел ответить, но его опередил другой голос, низкий, но взволнованный:       — Куда ты свалил? — Хёнджин подошел ближе, слегка запыхавшийся и откровенно недовольный. — Я же просил подождать. Неужели это так сложно? Этот дом слишком большой, мне пришлось обойти половину, чтобы найти тебя.       Феликс усмехнулся, увидев, как челюсть Рэйчел медленно, но верно опускается от шока.       — Ну купи дом поменьше, если этот для тебя большой, — парировал он, явно наслаждаясь моментом. — Стою болтаю с семьей. Прикинь, отец в Швейцарию свалил. Устал, говорит. Рэйчел теперь глава компании.       Хёнджин, который явно собирался продолжить свое ворчание, вдруг расслабился, уловив игривое настроение Феликса. Тот все утро жаловался, как ему невыносимо будет находиться среди высшего общества, а когда Хван предложил просто не идти, упрямо заявил: «Нет. Я хочу, чтобы все ахуели».       — Поздравляю, госпожа Ли, — произнес Хёнджин, протягивая ладонь Рэйчел. — Феликс много о вас рассказывал.       Феликс закатил глаза.       — Че ты врешь-то? Ничего я тебе про нее не рассказывал, — он фыркнул, но в голосе не было настоящего раздражения. — Ладно, сестренка, держи меня в курсе. Мы пошли. Оливии привет, скажи, что, возможно, даже зайду в гости теперь, раз этот старый хрен уехал.       Хёнджин думал, что уже привык к этому Феликсу. К его свободолюбию, легкомысленным замечаниям и манере всегда бросаться в глаза. Но, как оказалось, привыкнуть к Феликсу окончательно невозможно. Особенно сейчас, когда он не смог подождать пару минут и свалил. Репутация Феликса в высшем свете была не просто плохой — катастрофической. Шепот за спиной, косые взгляды, слухи, которые, будь они даже наполовину правдивы, могли бы разрушить любого. Но Феликс, кажется, наслаждался этим: не оправдывался, не спорил, не пытался что-либо изменить. Его это забавляло. Хёнджина же — выматывало. Хотя он и убедился, что большая часть сплетен не более чем фантазии, просто… просто он не хотел для него лишних проблем, именно поэтому и планировал находиться рядом первое время, а потом отдать на попечительство Минхо и Джисона, которых все еще не было. Наверняка забились в каком-нибудь углу и обсасывали друг друга, пока никто не видит.       — Думаешь, твой отец не узнает меня? Мы тогда на аукционе довольно много с ним болтали. Я хоть и в маске был, но мой голос забыть сложно, сам знаешь, — Феликс сильнее схватился за локоть Хёнджина, улыбаясь людям, которые без стеснения на них таращились. — На тебя всегда так смотрят?       — Только тогда, когда ты со мной, — бросил Хёнджин, ища глазами отца. — Он тебя узнает, и я хочу, чтобы он тебя узнал. Можешь даже выкинуть что-нибудь.       Феликс вскинул брови.       — Че бля?       — Че слышал, — ответил Хёнджин. — Можешь намекнуть ему, чтобы вспомнил быстрее.       Феликс остановился, растерянный и недоверчивый, вглядываясь в лицо Хёнджина, будто видел его впервые. Вот этот вот пай-мальчик, который еще пару месяцев назад едва не избил его за то, что тот просто выкинул гейскую шутку в университете, теперь подталкивал к опасной игре с его отцом. Слишком прямолинейно, слишком неожиданно. Хёнджин не дал ему времени на раздумья. Он чуть заметно кивнул в сторону мужчины, стоявшего неподалеку. Господин Хван уже смотрел на них, и в его взгляде не было ничего хорошего.       — Вот он, — сказал Хёнджин. Его рука легла на спину Феликса, жар чувствовался даже сквозь ткань одежды. Он наклонился, его голос стал ниже, почти интимным. — Развлекайся.       А затем, как будто ничего не произошло, Хёнджин натянул улыбку, которая не выглядела естественной, и направился вперед, мягко подталкивая Ли в сторону отца. Феликсу повторять дважды не нужно. Если язвить, строить двусмысленные намеки и притягивать к себе внимание — он главный. Ему достаточно было одной реплики, одного взгляда, чтобы окружающие замерли в напряжении, ожидая следующего удара.       — Отец, — голос Хёнджина раздался на удивление мягко, но в этой мягкости сквозила холодная отстраненность. — Познакомься, это...       Он не успел договорить. Господин Хван, мастерски подхватив игру, улыбнулся точно так же — выверенной, но совершенно пустой улыбкой. Феликс подавил смешок. Семейные отношения в доме Хванов казались ему фарсом, театром, где роли были расписаны заранее, но искренности не хватало. Это было в поразительном контрасте с его собственным опытом, где ненависть между ним и отцом не пряталась за масками — она была открытой, обоюдной и даже, в каком-то смысле, честной.       — Я знаю, кто это, — сказал господин Хван, окидывая Феликса внимательным взглядом с ног до головы. — Слышал, ты недавно вернулся. Что ж, добро пожаловать в Корею, Ёнбок. Как дела у сестер? Как отец?       Феликс едва заметно качнул головой, притворно хлопнув ресницами, как будто вопрос его озадачил.       — Понятия не имею, — он изобразил задумчивость, перекладывая вес с одной ноги на другую. — Мы перестали общаться, когда отец решил лишить меня наследства. Но, как мне сказала Рэйчел, он сейчас в Швейцарии отдыхает. Компанию ей передал. У Оливии все прекрасно. — Он сделал паузу, искоса взглянув на Хёнджина. — Ах да, пожалуйста, не называйте меня Ёнбоком. Мне это не нравится. Хороший прием, кстати. Под стать сильнейшему конгломерату Кореи.       Слова Феликса упали в тишину, и в этот момент Хёнджин заметил, как лицо отца чуть дрогнуло. Едва уловимое движение губ, уголков рта — так проявлялось раздражение, которое господин Хван скрывал за своей улыбкой.       Но он был слишком искушен, чтобы показать больше. Тем более, когда рядом столько людей и знакомых. Репутация превыше всего, честь фамилии — главное. Как обычно.       — Рад, что тебе понравилось, — произнес он наконец, выдержав паузу. — Хорошего вечера, отдыхайте.       Он похлопал Феликса по плечу — жест учтивый, но небрежный, скорее формальный. Затем посмотрел на Хёнджина, в его взгляде было больше холодного приказа, чем родительской заботы.       — Зайди ко мне потом.       Мужчина уже собирался уходить, когда рука Феликса вдруг легко легла на его предплечье. В этот момент его движение было настолько естественным, что ни одна живая душа в комнате не придала этому значения. Ли чуть наклонился вперед, чтобы слова, которые он произнес, достигли только ушей старшего Хвана:       — Вот видите, — его голос стал ниже, почти хриплым: специально такой сделал. Он наклонился чуть ближе, и это движение заставило господина Хвана замереть. — Даже рожденный в обеспеченной семье может заниматься грязными делами.       Господин Хван резко обернулся, его лицо на мгновение потеряло безупречное самообладание. Широко распахнутые глаза выражали удивление — настоящее, неподдельное. Он застыл, словно столкнулся с чем-то совершенно непредсказуемым, и лишь спустя мгновение сумел вернуть себе привычную маску.       — И вам хорошего вечера, — продолжил Феликс уже громче, вежливо улыбаясь, как ни в чем не бывало.       После того, как отец Хвана ушел, Ли наконец-то расслабился, закатывая глаза. Хёнджин же рассмеялся себе в ладонь. Феликс увидел в его глазах то, чего не видел никогда прежде: это была свобода, возможность скинуть груз с плеч, возможность рассказать правду.       — Давно я не видел его таким злым, — парень одним жестом подозвал к себе официанта, подхватывая с подноса два фужера с шампанским. Протянув один Феликсу, они чокнулись. — Признаюсь, я был уверен, что ты просто выпалишь все прямо, а ты сохранил интригу, позволив основную часть рассказать мне самому у него в кабинете.       — Пошли в твою комнату, — резко выпалил Феликс, забрал фужер с шампанским, и, не церемонясь, выкинул их в огромный цветочный горшок, который стоял рядом. — Покажу тебе кое-что, — он прикусил губу, и, не дождавшись ответа, схватил Хёнджина за руку, обвивая пальцами запястье и уводя из главного зала.       Хёнджин не сразу понял, как они оказались на третьем этаже, куда основной массе гостей вход был противопоказан. В памяти остались только обрывки: взгляд Феликса, пьянящий своей глубиной, и непреодолимое желание прикоснуться к нему прямо там, в коридоре, под чужими взглядами. Но они сдержались — ровно настолько, чтобы закрыть дверь за собой.       Когда она тихо захлопнулась, Хёнджин тяжело вздохнул, Феликс, с сияющими глазами, скользил взглядом по комнате. Его интерес задержался на кровати. У Хёнджина сердце екнуло — в этот миг идея разложить Феликса на этих белоснежных простынях показалась ему единственно верной. Но одновременно разум пытался кричать, что у него, вообще-то, есть дела, что наверху их долгое отсутствие заметят.       Разум проигрывал с каждой секундой, потому что магнетизм Феликса разрушал любые границы, ломал все планы. Его не хотелось отпускать, ни на мгновение. Хотелось остаться в этой комнате, лежать на кровати, болтать о всякой ерунде, спорить, целовать острые плечи, усыпанные россыпью веснушек, и вдыхать тонкий, сладковатый аромат его кожи. Хёнджин чувствовал, как его захватывает одно простое, всепоглощающее осознание: он влип. Сердцем, душой. Он влюбился.       — Мило, — голос Феликса выдернул его из мыслей. Парень держал в руках фотографию в рамке, рассматривая ее с мягкой улыбкой. — В детстве ты тоже был красавчиком.       Он приблизился, его движения были ленивыми, почти небрежными, но наполненными какой-то хищной грацией. Феликс облизнул губы — медленно, почти издевательски, — и, обвив руками шею Хёнджина, коснулся его кожи губами. Все тело отозвалось мгновенно.       — Мы… — прошептал Хёнджин, с силой сжимая ткань пиджака Ли, будто это могло удержать его от срыва. — Мы не успеем, Феликс.       Но тот, конечно же, не слушал. Его рука скользнула вниз, обжигая кожу через ткань, и проникла в брюки. Когда его пальцы уверенно обхватили член у основания, Хёнджин громко простонал, а Феликс, довольный эффектом, заставил его замолчать глубоким, жадным поцелуем.       — Феликс, нам надо вниз, — Хёнджин выдавил из себя последние остатки здравого смысла, проклиная момент, когда согласился показать Феликсу свою комнату. Решение явно принималось не головой, а членом.       Феликс снова накрыл его губы своим поцелуем — жарким, настойчивым, таким, от которого все мысли моментально растворялись. Его руки были везде: гладили, тянули, дрожали от нетерпения, пока он пытался избавиться от своих брюк. Когда, наконец, это удалось, Ли перехватил ладонь Хёнджина, прижал ее к своим ягодицам, а другой рукой аккуратно подвел его пальцы к себе. Хёнджин невольно вскинул брови, его дыхание сбилось. Он еще раз провел пальцем, чтобы убедиться в том, что почувствовал.       — Феликс, ты… — он замолчал, выдохнув, потому что слова отказывались складываться в осмысленные фразы.       Ли стоял с анальной пробкой, и, судя по выражению лица, был этим более, чем доволен.       — Просто трахни меня, Джинни, — с привычной дерзостью произнес Феликс. — Ты какой-то нервный.       Усмехнувшись, он театрально оттолкнул Хёнджина, заставив его чуть отступить назад, и, с совершенно непозволительной легкостью, сел на кровать, закинув одну ногу на другую.       — И, к тому же, — добавил он, наклонив голову и пристально глядя на Хёнджина из-под полуопущенных ресниц, — я полдня с ней хожу.       Идиот. Извращенец. Искуситель. Эти слова вихрем проносились в голове Хёнджина, смешиваясь с образами веснушчатых плеч, покрасневших от жара губ, и тела, которое прямо сейчас принадлежало только ему. Он сделал шаг вперед, и весь мир сузился до одного единственного человека.

***

      Феликс лениво переступал с ноги на ногу, его взгляд равнодушно скользил по макету здания, воздвигнутому посреди стола. На лице застыло недовольное выражение, особенно заметное, когда Хёнджин, как всегда, одарил его своей невозмутимой, чуть насмешливой улыбкой. Наверняка наслаждался всем этим, ведь знал, как Варан терпеть не мог подобные встречи.       Феликс бы остался еще ненадолго в комнате Хёнджина. Кровать у него была зачетная, и член тоже, и зеркал много. Прогоняя мысли, от которых краснели щеки, он встряхнул головой. Ли терпеть не мог, когда приходилось вот так вот отпускать Хёнджина, который вечно занят. И плевать вообще, что они были на приеме.       А еще он терпеть не мог Унбина — идиота, который всю его молодость превращал в хаос, постоянно вставляя палки в колеса. Ночами он напивался в клубах с Феликсом, а потом делал вид, что не при чем. Из-за этого часто доставалось самому Феликсу. Минхо, Джисон и Феликс переглянулись, одновременно закатив глаза, четко дав понять, что Унбину они не рады. Хёнджин, в свою очередь, продолжал старательно улыбаться, пытаясь не выдать раздражения. Отец — партнер отца Хёнджина, и вот-вот должен был состояться запуск нового бизнес-центра, в который вложился отец этого идиота.       — Ты уверен, что этот район — подходящий выбор? — протянул Унбин, лениво облокотившись на край стола. Его тон был таким же небрежным, как и взгляд, скользнувший к Хёнджину. — Хондэ выглядел бы куда перспективнее. Центр ночной жизни, молодежи, развлечений. То, что нужно для бизнеса.       Феликс скривился, невольно подавив смешок. Даже он, человек, который плевать хотел на их деловые стратегии, понимал, что идея разместить деловой центр в Хондэ была абсурдной. Район ассоциировался с ночными кутежами, толпами пьяных туристов и безумным хаосом. Для шумных вечеринок — идеально, но как место для солидного конгломерата? Гангнам был более чем очевидным выбором.       Хёнджин, сохраняя свою фирменную улыбку, начал спокойно объяснять собеседнику все очевидные недостатки Хондэ. Феликс даже не пытался слушать. Его взгляд бездумно метался по комнате, пока вдруг не остановился на одном из охранников. Этот мужчина выделялся на общем фоне. В отличие от остальных, идеально выглаженных и выстроенных, он был в строгом пиджаке, а его руки прятались в карманах. Из-под белоснежной манжеты выглядывали едва заметные линии татуировок. Что-то в этом мужчине заставило Феликса сузить глаза. Не то чтобы он искал неприятностей, но ощущение, что здесь есть что-то интересное, не отпускало.       — Феликс, не иначе, как ты подсказал про Хондэ, верно? — раздался голос Унбина, вырывая Варана из мыслей. — Это ведь твое место. Ближе всего к сердцу.       Феликс медленно поднял взгляд, его лицо оставалось непроницаемым, хотя внутри уже закипала ярость. Зачем этот идиот вообще рот открыл? Ли знал, что за его спиной всегда шепчутся, но терпеть насмешки в лицо давно отучился. Улыбнувшись натянутой, почти болезненной улыбкой, он ответил:       — Ой, а ты что, память потерял? Забыл свою юность? — его голос был сладким, но в нем слышалась сталь. — Забыл, как сам, пьяный в сопли, блевал за клубами? Орал на всю улицу, что это лучшая жизнь? Прошло-то всего ничего — пять лет — а ты уже успел переобуться. Работка у тебя быстрая, я смотрю.       Унбин напрягся, его взгляд потемнел, но он промолчал. Слишком много глаз следило за этой сценой. Унбин портить отношения с Хёнджином, Минхо и Джисоном не планировал, те были ему еще нужны, и каждый, кто сидел за столом, это прекрасно понимал. Феликс только усмехнулся, откинувшись на спинку кресла с видом победителя. Он выждал паузу и добавил, уже с холодной прямотой:       — Так что заткнись, урод. И вообще, проваливай. Нам тут нужно поговорить с друзьями, а ты, прости, в этот список не входишь.       Феликс жестом махнул на дверь, от чего Джисон не выдержал и громко хохотнул себе в кулак. Унбин метнул последний взгляд на Феликса, полный злости и унижения, но молча вышел из комнаты. Варан проводил его взглядом, и, усмехнувшись, растянулся на стуле.       — Я ведь просил не ссориться ни с кем открыто, — раздался тяжелый, едва сдержанный вздох Хёнджина. Он провел рукой по лицу, едва дверь за Унбином успела закрыться. — У тебя вообще хоть какие-то навыки дипломатии присутствуют?       — Он сам начал, — отозвался Феликс, не утруждая себя извинениями. Его голос был ровным, но раздражение прорезалось сквозь каждое слово. — И я не ссорился. Ну, по крайней мере, не открыто. Просто попросил уйти. Он ушел, ничего не сказал, значит, не обижается. Дипломатия на высшем уровне, — Феликс поморщился, оглядывая комнату взглядом. — Унбин всегда был противным. Фу.       Он машинально размял шею, пытаясь сбросить напряжение, но взгляд снова упал на охранника в углу. Что-то определенно было не так. Теперь он видел это отчетливо: дрожащие руки, что не находили себе места в карманах, мокрые следы пота на висках, покусанные губы. Когда мужчина сделал неловкое движение, ткань рубашки приподнялась, открывая татуировки — резкие, будто вырезанные линии. У обычных охранников и телохранителей таких рисунков не было, влиятельные семьи слишком пеклись за свою репутацию и кого попало на работу не брали.       — Не противнее тебя, — усмехнулся Минхо, но договорить он не успел.       Феликс резко шагнул вперед, оттолкнув Хёнджина за свою спину. Движение было настолько быстрым, что Хван едва успел осознать, что происходит. В следующий момент мужчина с татуировками сорвался с места, несся на них, сжимая в руке пластиковую бутылку. Все случилось слишком быстро — мужчина размахнулся, и едкий обжигающий нос запах ударил в лицо. Феликс попытался заслонить Хёнджина, но другой охранник бросился вперед, принимая удар на себя.       Шипение. Плеск. Крик, полный боли и ужаса, разорвал воздух. Брызги разлетелись во все стороны. Феликс почувствовал, как жидкость обжигает кожу на руке, но он лишь побледнел, не издав ни звука. Его взгляд метнулся к охраннику, чья спина, залитая кислотой, начала дымиться. Рубашка в мгновение прожглась до дыр, обнажая кожу, которая вздулась волдырями. Алые ожоги начали чернеть, и запах жженой плоти наполнил комнату, заставляя желудок сворачиваться в узел. Пол под охранником зашипел, дерево паркетных досок стало пузыриться, оставляя на себе глубокие следы.       Хёнджин, побледнев, схватил Феликса за плечи, резко поворачивая к себе. Его глаза метались, он искал подтверждение, что тот цел.       — Ты как? Не пострадал?       Феликс не мог говорить. Он лишь мотнул головой, все еще не отводя взгляда от охранника, который, тяжело дыша, упал на колени. Его руки хватали воздух, а рот был приоткрыт в беззвучной агонии. На полу вокруг него расползалась, дымящаяся лужа кислоты, перемешанной с кровью.       — Отойдите, — рявкнул Джисон, вбегая в центр комнаты. Он аккуратно опустился на колени рядом с раненым, быстрыми движениями разрывая остатки рубашки и посмотрел на Минхо.       Но не учел факт того, что и сам может обжечься; Минхо, подумав об этом раньше, схватил парня за шкирку, убирая от бедного мужчины. Он скользнул взглядом по спине — пульсирующие язвы, которые продолжали обжигать и разъедать ткань. Начался некроз. Кислота была концентрированной, слишком концентрированной.       — Вызовите скорую и принесите воду, — Минхо обращался к остальной охране, которая все еще была в шоке. — Быстрее, просыпаемся!       Феликс же медленно обернулся к нападавшему, чьи глаза метались — он искал выход. В следующий момент Варан и Аспид, не говоря ни слова, кинулись к нападавшему. Резкие, точные движения — и мужчина оказался скрученным на полу, едва успев издать хриплый вопль.       Гости, привлеченные шумом, столпились в дверях, заполнив пространство испуганными взглядами и приглушенными шепотами. Некоторые девушки ахнули, зажимая рты руками, их глаза расширились от ужаса, когда они заметили раненого охранника.       В толпе возник господин Хван. Его обычно непроницаемое лицо было перекошено смесью гнева и беспокойства. Он пробился сквозь людей, широким шагом подойдя к сыну. Хёнджин стоял неподвижно, как статуя, его глаза, затуманенные шоком, все еще были прикованы к охраннику. Раненый мужчина уже не выглядел как человек. Его кожа, бывшая некогда гладкой, превратилась в изуродованное месиво: омертвевшие участки сменялись кроваво-красными язвами, волдыри лопались, обнажая нижние слои кожи.       — Черт, — прошептал Хёнджин себе под нос, чувствуя, как его собственное дыхание застревает где-то в горле. Ему хотелось отвернуться, но он не мог. Внутри все кипело: гнев, ужас, отвращение к себе.       Он злился. Злился на охрану, которая позволила этому ублюдку проникнуть в дом. На нападавшего, чья мрачная решимость до сих пор висела в воздухе. На себя, за то, что оказался слабым и позволил другим защищать его. Но больше всего он злился на Феликса. На этого упрямого, бесстрашного идиота, который не раздумывая заслонил его собой. А если бы того охранника не оказалось? Если бы кислотой облили Феликса? Мысль пронзила его, как удар. Хёнджин чувствовал, как внутренности сжимаются от этой картины. Он бы не вынес. Просто не смог бы.       Господин Хван, убедившись, что с его сыном все в порядке, направился к мужчине, которого Варан и Аспид удерживали на полу. Его шаги были тяжелыми, зловещими, словно каждый звук от его ботинок врезался в стены.       — Кто тебя послал? — холодный, ледяной тон Хвана разорвал напряженную тишину. Он схватил нападавшего за шею, нажимая на болевые точки с таким расчетом, чтобы заставить страдать, но не лишить сознания. Мужчина зашипел, его лицо исказилось, но он молчал. Хван усилил хватку, его взгляд был таким же бесстрастным, как и голос. — Отвечай. Кто. Тебя. Послал?       Нападавший вдруг усмехнулся. Улыбка была жуткой, болезненной, но в ней сквозила насмешка. Его взгляд скользнул по комнате, остановившись на Феликсе.       — Traidor, — прохрипел он, впиваясь глазами в лицо парня.       Феликс замер. Казалось, все вокруг перестало существовать. Его лицо стало смертельно бледным, глаза расширились, слова ударили его с силой пощечины. Комната, полная людей, будто исчезла, оставив только этот взгляд и одно единственное слово, которое, кажется, будет преследовать его до конца этой гребаной жизни.       — Нет… нет… — Ли резко шагнул вперед, но было поздно.       С треском нападавший сжал челюсти, его лицо перекосилось болезненной судорогой. Через секунду он закашлялся, и рот наполнился густой белой пеной. Феликс резко оттолкнул господина Хвана, не обращая внимания на его ошарашенный взгляд, и схватил лицо мужчины, пытаясь разжать сжатые зубы. Но мышцы были сведены сильной судорогой.       — Цианид… он проглотил таблетку.       Нападавший выгнулся дугой, изо рта хлынула пена, смешанная с кровью, заливая подбородок и капая на пол. Его глаза закатились, веки мелко подрагивали, руки судорожно хватали воздух, будто он пытался ухватиться за ускользающую жизнь. Тело тряслось в неконтролируемых конвульсиях.       — Он сейчас задохнется, — прошипел Минхо, опускаясь на колени рядом с мужчиной. Его движения были быстрыми, но уверенными, парень, кажется, в какой то момент и вовсе забыл, что он не на ночной вылазке, а окружают его не бродячие дети, а корейская элита, которая, такие навыки вряд ли оценит. — Переверните его! Быстро!       Феликс и Джисон одновременно схватили мужчину за плечи, переворачивая его на бок. Минхо нащупал пульс — слабый, почти неразличимый.       — Держите голову, — бросил он, рывком задирая воротник рубашки мужчины. Глаза Минхо искали хоть какие-то признаки того, что можно сделать, но не было ни чемоданчика, ни антидота, ни даже элементарной трубки для дыхания.       Мужчина захрипел в последний раз, спазмы ослабели, дыхание стало тягучим, через мгновение оно остановилось совсем. Грудная клетка не поднялась снова. Голова бессильно упала на бок, а изо рта стекали последние капли пены.       Феликс медленно отпустил тело, его руки дрожали. Комната погрузилась в тишину, такую густую, что можно было услышать, как кто-то затаил дыхание. Господин Хван окинул собравшихся ледяным взглядом, который пробирал до костей.       — Выясните, как он сюда попал, — его голос был холодным. — И найдите тех, кто стоит за этим.       Он шагнул к Хёнджину, но тот не обращал на него внимания. В его глазах была лишь одна фигура — Феликс. Его взгляд тут же упал на руку Ли, на которой отчетливо выделялся небольшой ожог, крошечный, но такой заметный на идеально белой коже.       Скорпион, стиснув зубы, шагнул вперед и без слов схватил руку Феликса. Он резко задрал рукав, обнажая покрасневший участок кожи. Ему было наплевать на взгляд отца, на шепотки гостей, которые еще не успели уйти. Он видел только это красное пятно. Его Феликса тронули.       Ли смотрел на него, губы приоткрыты, дыхание поверхностное. Между ними повисло напряжение, словно воздух в комнате загустел.       — Вторая стадия — контроль, — тихо сказал Феликс, его голос был едва слышен для всех, кроме Хёнджина. — Он начал действовать. Теперь он будет трогать дорогих мне людей.       Что-то внутри Скорпиона снова сломалось. Это был тот же самый гнев, который он чувствовал на заброшенном заводе. Тогда он убил троих, не справившись с яростью, что пылала в его груди. Сейчас он чувствовал то же самое — желание уничтожить препятствие, пока оно не стало чем-то большим. Холодный расчет.       Длинные пальцы Хёнджина сжались на руке Феликса. Ему было больно, но Хван не отступал. Вот она — черта, которую Скорпион всегда скрывал: саморазрушение. Скорпионы могли ужалить сами себя, если оказывались в безвыходной ситуации. В критический момент они готовы пойти против своей природы, атаковать врага, даже зная, что это приведет к их гибели.       Это был не просто гнев — это был инстинкт хищника, стремящегося уничтожить угрозу любой ценой. Даже если цена оказалась бы его собственным разрушением.