Эндрю Миньярд

Я умер в Балтиморе, Хотя, казалось, мертв уже давно. Скитался в Мертвом море, И трогал мокрыми руками дно. Я умер в Балтиморе, Но думал мертв с тех семи лет, Когда сломал меня впервые Тот, кто нашел меня во сне. Я умер в Балтиморе, Когда усмешек больше нет, И кровь ничто не будоражит, Как одурманенный скелет. Я умер в Балтиморе, Но думал сдох в тот самый час, Когда я видел свою мать, Разбившуюся из-за нас. Я не жалел тогда ни раз, Что руки стали полностью в крови, Ведь знала же она в тот час, Что Аарон был важнее — значит, жив. И пусть меня он ненавидит Я выполнил работу — защитил. И думал буду продолжать заботу, Но вдруг ты разделить решил. Отбросил брата от меня, Заставил на́ слово поверить, Когда в больнице был в мученьях, Ты предал — к Воронам решил уйти. Я думал, всю ту ложь Насочинял ты, как обычно, Но имя А́брам для тебя Был символ очень даже личный. Я знал, что будет миг и ты исчезнешь. Не зря придумал титул «Бегунок», Но ко словам: «Ты был великолепен», — Совсем уж был я не готов. Я видел тот отсчёт из телефона, Я понимал, к чему все приведет, И Кевин, как назло, решил играть в шпиона, Пришлось ударить, ведь он с ума сведёт. Я умер в Балтиморе. Когда вдруг понял — Последними могли быть вскоре Твои слова, Натаниэль. Я ненавидел то «Спасибо», Ещё «Пожалуйста» терпеть не мог, Но ты сказал всё так невозмутимо, Исчез в толпе и с этим был итог. В тот миг меня это сломало. Я бы не смог идти вперёд. Открыться вновь меня бы не хватило. А значит наступил лишь мой черёд. Я помню синие твои глаза, Которые смотрели с восхищением. Но я не тот, кто был на образа́х, И должен ты глядеть с сомнением. Я умер в Балтиморе. Хотя, казалось, мертв уже давно. Я потонул среди Бело́го моря, Тонул годами, думал — всё равно. Я умер в Балтиморе? Однако это был обман. Ты вышел целым с той двери, Когда я думал, что пропал. Гремя наручниками, я опустился на колени, Несвойственно мечтал забрать тебя отсюда, Я тихо спрашивал о ранах по-немецки, Срывая бинт за бинтом, чтоб увидеть чудо. Все Лисы удивлялись, когда мы сблизиться успели так, Я сам не углядел, как ты пробрался, Твои вину и страх не умолить никак, «Ты остаёшься», — кивнул, чтоб ты расслабился. Я не романтик, и ты готов на это. Ножи всегда со мной, касаниям запрет, Но вечер в Балтиморе я помню точно, Когда впервые думал, что конец. Я не испытывал эмоций, пожалуй, никогда: Ни радости, ни злости из-за бед. Но услыхав слова твои «С тобой всегда да», Казался глупым мой вопрос: «Да или нет?»