Потухший мир. История ран.

      Свинцовая тяжесть сковывала тело, холод пронизывал до костей. Дышать нечем. Легкие болели. Глаза не видели.       Любые попытки всплыть на поверхность мгновенно пресекались бурным течением и ударами о камни. Река пыталась растерзать пленника, не оставив ничего. Пыталась отнять жизнь.       Чей-то голос кричал, звал с отчаянием и скорбью.       «Илиас!»       Слишком далекий, чтобы разобрать. Слишком тихий, чтобы расслышать и узнать. Он молил, безысходно требовал, манил.       «Илиас!»       Просил, заклинал, истошно завывал.       «Илиас!»       Снова и снова звал. Будил. Она его будила. Она звала, но не могла докричаться. Где-то там далеко, над поверхностью виднелся едва различимый силуэт – стройный стан, белая блузка, черная лента на воротничке, шляпка на черноволосой голове. Она звала кого-то. — Ева!       Чешир вскочил, тяжело дыша, будто и вправду едва не утонул, и странное видение не было сном. Внутри все горело, толща воды, казалось, по-настоящему поглотила его. Руки тряслись. Глаза испуганно метались по поляне. Глубокая горечь раздирала душу, тянула под ребрами, сдавливала внутренности. Сердце больно ударялось о стенки грудной клетки.       Кота пробивала крупная дрожь. Чувство бесконечной опустошенности, словно кто-то выдрал изнутри часть чего-то особенно важного, пронзило все тело, разливалось вместе с кровью по венам. Он не мог понять, отчего же так горько. Почему так мучительно страшно.       Не мог понять, почему имя бабочки слетело с уст в лихорадочном бреду. Он чувствовал, что не ее хотел позвать. Хотел… позвать кого-то другого. Видения мимолетно проскальзывали в сознании и испарялись так же быстро, как и появлялись. Голос уже едва удавалось вспомнить.       Глаза невольно метнулись к бабочке, и кот вздрогнул, когда встретился с ее глазами. Две льдинки, два зеркальца, отражающих безоблачное небо, с любопытством смотрели прямо на него. Ева лежала, прижавшись к спящей сестре и подложив ладонь под голову. — Кошмар приснился? — вполголоса спросила она. Чешир отвернулся. Стыдливо насупился, будто его уличили в чем-то непристойном. — Да, — наконец ответил он. Пальцы впились в мягкую траву, зубы до скрипа стиснулись, — Давно не спишь? — Нет. Ты стонал во сне, ворочался, хрипел. От этого проснулась, — прошептала она, и кот облегченно выдохнул – кажется, она не услышала ничего. Однако он быстро упрекнул себя за поспешность, — Мне показалось… я слышала свое имя. — Показалось, — тут же отрезал он, опустив голову. Капельки пота все еще выступали на лбу, мокрые пряди волос неприятно липли к коже и лезли в глаза. Хотел встать и уйти, как услышал тихий вздох. — Если хочешь, можешь поделиться, — вдруг произнесла она, — Когда снятся кошмары, значит, на душе неспокойно. — У меня на душе штиль. Не выдумывай.       Ева приподнялась на локте, показывая, что готова выслушать охотника. Только он не готов был делиться ничем, что терзало его ночами напролет. Не готов ворошить свои тревоги, которые он каждый раз усердно пытался закопать глубоко внутри.       Охотники – одиночки. Вольные отшельники, и собеседниками им приходились лишь они сами. Чешир не ждал, что кто-то захотел бы коснуться его туманной души. Раньше никто не оказывался так близко. Раньше и души-то не было вовсе. Охотники – одиночки, и собеседниками им приходились лишь они сами и шепчущий голод.       Под натиском ледяных глаз он сдался. — Прежде я никогда не видел снов, — начал, усевшись удобнее, — Спал, чтобы скоротать время. Чтобы скорее начался новый день. Закрыл глаза – и перед ними пустота. Забвение.       Говорил он тихо, размеренно, словно делился чем-то сокровенным. Ева привыкла быть внимательным слушателем. Молчаливая сестра никогда не томила кого-либо в семье разговорами, все волнения несла в себе, только слушала.       Она снова опустила голову на ладонь, не отрывая взгляда от охотника. Чешир звякнул браслетом на запястье. — С тех пор, как вернулись наши вещи, пришли и сны. Один сон… — он потупил голову, позволяя себе еще раз взвесить, стоит ли делиться личным с бабочкой, — Сначала были лишь мутные пятна, неясные картинки и чувство пустоты. Затем с каждым разом видение становилось яснее: я тону. Каждую ночь тону, и ощущения становятся все более… реальными. Кажется, еще мгновение, и больше не проснусь, захлебнусь взаправду.       Чешир замолчал, прокручивая в голове ускользающие картинки. Холод воды будто снова окатил его, по спине пробежали мурашки. — Сегодня впервые я услышал еще и чей-то голос. Он звал кого-то, пытался докричаться. Голос звучал странно знакомо, однако имени я не узнаю. — Какое имя? — поинтересовалась Ева, предположив, что все же спросонья не ослышалась. — Илиас. Голос звал кого-то по имени Илиас.       Ева задумалась, перевернувшись на живот. Она внимательно посмотрела на охотника. Прежде она не видела его настолько растерянным, кот всегда так или иначе выкручивался, пытался отбиться и укусить, стоило загнать его в угол. Сейчас не пытался. Ему трудно говорить, скованность читалась в каждой мышце тела, мрачной тени на лице. — Илиас… — прошептала Ева, чувствуя, как сонливость начинает возвращаться, — Читала как-то в толкователе, имя означает «мой бог». Нигде раньше не слышал? — Нет, — кот покачал головой, — Впервые слышу. — Я не очень верю в мистические значения снов. Мне кажется, сны – отголоски нашего же подсознания, — Ева потянулась, осторожно прикрыла уголком плаща спину, стараясь не потревожить Иракли, — Скорее всего ты знаешь человека с этим имени, и таким образом, через сны, пытаешься вспомнить.       Лицо охотника стало мрачнее прежнего. Отрицал домыслы бабочки и в то же время обеспокоился еще больше. Боялся, вдруг она окажется права. Вдруг помимо прозрения впереди могут ждать другие потрясения. — Глупости, — выдохнул он, — Сон – это просто сон. Нет смысла искать секреты там, где их нет. — Если бы ты действительно так считал, не стал бы делиться, — подметила Ева, едва заметно улыбнувшись. Растерянность сменилась раздражением и смущением. Чешир сжал губы, недовольно взглянув на бабочку. Она махнула рукой. — Беспокоиться – нормально. И нормально разделять с кем-то это беспокойство, — Ева прикрыла глаза, — Пора снимать оборону, Чешир. Удивишься, когда жить станет легче. — Ты и сама знаешь, нам не суждено доверять друг другу, — он лег обратно на траву, — И друзьями нам не быть вовек. — Знаю, — голос Евы становился все тише, превращаясь в еле различимый шепот. Она засыпала, — Но мы – соратники. Идем по одной дороге. И если не научимся хоть немного доверять друг другу, дорога эта станет бесконечной.       На последних словах голос ее окончательно стих. Уснула. Чешир удрученно вздохнул. Снова на душе повис тяжкий груз, однако на сей раз причина скрывалась в другом: он понимал, что глупая бабочка права. Без доверия никто из них не сможет достигнуть цели. Хотелось снова взглянуть на нее.

* * *

      День сменялся днем, ночь ночью. Закат за восходом, так минула почти неделя. Один день до королевского бала. Чешир о своих снах больше не проронил ни слова, Иракли так и вовсе словно набрала в рот воды. Еще несколько дней она не могла прийти в себя, мучаясь от головной боли – последствия от трапезы ядовитыми ягодами. Старший Брат интересовался ее непонятным состоянием, однако никто ничего ему так и не рассказал: Иракли стыдилась, что чуть с жизнью не распрощалась по собственной глупости, так еще и повелителю косы наговорила много лишнего, остальные молчали из солидарности. В сторону Шляпника бабочка и глаз не поднимала.       День до бала, а Шляпника так и не удалось одеть. Массивные мышцы охотника получилось втиснуть в брюки, однако ни один фрак так и не сошелся на широкой груди и плечах. Кролик злился, топал ногой, хоть и лицо оставалось непроницаемым. Иракли на сей раз не так рьяно хотела посмотреть на переодетых охотников.       Решили оставить рубашку и пиджак Шляпника, поверх на плечи надеть тяжелую накидку с пышным мехом. И, казалось, все проблемы наконец решились, как вдруг появилась новая и самая серьезная: повелитель косы наотрез отказывался расставаться со своей шляпой. Как ни пытались ему объяснить, что пестрый головной убор с порога выдаст всех, он никак не реагировал, стоял на своем. Согласился надеть раздражающую маску, носить тяжелый, жаркий мех, но не расстаться со шляпой так надолго.       Теперь злился и Старший Брат.       После полудня они выдвинулись в сторону города. Переночевали вблизи окрестностей, дождались первого стука колес повозок на дороге, и проскользнули в ворота.       Торговые кварталы снова пестрели жизнью, на улицах и площадях играла музыка. Менестрели и барды пели песни, восхваляя корону, дворец и Страну Чудес. Горожане плясали, кружили в хороводах. Снова не замечали чужаков. — Мы в городе, — констатировала Ева, выглядывая из тени глухой улочки на поющую площадь, — А как мы дальше пройдем? — Ну, видимо, как и тогда, — Иракли втиснулась между сестрой и стеной дома, оглядываясь по сторонам, — Здесь мы никому не нужны, а как к дворцу приблизимся, будем осторожнее. — Девочки, чего застряли? — полушепотом возмутился Кролик, махнув рукой, — Идите сюда!       За углом на каменном парапете Кролик и Брат уже раскладывали наряды. Слуга выудил из кармана часы. — Скорее, скорее, нужно уже переодеваться! — тараторил он, суетливо перетаптываясь с ноги на ногу. Старший Брат успокаивающе положил руку ему на плечо, чуть надавив, и это помогло. Кролик охнул, — Так! Отворачиваемся друг от друга и переодеваемся! — А как же рамки приличия? — колко подметила Иракли, но быстро проглотила язык, поймав на себе серьезный взгляд Шляпника. — Нет времени! И места тоже нет, потому рамки приличия выдерживаем самостоятельно! — Кролик подозвал Шона и Адель. Он указал на последнюю, — Ты помоги девушкам. А ты, — теперь он кивнул Шону, — Карауль, чтобы никто мимо не прошел. Скорее!       Сестры одновременно тяжело вздохнули. Первую одели Иракли в блестящее песчаное платье. Кролик, как и обещал, принес прозрачную накидку, изящно прячущую голову, руки и открытую спину. Силуэт девушки вмиг превратился в таинственный, призрачный. Голову и лицо украсила тика, тонкими цепочками спускающаяся до носа и служащая вместо маски.       Пока Адель поправляла шлейф накидки, Иракли украдкой поглядывала на охотника. Кролик поправлял меха и спорил со Шляпником, пытаясь убедить его все же оставить головной убор. И по-прежнему он не поддавался. Острые скулы напряглись, губы сжались. Иракли вспомнила, как касалась его кожи, точенных черт лица, вырисовывая линии, подобно увлеченному художнику, пишущему картину. Пальцы будто снова почувствовали тепло. Щеки вспыхнули, она мотнула головой. Коснулась груди. Сердце беспокойно стучало, пропуская удар за ударом. Неизвестное, необузданное чувство теплилось у солнечного сплетения, клубилось, скручивалось.       Еву облачили в кобальтово-синее платье, расшитое от самого декольте до краев юбок золотыми цветами. Рукава прозрачные, невесомые, спадали до пола. Черные, как вороново перо, волосы украсила ветвистая диадема из золотых листьев и терновых колючек, маской также служили длинные цепочки, закрывая лицо до подбородка.       Обнаженную спину сестры Иракли долго не могла спрятать, путаясь в застежках, что дало волю любопытным чеширским глазам. Когда Ева обернулась, вздох его застрял где-то в груди. С закрытыми ранами, с аккуратно собранными волосами, не грязная, как после тренировки, она выглядела иначе. Манящая. Похожая на только распустившийся весенний цветок. Поправляя пурпурное жабо, кот все думал, сколько сторон черновласой бабочки он еще успеет застать.       Споры с повелителем косы все продолжались. — В своей шляпе ты никуда не пойдешь! — причитал Кролик, небрежно отряхивая фрак кота, — Все бестолку тогда будет! — Тогда мне не стоит идти, — хрипло отвечал Шляпник, — Я все сказал.       Чешир осторожно забрал камзол из рук королевского слуги, пока все перья, украшающие плечи, не осыпались. Кролик, сам того не замечая, вцепился в одежду мертвой хваткой.       Шон выскочил из-за угла. — Кто-то идет.       Старший Брат прикусил губу. Пока сестры поспешно собирали свои вещи, небрежно скидывая все в мешок, наставник подошел к Шляпника, крепко схватив его за плечи. — Я сберегу твою шляпу, — отчеканил он, не отрывая пристального взгляда от охотника, — Если сбережешь моих дочерей, если отнесешься к ним, как к такой же драгоценности, я уберегу твою.       Говорил он монотонно, строго, со всей серьезностью. С вызовом и мольбой. Решительность Шляпника надломилась. — Только твоя нога ступит за пределы дворца, шляпа тут же окажется у тебя в руках, — продолжал Старший, — Но, если ты пойдешь с ней, шляпа твоя слетит вместе с головой по приказу Червонной Королевы.       Охотник замялся, невольно бросил взор на бабочку. Иракли смотрела на него из-под краев прозрачной накидки, глаза блестели в серебре тики.       Перевел взгляд на Чешира, смиренно прячущего уши под капюшоном длинного камзола. Непослушный хвост скрыть удавалось с трудом, кончик то и дело выглядывал, звенящие украшение пришлось снять.       Шляпник сдался. Медля, сомневаясь, никак не желая расставаться с самой ценной для него вещью, он все же стянул шляпу с головы. Не спеша передал ее в руки Брата. — Отвечаешь за нее и бережешь, как самое сокровенное, — сквозь зубы процедил он. — Головой своей, — Старший кивнул.       Отпустил плечи охотника, обернулся к остальным. Скрыться до того, как приближающиеся неизвестные покажутся из-за угла, не удалось, однако пробежавшие мимо мальчишки не обратили должного внимания на странных чужаков с охапками тряпок в руках. Их больше радовали стащенные с прилавка яблоки. Шон вернулся на караул. Не перестающий ворчать Кролик небрежно поправлял черные кудри Шляпника, зачесывая их пальцами назад. Удивительно, но охотник и слова не сказал, смиренно распрощался с несколькими клочками волос.       Карманные часы тихо щелкнули, осведомив о прошедшем часе, и Кролик засуетился еще сильнее. Одновременно и поторапливал всех, толкая под спины, и тут же останавливал, замечая неровно лежавшую складку платья или залом на брюках.       До дворцовой площади оставалось пройти несколько кварталов, и Старший Брат вдруг остановился. — Дальше вы идете сами, — он прикусил губу, сомневаясь. Считал, что своими же руками отправлял детей навстречу опасности. Тщетно пытался убедить себя, что иного выхода у него нет, — Помните, поклон королеве, первый вальс, затем можете приступать к главной цели. Не привлекайте внимания, ни с кем не говорите, ничего не пейте… — Почему? — перебила Иракли. Старший несколько удивился ее вопросу и особенно реакции Евы, уставившейся на сестру и кипящей от раздражения – думала, после ягод она начнет тщательнее взвешивать, что можно есть и пить. — Здешние вина порядком крепче наших, — объяснил наставник, и Иракли странно для него хмыкнула.       Одним зимним вечером в прошлом году старшие обнаружили целый винный погреб в подвале дома, доверху наполненный вином. Это был единственный раз, когда Иракли не только с удовольствием провела время с членами семьи, но и сама стала инициатором небольшого закрытого застолья с братьями и сестрами – Карелией, Адель, Шоном и еще двумя братьями, один из которых навсегда закрыл глаза уже через неделю.       Едва старинные часы пробили полночь, Кара с Иракли прошмыгнули на кухню за посудой и заранее приготовленными тарталетками, спрятанных в еще остывающей духовой печи, сыром и колбасой. На выходе столкнулись с Шоном, которого изначально приглашать не собирались. Боялись, что доложит. И он, возможно, доложил бы, если бы впервые не присоединился к авантюре сестер.       Хаос, разразившийся с наступлением утра, никто из нарушителей до сих пор не мог объяснить Брату: на завтрак явились лишь Ева и Адель, последняя молчала в тряпочку, почувствовавшие волю без надзора Шона дети беспредельничали как только могли. А сам завтрак и вовсе никто не приготовил.       Никто также не мог вспомнить, путешествовали ли они в мир снов под ударом крепкого домашнего вина. — Кролик выведет всех сразу же, как меч окажется у вас в руках, — добавил Брат и вновь тяжело вздохнул, — Если почувствуете опасность, не рискуйте, сразу же уходите. Придумаем что-нибудь другое. Мы будем ждать со всеми вещами у выхода. — Я запру дверь, чтобы никто посторонний не вошел снаружи, — добавил Кролик и подошел к Еве, — Ключ оставлю вам.       Ева непонимающе смотрела на слугу, когда тот махнул рукой на юбку платья. — Что? Снова поправить? — спросила она, потупив голову. Кролик нахмурился. — Приподними подол, — с необычным спокойствием в голосе протянул он, удивившись последующей волне взбудораженных воскликов Шона и, удивительно, кота. Кролик вытащил из кармана брюк аккуратно сложенную атласную ленту, — Предлагаете идти на бал с оружием в руках?       Поняв, что он собрался делать, Шон и Чешир тут же заткнулись, неловко почесывая затылки. Старший Брат снова вздохнул.       Кобальт платья скользнул по ноге, обнажая мягкую кожу. Ева придерживала край юбки, оставив ее чуть выше середины бедра, не видя причин для смущения – все в одинаково диких условиях, вместе переодевались прямо на улице. И для излюбленных рамок приличия места здесь нет.       Кролик присел на колено, осторожно пустил ленту за бедро девушки, выудил с обратной стороны. Из уважения старался не касаться кожи. Он привязал сложенную гуань к ноге Евы, затянул ленту покрепче, закрепив ее прочным узлом, поверх по привычке завязав бант. Помог расправить юбку и отошел, чтобы убедиться, не видно ли спрятанного орудия. Затем обернулся к Иракли. — Арбалет не удастся так спрятать, — он задумался. Шляпник также не сможет взять с собой косу, потому уже двое оставались полностью безоружными. — Возьми этот, — Шон вдруг протянул сестре кухонный нож, который он стащил из призрачного дома, — Хоть как-то защитить себя сможешь.       Иракли довольно уперла руки в бока, широко улыбаясь. Тонкие пальцы скользнули в декольте, и Шон осекся, пока не увидел, как из-за пазухи выскользнул небольшой ножик. — У меня все схвачено! — воскликнула она, собираясь уже убрать нож обратно, как Кролик взвизгнул: — Платье порежешь! Что за варварство! — он потер виски, ворча под нос, думал, где можно достать еще ленту. Иракли закатила глаза. — Ладно, ладно, зануда, — она наклонилась и спрятала нож в сапоге, — Так лучше? Доволен? — Все хорошо, Иракли, — ответил Старший вместо Кролика, — Тот нож можно Шляпнику отдать, в таком случае.       Однако охотник и здесь уперся, не приняв оружие. Заверял, что не предаст свое любимое орудие и не опустится до какой-то, как он выразился, «зубочистки». Кролик терял терпение окончательно. — А меч где искать? — услышав вопрос Евы, Брат едва сдержался, чтобы не стукнуть себя по лбу – забыли ведь самое важное. — Не уверен… но полагаю, в покоях королевы. — Да, — Кролик кивнул, — Не видел его ни в оружейной, ни в старой гостиной. — Мне все меньше нравится это все, — охнула Иракли.       Напоследок обняв сестер, Старший Брат отступил, позволив им наконец уйти. Душа ныла. Болела. Единственное, что давало ему жизнь, были дети, и их же он терял. Единственное, что дарило ему покой, были их улыбки и смех, и их же рисковал больше никогда не услышать.       Он смотрел вслед уходящим дочерям, словно пытаясь запомнить очертания их уже вытянувшихся спин, длинных ног. Однако силуэты взрослых девиц меркли, перед глазами появлялись лишь две маленькие девчонки, которых он когда-то привел домой.       Девятилетнюю Иракли Брат встретил на скамье вблизи детского дома в соседнем городе, когда приезжал за покупкой новой мебели для комнат своих младших воспитанников. Девчонка сидела в обнимку с книжкой и рыдала навзрыд, едва не захлебываясь – ее только-только оформляли. Она не сразу рассказала незнакомцу свою историю, стоило Брату приблизиться, как она тут же проглотила все слезы и замолчала. Не доверяла посторонним. И правильно делала, Старший долго мучился, чтобы научить этому правилу своих детей. Позже она наконец раскрылась.       Родители Иракли погибли. Как именно, не знала, но из выуженных детским разумом, скомканных от горя воспоминаний он понял, что несчастье в дом Валенштайн принесла ненастная погода, повлекшая за собой автокатастрофу. Девчонку долго таскали по дальним родственникам, после решили пристроить в приют, чего она никак не хотела. Русоволосая девчушка с яркими стальными глазами глубоко запала в душу Старшему, и эта встреча могла стать их последней, однако он вновь повстречал ее через несколько месяцев. Иракли читала сложную для ее возраста книгу о снах и их происхождении, о подсознании, что обеспокоило Брата. Вопрос за вопросом, и девочка поделилась, что в последнее время стала видеть странные сны, яркие картинки с пестрыми лиловыми деревьями, невероятными животными. Нечастый, но сильно запоминающийся и несколько раз повторившийся сон заинтриговал маленькую Иракли, и она даже не заметила, как внимательно слушающий ее мужчина вдруг замолчал и побелел.       Через месяц он добился опеки над Иракли и забрал ее с собой. Следил за ней днями и ночами, расспрашивал о снах и выдохнул, когда похожие на Страну Чудес видения исчезли. Правда, когда удивительный сон вернулся, став слишком реальным, Иракли ничего не рассказала наставнику.       Шона, Адель и многих других воспитанников Старший Брат привел тоже из-за странных снов, только Еву забрал просто потому, что мог. Еще через год он застал неприятную картину: «живодеры», как называл Брат всех из служб опеки, почти что выдирали из рук старушки вопящую девочку. Несколько крепких женщин хотели забрать Еву у бабушки, которая уже никак не могла следить за подрастающей внучкой из-за сильно преклонного возраста и здоровья. Старушка и правда едва стояла на ногах, однако слабость в теле не мешала ей беспощадно бить негодяев тростью по головам.       Старший Брат додумался вмешаться не сразу. Уже когда Еву затолкали в автомобиль, он поспешил к старушке, упавшей с невысокой ступеньки крыльца. Она горько плакала. Понимала, что ей и впрямь осталось недолго жить на свете, и рано или поздно ее любимую Еву все равно заберут. «Все эти приюты – зло под маской добродетелей,» — говорила она, — «Не для детей они созданы, а для шакалов, желающих нажиться на несчастных.» И Брат был с ней согласен.       Он поделился с бабушкой, что и сам превратил свой старый особняк в приют, однако ничьих рук к своим воспитанникам не подпускал. Обеспечивал все своими силами благодаря огромному вложенному наследству и прибыли с владения картинной галереи, в жизни которой он участвовал лишь раз. Рассказал, как живут его дети, горюя, что при всем желании не в силах заменить им родителей. Рассказал, как вырвал почти с боем Шона из коррумпированного приюта и забрал его. Рассказал о том, что не уверен, верно ли поступил, ведь может его детям было бы лучше где-то в другом месте.       Старушка внимательно слушала незнакомца, рассматривала его своими пронзительными, мудрыми глазами, затем добавила: «Хороший ты человек. Если боишься и сомневаешься, значит верно действуешь,» — успокоила она его и тяжело вздохнула, — «И, если уж и пришло время расстаться с моей Евой, я бы хотела, чтобы она жила в любви. Она – слишком нежный цветок, слишком добрая и наивная для всех этих жестоких приютов. Забери ее, коль слова твои правдивы.»       И он забрал. Долго и мучительно воевал, приходил каждый день с новыми документами и печатями, ругался, даже угрожал. Отдал много денег, пытался подкупить, кого только мог, чтобы забрать кудрявую черноволосую девчонку. Забрал.       Он воевал за каждого своего дитя.       Смотрел вслед уходящим дочерям, тщетно пытаясь искоренить образы двух маленьких девочек, которых когда-то привел домой. Они уже выросли. Они больше не плачут. Идут в прекрасных платьях, расправив плечи, будто даже сама королева или Страна Чудес им ни по чем. — Ты не сказал им?       Из тяжелых мыслей Брата вдруг вывел тихий голос Белого Кролика. — Нет, — вздохнул Старший, — Еще рано. Тряхнул головой, чтобы наконец оторваться от силуэта дочерей. Обернулся к Шону. — Пока мы находимся в городе, Адель при всем желании не сможет проснуться, — задумчиво произнес Брат, — Будь с ней рядом. Мне на какое-то время нужно будет уйти.       Шон коротко кивнул. Конечно, его волновал вопрос, куда же наставник собрался, но понимал, что он либо соврет, либо просто не ответит.       Сестры под руку с охотниками свернули на оживленную улицу. Город теперь сильно отличался от того, что бабочки застали в начале своего заключения в мире снов: центральные улочки раньше едва ли не пели траурные песни, горожане походили на безумцев, готовых наброситься на незваных гостей и разорвать их в клочьях. Сейчас же дома пестрели флагами и цветами, жители столицы нарядились маски и пышные наряды, и Ева с Иракли больше не выделялись на их фоне.       Они старались идти не спеша, словно наслаждались праздником и прогулкой. Дворцовые ворота приближались. Сестры судорожно вспоминали все ловушки и правильные дороги лабиринта, однако, к их удивлению, обнаружили, что он исчез вовсе. Путь открыт, приглашая гостей к празднику.       Спокойно заходить через парадные резные двери все еще казалось для них дикостью, и все, как охотники, так и бабочки, сильнее натягивали маски и капюшоны на нос. Внутри туда-сюда сновали слуги, придворные дамы звонко хохотали на каждом углу, размахивая веерами. Платья пестрели разнообразием от простых шелковых до вычурных с перьями и массивными камнями. И ни одного наряда красного цвета. Медленным течением все плыли в одну сторону – к тронному залу.       Играла музыка. Ева ахнула. Духовые и смычковые инструменты пели в унисон нежную и грустную песню, заставляя сердце обливаться кровью, и переживать несуществующее горе – так сильно музыка пронизывала ее душу. Чешир аккуратно потянул ее руку, уводя дальше вглубь толпы.       Огромные гобелены украшали стены из светлого камня, каждую колонну украшал флаг с вышитой золотой короной. Сестры на мгновение почувствовали себя, словно в сказке, пока не вспомнили причину, по которой оказались здесь. Причину, ясную, как день. Выбраться из сна и не умереть.       И все же пестреющие наряды гостей приковывали взгляд бабочек, заставляя то и дело останавливаться, разинув рты. — А как мы найдем покои королевы? — шепотом спросила Ева спутников. Кот задумался, покачав головой. — Кролик говорил, она находится на верхних этажах, чтобы из окон и балконов была видна вся Страна Чудес, — он вздохнул, — Будем продвигаться вверх, по пути осматривая все, что возможно.       Иракли уже несильно интересовала их беседа, ее полностью поглотила обстановка вокруг. Ей хотелось посмотреть и потрогать все вокруг, попробовать изыски блюд, вкусить диковинное вино, и сдерживала ее только рука Шляпника.       Время шло, гости продолжали наполнять зал, пока не заиграла торжественная музыка. Все беседы вмиг затихли, глаза под масками устремились к трону. Оркестр замолчал. К трону вышла королева. Роскошные огненные волосы волнами струились по спине, богато расшитое рубинами красное платье длинным шлейфом стелилось по ногам. Единственное красное платье среди тысячи других. Плечи укрывала накидка. Она была словно бабочка. Легкая, невесомая. — Дорогие гости! — королева протянула руки вперед, обращаясь к залу, — Я счастлива всех вас видеть в моем дворце. Этот день всегда был для меня очень памятным, дорогим сердцу, и я рада разделить его с каждым из вас. Пускай же играет музыка, пускай вино льется в кубки, а танцы не стихают до самого утра. Пускай же ваши сердца наполнятся любовью! Ева отчего-то смутилась. Беспокойство шептало на ухо, и она никак не могла избавиться от ощущения, что под маской праздника и танцев скрывалось нечто совсем другое. — Да начнется же ежегодный бал чудес и разбитых сердец!       Вновь заиграла торжественная музыка, плавно перешедшая в вальс. Чешир нахмурился. Наставник бабочек не уточнял частоту проведения бала, да и название просто сократил, но в голове будто что-то не складывалось. Словно не хватило части мозаики.       Дежавю. Картинки роскоши дворца, пира и танцев были знакомы ему. Словно в каком-то давнем сне уже видел это.       Маска с сизыми перьями скрывало его лицо, чему он был благодарен, заметив на себе взгляд Евы. Она нервничала и безмолвно просила поддержки. Кот вздохнул. Поклонился в реверансе, глазами призывая повторить. Упрекнул себя, что забыл объяснить такие важные вещи, как приветствие в танце и его окончание.       Приблизившись, Чешир опустил ладонь ей на спину, второй рукой принял ее руку. Раз, два, три. Сделал шаг вперед. Все гости одновременно закружили в огромном водовороте королевского вальса, пока королева бесстрастно наблюдала за ними с трона. Ева все удивлялась, почему никто не сталкивался друг с другом, двигались одинаково, синхронно, не как они с братьями и сестрами на занятиях. Потом, наконец прочувствовав счет, поняла – каждый шаг, каждый поворот или взмах рукой выполнялся только под новый такт, ни раньше, ни позже. И кот отлично чувствовал счет. Вел партнершу так, словно всю жизнь посвятил танцам.       Мельком Ева успела заметить небольшую группу гостей, не участвовавших в общем вальсе. Охотники. Они стояли в тени колонн, вроде вместе, а вроде и демонстративно порознь. Без пестрых костюмов, какие надеты на всех гостей королевы, с оружием. Они казались другими, неподходящими празднику, но в то же время были уместной частью чудного мира. Ева не могла объяснить. Переживала о важном – главное, чтобы они не заметили чужаков.       Один круг по большой зале замкнулся, начался следующий. Чешир старательно не смотрел на партнершу, удерживая ее на месте, когда она в очередной раз отвлекалась. Пытался увидеть Шляпника, но тот уже затерялся в волнах танца и королевской роскоши.       Рисунок танца начал меняться, и кот осторожно сделал шаг в сторону, перестроившись на меньший круг. Ева едва не оступилась. Струны скрипок продолжали резать ее душу. Флейты томили сердце.       Взгляд кота невольно пал на бабочку. Она продолжала удивленно озираться по сторонам, что вызвало едва заметную улыбку у охотника. Глаза скользнули ниже, огибая линию декольте. Золото вышивки мерцало в свете люстр и лампад, кобальт юбки и невесомые рукава создавали морскую воронку, и Чешир почувствовал, что его начинает затягивать. Линии ключиц заострились, стоило ей поднять волосы и обнажить шею и плечи. Шея. Ему даже во время самого неистового голода не хотелось так сильно попробовать ее на вкус.       Он упорно сопротивлялся, и все же слова самовольно вырвались из него. — Ты прекрасна. Как сонелия в цвету, — прошептал он ей на ухо, — И свет твой – соперник лунному.       Он знал, что сравнение бабочка не поймет, ведь вряд ли она знакома с местной флорой. Сонелии – белые цветы с полупрозрачными лепестками, кончики которых по ночам светились. В больших количествах их можно было встретить лишь ближе к сердцу Страны Чудес, немного на юге, и совсем мало в краях, где обитал Чешир. Поля, усеянные диковинными цветами, в свете луны своим сиянием едва не меняли ночь на день. Цветы, что похожи на призрачное видение. Цветы, что похожи на пленительный, уходящий сон.       Сердце оглушительно ухнуло. Но не от осознания сказанного. Бегущие мысли неожиданно уперлись в запертую дверь сознания, которая вдруг распахнулась. «Ты прекрасна, как… как…»       Не мог вспомнить. Он уже слышал эти слова. Или говорил. Голоса, заветные слова, обрывки картинок, написанные строчки в письмах – все проскальзывало в голове мимолетными вспышками и снова пряталось за закрытыми дверьми.       «Ты прекрасна, как… нет, не сонелия… как что…»       Сравнение вертелось на языке, танцевало на подкорках памяти и снова сбегало. Будто издеваясь, уносилась вперед и пряталось.       «Илиас!»       Кот с трудом проморгался, пропустил шаг, отчего споткнулся и едва не опрокинулся вместе с партнершей. Быстро огляделся, пытаясь понять, заметил ли кто-то неладное. — Кот! — он не сразу услышал голос Евы и не заметил ее пронзительный взгляд, — Что случилось? Даже если бы мог объяснить, все равно не сказал бы. Чешир осторожно качнул головой, чтобы ни маска, ни капюшон не слетели с головы. — Задумался, — коротко ответил он. — Я не услышала, что ты сказал, — Ева расстроенно нахмурилась, — Музыка слишком громкая была.       Чешир облегченно выдохнул – повторять свой странный порыв он точно не намерен, так и оставил бабочку в неведении. Надеялся, что танец не закончится именной сейчас. Наконец кот смог различить среди пестреющего калейдоскопа единственную знакомую пару: Шляпник танцевал с бабочкой почти в самом центре, чуть медленнее, чем остальные – она сильно не поспевала за общим темпом, путаясь в подоле платья, однако охотника это не раздражало и не смущало. Наоборот, он с упоением наблюдал за ее улыбкой, внимал ее звенящему смеху, который, казалось, Чешир смог услышать даже сквозь игру оркестра. Он нахмурился. Они слишком сильно выделялись на фоне остальных. С одной стороны, в танцующих Шляпнике и Иракли не было никакого напряжения и смущения, как и в остальных гостях. С другой стороны, их танец привлекал внимание.       Проследив за взглядом Чешира, Ева быстро поняла причину его внезапно появившейся досады и была с ним согласна. Сестра вела себя слишком беспечно, словно их жизни не держались на волоске.       Танец закончился. Некоторые пары остались кружить в вальсе, но большая часть гостей, поглощенных завязавшимися в вальсе беседами, разбрелась по залу. Оставшиеся пировали. Столы, что стояли по периметру залы, ломились от изобилия невиданных яств. С потолка свисали лампы, поблескивая в отражении посуды, толстые свечи горели между графинами. Вина кровавыми реками разливались по кубкам и терялись за алыми губами придворных дам и хитрыми полуулыбками лордов. Кот повел Еву в сторону, подальше от праздника. Королева перешептывалась с Червонным Валетом, не вставая с трона, не спешила пригубить свой самый изощренно украшенный кубок. Смеялась. — Ройд, — слетело с уст Чешира имя, которое, как предположила Ева, принадлежало правой руке королевы. — С ним ты столкнулся в городе? — поинтересовалась она, уже предполагая ответ. Чешир удрученно фыркнул. — Да, — ответил он, отвернувшись от трона, — Редкостный болван. Беседу их прервал заливистый хохот Иракли. Если бы Ева не прибыла сюда с сестрой, по смеху и легкомысленной болтовне приняла бы ее за очередную придворную даму. Рука Иракли зависла над зеркальным подносом с кучей свежих фруктов, некоторые она видела впервые. Сестра тут же стукнула ее по пальцам. — Эй! Ты чего дерешься? — Иракли громко ахнула. — Ягод мало было? — вопрос Евы был риторическим, однако сестра с вмиг порозовевшими щеками все равно ответила. — Не будут же на общий стол отраву подавать!       Ева осеклась, сжала губы, уставившись на сестру. На лице ее показалась растерянность. Все гадала, почему Иракли непозволительно спокойна и легкомысленна, принимала порядки Страны Чудес словно… уже становилась ее частью. Словно уже привыкла. Болтала с охотником, будто позабыла о своей же крови на его руках. Это были лишь догадки, но Ева надеялась, что они так и останутся догадками.       Несколько желто-оранжевых ягод все же пропали за цепочками, прячущими губы Иракли. Еве становилось невыносимо находиться рядом с ней. — Если с танцами покончено, перейдем к делу, — в полголоса буркнула она, с трудом унимая раздражение. Кот осторожно взял ее под руку. — Не спеши. Еще только начало, — он выглянул из-за колонны. Королева пригубила кубок, наблюдая за своими гостями, — Если мы уйдем так быстро, можем навлечь на себя беду. — Вот именно, — бросила Иракли, — Спешка нам ни к чему. Потому давайте насладимся возможностью побывать на королевском празднике. А как время придет, заглянем в покои к…       Ева вдруг с силой дернула сестру за ткань юбки, заставив ее покачнуться и громко ойкнуть. — Надо же, ты тоже здесь, — наобум выдавила Ева, старательно удерживая непринужденную улыбку. Кот непонимающе взглянул сначала на свою спутницу, затем за спину Иракли, куда смотрела Ева. И если бы он не прятал хвост, все бы заметили, как шерсть на его хвосте встала дыбом. — О Бармаглот, я вас и не признала сразу! Думала, показалось, — воскликнула Соня, приседая в реверансе.       Пышное платье цвета древесной коры смотрелось на ее невысоком, худом тельце немного несуразно, Ева и Иракли сравнили ее образ с измученными куклами младших сестер. Дымчатые опалы, россыпью расшитые по всему корсету, переливалась в свете лампад, ветвистая маска прятала хитрые глаза, и, если бы не торчащие уши, ей бы точно удалось остаться незамеченной. Это особенно сильно обеспокоило кота: она могла специально подобраться достаточно близко и подслушать их разговор. — Соня! — выпалила Иракли, и в отличие от остальных, радовалась искренне. — Она здесь не просто так, — шепнул кот на ухо Еве. — Мне тоже так кажется, — в полголоса ответила она, внимательно наблюдая обмен любезностями сестры и маленькой охотницы, — Она не спешила подходить. Если бы я демонстративно не обратила на нее внимание, сомневаюсь, что она первая решила бы поздороваться с нами.       Чешир выдохнул. После предыдущей встречи с мышью он остался негодяем для всех товарищей и сейчас был рад найти единомышленника.       Однако Еву больше беспокоила не мышь. — Чешир, Шляпник, — Соня обратилась к охотникам, — Я думала, в этом году вас не пригласят из-за… ну, вы и сами знаете. Но вот так чудеса, вы даже смогли потанцевать! — В этом году? — повторил кот.       «Впереди праздники, надеюсь, никто из нас не окажется на эшафоте.»— вспомнилось ему. Она еще тогда знала про бал. И говорила так, словно и они с повелителем косы должны были знать. — Печально ведь просто стоять отдельно от всех, — она взглянула через плечо на стоящих отдельно охотников, — Как беспризорники. Ничего, в этом году все иначе.       Чешир втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Не понимал, о чем она говорила, о каком прошлом годе. Он не помнил ни одного подобного праздника, ничего подобного. Однако странное чувство дежавю проскользнуло внутри снова.       Хитрая улыбка показалась на лице Сони, и Шляпник тоже обратил внимание на лукавство в ее словах. — Ваши спутницы выглядят очаровательно, — продолжала Соня, не обращая внимание на напряжение собеседников, — Впервые вижу бабочек на балу. Вас отдельно пригласили? Пока Иракли не сказала ничего лишнего, а она уже собиралась, Ева ответила первее. — Разумеется. Не хотелось прослыть ворами перед королевой, потому во второй раз наше прибывание здесь вполне… официальное. — Это замечательно, — Соня распахнула веер в руке и тут же сложила его обратно. Она склонилась к уху Евы, заговорщицки озираясь по сторонам, — Кажется, переполох утих. По крайней мере я больше не слышала о допросах и ваших поисках.       Тяжелый ком встал поперек горла, и Ева нервно кивнула. — И все же рекомендую быть осторожнее, — вдруг добавила мышь, отстраняясь, — Все же… не просто так бабочек никогда здесь не было.       Слова ее оставили за собой открытую угрозу, Ева ощутила это всеми костями и невольно отшатнулась, пока Соня растворялась в толпе. В ней бабочка не видела врага, но и союзником мышь не была. Третья сторона, самая удобная, выжидающая. Охотница и при первой встрече не отрицала, что принимает пока что только позицию наблюдателя. Ева переживала – Соня может выбрать королеву и доложить о присутствии на празднике бабочек, если догадалась об обмане. — Пустые угрозы, — кот все это время не выпускал руки Евы и сжал ее чуть сильнее, — Не волнуйся. — Нам нужно поспешить, — настаивала она, неосознанно сминая пальцами рукав Чешира, — Может это и не угроза была вовсе, но лучше перестраховаться. — Думаете, доложит? — предположил Шляпник, догадываясь о мыслях товарищей. Ева коротко кивнула, — Она тогда и себя выдаст. — Она здесь по приглашению, очевидно, — Чешир задумался, — И не в качестве охотника.       Ева обернулась. В дальнем углу топтались другие охотники. Додо и Мартовского Зайца она узнала сразу – мужчина в птичьей маске сидел на парапете, опустив голову, второй неспешно бродил из стороны в сторону. Рана, оставленная косой Шляпника, заживала. Шрамов на теле не счесть.       Братья Труляля и Траляля стояли чуть в стороне, облокотившись спиной на каменную колонну, и шумно переговаривались, постоянно хохоча. Еще чуть дальше, почти в самой темной части стояли еще двое: девушка с драконьими рогами и мужчина или, как его окличила Ева, зверь. Он, облаченный черно-белые меха, сильно сгорбился, будто ему с трудном удавалось стоять на ногах, и он хотел опуститься вперед на руки. Круглые уши, похожие на медвежьи, вертелись по сторонам, каждый удар кубка о стол, каждый вздох флейты или шорох платья приносили ему видимый дискомфорт. Даже издалека Ева видела, как он скалился, и зубы его едва ли походили на человеческие. — Кто они? — спросила она на ухо коту. — Некоторых ты уже видела. В белых мехах – Брандашмыг. Настоящий зверь, его когти смертоноснее моих. И человеческого в нем нет ничего, лишь отдаленно напоминающая оболочка, — Чешир вздохнул, — Нам бы не попадаться ему на пути. — А девушка? Которая спиной к нам стоит? — Девушка? — кот вытянулся, приподнявшись на носках, — Не знаю. Никогда ее прежде не видел.       Ева нахмурилась, удивляясь, что незнакомку кот не знал прежде. Даже она чувствовала в неизвестной охотнице что-то знакомое.       Боковым зрением она уловила какое-то движение и обернулась. Под аркой, ведущей к лестнице, Белый Кролик перетаптывался с ноги на ногу и без остановки поглядывал то на часы, то на бабочек. — Кролик просит поторопиться, — заметила Ева, — Пойдем. — Вы сами справитесь? — обеспокоенно поинтересовался Шляпник, на что Иракли махнула рукой. — Если мы все отправимся бродить по дворцу, нас быстрее обнаружат, — она кивнула в сторону трона, — А так вы вдвоем будете более незаметными, а мы проследим, чтобы все было в порядке.       Ева покачала головой. Сомневалась, что сестре есть какое-то дело вообще до их миссии, она наслаждалась праздником.       Заметив растерянность на лице бабочки, Чешир мягко потянул ее под руку прочь, мягким кивком убеждая в правильности их плана.       Опустив голову как можно ниже, Ева последовала за охотником, Иракли провожала их взглядом. — Она злится на меня, — полушепотом предположила она, наблюдая, как сестра с котом теряются за каменными арками. — Зачем ей злиться на тебя? — удивился Шляпник.       Причин было достаточно и ничтожно мало одновременно. Среди них двоих прагматиком считалась всегда Иракли, пока Ева пряталась в своих тревогах и стеснении. И в один неясный для сестер момент они поменялись местами, но Иракли могла объяснить причину своего поведения – она устала. Устала от бесконечной беготни, устала бороться за жизнь, которая ускользала от нее на протяжении уже долгого времени.       Хотелось хоть на мгновение выдохнуть, позабыть об опасности хоть на миг. Хоть раз насладиться моментом, жизнью, праздником. Хоть раз отдаться танцу, хоть раз покориться чувствам. Сестра этого не понимала. Они обе держали себя закрытыми от посторонних слишком долго, и теперь пошли разными дорогами: Иракли дала себе волю, а Ева по-прежнему запирала все двери на ключ, выпустив только решительность. — Не знаю, — соврала Иракли и тихо усмехнулась, — Думаю, мы просто стали хуже понимать друг друга. Как когда-то раньше…       Крепкая рука, облаченная в бархатную черную перчатку, с удивительной мягкостью легла ей на плечо, и Иракли невольно опустила свою ладонь поверх его. — Вы разные, и это нормально – не понимать, — промолвил Шляпник, — Не судите друг друга, и судимы не будете.       Он вдруг потупил голову, смущенно вздохнув. — Я так вас обеих не понимаю, — признался повелитель косы. Иракли тихо рассмеялась. — Не удивил.       Музыка заиграла чуть громче, начиная новую партию. Яств на столе сильно убавилось. Шляпник обогнул девушку, встав прямо перед ней и поклонившись. — Еще один танец, миледи? — он протянул ей руку, склонив голову. Иракли расхохоталась, как вдруг Шляпник добавил, — Нет, кажется, цветы шептали иначе. Еще один танец, о королева?       Глаза Иракли широко распахнулись. Гадала, не ослышалась ли. Думала, не показалось ли. Шляпник смиренно ждал ее ответа, а она и сдвинуться с места не могла. Боялась, что ослышалась.       Дрожь пальцев и вырывающаяся наружу душа. Иракли определилась, хоть и понимала – сестре не понравится ее решение.       Она вложила руку в его протянутую ладонь, боясь, что он уберет ее, шутя. Боясь, что может проснуться. Никогда так сильно она не хотела просыпаться.       Столкнулась с его глазами, прячущимися под маской, и с тоской в них. С потухшей душой. С потухшим миром в глубине, который спустя года, возможно десятилетия расцветал заново. Вальс закружился по залу, и теперь охотник и бабочка вовсе не замечали вокруг ничего и никого, пока кот и Ева брели по дворцовым лабиринтам. Мрачные коридоры и множество картин на стенах: одни рассказывали трагичные истории, другие – о любви. Иногда казалось, что их герои перешептывались. Ева то и дело оборачивалась, переживая, не следят ли за ними. Один коридор сменился другим, два поворота направо, один налево, и снова коридор. Они вышли к просторному лестничному пролету. Чешир едва держался, чтобы не стянуть с себя мешающую маску и капюшон. Ева остановилась у приоткрытой двери, заглянула внутрь. — Подожди, — попросила она, скользнув тут же внутрь.       Королевскую библиотеку она узнала сразу же даже в свете тусклых торшеров. Белый Кролик приводил сестер сюда через потайные ходы. Чешир прошел следом, озираясь по сторонам, и нахмурился. — Не похоже на королевские покои.       Ева не ответила, молча пробиралась вглубь полумрака, лавировала меж высоких стеллажей и пыталась вспомнить. Бросалась к каждой неровно стоящей книге, к каждой потухшей свече. Хоть один том должен оказаться кнопкой. Хоть один подсвечник должен быть рычагом. Нужно только вспомнить.       Пыль щекотала нос, Чешир несколько раз чихнул. — Напомню, что времени у нас не… — начал он, но осекся под тихим возгласом Евы: она нашла. Надавила на две одинаковые книги почти в самом дальнем углу библиотеки, раздался щелчок. Стеллаж с глухим скрипом вдавился в стену, загремел и повернулся вокруг своей оси, открыв новый проход. — Здесь, — Ева махнула коту рукой и прошла внутрь.       Чешир снял со стены подсвечник и последовал за ней. Мрачная одинокая комната, света свечи едва хватало, чтобы осветить путь хотя бы на метр вперед, — Здесь мы нашли твой браслет.       Лицо охотника переменилось, и даже за маской Ева заметила его встревоженный взгляд. Он будто испугался. Не был готов к тому, что его может ждать в тени ночи. Она показала мраморный стол, на котором по-прежнему покоились часы, кольцо и заводная игрушка. На краю стола лежала еще брошь в виде красного цветка, оставшаяся незамеченной при первом вторжении сестер во дворец. Истрепанный временем атлас слегка покачивался у краев, закрывая огромную картину, висящую на стене.       Вещицы и поверхность стола покрылись слоем давней пыли, лишь в двух местах замечалось явное отсутствие чего-то – на тех местах и лежали браслет и шкатулка. Чешир взял часы и неуверенно покрутил их в руке, открыл крышку. Стрелки стояли на месте, никуда больше не спешили. Время для них больше ничего не значило.       Пустота – совсем не то чувство, которое кот ожидал ощутить. Он рвался во дворец, хотел своими глазами увидеть все, что видели бабочки, надеялся разгадать тайну, но чувствовал лишь разочарование. Цель достигнута, а непонимание осталось на месте. — Не соврали, — подытожил кот, захлопнув крышку часов, — Как бы я ни надеялся. — Не смысла врать. Как видишь, все предельно просто, — Ева вздохнула, — Кролик привел нас сюда, велел взять что-нибудь и уходить. Иракли выбрала шкатулку Шляпника и твой браслет. Точнее, шкатулку выбрала она сама, а браслет ухватила наугад. — Значит, мне крупно повезло…       В свете догорающей свечи черты лица кота заострились, стали враждебнее. Отчего-то ей захотелось смахнуть дрожащие тени с его кожи. В такие моменты охотник казался Еве по-настоящему живым. Она отвернулась. — Часы, думаю, принадлежат Кролику, — предположил Чешир, — Но, если они находятся здесь, как он проснулся?       Ева покачала головой. — Не знаю. Может эти часы – подделка? Все же, у него есть доступ к этой комнате, мог и подменить, — она указала на механическую мышь, — Меня больше беспокоит, что здесь и игрушка эта лежит. Мне кажется, это вещь Сони, но она тоже проснулась. Чешир задумался. Доверия к охотнице и так не было, а замечание бабочки прибавило еще больше поводов для беспокойства. Мышь не просто хитрила, а нагло врала. — Можно предположить, что и Кролик, и Соня нашли свои вещи, но для безопасности оставили их здесь… но, честно говоря, я сомневаюсь, — размышляла Ева, накручивая прядь волос на палец, — Кольцо тоже мне кажется знакомым…       Молчание кота говорило за него о том, что он уже ни в чем не уверен. Ожидал, что найдет ответы, а встретил лишь еще больше вопросов. И найденное «ничего» еще нужно объяснить Шляпнику.       Звон серебра на руке отрезвил, когда он положил часы обратно на место. — Заберем оставшиеся вещи, — наконец заговорил кот. — Думаешь, никто не заметит пропажу? — с сомнением спросила Ева и отошла к столу с разбросанными письмами, — Мы и так уже ваши забрали.       Подняв перепачканный чернилами лист, она узнала текст: в письме неизвестная молила возлюбленного одуматься. — Может нам удастся еще кого-то разбудить, — продолжал Чешир и теперь понял кольцо со стола, — Не будем трогать игрушку и часы, остальное заберем. — Разбудить… — вполголоса повторила Ева и протянула охотнику письмо, — Взгляни на это.       Чешир взволнованно посмотрел на бабочку, опасаясь в ее находке обнаружить еще больше загадок, и принял лист из ее рук. Прищурился, стянул мешающую маску с лица, шепотом выругался на почерк.       «Единственный для нас выход, единственный шанс быть вместе нам удастся получить, если мы спрячемся там, где никто не сможет нас найти. И нам это почти удалось с таким поистине ужасным трудом, а Вы желаете все бросить? Прошу, умоляю Вас…»       Дочитав письмо, Чешир нахмурился, пытаясь разобрать под кляксами еще что-нибудь полезное. — И что? — непонимающе спросил он, — Обычное письмо. — Смотри ниже, — Ева указала на едва различимую под пятнами чернил фразу в самом конце письма. — Встретимся во снах, — прочитал он вслух и, так ничего не поняв, потер переносицу. Ева кивнула. — Я обратила внимание на это письмо еще в прошлый раз, — она еще раз осмотрела стол, забрав подсвечник у кота, — И эта фраза показалась мне странной. — Это просто письмо влюбленной девицы, — попытался отмахнуться охотник, хоть и сам понимал – все не так просто. — Я тоже так подумала сначала. Может, это письмо такой же бабочки, как и мы?       Чешир потупил голову. В словах Евы он увидел смысл, правда ему все еще тяжело удавалось принять дикость, что сестры попали в Страну Чудес, просто уснув в своих постелях. А сам он, возможно, лишь чье-то видение. И все вокруг – мираж. Не успокаивала даже мысль о том, что он находился здесь, дышал, держал в одной руке шероховатую бумагу, во второй смоляное кольцо холодило кожу, чувствовал биение собственного сердца.       Кот посмотрел на сгорбившуюся над письмами бабочку. Он видел ее, если прикоснется, сможет почувствовать ее тепло под кончиками пальцев. Не понимал, кто из них мог оказаться чьим-то видением. — Что будем делать с вещами? — перевел тему кот, решив, что тайнах снов еще не готов думать. — Я бы оставила, — Ева выпрямилась, найти что-то еще полезное так и не получилось, — Если считаешь нужным, возьми что-нибудь одно.       Вспомнилось бормотание Кролика у дверей, поминутная спешка и нервные взгляды на убегающие стрелки часов. Его не было рядом, но она все равно будто слышала его беззвучную просьбу поспешить.       Смоляное кольцо упало в карман чеширских брюк, и больше он не хотел оставаться в мрачной комнате ни минуты. Дверь-стеллаж глухо захлопнулась за спиной, подсвечник вернулся на свое место. На выходе из библиотеки они едва не столкнулись нос к носу со стражей. Чешир едва не забыл надеть маску обратно. Длинные коридоры по большей части пустовали, лишь на лестничных пролетах и в просторных холлах изредка встречались слуги и перешептывающиеся гости. В некоторых особо темных углах они, к ужасу Евы и на потеху коту, обнаружили прячущихся от посторонних глаз придворных дам с задранными донельзя юбками. Раз Чешир, не сдержавшись, громко хохотнул, за что Ева его едва не придушила.       Им удалось уйти от множества пристальных взоров стражи или других господ, тут же создавая вид увлеченной беседы. Иногда Ева даже удивлялась, как быстро кот успевал адаптироваться к той или иной ситуации, и позже она вовсе успокоилась – все шло по плану. Шло по плану до тех пор, пока в конце коридора не показался мужчина – права рука королевы. Бабочка встала, как вкопанная, успев похоронить все надежды выбраться живыми. Чешир по началу и не понял, почему она так резко остановилась.       Сообразил он быстро, с силой дернул спутницу за руку, потянув за собой к балконам. Но не успел придумать план дальше. Стук сапог о каменный пол становился громче – Червонный Валет заподозрил неладное и ускорился, чтобы уличить странных гостей в очевидном преступлении. Охотник судорожно пытался что-нибудь придумать. Прыгать слишком высоко, даже если получится приземлиться на кусты. Бежать некуда. Разум выдавал единственное отличное решение: нужно обратиться в дым и просто исчезнуть, а бабочка пусть сама думает дальше.       Он обернулся к Еве, вцепившейся ногтями в каменные перилла. Понимал, что она рассматривала вариант с прыжком. Шаги звучали уже совсем близко. Чешир сжался, собираясь просто исчезнуть и бросить свою спутницу, но осекся. Вопреки опасности и сильно поджимающему времени она все равно привела его в комнату и показала, где нашла его ценную вещь, зная, что вряд ли от этого будет толк. Рассказала все без утайки. И если бы они из-за этого не потеряли время, могли и не столкнуться со слугой королевы.       Удивился ее бесстрастному лицу – она действительно собиралась прыгать. Нервничала, но не боялась. И когда Ева уже подобрала подол платья, Чешир поправил капюшон и дернул ее за плечо, развернув к себе. Приблизился к ней вплотную, почти нос к носу. — Положи руки на меня, — шепотом приказал он, подтолкнув Еву к периллам так, что она почти легла на них спиной. Мысленно усмехнулся, как в ужасе заблестели льдинки-глаза под серебром цепочек. Она повиновалась, положила руки ему на плечи, вспоминая каждый прочитанный дешевый роман из домашней библиотеки. Кот прислонился своим лбом к ее и прошептал, — И не двигайся.       Ладони, облаченные в лайковые перчатки, обхватили щеки бабочки, позади послышался топот. Ройд выбежал на балкон, однако тут же остановился. Ева едва дышала, сжав губы, словно защищая их. Но защищаться и не нужно. Кот как стоял на месте, прислонившись к ее лбу, так и не шевелился больше, взгляд устремил в сторону, выжидая – подойдет или нет. Придется ли скрестить сталь оружия или все же повезет. Чешир даже на всякий случай обвил хвост вокруг ноги, чтобы случайно не выдать себя.       Занервничал не только он – Червонный Валет с несколько секунд потоптался на месте и поспешил удалиться. А Ева все думала: в ее романах похожие сцены происходили иначе, но она не расстроилась, мысленно благодарила охотника за отсутствие излишеств и спорных ситуаций.       Кот отстранился и неохотно опустил руки лишь в тот момент, когда удаляющиеся шаги растворились в ночи окончательно. Ева наконец выдохнула, пока охотник блуждал в собственных ощущениях. Сердце ударялось о ребра, как запертая птица билась о стенки клетки. Билось и ныло в волнении. Он не смотрел на бабочку, отошел на несколько шагов, но проклинал перчатки, не позволившие коснуться ее теплой кожи.       Не решился говорить, молча вернулся в мрачный коридор.       Чем дальше они продвигались вглубь дворца, тем чаще Ева задумывалась, удастся ли найти дорогу обратно. Лестницы поднимали все выше и выше, и уже с трудом получалось понять, какой по счету этаж минул за спиной. По-прежнему со стен глазели чьи-то портреты.       Последний этаж, выше подниматься некуда. Шум праздника перестал касаться ушей. Тишина, лишь гул ветра в стенах. Наконец бесконечные коридоры привели к изящно украшенной резьбой двери. Единственной двери, обрамленной замысловатым сандриком, с золотыми ручками. Единственной двери, от которой веяло особой роскошью и тоской.       Первым решился надавить на ручку Чешир. Высокие, мрачные потолки тяжелые карминовые шторы ощутимо надавили, стоило ему шагнуть внутрь. Ева проскользнула следом. Просторные покои оказались больше, чем она могла представить – почти как пять ее собственных комнат, соединенных вместе. На полу стелились меховые ковры, мебель рдела даже в ночном полумраке. Мягкое изголовье кровати имело форму сердца, обивку которого рассекли чем-то острым. Всюду стояли зеркала, и Ева то и дело отпрыгивала от собственного отражения. У витражных окон стоял стол с пустой вазой на нем. — Бессмысленная роскошь, — буркнул Чешир, вертя в руках ручное зеркальце с витиеватой ножкой, напоминающей сплетение корней дерева.       Для него и бал казался чем-то глупым и бессмысленным. Он, как и остальные охотники, жили в лесу, как звери, не знали ни теплого одеяла, ни мягкой перины, ни крыши над головой, пока знать красуется друг перед другом нарядами. Пока они стояли на страже королевского покоя и Страны Чудес, о них даже не вспоминали.       У изголовья кровати в углу покоились изящные ножны с торчащей рукоятью меча в форме красной бабочки. — Наверное, это он, — предположила Ева, взяв в руки оружие. Вытащила клинок из ножен и ахнула: острая сталь переливалась в свете луны, сочащегося сквозь витражи, вес почти не чувствовался в руке. Каждый изгиб крыла на рукояти, каждый отблеск лезвия безвозвратно приковывал взгляд. — Других мечей не вижу, — вздохнул кот, заглядывая в пестрый гардероб, — Значит, забираем этот и уходим. Мы и так задержались.       Ева кивнула и убрала клинок обратно в ножны, но прежде, чем поспешить к выходу, остановилась у письменного стола. Как и в спрятанной в библиотеке комнате, листы валялись в беспорядке, некоторые перепачкались чернилами. Ева взяла одно из писем и прищурилась, всматриваясь в аккуратные буквы.       «Уильям,       У меня нет возможности отправить тебе это письмо, но знаю, ты все равно его найдешь. Ты ничтожество. Ты трус, слабак, и твоя слабость обойдется тебе высокой ценой. Знай, что по твоему следу всегда будет идти смерть, и нож ей в руки я протяну сама. Рано или поздно за мою боль придется заплатить своей кровью, но к тому времени, как ты это поймешь, обнаружишь у своих ног нескончаемую кровавую реку из душ невинных. И истоком этой реки станешь ты сам.

Навеки твой ночной кошмар,

Навеки твоя Червонная Королева.»

      Под ребрами потянуло, и Ева взволнованно нахмурилась. Она осторожно опустила письмо на стол, словно опасаясь, что написанные проклятья могут настигнуть ее. Несколько строк заставили все внутри сжаться. Слова, написанные красивым почерком, рассказывали историю с плохим концом. — Все письма принадлежат королеве… — прошептала она. Чешир уже нетерпеливо топтался у выхода, однако все же вернулся. Любопытство взяло верх. — Так мало слов, но как много ненависти в них, — пробормотал он, дочитав письмо, — И мы рискуем прочувствовать на себе весь ее гнев, если сейчас же не уйдем.       Образ королевы, ее голос, плавность и грациозность в представлении Евы никак не складывались с проклятьями и угрозами. Показалось, будто чернила пахли железом. Пахли кровью. Представилось, как королева держала в руке меч. Как она заносит его над обнаженной шеей своего врага, безжалостно рубит плоть. Хотелось сбежать как можно скорее.       Дверь за спиной истошно скрипнула и закрылась, охотник и бабочка поспешили скрыться. Ева передала меч коту. Попытки спрятать ворованный клинок под камзолом были почти бессмысленными. Этаж за этажом, ступенька за ступенькой, и они вышли в просторный холл. Резко остановились и спрятались за колонной, услышав шорохи за углом и чьи-то шаги. Чешир крепко сжимал рукоять меча под краем камзола, гадая, смогли ли уже обнаружить пропажу. Молчал, стиснув зубы, о том, как сильно ему жгло ладонь. Ева осторожно выглянула, пальцами подтягивая подол платья, чтобы без промедлений иметь доступ к спрятанному оружию, и выдохнула – у лестницы стояла сестра и оглядывалась по сторонам. — Это Иракли, — шепнула Ева, — Видимо, нас ищет. — Надеюсь, ничего не…       Голос Чешира стих на полуслове, в спину его что-то укололо. Медленно, почти не дыша, он повернул голову, глянув через плечо. Позади стоял Червонный Валет, наставив меч на охотника. Иглы-зрачки рассекли янтарные радужки, кот оскалился, стоял смирно. Попались. Он крепко сжал предплечье бабочки, заставив ее обернуться. Шок исчез быстро, Ева молниеносно сорвала ленту с ноги, гуань с лязгом удлинилась. Она тут же выставила лезвие на мужчину. — Во дворце воры, — ледяным тоном протянул Ройд, не двинувшись с места. Взгляд его не спеша прошелся по Еве с ног до головы. И он совсем не видел в ней соперника, — Ворам положено отрубать руки.       Чешир дернулся под край расстегнутого камзола и тут же зашипел – лезвие рассекло воздух, страж королевы взмахнул мечом. Сталь обжигающе скользнула по коже, рассекла ткань рукава и плечо, и, если бы кот не успел отстраниться, мог потерять руку. Удар Червонного Валета был точным и стремительным. Кровь россыпью гранатовых зерен окропила пол.       Лицо Ройда оставалось непроницательным. Ярко зеленые глаза, похожие на два изумруда, смотрели на чужаков с пренебрежением и отвращением. Длинные каштановые волосы, отстриженные по плечи, небрежными прядями спадали на лоб. Если бы Ева встретила его при других обстоятельствах, точно отметила бы красоту и правильность его черт лица, если убрать яркое, багряное пятно на коже от середины лба до скул, напоминающее по форме сердце с рваными краями.       Заметившая переполох и рукав платья Евы, выглядывающий из-за колонны, Иракли ссутулилась, выудила нож из сапога, переговариваясь с кем-то из тени.       Выпад Евы тоже легко отразился, ей с трудом удалось удержать оружие в руках. Звук, с которым металл ударился о металл, прогремел, как бой колокола. И пока Червонный Валет на миг увел меч в сторону, Чешир выудил перчатки из внутреннего кармана, бросил меч в сторону, больше не в силах выдерживать его жар. Еще секунда – и облачил руки привычной сталью. Еще одна – и едва не расстался с глазом. Напал. Клубы дыма расстелились по полу, но не слушались, не подчинялись. Не растворяли в себе своего повелителя.       Ева подхватила меч и бросила его выбежавшей навстречу Иракли. Обернулась обратно к сражающемуся коту и обомлела: напротив нее в полуметре стояла Червонная Королева с опасно хитрой улыбкой. Огненные волосы собраны в аккуратную прическу, плечи укрывала накидка в виде полупрозрачных крыльев бабочки. Смотрела она прямо на Еву, но обращалась к своему слуге. — Ройд, они ведь наши гости. Не будь так груб, — голос королевы стелился как шелк – гладкий, нежный, мягкий.       Червонный Валет сделал еще один выпад, заставив кота рухнуть на пол, и замер, подобно статуе, прижав одну руку к груди, вторую с мечом опустил вниз.       Собираясь воспользоваться заминкой, Ева дернулась в сторону, но обнаружила себя пригвожденной к полу. Королева по-прежнему улыбалась. — Я понимаю, — негромко добавила она, — Я все понимаю. Это не ваша вина, обстоятельства привели вас сюда. Потому я не могу злиться.       Королева внимательно осмотрела орудие в руках Евы и усмехнулась. — Узнаю почерк своих мастеров. Соединение оружий сразу нескольких видов, культур. Настоящее произведение искусства, не правда ли?       Ева нервно сглотнула, ожидая, что собственная гуань рассечет вот-вот рассечет ей горло. От королевы не чувствовалась опасность, только хитрость и расчетливость. Кот сидел на полу, понимал, что Ройд в любой момент закончит начатое, и монарх вряд ли будет сильно расстроен. И только Чешир об этом подумал, как взгляд королевы устремился на него. Сделала шаг к нему, затем второй. Она двигалась почти невесомо, будто не касалась земли. — Мой милый охотник, — королева присела возле кота, протянула руку. Тонкие пальцы мягко подцепили маску и стянули ее с лица, открыв его широко распахнутые глаза, — Мой котик, мой ласковый, нежный зверь. Голодный, испуганный. Потерянный. Зачем же ты прибыл сюда?       Она знала – Чешир не посмеет ответить ей. Выпрямилась, легким движением расправив накидку за спиной. — Ваше Величество, это моя оплошность, — вдруг заговорил Ройд, — Я должен был предвидеть, что… — Оплошность? — перебила королева, — Это ведь подарок судьбы. Шанс.       Она вернулась к остолбеневшей бабочке. Ева тяжело дышала, пыталась что-нибудь придумать, но тщетно. Королева вдруг ахнула. — Сегодня праздник. Не будем омрачать этот день, — она едва заметно качнула пальцами, приказав слуге отойти. Он тотчас повиновался, сделав шаг назад, — Я отпущу вас. Охотник может вернуться в свои земли и прожить там еще долгую жизнь. А ты, бабочка…       Лицо королевы смягчилось, и теперь она смотрела на Еву с материнской заботой. — У ведь нет дома здесь. Так пусть же твоим домом станет мой дворец.       Растерялся не только кот, Ройд тоже почти незаметно вздрогнул, не ожидая от своей повелительницы такого милосердия. Ева нахмурилась, съежилась. Понимала, что правительница Страны Чудес скрывала что-то за своей добротой и очарованием. — Будешь жить, как в сказке, станешь придворной дамой. Может даже в спокойной жизни познаешь любовь, — продолжала королева, — Или, может, со временем захочешь стать сенешалем. Или воином. Служить во имя короны. Разумеется, после ваших… смущающих поступков я потребую сначала доказательств верности. И за верность я отвечу верностью.       Слова и обещания лились как мед, обволакивали уставшую душу прохладой и сладостью. Еве вспомнились письма. «Рано или поздно за мою боль придется заплатить кровью.»Медный запах коснулся носа, и она мельком глянула на Чешира. Он выглядел беспомощным, держался за раненную руку и смиренно ждал ее ответ. Ему роскошь и тихую жизнь не предлагали. Ему велено лишь скитаться по бескрайним степям.       К его удивлению, Ева вдруг подошла, потянулась к нему, прошептала едва слышное «пойдем» и помогла поднять на ноги. Жест, который кот не смог понять, но ценил. Жест, который угрожал попрощаться с головой. Королева неоднозначно хмыкнула. — Понимаю, для решений нужно время, — на выдохе протянула она, — Не спеши. Подумай прежде. Как примешь решение, можешь просто шепнуть цветку. Весть дойдет до меня.       Задержав недолгий взгляд на Червонной Королеве, Ева коротко кивнула и повела Чешира к лестнице, где их ждала Иракли с краденным мечом в руках. — Кролик показал куда идти, — быстро бросила она и махнула рукой. Мельком заметила, как внимательно на нее смотрела королева.       Шляпник стоял на пролет ниже, караулил всех, кто мог подняться с первого этажа.       Снова бесчисленные коридоры, но Ева их почти не замечала. Все ее внимание приковала пропитанная кровью ткань рукава, и несмотря на сосредоточенный вид Чешира, она видела, как ему больно. Повторяющееся бормотание Иракли внезапно стихло, будто она подавилась, и Ева наконец отвлеклась. В проходе возвышалась фигура, голова упиралась в арку. Черно-белые меха переливались в свете тусклых лампад, голова опущена, уши подергивались. Он напоминал медведя, огромного гризли. По огромным клыкам стекала слюна. Т      олько зверь услышал лязг обнажившегося оружия, заревел. Страшно, угрожающе, даже охотники попятились, понимая, что и с орудием в руках будет тяжело совладать с Брандашмыгом, а безоружными они заведомо пропали. Но проход к выходу был лишь один.       Чешир собрал все силы, мысленно молил самого себя не оплошать и исчез в густом облаке. Иракли невольно зажмурилась, когда Шляпник выхватил у нее из рук ножичек и сделал выпад. Удары пришлись одновременно в грудь маленьким клинком и когтями-бритва кота в спину. Они даже удивиться не успели, что лезвия едва поцарапали его толстую шкуру, как зверь схватил кота и, перебросив его через себя, швырнул прямо в Шляпника. Оба хрипели, с трудом отдирая себя от каменного пола. Брандашмыг больше не медлил. Истошно ревел, рычал, по-звериному вопил и бросался вперед. Под его мощными лапами крошился камень, в дребезги разлетались подсвечники на стенах. Сначала Ева думала открыто принять его удар, выставив оружие вперед, но быстро опомнилась и перестала считать себя рыцарем – отскочила в сторону, чудом не оказавшись не задетой. Один удар чудовища запросто сломал бы ей ногу.       Острые зубы звонко клацали, слюна стекала на пол в небольшие лужицы. Шляпник помог Чеширу подняться, только сейчас заметив на его рукаве кровь. Прикусил губу. Своим смехотворным ножичком он не сможет сделать ничего, разве что кости свои выковырять меж зубов охотника-зверя. Стремительно начало охватывать отчаяние. Брандашмыг отошел от двери, и появился шанс сбежать, однако бабочки стояли слишком далеко.       Иракли вспомнила слова Старшего Брата. «Вострый меч поможет вам прорубить путь наружу. Только им вы сможете убить жителя Страны Чудес.» В ее руках покоилась большая сила, а как ее использовать, не растеряв конечности – не понимала. Но еще того, как она успела хоть что-нибудь придумать, Шляпник оказался прямо перед ней, грубо схватив, как мать-кошка тащит котенка за шкирку, и бросил ее вперед мимо смертоносных лап Брандашмыга. Вострый меч выпал из рук. Кот ловко поймал бабочку, не позволив ей разбить нос о пол. Хотели повторить такой же трюк и с Евой, однако зверь уже несся на повелителя косы. Он не пытался отбиться, только уворачивался и отпрыгивал. Ева сама додумалась проскочить мимо к сестре, следом стелющимся дымом скользнул Чешир. — Выходите, — приказал он, пытаясь улучить момент, чтобы помочь Шляпнику, — Скорее, мы догоним.       Иракли охнула, но послушалась, сестра поспешила за ней, однако остановилась. Вострый меч лежал совсем недалеко, ей нужно было только незаметно подкрасться к нему и подтянуть за ремень ножен. Ева никогда не рисковала, но не в этот раз, когда они попали в передрягу только из-за меча. Большая часть подсвечников и лампад разбились, у арки царил полумрак. Этим она и хотела воспользоваться. Присела на корточки, стараясь не шуршать юбками платья, стала пробираться ближе, не спеша. Охотники скакали вокруг зверя, как кузнечики, старательно пытались выиграть шанс на побег. Рассчитывали, что бабочки уже на безопасном расстоянии.       Ева подбиралась все ближе. Склонилась к полу, почти легла на холодный камень, пытаясь изогнутым кончиком лезвия подцепить ремень. А охотникам удалось освободить себе путь. Шляпник проскочил мимо Евы, не заметив среди мусора ползающую бабочку. Брандашмыг бежал за котом, но неожиданно сменил направление. Кот озадаченно оглянулся и с трудом остановился, прокатившись по полу и цепляясь когтями перчаток о камень. Сердце его замерло – зверь вот-вот разорвет непутевую бабочку. Животный страх пробил все тело крупной дрожью, ударил электрическим разрядом, молнией. А она наконец дотянулась, радостно выдохнув. Подняла глаза в тот момент, когда Чешир оказался прямо перед ней, пытаясь отразить удар. Одного взмаха сильной лапы хватило, чтобы отбить когти кота, и уродливые зубы Брандашмыга сомкнулись на его плече. Хриплый крик вырвался из него, длинный клык зверя раздирал рану, оставленную Червонным Валетом, еще сильнее.       Затем заревел Брандашмыг. Крепкая челюсть разжалась, заставив тяжелый вздох застрять в горле кота. Он с трудом поднял затуманенный взгляд на бабочку, которая стояла на коленях с вострым мечом. С кончика лезвия стекала кровь. Только клинок лег ей в руку, Ева освободила меч из ножен и рассекла зверю лицо от подбородка до виска, навсегда украв у него правый глаз.       Понимая, что второго шанса не будет, она сложила оружие, быстро примотала гуань обратно к ноге одним простым узлом и схватила Чешира под мышки, пытаясь поднять его. Удивилась тому, какой он тяжелый. Шляпник подоспел вовремя. Он легко поднял кота, накинув его руку себе на плечо и осторожно, но медленно, повел товарища прочь.       Еще одна узкая лестница уперлась в маленькую комнатушку, где своих шпионов ожидал тыл. Позади все еще слышался рев. — Выходите! — рявкнула Иракли, заставив Адель вскочить на месте и трясущимися руками открыть дверь.       Свежий ночной воздух ударил в легкие, но они не останавливались, позволили себе передохнуть только когда скрылись в густых зарослях дворцового сада. Белый Кролик остался во дворце.       Шляпник опустил кота на землю, облокотив его на ограждение клумбы. Чешир застонал. — Что случилось? — неуверенно спросила. — Вы столкнулись с Брандашмыгом? — предположил Старший Брат, пристально всматриваясь в разорванный камзол охотника, очевидно, клыками. — С кем мы только не столкнулись, — зашипела Ева, заставив наставника вздрогнуть.       Она грузно выдохнула и присела возле кота. Ресницы его дрожали, прикрывая яркие глаза, дыхание звучало неравномерно. Рука сама потянулась к его волосам, убирая прилипшие к потному лбу пряди, — Давайте позже все обсудим. Мы сильно наследили, нужно уходить.       Шон молча наблюдал за промелькнувшим заботливым жестом сестры. Нервно дернулся. Не хотел ругаться, понимал, что сейчас любые замечания будут неуместны. Охотника сильно потрепали, и Шону было даже жаль его, однако… когда он получил клинок под ребро, Ева себя так не вела.       А ей было бы все равно на возмущение брата, на вернувшееся безразличие сестры. Чешир пострадал из-за ее беспечности и невнимательности, из-за ее самонадеянности, и она винила себя. Шептала извинения, хотя хотела кричать.