Госпожа А-дуо

У одной стены спальни стоит он. Он — властитель колоссальных земель, солнце нации, путеводная звезда, ведущая свой народ. Строг, но милосерден, умён, но эмпатичен. Он уверен в себе и своих силах, как политических, так и сексуальных. Чего стоит его непревзойдённый цветник, в котором собраны, по мнению любого родившегося мужчиной, лучшие женщины всей страны. Западная принцесса, столь сладкая, что оставляет приторное послевкусие. Пышногрудая красавица-аристократка, прекрасная, как дорогая фарфоровая кукла. И ещё сотня красивых, но в то же время безликих женщин, чьи коленки трясутся и бельё моментально мокнет, стоит его величеству отворить дверь в их покои. С другой стороны стоит она. Её маскулинную красоту, дарованную ей природой, бессмысленно подчёркивать ярким макияжем. Она совсем не такая, как сотня других цветов в его гареме. Вернее было бы сказать — есть они, и есть она. Тёплый, уверенный взгляд проникает вглубь его глаз, и он чувствует, как пробирает его до пяток. Нет, нет, это не тот умоляющий взгляд вожделеющих наложниц, которых он радует своим присутствием раз в полгода, а затем оставляет наедине с собой, запертых в своём неутолённом желании. И не взгляд восхищённых почитательниц, готовых по щелчку пальца наброситься на своего господина без одеяния и всяческого стыда. К таким взглядам он уже давным-давно равнодушен, и относится как к своей работе. Приятной, надо сказать, но всё же работе. Но в ней — нечто другое. Через несколько часов он выйдет из её павильона, снова надев на себя помпезную роль предводителя целой страны. Но сейчас, в эту минуту, он медленно подходит к ней, готовый, как верный пёс, упасть к ногам своей хозяйки. Она не говорит ни слова, и, не снимая с себя шёлкового халата, помогает раздеться ему. Расположившись на ложе, он кладёт голову на её колени и закрывает глаза. Её заботливые руки нежно касаются его волос, перебирают пряди, затем аккуратно выводят плавные линии на лбу, двигаются вдоль бровей, касаются щёк и массируют скулы, спрятанные за аккуратно остриженной бородой. Он знает, что им не нужно много разговаривать, чтобы понять мысли друг друга, и это позволяет ему расслабиться. Особенно учитывая, как часто ему по ночам докучают наложницы своей бессмысленной болтовнёй и лестью. Она молча берёт его руку и начинает мягко разминать ладонь. Прошло больше двадцати лет с первого соприкосновения их рук, вышедшего за рамки простой детской дружбы. Она надавливает кончиками пальцев на его суставы, задевая болевые точки, и, судя по красноречивой реакции его организма, ему это нравится. Посвятив ещё несколько мгновений проявлению нежности, она оставляет сухие поцелуи на его ладонях и лбу. Они оба понимают, для чего так необходимы эти сладкие минуты нежности, и оба знают, что будет дальше. Он открывает глаза и смотрит прямо на неё. — Приступай. Пока он усаживается на колени посреди ложа, она тянется к тумбочке за всеми необходимыми аксессуарами. Сперва она берёт черный платок из плотного шёлка и в меру туго завязывает ему глаза. Затем руки. Руки, на которые только что излилось столько нежности и поцелуев, готовы к совершенно другим ощущениям. Соединив запястья за его спиной, она крепко перевязывает их толстой хлопковой верёвкой, искусно затягивая её в тугой узел. Второй узел, чуть слабее, чем предыдущий, она располагает на его предплечье. Скорее всего, на коже останутся следы. На уровне локтя она завязывает третий узел, полностью обездвижив его руки. Она садится напротив него и мягко проводит левой рукой по его щеке, поглаживая бакенбарды. Её пальцы скользят к подбородку, после чего крепко хватают его за бороду и сжимают её, притягивая к себе так, что он чуть не теряет равновесие. С его губ срывается сдавленный стон. Она рассматривает изящные черты его лица, оставшиеся несокрытыми шёлковым платком. Блестящий генофонд. Продолжая держать левой рукой его бороду, она поглаживает большим пальцем той же руки его нижнюю губу, а затем проникает в его рот, продолжая надавливать на его губы уже влажным от слюны пальцем. Если бы кто-то хоть на мгновение, хоть одним глазком увидел своего правителя в таком обличии, в стране было бы не миновать восстания. Но именно эта мысль и возбуждает его сильнее всего. Здесь хозяйка — она. И это единственное место во всём мире, где неизмеримая власть, которой он наделён по праву рождения, рассыпается в прах и улетучивается лёгким дуновением ветерка. Она останавливается и смотрит на него сверху. Его борода всё ещё в её руке. Спальню наполняет резкий звук хлопка, после которого на его щеке остаётся ярко красный горячий след. Он с удовольствием подмечает, как кровь у лица начинает пульсировать. Получить пощёчину от любимой женщины — это не то, чего ожидает обычный мужчина, но разве обычный мужчина стал бы императором? Вслед за одним ударом следует второй, третий, каждый — с новой силой. Тело инстинктивно пытается сопротивляться, но обездвиженные за спиной руки не оставляют ему шансов. Сейчас он безвольный раб, получающий наказание ни за что. И это только усиливает его возбуждение. Она развязывает шёлковый платок, открывая ему обзор. В глазах до сих пор играют искры, а приглушённый свет спальни кажется ярче, чем сияние солнца. Он готов наброситься на неё и сделать с ней то же, что сделал почти двадцать лет назад, и что делает каждую очередную ночь с наложницами. Но сейчас это решает не он. Крепко связанный, он вынужден подавлять разгорающееся желание, и это раззадоривает его ещё сильнее. Не он властен — над ним властны. Замкнутый круг желания, расширяющийся по спирали и поглощающий его всё глубже в пучины вожделения. Щека всё ещё продолжает ныть, из-за чего он издаёт приглушённый стон. Она реагирует немедленно. — Я не просила подавать голоса. Она тянется за новым приспособлением: тот же шёлковый платок, но завязанный узлом на тонкой верёвочке. Её заботливый взгляд мягко убеждает его, что она не сделает ничего плохого своей верной игрушке. Она подносит узелок к его губам, и он послушно принимает его зубами, после чего она завязывает тонкие верёвочки на его затылке. Она знает, чего он ожидает и неистово жаждет. Но она здесь не для того, чтобы идти у него на поводу. Пощёчин и ударов на сегодня достаточно. Из своего халата она достаёт мягкое перо и нежно проводит по его ключице. Она видит, что он на пределе. Перо двигается вверх-вниз по его шее, описывает круг по его лицу и опускается к его груди. Она останавливается, чтобы посмотреть в его жаждущие глаза. Умоляющие и вожделеющие. Вдоволь насладившись картиной, она продолжает вырисовывать вензеля пером на его груди, то и дело будто случайно задевая его затвердевшие соски. Он с мольбой ожидает, что хотя бы сегодня она позволит ему полностью расслабиться, освободить пиковое напряжение в области паха, но — нет. Нет, она здесь не для этого. Разве всё это было для того, чтобы так просто дать ему кончить? — Насколько я помню, сегодня тебя ждёт Гёкуё? Он промычал. — Тогда ей будет очень приятно принять тебя настолько разгорячённого. Она мягко целует его в лоб и принимается развязывать верёвочки на его затылке. Освободившись от кляпа и немного придя в себя, он шевелит затёкшей челюстью. — Сегодня ты в ударе. Она улыбается. Она слышит это практически каждый раз, когда он заходит к ней. Развязать толстые верёвки на руках немного сложнее. Как она и предполагала, остались небольшие следы, но разве хоть у одной из наложниц хватит смелости спрашивать, откуда они взялись? До визита к другой наложнице больше двух часов. Освободив его от верёвок, она тянет его за собой, и они падают в груду мягких подушек. Он лежит на её груди, обнимая её за талию, а её такие нежные и заботливые руки аккуратно и бережно поглаживают его спину, отправляя его в уютные и счастливые сны. Сны, которые уже никогда не станут явью.