Закрой свой рот, белобрысая кретинка!

— Орхан, я надеюсь, что ты не опоздаешь и приедешь во время. Я прошу тебя. Этот ужин очень важен для Ферита, — вздохнула Гюльгюн, медленно спускаясь по лестнице, как раз из комнаты своего сына. Мужчина что-то промямлил на другом конце провода. Лицо блондинки сразу же поменялось не в лучшую сторону от услышанной информации. — Орхан, ты меня не понимаешь?! — женщина хотела закричать, да так, чтоб у мужа лопнули барабанные перепонки, но всё же побоялась нарушить тишину особняка, — сегодня ты нужен Фериту, как никогда раньше. Я хочу, чтобы ты хотя бы на сегодняшний вечер стал нормальным отцом для своего ребёнка. Стал тем, кем не был все двадцать четыре года его жизни. Гюльгюн жаждала, будто болезненная услышать такие нужные слова от своего мужа. В надежде, что он хоть раз согласится с блондинкой. Но вместо слов послышались только мерзкие гудки. А после, злость женщины прорезали чьи-то аплодисменты (?) Гюльгюн даже не сразу заметила, как оказалась около комнаты рыжей бестии. И сколько Ифакат успела услышать, тоже не ясно. (Хотя по таким довольно громким аплодисментам можно было понять — достаточно. Достаточно для того, чтобы подстегнуть блондинку) — Да у твоего сына прекрасный отец, как я вижу, — женщина облокотилась о дверной косяк, сложив руки на груди, смеряя Гюльгюн взглядом, и будто кошка улыбаясь, — любит его, во всём поддерживает… — Заткнись, — огрызнулась блондинка. Женщины начали меняться ролями. (Нравилось ли им это? Пока не ясно.) — Не смей меня затыкать, — Ифакат больно схватила женщину за локоть, чуть притягивая её к себе, — я ещё с тобой за прошлый раз не разобралась. — Только и умеешь, что болтать, — прошипела Гюльгюн, резко выдергивая свою руку из болезненного хвата, а после, поглаживая локоть, чтобы унять боль, продолжила, — ты меня в прошлый раз отпустила, хотя могла добить. В этот раз и пытаться не будешь. — О, нет, болтаешь в нашей семейке только ты, — рыжая даже дослушивать не стала, чем кончится бесмысленный поток мыслей Гюльгюн. Её слова уже в полной мере насмешили Ифакат, — и твоя болтовня никогда не приносит пользы. — Не приносит пользы, да? — женщина утвердительно кивнула головой на поставленый вопрос, с интересом выжидая, что предпримет блондинка дальше, — хорошо. Гюльгюн развернулась и не сказав больше ни слова, уверенно пошла в противоположном направлении от Ифакат. Рыжая с ухмылкой посмотрела женщине в след, даже будто умиляясь такой глупости Гюльгюн. Но прокрутив в голове их диалог, Ифакат мысленно воскликнула: «Халис Ага!» Женщина понимала, что Гюльгюн сейчас идёт ни к кому другому, как к хозяину дома. И рыжая также хорошо осознавала зачем. Эта глупышка с большим удовольствием хочет рассказать Халису о беременности Ифакат и облизать пальца от сладости похвалы. (Метафорично.) И если сейчас женщина не поторопится, то уже во второй раз вылетит из этого белоснежного дома с позором и под радостные возгласы её ненавистной. — Госпожа Ифакат, к Аге пока нельзя. — около самой комнаты хозяина стоял его верный сторожевой «пёс» — Латиф, — в его кабинете уже Госпожа Гюльгюн. Просили лишних не пускать. Рыжая неподобающе оттолкнула мужчину от двери, ругаясь про себя. (И на саму себя, и на Гюльгюн, да и вообще на всех Корханов, в той или иной степени.) — А госпожа Ифакат… Женщина чуть ли не кубарем залетела в комнату к Халису. Блондинка аж дар речи потеряла. Она метала взгляд с Ифакат на Агу и обратно. Старик хотел встать и уже именно стоя высказать рыжей всё, что он думает о её поведении сейчас, но шок, который его покорил, забрал все силы и ему пришлось вновь опустится на диван. — Что «Госпожа Ифакат»? Отвечай, я слушаю, — если бы сейчас они остались с Гюльгюн одни в этой дорогой комнатушке, то женщина с большим удовольствием пригвоздила младшую к стене и наконец дала бы себе волю её придушить. — Ифакат, это что за неуважение ко мне и к госпоже Гюльгюн?! — Ага, я прошу у вас прощения. Но я не могла не прервать ваш разговор. Ибо госпожа Гюльгюн сейчас наговорила бы много несуразицы. Эта не особая нужная для вас информация могла пошатнуть авторитет нашей семьи, — в этих словах была своя доля правды. — Что значит «не особая нужная для вас информация»? — часто добрый и отзывчивый дедушка превратился в злого и сурового старикашку, который своим сухим и грубым голосом допытывался до истины. — Я не думаю, что вам нужно, да и будет интересно в какой раз выслушивать то, как Гюльгюн будет жаловаться на своего мужа. Поливать грязью и винить его во всех своих бедах, — Ифакат встала чуть впереди блондинки, беря некое главенство над ней и переключая внимание Халиса на себя. — Нет, всё не так. Я пришла к вам с другой… Рыжая вцепилась в запястье женщины, больно втыкая в него свои ногти, будто пронизывая плоть на сквозь, веля ей замолчать. Гюльгюн поморщилась, пытаясь медленно, незаметно для Аги освободить руку, но Ифакат держала крепко. Женщина полностью перегородила блондинку, отдаваясь взгляду Халиса. Но запястье она так и не отпустила. — Гюльгюн, дочка, это правда? — старик будто и не уловил отрицания Гюльгюн, которое слышалось ранее, но резко оборвалось. — Да, это правда, — ответила за женщину Ифакат, — именно поэтому я так неблаговидно к вам ворвалась, боясь, что Гюльгюн вновь утомит вас своими бессмысленными речами. Всё же я беспокоюсь о вашем здоровье. — Ох, Ифакат, чтобы я делал без твоей заботы, — устало улыбнулся Ага. — Что вы, мне только в радость, — спокойным, будто ангельским голосом ответила рыжая. — мы можем идти? — Да, пожалуй. А то я что-то утомился. И только тогда женщина отпустила руку Гюльгюн. Блондинка тихо прошипела от свободы. Но не долго длились радость и некий «карт-бланш». Как только женщины оказались за пределами покоев Халиса Аги, Ифакат вновь ухватила за локоть Гюльгюн и потащила её в ближайшую свободную комнату для продолжения разговора. (К чьему-то счастью это была комната блондинки.) — Отпусти меня! Рыжая толкнула женщину в её аппартаменты, будто побитую собаку. Гюльгюн не устояв на ногах и споткнувшись об свои же ноги, обутые в каблуки, удачно упала на ковёр. Послышался хлопок — дверь закрылась, а после щелчок. Но щелчок чего блондинка так и не поняла. — Мы же с тобой тогда не договорили, — парировала Ифакат, подходя к женщине. Гюльгюн начала отползать назад, но нащупав позади себя диван, она с его помощью привстала и села на него же. — Раз я слышу такие долгие паузы от тебя, то в мою голову прокрадываются мысли, что ты не хочешь говорить. Быть может ты дико желаешь закончить прошлую сцену, — блондинка огляделась по сторонам, будто вспоминая все детали того дня. Гюльгюн медленно раздвинула ноги, завершая картину. У Ифакат расплылось какое-то «тянущее к чему-то большему чувство», где-то внизу живота. Но женщина лишь сама для себя усмехнулась, отгоняя подальше такую «жажду.» Рыжая прошлась по комнате, изучая каждый предмет интерьера, не отвечая на провокации блондинки. После, она села на кровать прямо напротив Гюльгюн, и чуть наклонив голову на бок, спросила: — Мне тебя окончательно задушить? Женщина усмехнулась, отрицательно качая головой. — Ты мне сегодня чуть запястье не сломала, — Гюльгюн подошла к Ифакат, показывая руку, на которой уже образовались пару синих синяков и остались вмятины от ногтей. Старшая аккуратно указательным пальцем обвела пару лёгких гематом, даря блондинке нежную дрожь от прикосновений по всему телу и оставляя свой запах. — Ты много разговариваешь, поэтому там много получаешь, — обе прекрасно знали, что Ифакат ни за что не извиниться. Да это и не особо нужно было сейчас. Гюльгюн подошла ещё ближе, невыносимо. Одно колено она упёрла в мягкую перину, другое пока было непоколебимо. Блондинка наклонилась поближе к рыжей, сокращая растояние между их губами в двое. Ифакат выставила руку вперёд, пытаясь держать дистанцию, но Гюльгюн было всё равно. Она желала дотянуться до таких сладких губ. — Гюльгюн, зачем? — теперь рука старшей схватилась за рубашку блондинки где-то чуть выше груди. Даже будто притягивая её к себе. — Успокойся. Этот диалог не имел смысла. То, чего они желали в разном объëме должно было произойти. Гюльгюн не сдерживая себя, вцепилась в губы Ифакат, вызывая у последний недовольный стон. Женщина этого не очень то хотела, (По крайней мере сейчас.) но у неё было желание порадовать глупышку. Для большего удобства, блондинка села на колени к старшей, сильнее прижимаясь к ней, всё также не отрываясь от сладкого плода. Ифакат начинала медленно и неохотно брать всё под свой контроль. Рыжая исполнительно и аккуратно одну за другой расстегивала пуговицы на прелестной рубашке Гюльгюн, открывая вид на такого же цвета ажурный бюстгальтер. Через пару секунд на пол полетел и он. Ручка двери резко дёрнулась. Блондинка сразу же отстранилась от объекта своего желания, закрыв рот ладонью, она замерла. — Мама Гюльгюн, ты там? — голос Сейран «гулял» по ту сторону двери, — мама Гюльгюн? — Я закрыла дверь, — прошептала Ифакат, притягивая женщину ближе к себе. Младшая с непониманием и тихим восторгом взглянула на рыжую. Теперь она поняла, что означал тот, ранее услышанный «щелчок». — Закрыла. — ещё раз подтвердила свои слова женщина. Ручку подергали ещё пару раз, а после оставили в покое. Лишь голоса отдалялись от комнаты. «Её там нет. Но комната закрыта.» «Ифакат тоже нет.» Когда мешавшие моменту люди исчезли, женщины вновь стали отдаваться друг другу. Гюльгюн также решила лишить Ифакат верха. Сначала болотная блуза, подчёркивающая и без того красивую округлую грудь, легла на паркет. А чуть позже к ней присоединился и бюстгальтер. Теперь женщины благополучно могли поедать друг друга взглядом, мять, трогать, прикасаться, облизывать, играть с сосками, выводить узоры. И больше. И они пробовали всё. Желание было малым. Будто должным. Блондинка несильно смяла грудь и посмотрела на старшую женщину. А потом ещё раз, ожидая одобрительный гортанный стон с её стороны. Ифакат тяжело выдохнула, подавляя какие-либо громкие звуки. — Продолжай, — не слышно ответила рыжая, смотря прямо в глаза Гюльгюн, схожими с горячей патокой, перебирая её солнечные волосы, пропуская их меж пальц и чуть сжимая. Ифакат не особо-то желала прикасаться к партнёрше, ибо считала всё происходящее неправильным. Быть может грехом. Соитие с женщиной — мерзость, восторгаться женщиной — сумашествие, любить женщину — харам. (Самой будучи женщиной.) Однако старшая отдавалась блондинке с концами. Гюльгюн взяла Ифакат за руку и медленно повела её к кровати. Но после грубо, как раньше, толкнула женщину на постель. Рыжая, явно удивлённая таким поступком, сразу же привстала на локтях, наблюдая за блондинистой интриганкой. Младшая, будто некая голодная хищная птица «зависла в полёте», осматривая свою добычу. Но потом медленно наклонилась к Ифакат, чтобы слиться с ней в горячем поцелуе. Показалось даже, что Гюльгюн улыбнулась сквозь нахлынувшую страсть, расплываясь в блаженстве. Блондинка разместила своё колено между ног женщины, иногда несильно надавливая, в ответ получая тихие стоны. На брюках проявилось маленькое мокрое пятнышко. Гюльгюн стала расстегивать пуговицы на штанах Ифакат, желая большего. Желая рыжую больше. — Чертовка, прекрати, — на возбуждённом выдохе прошептала женщина, цепляясь за брюки, не давая снять их полностью. — Доверься мне. — Я не хочу, — Ифакат была готова сделать, что угодно, но точно не довериться блондинке. Она слишком много ставила на кон, что и пугало рыжую. Гюльгюн мягко, со своей заложенной нежностью взглянула на женщину. Будто прося или моля. — Аллах нас покарает когда-нибудь, — после длительной паузы ответила Ифакат, опуская голову на подушку. Блондинка с победной улыбкой стянула с партнёрши брюки, глухо кидая их на ковёр. — Если и покарает, то ты уже давно будешь лежать и биться в оргазмических конвульсиях, забыв о религии. Говорю тебе. — Гюльгюн, замолчи! — засмеялась Ифакат, вспоминая кому принадлежит последняя сказанная фраза, — только не Казым. Не сейчас, дурочка! — Хорошо-хорошо, — улыбнулась младшая, после вновь пробуя дурманившие губы рыжей. Блондинка легко, но чувственно провела пальцем по нижнему белью женщины. Ифакат тихо вздрогнула, прерывисто выдыхая воздух. Послышался тихий стон, который побудил Гюльгюн не останавливаться на самом сладком. Женщина скользнула одной рукой в трусики старшей, не решаясь их снимать. Блондинка медленно, чтобы не испугать Ифакат вошла в её лоно одним пальцем, наблюдая за реакцией. Она открыла рот в безмолвном стоне и слабо сжала одеяло. После пары толчков, Гюльгюн поняла, что можно добавить второй палец для большей пылкости и горячки по всему телу. Природная смазка делала своё дело, пальцы мягко и почти безболезненно двигались в женском естестве. Ифакат урывисто дышала, иногда будто полностью теряя кислород. Но каждый толчок приводил женщину в неуверенное чувство. Гюльгюн ускоряла темп и завороженно смотрела на старшую женщину, с большим интересом изучая, как меняется её лицо и как эмоции сменяют друг дружку при каждом импульсе. Когда пальцы оказались слишком глубоко, Ифакат дёрнулась. По её телу будто прошёлся приятный разряд тока. Она мягко застонала, отпуская одеяло и запрокинув голову назад. Казалось, что в её глазах сверкало много маленьких ярких звёздочек, появившихся от сладостного оргазма. Но нет, это была лишь блондинка, которая улыбалась от происходящего и купалась в лучах вечернего холодного солнца, показывая миру себя. Жмурясь, женщина продолжала смотреть на Гюльгюн, которая также глядела на неё в ответ. — Ну как? Аллах уже покарал нас? — усмехнулась блондинка, пряча сухую руку в огне волос Ифакат. Рыжая отрицательно покачала головой. — А так? — младшая облизнула свои пальцы, которые были в смазке. И так невинно смотря на женщину. — Какая же ты блондинка (То есть глупая.), — Ифакат приняла сидячее положение, облокотившись о изголовье кровати и с улыбкой поглядывая на Гюльгюн. Настала вечерняя тишина. Или быть может повсюду и был шум, но женщины не особо-то хотели его воспринимать. Смотря друг на дружку, они забывались. Их не манила, не привлекала и не восторгала красота друг друга. Они просто смотрели, иногда что-то подмечая про себя. — Пообещай, что это больше никогда не повторится, — рыжая своим большим пальцем провела по нижней губе младшей. Гюльгюн посмотрела куда-то на кровать, будто даже дальше, куда-то в белоснежное дно, думая над ответом, который и не ждал особых мыслей. Она неохотно кивнула. Хотя и понимала что это единственный правильный ответ. Ведь женщины пытались найти в лицах друг друга тех, кто их недолюбил. И вовсе не самих себя.