Я снова маленький

Импровизаторы (Импровизация) Малисова Елена, Сильванова Катерина «Лето в пионерском галстуке»
Слэш
В процессе
NC-17
Я снова маленький
Lokki_reta
автор
archu
соавтор
Описание
Был весенний день, май. На улице было не холодно, поэтому возлюбленные были в лёгких ветровках. Они держались за руки, кушали мороженое, обнимались, гуляли по парку, все было прекрасно. Но так ли было всегда?
Примечания
https://t.me/yasnowamalenkuy тг канал фф, там будут выходить быстрее преды, плейлисты, эстетика, характеристика, внешность
Поделиться
Содержание Вперед

Не рассказывай им, умоляю!

Лицо пылало от стыда, а бугорок в спальных шортах смущал самого Антона. Он что-то неразборчиво пробормотал в ответ Диме и поднялся с кровати. В принципе, когда он стоял это было и не особо заметно, наверное. Дверь не приятно скрипнула и Шастун скрылся за ней. Приятный свежий воздух заполнял лёгкие, а утренний холодок закрадывался под одежду. Ветер приносил откуда-то запах цветов. Всё на той же лавочке сидел Попов смотря куда-то в даль. В голове сразу всплыл образ из сна. — Извини что разбудил, сегодня в лагере выходной, так что, давай куда нибудь сходим? Может знаешь какое-нибудь красивое место? — Брюнет всё-также смотрел куда-то за горизонт. Антошка сел рядом с Арсением, опираясь о коленки руками. — Ну есть кое-какое место, правда как дойти туда пешком я не знаю, только на лодке пару раз там был. — Антон почесал затылок, который болезненно заныл, напоминая о вчерашнем. — Отлично, тогда жду тебя после завтрака у реки. — Арс похлопал его по спине и поднялся с лавочки, вот-вот должен был протрубить горн. *** Куча маленьких ножек топали на пути в столовую. Трель птиц, шелест травы, приятный запах цветов приятно согревали всё внутри, но вот сон всё ещё сидел в голове так плотно, что картинки всё ещё всплывают в мыслях. Запах свежей выпечки чувствовался даже на улице. Помещение заполнилось детским гомоном. Настроения не было, так же как и желания есть вкусно пахнущую пищу. — Чего голову повесил, Антошка? — Дима подсел ко мне и принялся поедать манную кашу. Масса с комочками, обильно политая вареньем, убывала на глазах. — Не выспался просто, не стоит волноваться, — Антон лениво потягивал фруктовый компот. — Как знаешь, ты сегодня идёшь куда-нибудь? — Позов отодвинул пустую тарелку и принялся уминать бутерброд с маслом. — С Арсом хотели к иве сплавать, — Антон взял пару булочек, запихнул их в карманы и пошёл к выходу. — Опять со своим Арсом... — Уже пробормотал Дима. — Каждый раз только про него говоришь, как будто у тебя только он из друзей. — Мне напомнить как ты за Серёжей бегаешь? — Это другое! — Он цокнул языком. *** Попов смотрел на часы почти каждую минуту, нервно топал ногой по земле и огладывался. Заметив на горизонте пионера, Арсений сразу выпрямился и направился в его сторону. — Снова здравствуй, Тош, — Лучезарная улыбка расплылась на лице, но её заменила сцена из сна. Шастун сразу-же отвел взгляд. — Будешь булочку? — Юноша протянул румяную плюшку, посыпанную маком. — С радостью! — Не убирая с лица улыбки он забрал булочку, развернул плёнку в которую она была бережно упакована, и надкусил свежайшее лакомство. — Кфтати, Антон, нам бы пофпешить, а то клюфики-то не на весь день рафдобыл. — Брюнет жевал и говорил одновременно. Еле-еле было понятно что он говорит. — Ты достал ключи? — Антон опешил. Ключи эти он видел не раз, но вот завладеть ими не удавалось. Арс покачал головой. — Профу заметить, клюфи я могу брать когда угодно, профто сегодня они ещё кое-кому понадобятся. — Вожатый запихнул последний кусок плюшки в рот и отряхнул руки. — Снимай вот с этой лодки чехол, а я пока её открою. — Попов отстегнул замок и цепь со звоном упала. Он показал Антону жестом залезать внутрь. Вёсла сразу оказались в руках Антона. — Кстати, там можно поплавать если что, поэтому возьми там что тебе надо. — Да ладно, так поплаваем. — Побежали пока нас не заметили, а то вопросы появятся: "Куда собрались? На долго ли?" и потом нам не отвертеться. — Шаст раскладывал разбросанные по лодке вещи на свои места. По памяти конечно. Его взгляд привлекла яблоня с налитыми яблочками. — Смотри какая большая яблоня, хочешь яблоко сорву? — Не успел Арс ответить, как ему в руки приземлилось яблоко. — Точно знаешь куда плыть? — Попов надкусил фрукт. — Да-Да точно поплыли уже. Антон уселся поудобнее с одной стороны, а на против него уселся жующий вожатый. Вёсла медленно гребли и пионер уже пару раз останавливался и делал передышку. — Слушай Тош, я краем уха услышал из разговора Стаса и Оксаны что ты в прошлом году успел натворить всяких дел, но меня привлекло кое-что определённое. Они говорили что ты подрался с каким-то мальчишкой, я не особо поверил, по этому решил у тебя сначала спросить. — Приятно было что Арс не поверил этой грымзе, а решил уточнить у самого хулигана. — Лучше бы поверил, ведь Оксана не соврала, — Воспоминание об этот дне били и раскалывали его сердце с каждым разом всё сильнее, он выдохнул смотря в небо. — Я играл на пианино в музыкальной школе. Я мечтал учиться в консерватории и с детства хотел стать великим музыкантом, но я провалился! После сдачи мне сказали — «средненько. — Антон вскинул руки с вёслами в воздух. — Ну и что? Главное что не неуд! — Арс, ты не понимаешь! Это музыка — тут либо гений, либо никто. — Продолжал Шастун. — Моё место занял какой-то придурок, он не сделал буквально ничего для поступления, он прогуливал занятий, не делал уроки, а попал в консерваторию из-за богатенького папы! — Не выражайся, Шастун! Имей хоть чуть-чуть уважения в присутствии вожатого! — Арсению не нравилось слышать ругательства из его рта. — И я оказался на смене вместе с ним, он еще и издевался надо мной! — Продолжил эмоционально и громкой рассказывать тот. — Ну я и врезал ему в нос… — Промолвил он, убавив тональность. — Стой Антош, издевался? — Я же еврей, а мы мылись в одном душе. Ну то есть, ты понял. И он увидел. — Что увидел? — Ну тюнинг, Арс, тюнинг. — Ёлки-палки. — И после этого начал издеваться. — Это конечно не правильно, но молодец что постоял за себя. — А ты Арс, почему ты такой правильный? — Для начала поклянись что не расскажешь об это никому. — Антон поклялся что никто на белом свете не узнает злющую тайну вожатого. — Вот ты, Тоша, отказываешься жить так, как велят, — Арсений склонился к нему ближе и совсем понизил голос, хотя их некому было услышать посреди реки, в шуме камышей. — Говорил, у тебя родственники в ГДР… А сам ты никогда не хотел из страны уехать? Этот вопрос походил на риторический, но Тоша ответил: — Ну… Бабушка пыталась вернуться в Германию, это ведь её историческая родина. Но не пустили. У меня там дядя, но двоюродный, так что вряд ли… — А я хочу уехать, — Перебил Сеня. — Вернее, не просто хочу, а это и есть моя главная цель! У Шастуна отпала челюсть: — Но ты же комсомолец, ты же такой… Правильный, партийный, ты же… — Именно поэтому я, как ты говоришь, «правильный» и «партийный» — чтобы добиться этой цели! Тош, логика ведь проста — из СССР свободно выпустят только коммунистов, ещё свободнее — «проверенных» коммунистов и само собой, «проверенных» коммунистов-дипломатов с дипмиссией. — Так вот зачем ты поступил в МГИМО… — Закончил за него Антон. Арсений кивнул. Пусть в округе на несколько километров вокруг не было ни души, от его тихого голоса, от взволнованного тона и от того, что он несколько раз опасливо оглянулся по сторонам, по Тошиной коже пробежал мороз и зашевелились волосы. Услышь кто-нибудь Попова, его бы мигом выгнали из комсомола с позором. Вся жизнь и цели под откос! А он рассказал о таком Тоше. Не потому он просил молчать, что не доверял, просто правда слишком опасная. — И куда ты хочешь? — Спросил Антон. — В Америку. — На мустанге по прериям? — Нервно хохотнул. — На мотоцикле «Харлей Дэвидсон» — слыхал о таком? Шаст не ответил. О таком мотоцикле он не слышал, а про работу дипломатов ничего не знал, но за Арсений стало тревожно. Тут же вспомнилось его «не при Сталине живём» — но ведь это так себе отговорка. Всё еще пребывая в легком шоке, Тоша чуть не пропустил нужный поворот. — О, а вот и оно! Вот тут! — Воскликнул он и указал пальцем на стену камышей. Весло ударилось о дно — глубина в этом месте была небольшой. Тоша развернул лодку и направил её аккурат в камыши. — Хулиган, ты чего делаешь? — Удивлённо спросил Арсений. — Всё в порядке. Помоги мне. Раздвинь камыши перед носом, только не порежься. Лодка прочесала дном по отмели, прошла сквозь заросли, и взору ребят открылась небольшая заводь, густо покрытая ряской и кувшинками. Течение сюда не заворачивало, и вода застаивалась, давая водной флоре разрастаться. Вёсла путались, Тоше то и дело приходилось их доставать и снимать налипшие куски осклизлых водорослей. Но он знал это место и знал, зачем привёз сюда Арсению. Оно того стоило, несмотря даже на специфический запах заболоченной воды и тучи жужжащей мошкары. По поверхности воды сновали водомерки, из камышей раздавалось надрывное кваканье, а некоторые особенно наглые лягушки расселись прямо на восковых листьях кувшинок, наблюдая за проплывающей мимо лодкой. Кувшинки тут были жёлтыми, такие везде встречаются, и Антон внимательно всматривался вдаль, обшаривая заводь взглядом. — Смотри, цапля! — Крикнул он, махнув рукой в сторону заросшего густым камышом берега. — Где? — Сеня ткнул пальцем в переносицу и прищурился, глядя в указанном направлении. — Да вон же она, — Тоша ткнул пальцем в камыши, но сообразил, что Арс, как ни напрягается, не видит. — Маскируется хорошо, зараза, от камышей почти не отличить. — Тоша схватил его руку, навёл на стену бурых растений, откуда торчал длинный клюв, и скомандовал: — Палец вытяни! Арсений послушно вытянул палец, и Тоша окончательно скорректировал направление. — А… Вон, вижу! — Воскликнул Сеня радостно. — Ух ты! — Что, никогда не видел раньше? Он покачал головой: — Не-а. Какая забавная, на одной ноге стоит! Притворяется, что её тут и нет вовсе. Арс следил за цаплей, а Тоша поймал себя на мысли, что всё еще держит его руку и отпускать совсем не хочет… Впрочем, и Сеня руку не убирал… Но разомкнуть пальцы всё же пришлось, чтобы снова взять вёсла и направить лодку ближе к берегу. — Приехали, — Объявил он. — Смотри, какая тут есть красота. Вожатый оглянулся по сторонам, непонимающе посмотрел на Тошу, а тот кивнул на воду. Он развернул лодку поперек заводи, бросил вёсла и расслабился, разминая плечи. Повсюду, куда ни глянь, на воде качались белые цветы. Десятки крупных белоснежных кувшинок с густо-жёлтой, точно яичная, сердцевиной, плавали посреди тёмно-зеленых лопухов-листьев, а над ними то замирали, то стремительно пролетали перламутрово-голубые стрекозы. Попов любовался заводью, его взгляд то замирал на цветах, то устремлялся за насекомыми, то искал среди листьев лягушек. А Тоша любовался им. Завороженно наблюдая за нежной улыбкой, которая блуждала на его губах, Тоша готов был хоть сто раз грести сюда против течения и терпеть жалящую мошкару, лишь бы хотя бы ещё один раз увидеть такое же восхищение в его взгляде. — Речные лилии! Как здорово! — Арсений перегнулся через край и пальцами коснулся белых лепестков — так нежно и трепетно, будто трогал нечто хрупкое и драгоценное. — Как их много… Они прекрасны. Будто из сказки о Дюймовочке. Юрка вскочил со своего места, лодка под ним опасно качнулась. — Давай сорвём одну? — Предложил он. Потянулся к цветку, взял его под соцветие и собирался дёрнуть, но Арсений шлёпнул его по запястью. — Ну-ка перестань! Ты вообще знаешь, что эти цветы занесены в «Красную книгу»? Тоша испуганно моргнул, уставился ему в лицо. — Вот поэтому ты и искал их так долго, — Нравоучительно продолжил Арсений. — Плавают всякие, обрывают, а потом такие кувшинки оказываются вымирающим видом! А смысла в этом, между прочим, никакого нет! Это же лилии — водные растения, только вытащи их из воды, мгновенно вянут. Прямо у тебя в руке сжимаются и умирают. Их не получится держать в горшке или в вазе, как какие-нибудь розы. — Ладно-ладно, — Антон примирительно выставил руки перед собой, как бы показывая, что вот они — пустые, ничего не сорвали и не погубили. — Я просто хотел оставить тебе… На память. — Я и так их запомню. Спасибо. Это на самом деле стоило того, чтобы плыть сюда. Любуясь цветами, они посидели ещё немного. Антоша слушал кваканье лягушек, жужжание перламутровых стрекоз и думал о том, что ужасно устал жить в тишине. Не внешней, разумеется, а внутренней. Но, несмотря на печальные мысли, здесь ему было до того спокойно и легко, что хотелось остаться до самого вечера, но Арсений взглянул на наручные часы и забеспокоился: — Уже два часа прошло, наверное, не успеем сегодня к барельефу? — Доплыть – доплывём, но от берега до барельефа прилично топать… — Жаль… — Грустно вздохнул он. — Тогда что, сразу обратно? — Это уж как хочешь, у нас есть ещё около часа до горна. — Тогда давай посидим в теньке хотя бы тридцать минут? Вон там, у берега есть, видишь? — Вижу, — Угрюмо кивнул Тоша. Он и сам хотел бы охладиться, от жары всё тело горело изнутри. — Но если поплывём туда, мы лилии повредим… Антошка ожидал, что Арсений покорится судьбе, а вернее — жаре, и велит плыть обратно, но тот вдруг воспрянул духом и воскликнул, сверкая горящими глазами: — Тош, а давай искупнёмся? Тут есть где? Река же, должно быть… Тоша задумался. Кажется, вон там за поворотом было местечко. Пляж — громко сказано, но лодку пришвартовать можно. Одна проблема — у него не было с собой плавок. — Мне не в чем, Арс. Плавки в отряде, а трусы… — Тоша замялся. Семейники… Намочить их значило насквозь промочить шорты. — Ну… Не голышом же в шорты потом. — Зачем голышом в шорты, если можно голышом в реку? — Подмигнул Арсений, в предвкушении расстёгивая рубашку, хотя ребята ещё не двинулись с места. — А что? Ни одной девчонки за километр, никто не увидит. — Резонно, — Признал Тоша и повернул лодку в сторону пляжика. Они скинули одежду на лодку. Воздух был тёплым и насыщенным запахами леса и свежескошенной травы. Они смело сбросили с себя одежду, оставив её на берегу в небрежных кучах. Вода манила своей прохладой и чистотой. Когда их голые тела коснулись воды, они вздрогнули от неожиданного холода, но быстро привыкли к температуре. Вода была кристально чистой, и сквозь её гладь можно было разглядеть каждый камешек на дне. Они плавали, весело брызгая друг друга и смеясь, чувствуя свободу и единение с природой. Плавные движения их тел в воде были словно танец, синхронный и грациозный. Время словно остановилось, и только шелест листвы и крики птиц напоминали о реальности. Когда они выбрались из воды, капли блестели на их коже в последних лучах восходящего солнца. Они чувствовали себя обновлёнными и счастливыми, окружённые тихим шелестом вечернего леса и спокойным журчанием реки. Они долго не могли заставить себя покинуть воду, наслаждаясь её прохладой и лёгкостью, которую она придавала их телам. Они плавали вдоль берега, иногда ныряли и резвились, как дети, забыв обо всём на свете. Смеясь и дурачась, они чувствовали, как их связывает нечто большее, чем просто дружба — это было единение с природой и друг с другом. — Антош, время поджимает, тебя начнут искать, а мне влетит. Они начали натягивать на себя вещи, сталкиваясь с тем, что мокрая кожа усложняла процесс. — Вроде в комсомол годишься, а галстук завязывать так и не научился, давай помогу, — Сказал Арс, ухмыляясь. Он сам был уже одет, но рубашка была небрежно заправлена, а манжеты не застёгнуты. Антон вздохнул и кивнул, пытаясь хоть немного высушить волосы полотенцем. Арс взял галстук и начал ловко завязывать узел, несмотря на то, что ткань скользила в руках. — Тоша, ты серьезно не умеешь завязывать галстук? — Умею, просто сегодня не получается, я мокрый. Они оделись и поплыли в лагерь. Когда они наконец вернулись в лагерь, солнце пекло голову, а директор говорила какие-то речи. Лагерь был окутан палящим солнцем. Горн протрубил, а это значит что настало время обеда. — Тош давай беги, а я к своему, я за тобой зайду. — Пока Сень. Сказал он и побежал к себе в отряд. Когда он подошел, Стас сразу же направился к нему, с серьёзным выражением лица. — Где тебя носило столько времени? — Начал он, не скрывая раздражения. — Обед уже начался, вы обещали вернуться к 11. — Антон ещё улыбаясь после недавних весёлых моментов у реки, сразу принял серьёзный вид. — Прости, Стас, — Сказал он, пытаясь смягчить обстановку. — Мы немного задержались на реке, плавали и наслаждались утром. Потеряли счёт времени. Стас вздохнул, его выражение смягчилось, но беспокойство всё ещё читалось на лице. — Я понимаю, что ты хочешь повеселиться, но надо быть ответственными, — Сказал он. — Лагерь — это не только отдых, но и порядок. Мы должны следить друг за другом, особенно в самый разгар дня. Тоша, чувствуя вину, кивнул. — Мы больше так не будем, обещаем. Просто так было так красиво, что мы забыли обо всём. Стас взглянул на них, немного помолчал и затем кивнул. — Ладно, я рад, что с тобой всё в порядке. Но в следующий раз будь внимательнее. Теперь иди, дежурь. Они направились в столовую, где остальные уже собирались на ужин. В воздухе витали ароматы свежеприготовленной еды — тушеного мяса, овощей и ароматного хлеба. Столы были накрыты простыми, но уютными скатертями, и вокруг сидели ребята, оживлённо обсуждающие события дня. После ужина Арсений как и обещал пришел за ним и они со Стасом отошли поговорить. Антону говорили, что подслушивать плохо, но один раз можно. — Арсений, я понимаю вы друзья, он тебе помогает. Но, Арс, вас не было целое утро, ещё бы десять минут и администрация забила бы тревогу. Александровна мне чуть голову не оторвала. — Хорошо, я тебя понял, больше такого не повториться. — Можешь идти — Стой, Стас, ты же знаешь, что надо подготовить все к приезду родителей? — Допустим — Надо плакаты нарисовать, Я Антона на час могу задержать? — Хорошо, только чтоб никто не узнал. Позовёшь Антона? С ним тоже поговорю. — Сейчас позову. — Арс ушёл к столовой, в которой к слову уже закончился обед. — Антон, почему ты ночью в лагере сбегаешь вместе с Ирой? Куда ты ее уводишь? Она лучшая пионерка отряда! Лучшая девушка в отряде! — Я ведь никуда не вожу. — Антон! Не смей мне врать! — Стас, прекращай, он и правда всё время со мной был! — Арсений, а ты его не выгораживай! Ты и на планёрке его покрываешь! — У Серёжи спроси, мне Антон помогал сказку для моих складывать! — Ну ладно, чтоб такое в последний раз! Не предупредите меня хоть раз – на обеих заявление напишу. А теперь идите, чтоб к ужину были готовы. — Хорошо мы пошли. Сказали они и удалились, они пошли в кинозал. — Смотри Тош, нам надо нарисовать 5 плакатов, и у нас есть плюс-минус 3 часа. Мелких я свалил на Серёжу. — Хм, легко справимся. Эти 3 часа пролетели очень быстро, но с Богом они успели нарисовать все плакаты. Руки у них ужасно болели. — Тош мы справились а теперь пошли, пора ужинать. — Стой. — Шастун замялся. — Что? — Поцелуй меня. — Что?! — Арсений молился, чтобы ему всё это послышалось. — Поцелуй меня. Сердце ёкнуло, по телу разлилась сладкая волна. Вокруг пахло деревом, и крепким чаем без сахара который Арсений пил, именно так пах первый настоящий поцелуй Тоши. Арс бы позволил ему больше, чем обычно - не быстро обнять и уйти, а прижавшись, задержаться подольше, прикоснутся губами. Этот поцелуй длился то ли несколько секунд, то ли целую вечность, сопровождаясь бешеным стуком сердца - и непонятно чьего, Антона или Арсения. Это бы продлилось больше, но вдруг что-то грохнуло у входа. Сердце застучало и покатилось вниз. Ребята отпрянули друг от друга так быстро, будто между ними ударила молния, отбросив их в разные стороны. По ступеням зала вниз катился небольшой фонарик. А в дверях, округлив глаза, пятилась назад Ира. Первой реакцией Антона была паника, потом парализующий ужас. Казалось, что земля ушла из-под ног, что сцена ломается, что всё вокруг переворачивается вверх дном. Затем пришло непонимание и неверие — может, у него фантазия разыгралась? Ну откуда тут взяться Ире? Но она была — живая и настоящая. И собиралась как можно быстрее исчезнуть — уже нащупывала за спиной ручку двери. — Стой! — крикнул Арсений, первый отошедший от шока. Кузнецова замерла, а он побежал со сцены и в несколько прыжков по ступеням оказался рядом с ней. — Не убегай. Пожалуйста. Ира не могла сказать ни слова — открывала и закрывала рот, глотала воздух, как рыба, выброшенная на берег. — Ир? — Арсений протянул к ней руку, но она дёрнулась от него, как от чумного. Только пискнула, задыхаясь: — Не трогай меня! — Ладно, хорошо… — Арсений судорожно выдохнул. Он пытался говорить спокойно, но безуспешно. В голосе звенели натянутые нервы. — Только не паникуй. Спустись, пожалуйста. Я все объясню. — Что? Что вы мне объясните… Вы… Вы… Что вы тут вообще… Это отвратительно! Тошино сознание будто отключилось, он не мог решать что-либо, делать выводы. Он даже не чувствовал рук, а ватные ноги не гнулись. Но медлить было нельзя. Невероятным усилием воли Шастун заставил себя решиться и подошел к ним. Ира уставилась на него еще более дико и испуганно, чем на Арсения. — Ир, — Произнес Антон, с трудом выговаривая слова, — Ты только не думай ничего плохого. — Вы ненормальные! Вы больные! — Она всхлипывала. — Нет, мы нормальные, просто… — Зачем вы это делаете? Это же неправильно! Так не бывает, так не делают, это совсем… совсем… Ира задрожала и всхлипнула. «Ещё чуть-чуть, — понял Антон, — и у неё начнётся истерика! Прямо сейчас она пойдёт и всем!..» Он не закончил мысли. Тут залихорадило его самого. Перед глазами поплыло и потемнело. Казалось, Антон вот-вот упадёт в обморок, а потом сразу под землю — от ужаса ноги не держали. Худо-бедно сохраняя хотя бы внешнее спокойствие, он не мог отвязаться от страшных картин, непрерывно всплывающих в воображении, картин того, что ждёт их с Арсением, когда Ира всем расскажет: позор и осуждение. Они станут изгоями, их накажут, страшно подумать — как! — Это баловство, понимаешь? — Нервно хохотнул Арсений. — Шалость от нечего делать, от скуки. И в этом нет ничего серьёзного. Ты права, такого не бывает, у нас ничего на самом-то деле и нет. — Тебе девушек мало? Что ты в нем ищешь такого, чего в нас нет? — Конечно нет! Сама подумай: природой заложено, что парни любят девушек, мужчины — женщин, так и есть… Ирочка, я ничего не ищу и не собираюсь. И не найду. Мы же… мы же с Антоном просто… Мы друг другу никто, разъедемся из «Ласточки» и забудем. И ты забудь, потому что эта ерунда ничего не стоит, это придурь, блажь… Антоша слышал его глухо, будто через стену. Не чувствуя ни рук, ни ног, не в состоянии ровно дышать, он закрыл тяжёлые веки и вздрогнул от боли. Она жгла всё тело, не концентрируясь в одном месте, она растеклась повсюду, кажется, даже за пределы его тела. Ведь Арсений мог бы сказать, что они это сделали на спор, да что угодно мог сказать, хоть «учимся целоваться», вдруг она бы поверила? Антон открыл глаза, посмотрел ей в лицо и прочёл — нет. Иру не провести отговорками, шутками и обещаниями. Чтобы поверить, ей нужна была правда, хотя бы крупица, но правды, а в словах Арсения правда была: законы природы, расставание, «мы с Антоном просто…». Антон уставился на Арсения, ища ответ на страшный вопрос: «В том, что ты говоришь, есть хотя бы капля лжи?» Ему было больно слышать всё это и еще больнее понимать, что сказать именно так — единственный выход. — Пожалуйста, Ир, не говори об этом никому. Если о таком узнают… Это пятно на всю жизнь и испорченное будущее. Понимаешь? — Продолжал Арс. Антон стоял немой, как и прежде. — Ла… Ладно… — Всхлипнула Ира. — Поклянитесь, что вы больше никогда такого… Арсений глубоко вдохнул, будто собираясь с мыслями: — Клянусь. Больше никогда. — И ты, — Ирина повернулась к Антону. Её взгляд из умоляющего стал злым. — Теперь ты! Тоша перехватил на мгновение взгляд Попова и увидел в нём чистое, абсолютное отчаяние. — Клянусь. Никогда, — Задохнулся Антон. «Поклянитесь, что вы больше никогда…» — голос Иры до сих пор звучал у Антона в ушах. И ответ Арса , и собственная клятва — никогда, никогда, никогда… Как они могли пообещать такое? Разве так можно было? Но Ира не оставила им выбора. Чёртова Ира! У них с Арсением оставалось так мало времени, и даже эти крохи отобрала какая-то выскочка! Прошёл всего один день, всего день они не были вместе, всего день прожили в оторванности друг от друга, но Антона, мучимому одиночеством, этот день показался месяцем. Он не раз порывался наплевать и на Иры, и на то, что она может рассказать, потому что в груди клокотала буря, которой нужно было дать выход, иначе она его разорвёт! Антошу тянуло к Сене, хотелось его увидеть, услышать, коснуться… Но он останавливал себя. Понимал, что единственный такой порыв может стоить слишком дорого им обоим. Конечно, в театре они виделись. Заканчивали с декорациями и репетировали часами напролёт — Оксана Александровна официально отпустила всю труппу со всех мероприятий и работ, чтобы ребята полностью сосредоточились на премьере. Конечно, Арсений всегда находился рядом, и Антон слышал его, видел его, руку протяни — мог коснуться. А нельзя. Нельзя было даже позволить лишний раз взглянуть друг на друга. Ира постоянно мельтешила где-то рядом, будто тюремный надзиратель не спускала с них глаз. Стоило только подумать, только понадеяться, что вот он — шанс, как Тоша тут же натыкался на её подозрительный взгляд. Тоша больше не мог терпеть. Он рывком остановился посреди дороги. — Да что тебе от меня надо? — Не в состоянии сдерживаться, закричал он. — Чтобы ты от него отстал. Он — хороший человек, комсомолец, а ты — урод и отморозок, ты его портишь! — Кто? Я? А сама-то ты кто тогда? Не тебе решать, какой он и что с ним делаю я! — Не мне, а всем решать! Весь лагерь и так знает, каким он был хорошим, пока ты не прицепился к нему! — Мы — друзья, а друзья… — Это не дружба! — Закричала она. — Ты сбиваешь его с пути, ты превращаешь его в психопата, ты совращаешь!.. Да, ты совращаешь его! — Да что ты вообще понимаешь?! Тоша и сам удивился, но этот вопрос поставил Иру в тупик. Она покраснела и уставилась на землю. — Понимаю… Представь себе. — Да ты влюбилась в него! — Злорадно хмыкнул он. Ира уставилась на Антона стояла не шевелясь. Вокруг проходили пионеры, и, чтобы они не услышали, Антон взял Иру под руку и отвёл в сторону от дорожки. — Не трогай меня! — Воскликнула Ира, когда Тоша уже остановился. — А ты не лезь не в своё дело, тогда мне даже смотреть на тебя не придётся. — Отстань от Арсения, или все узнают! — Влюбилась, да? Ответь, да или нет? Одно слово. — Перед тобой не отчитываюсь! — Да или нет? — Да! Да! Доволен? Да! — И что, ты думаешь, если будешь следить и шантажировать, он полюбит тебя в ответ? Думаешь, это так делается? — Антон усмехнулся. — Твоего совета не спрашиваю. В последний раз говорю — отстань, или я всё расскажу! — И чего ты этим добьёшься? Ты хоть понимаешь, что с ним сделают, если обо всём узнают? Ты понимаешь, что сломаешь ему всю жизнь? Его из института, из комсомола, из дома выгонят. Он лишится всего, чего хотел, и всё из-за тебя! Чёрт с институтом и комсомолом, а если хуже? Если дурдом или тюрьма, ты об этом подумала? Антон уже не мог остановиться, злоба больше не кипела внутри, а хлестала наружу диким потоком. До истерики остался один шаг. Тошу трясло, тело его вообще не слушалось, и, не понимая, что делает, он схватил Машу за плечи и сильно тряхнул. Заорал в голос: — Ты думала о том, как он тебя возненавидит? Какими словами будет вспоминать? Этого ты хочешь? Так ты его любишь?! Ира тоже закричала, но от страха, и этим взбесила Антона окончательно. Ещё чуть-чуть — и он бы бросил её на землю, но вдруг кто-то перехватил руку и грубо оттолкнул в сторону. Арсений. Антон с Ирой орали чересчур громко, неудивительно, что Арсений услышал, доедая завтрак в столовой. Найти их тоже не составило бы труда — увидев среди кустов потасовку, сюда сбежалась половина детей со спортплощадки. Благо среди зевак не было руководства, только вожатый Стас и Оксана Александровна. Арсений оттащил брыкающегося Антона в сторону, Стас закрыл Иру собой. — Шастун, ты что, сдурел?! — Рявкнул на Антона вожатый. — Арсений, расскажи ей все! Расскажи! — Заметив Стаса, взмолился Тоша. — Успокойся! — Приказал Арсений. — Ира, эта дрянь в него влюбилась. Полсмены за ним бегала, а сейчас совсем с ума сошла — следит за ним и угрожает, что наговорит всяких бредней, если я не отстану. — Шастун, да что с тобой? Ты сам-то в своём уме? — Арсений, мне никто не поверит! Расскажи им всё: что она за нами на реку бегала, как к тебе в комнату ночью лазила. Ну?! Арс отвёл его в сторону и заговорил очень тихо: — У тебя истерика. Давай вдох-выдох, вдох-выдох, — Пытаясь успокоиться, он и сам глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Но Антоша физически не мог дышать ровно, от злости трясло, глаза слезились. — Расскажи им, прошу тебя, — Пылко прошептал он. — А ты выбора мне не оставил, теперь придётся рассказать. А ты иди в медпункт, пей пустырник или что там Лариса Сергеевна даст. — Я никуда не пойду! — Антон, нам всем и так на ковёр к Александровне. Пожалуйста, иди к врачу, пусть она подтвердит, что у тебя переутомление и нервный срыв. Скажем всем, что случилась истерика из-за спектакля и ты сорвался на Ире, потому что ходила за тобой. — Да не устал я! Я соскучился. Пожалуйста, пойдём вместе, тебе ведь тоже к Ларисе надо! Вот что ты делал на кухне? Зачем? — Сейчас это неважно. Иди в медпункт, надо, чтобы врач засвидетельствовала… — Пойдём вместе! — Перебил, повторяясь, Тоша. — У медпункта кусты есть, спрячемся там. — Антон, сейчас не до этого, вдруг Ира всё расскажет? Не могу я уйти! При мне она, может, не станет болтать. А если станет, у меня хотя бы шанс будет что-нибудь сразу соврать. Иди один, пожалуйста. Не подливай масла в огонь, только хуже сделаешь. И Антона не стал подливать — Посопротивлялся ещё немного, но все-таки послушался. В медпункте рассказал, как и договорились: что у него, видимо, случилась истерика из-за спектакля и он накричал на Иру. На ковёр, конечно, вызвали. Антон и там рассказал всё по придуманной Арсений легенде. Странных, лишних и личных вопросов не задали, смотрели сочувственно, и даже Оксана Александровна не сердилась. Сердились на неё — нечего так сильно детей перенапрягать. Антон узнал в приёмной, что Арсений с Стасом тоже были. Что позже, конечно, приглашали и Иру. Но вроде бы руководство не стало поднимать шума. И это хорошая новость — значит, не проболталась. Пока. он вернулся в кинозал и уже сидел на зрительском кресле в центре первого ряда. — Растрепала про нас? — Спросил сходу. — При мне ничего такого не говорила. — А у директора? — Не знаю. Но если бы проболталась, меня бы тут уже не было. Директору рассказать у неё вряд ли смелости хватит. Меня другое волнует: потом они с Стасом вдвоём ушли… — Думаешь, ему сдала? Дверь скрипнула, на пороге появилась заплаканная Ира. Арсений, ничего не ответив Антону, поднялся и ушёл на сцену. Но Антон и без слов понял — могла. Но убедиться в этом не получилось — никогда.
Вперед