Vesta Electronic

      Космос встретил их привычной тишиной и чёткими, как в морозной прозрачной атмосфере, звёздами. Джет смотрел в усыпанную ими черноту и никак не мог насмотреться. Казалось, эта картина осточертела ему за дни поисков хуже горькой редьки – а только после однообразия захолустной космоплощадки и её он был рад видеть, как старого доброго друга.              Тем запоздалым утром выяснилось, что полиция, едва вернувшись на астероид, закрыла выход из-под купола для любых кораблей. И долгие четверо суток они вместе с шахтёрами и другими наёмными охотниками торчали на астероиде, как застрявшие в пазу клинья. Джет отсыпался и ремонтировал всё, для чего получилось достать запчасти на Весте. Спайк появлялся на корабле в основном для того, чтобы переночевать, поесть и подлатать особенно глубокие ссадины, полученные в дружеских драках со скучающими мужиками обеих профессий. Полиция, занятая поиском террориста, мудро смотрела на стихийно организованные кулачные бои сквозь пальцы: всем было ясно, что и без того взъеденным на вынужденный простой людям лучше не мешать скидывать лишнее напряжение более-менее цивилизованным способом. Джет мрачно смотрел, как напарник смачивает спиртом одну окровавленную ватку за другой, но сделать с этим ничего не мог – разве что помочь. Судя по слухам, Спайк быстро перестал быть интересным соперником в поединках, дрался один на двоих, а то и на троих – и всё равно чаще выигрывал ставки, чем проигрывал их. Так что на все неодобрительные взгляды парень имел полное право философски пожимать плечами: ничего, мол, не поделаешь, работа такая. Другой всё равно нет.              Фотография Вальдемара оказалась действительно из пустующего офиса, прямо напротив бара. Обыскивая крыши, полиция обнаружила на одной из них полследа в пыли да сигаретный пепел, который ветер не успел ещё развеять. Стрелок действительно ждал там на случай переполоха и ушёл, лишь увидев огни полицейских катеров по ту сторону купола. Надо отдать ему должное, он хорошо знал своё дело: ни одна из уличных камер не зафиксировала, кто вошёл в здание.              В одном только боевик просчитался. Пустующий дом служил пристанищем местной популяции голубей: весьма благополучной, несмотря на слабую гравитацию. Проблема их размножения в таких нестандартных условиях очень занимала марсианских биологов. Как и большинство учёных, денег на исследования они получали немного, и вместо многодневных экспедиций ради наблюдения за пернатыми вживую ограничились установкой фотоловушек, срабатывающих на движение. Одна такая и запечатлела мужчину, никак не ожидавшего, что в заброшенном здании за беспорядком птичьих гнёзд найдётся рабочая камера.              Будто почувствовав слежку, к "Барракуде" Вальдемар так и не вернулся. По иронии судьбы, объявить за него награду в набитом наёмными охотниками городке не представлялось возможным: это значило бы опубликовать фотографию подозреваемого и выдать подробности, которыми, будь у него сообщники, боевик мог бы воспользоваться. Так что четыре дня полиция сама выслеживала его по всем укромным углам городка и в стратегически важных местах – вроде космодрома и магазина. Пока, наконец, сдуру уснувшего в их подвале исхудавшего чужака не побила местная рабочая молодёжь. Так, со звонком рассерженных шумом соседей, и закончилась эта история.              Монотонно жужжала вентиляция, в приёмнике на магнитном столе негромко мурлыкала музыка. Джет полувисел над пультом, глядя в чуть бликующий под солнечными лучами иллюминатор. Маршрут до Марса он закончил прокладывать ещё минут десять назад и теперь просто позволил себе немного расслабиться. После двух недель пониженной или отсутствующей вовсе гравитации марсианская, царящая сейчас в жилых помещениях, непривычно наливала тело свинцом. Джет был рад небольшой передышке в Зазеркалье командного мостика, где верх и низ зависели только от точки зрения.              А вот Спайку, наоборот, нравилось внутри. Парень не заморачивался с постепенным увеличением нагрузки, то и дело порывался разогнать корабельную силу тяжести до земной. Он упоённо отжимался от стен и пола, прыгал через какой-то бесхозный провод и сражался с тенью – будто ему не хватило четырёх дней бесконечных боёв. Однако это всё будто бы давало Спайку крылья: словно для того, чтобы он мог летать, его должно было хорошенько прижимать собственным весом к полу... Эх, молодость! Джет не мог не признать, что он любовался плавными, точно выверенными движениями парня, тем, как естественно он держал равновесие и как мышцы перекатывались под светлой кожей. И в то же время он не мог не думать о расчерчивающих её старых шрамах, синяках всех оттенков и ярких, покрывшихся твёрдой тёмной корочкой ссадинах.              Он старался не подавать виду, и всё же Спайк порой ловил на себе брошенные украдкой взгляды напарника. Самоуверенно усмехался и сосредотачивался на каком-нибудь особенно сложном плавном приёме, красуясь – выпендрёжник! А потом улыбался тепло, неизменно улавливая нотки грустного беспокойства, ободряюще кивал одними веками: "Я в порядке, Джет. Ничего, я не стеклянный".              Мелодичный электронный ритм в проигрывателе плавно смешался с мягким, хорошо узнаваемым голосом солиста. Какая-то из песен "Depeche Mode", их часто крутили на радиостанциях с ретро-музыкой – видать, и в этом секторе Пояса на них находились свои любители. Джет не собирался вслушиваться в текст, любуясь бескрайними просторами космоса, но слова будто сами легли на душу.                    Fragile, like a baby in your arms,             Be gentle with me, I'd never willingly do you harm.             Apologies are all you seem to get from me,             But just like a child, you make me smile when you care for me.                    And you know,             It's a question of lust, it's a question of trust,             It's a question of not letting what we've built up crumble to dust,             It's all of these things and more             That keep us together"...              Песня звучала, мягко и неспешно, ворошила в памяти старые сомнения, но, тут же успокаивая их, создавала какое-то светлое, тёплое настроение. Джет улыбнулся, подумав о том, что очень похожее чувство проводило для него границу между "Бибопом"-куском-металла, несущемся в пустоте со скоростью десятков километров в секунду, и "Бибопом"-домом, живым и по-своему уютным, в котором его было, кому ждать. И пусть вопросы желания и доверия здесь бывали сложными, Джет не сомневался: его обманчиво-хрупкий напарник в самом деле ценит его заботу и не захочет ему навредить.                    "Independence is still important for us, though,             (We realize)             It's easy to make the stupid mistake of letting go             (Do you know what I mean?).             My weaknesses, you know each and every one             (It frightens me),             But I need to drink more than you seem to think before I'm anyone's.                    And you know,             It's a question of lust, it's a question of trust,             It's a question of not letting what we've built up crumble to dust,             It's all of these things and more             That keep us together"...              После того странного утра всё вернулось на круги своя. Чайник закипал, не пряча за шумом ничьих шагов. Джет готовил еду на двоих, прекратив испытание камбуза на прочность в лице парня. Спайк не приставал к товарищу по поводу и без, получив свою долю тепла, но и не сторонился напарника: оставался таким же независимо-улыбчивым, как и всегда. Джет, как и обычно, не лез к нему, отвечая тем же. Никто из них по-прежнему не заговаривал о том, что происходило между ними. Никто не подавал виду, что в последний раз они подошли к этому ближе, чем когда-либо. И теперь Джет был по-своему рад такой тишине. Сейчас молчание не выматывало неопределённостью – оно давало передышку, возможность побыть наедине с собой и отдохнуть от перегрузки эмоций. Не гнетущее беззвучие сырого осеннего дня – светлое спокойствие ясного неба после минувшей бури. Бури, которую они пережили вместе, поддерживая друг друга.              Ритмичные щелчки магнитов по железу пола пробились из коридора на фоне музыки. Не самый довольный голос напарника за спиной не стал неожиданностью.              – Эй, Джет...              – Хм?              – Долго ты ещё собираешься болтаться здесь, будто двух недель около-невесомости тебе не хватило? Мытьё нашей общей кухни в одно лицо ущемляет моё мужское достоинство.              – Попробуй мыть её руками, так гораздо удобнее.              Спайк фыркнул. Оттолкнулся где-то от пола, кувыркнулся в воздухе, проплывая мимо напарника, и ловко примагнитился специальными вставками в обуви на потолок. Джет привычно погасил панику подсознания, в отсутствие сигналов от вестибулярного аппарата вопящего, что это он здесь висит вниз головой. Спайка же фокусы восприятия, похоже, не беспокоили: едва магниты щёлкнули по внутренней обшивке, он подобрался и отвесил воображаемому противнику серию размашистых пинков и ударов локтями. После чего картинно "уронил" руки с таким видом, что становилось понятно: уж ему драки почти в невесомости за четыре дня надоели просто до чёртиков.              – То есть, ты не поможешь мне в общественно-полезной деятельности, которую сам и поднял?              Джет усмехнулся. Чтобы всё-таки припахать этого балбеса к устранению беспорядка на кухне, пришлось дождаться, пока парню совсем некуда будет деться с космической лодки.              – С чего бы? Не помогал же я тебе разливать по полу кипяток вместе с рисом или забрызгивать стены кетчупом. Не я догадался запихнуть сыр для жарки в духовку, где он стёк сквозь решётку и радостно так пригорел. И я даже знать не хочу, как на потолке оказались сырые яйца, но, будь добр, оттирай их оттуда сам!              Спайк рассмеялся, вспоминая свои кулинарные приключения, – весело и, чёрт возьми, заразительно. Джет не смог удержать улыбки, потом прыснул тоже. Сердиться на товарища упрямо не получалось, только неуместная тёплая нежность растекалась в груди. Какой же этот парень всё-таки замечательный. Дятел, конечно, – но такой волшебный!              – Дай я хоть центрифугу разгоню до нормы, – протёр волшебный дятел глаза, отсмеявшись.              – Чтобы прыгать вверх со шваброй стало ещё интереснее? – не смог не подстебнуть его Джет. Но от пульта всё-таки оттолкнулся, освобождая напарнику место. Должны же и для Спайка во всём этом быть хоть какие-то плюсы?              – Чтобы вода при этом не так сильно выплёскивалась из ведра, – беспечно ответил тот. – Потолок я уже вымыл и, честно говоря, очень рад, что начал с него.              Джет предпочёл не думать ни о том, серьёзен напарник сейчас был или всё-таки догадался достать стремянку, ни о том, на что сейчас мог походить их камбуз. Обнадёживало только то, что уборщик из Спайка, по долгу службы время от времени притворяющегося чернорабочим, всё-таки получался получше, чем повар.              Буйные волосы колыхнулись, словно под водой, когда Спайк нырнул с потолка к пульту управления – настраивать заветные переключатели, – и растормошились вокруг головы парня снова. Джет подумал, что это наверняка добавляло бы трогательности образу, не будь его напарник и в обычных условиях похожим на одуванчик. Белые лучи солнца играли в тёмных прядях, распадались желтоватыми и зеленоватыми бликами. И такие же весёлые искры блестели у Спайка в глазах, когда он оттолкнулся от поручней вперёд и вверх, с милой улыбкой протягивая напарнику руку. Джет усмехнулся и поймал парня за запястье, не давая воткнуться головой в потолок. Дёрнул на себя одновременно с рывком парня, корректируя траекторию сообща с ним, и отпустил Спайка в полёт до люка из рубки.              Звёзды не перемигивались на фоне бездонной черноты: без атмосферы таким эффектам взяться было неоткуда. Их ясное, уверенное спокойствие как никогда откликалось в душе.                    "It's a question of lust, it's a question of trust,             It's a question of what we've built up crumble to dust,             It's all of these things and more             That keep us together"...              Песня плавно затихала, готовясь через пару секунд смениться на первые аккорды следующей – или вопль рекламы. Джет щёлкнул кнопкой проигрывателя, не желая прогонять угнездившееся в груди тепло ни тем, ни другим.              Очередной шторм миновал, разогнав тяжёлый мутный туман и оставив после себя уверенность: оба они были готовы на многое, чтобы не позволить всему, что их связывало, разлететься пылью.              И для этого были совсем не нужны слова.