Наркотики это плохо, дети

Впервые Душенька замечает его в баре, за столиком в дальнем углу. Он смотрит на него, изучает своими тёмными как бездна глазами. Сквозь какофонию ярких цветов и смазанных поверхностей, тёмные глаза–всё, что он может разобрать. Даже в темноте, Душенька уверен, он бы их разглядел. Впился бы, распался бы на атомы, словно в чёрной дыре. Люди вокруг него знакомые и малознакомые, в разной степени трезвости. Они все весёлые и мыльные, а ещё очень громкие. Они пульсирующие и безликие, и когда Душенька перестаёт отличать их друг от друга, он задумывается о том, что ему на сегодня хватит. На эту мысль его наводят и тревожные мыльные лица, когда он "встаёт" с дивана, на котором сидел. "Встаёт", потому что на мгновение всё темнеет, а потом он оказывается на полу. Не совсем ясно, что его подвело–только ли ноги или вся нервная система в принципе, но факт остаётся фактом. Чьи-то холодные руки–должно быть, Алфедова–подхватывают его и выводят наружу. Тут свежо, немного ветрено и на удивление светло, не смотря на глубокую ночь. Или уже утро? От затекающего в лёгкие воздуха хочется жить. Хочется дышать, смеяться, бегать, валяться в траве, много-много говорить и никогда не возвращаться в душный бар. Алфедов сажает гибрида на траву и сам садится рядом. Душенька даже в своём состоянии подмечает, что снеговик удивительно трезв. Хотя вроде и пил, и курил, как и все остальные. А может Душенька просто перепутал его с кем-нибудь. –Кстати, а что... э...–Душенька пытается задать вопрос, но слова в единую мысль собираться не хотят. Боги, кажется он забывает, как говорить.–А что за парень в тёмном был за дальним столиком, не знаешь? Не помню... не помню, чтобы видел его на сервере хоть раз... –м? В тёмном... Пугод, может? Хотя нет, вряд ли. Он на такого рода мероприятиях обычно в центре внимания. Ты уверен, что тебе не привиделось? –Нет, не- а хотя.. хотя нет-нет, знаешь, может и привиделось.–Душенька хихикает и трёт глаза, будто бы прогоняя наваждение. Алфедов смотрит на него вопросительно, но вопросов не задаёт. Ждёт какое-то время, а потом поднимается с травы, протягивает руку собеседнику. На лице–ехидная, но в то же время невинная улыбка–Ну как ты, лучше? Готов продолжить веселиться, или ещё воздухом подышишь? И Душенька принимает чужую руку. Когда они возвращаются в бар, тёмной фигуры с глазами-безднами в углу уже нет. *** Душенька просыпается у себя дома и стонет болезненно, закрывая глаза от яркого света из окна. Как он добрался до дома он не помнит, конечно же, но не в выгребной яме–и на том спасибо. За чувством тошноты, усталостью и ломотой в костях он не замечает тёмную фигуру у стены, отчего пугается, когда тот начинает говорить. –О? Надо же, проснулся. Доброе утро, спящая красавица. Когда Душеньке удаётся сфокусироваться, он позволяет себе разглядеть незнакомца. Почему-то не возникает мысли закричать или спросить, кто он. Присутствие тёмной фигуры кажется чем-то совершенно нормальным и совершенно естественным. Глубокие чёрные, как он думал, глаза, на деле благородного дубового цвета, а под лучами солнца и вовсе наливаются янтарём. Да и весь он на деле не такой уж тёмный, как Душеньке показалось изначально. Лицо парня закрывает чёрная, в кривую фиолетовую полоску, балаклава, на шее в той же расцветке повязан шарф, а тёмно-фиолетовую толстовку и кроссовки украшают яркие пурпурные шнурки. И он весь такой, тёмный со всполохами цвета. Как какой-то очень красивый камень, как... –Обсидиан...–проговаривает Душенька, особо не думая, вслух. Слово вылетает мягко, без запинок и заплетаний. Как надо. –О? Мы даже не познакомились, а уже даём друг другу прозвища? Какая прелесть.–"Обсидиан" щурится хитро, по-лисьи. И улыбка у него наверняка такая же–обворожительно-лисья.–Тогда, как же мне обращаться к тебе, м? –Ду-–Навык красноречия покидает его мгновенно, поэтому собственное имя удаётся выговорить лишь с третей попытки, по буквам. Да и то выходит криво. Душенька садится. Кажется вот теперь время для вопросов.–Так и, кто ты? Это ты меня из бара дотащил? И почему я тебя до этого не видел? Ты новенький на сервере или- –О, эй-эй, помедленнее,–перебивает парень, не давая продолжить волну вопросов.–тебя твои барные друзья дотащили. Я просто зашёл за ними следом. И нет, не новенький. Просто, ээ..–он прерывается на мгновение,–просто не пересекались по причине твоего трезвого образа жизни. –В смысле? –В коромысле.–Обсидиан излишне драматично вздыхает.–Я обитаю на дальней части сервера, а "коммуницирую" с другими участниками только в подобного рода заведениях. А так ранее я тебя не видел, так что и делаю выводы. Ну и отвечая на твой вопрос о том, кто я... считай что я-–Обсидиан хотел добавить ещё пару слов, но его прервал неприятный звук: Душеньку вырвало в заботливо оставленное кем-то ведро–...а, не важно. В другой раз. Душеньку рвёт и рвёт, едкий запах кислоты бьёт по носу, глаза слезятся, а тело ломит так, будто он выпал из окна вчера ночью. А вдруг в самом деле выпал? Он помнит, что был на улице, но как он там оказался? А Обсидиан рядом. Придерживает волосы и гладит по спине, вручает в руки стакан воды, а когда стакан пустеет–убирает на тумбу. Он помогает перебраться с пола на кровать и накрывает Душеньку одеялом. Он перебирает пальцами спутанные волосы и остаётся рядом, когда Душенька падает во тьму. И смотрит своими хитрыми дубово-янтарными глазами. Но каким бы обворожительным и заботливым ни был этот Обсидиан, Душенька сам себе обещает: никаких больше баров. Никаких наркотиков. Никакого алкоголя. Когда он просыпается снова, фигуры в комнате уже нет. *** В следующий раз они встречаются в баре. Посетителей меньше, знакомых особенно, но это не мешает Душеньке чувствовать себя отвратительно расслабленным и в той же степени отвратительно веселым. Он смеётся, много жестикулирует и говорит с кем то очень-очень весело, но косо на него почти не смотрят. Мало ли чего привидится под мешаниной из наркотических веществ. А невидимый собеседник сидит напротив, шутит и смеётся, но более сдержано, и больше молчит на самом деле. Душенька говорит за двоих. Но всё же находится достаточно любопытная, чтобы спросить, персона. Душенька не уверен, кто это. Ники? Кавеори? Нет, наверное всё таки Кавеори. Душенька мало с ней общался, но помнить, что у девушки были кошачьи ушки. Ушки на месте, значит Кавеори. Так, а чего она там хотела?... Девушка тоже нетрезвая, но явно трезвее Душеньки. Она нависает из-за спинки дивана и тычет его в щёку. –Ду-уу-ушенька,–тянет она, а когда Душенька запоздало дёргается, хихикает.–а с кем это ты так весело беседуешь? На её лице нетрезвая, чрезмерно любопытная улыбка, но при этом абсолютно невинная. Душеньке эта улыбка не нравится. Или, быть может, ему не нравится Кави. –а-э.. а. Это Обсидиан,–он махает в сторону собеседника, собеседник под маской едва улыбается. Душенька как то научился замечать чужие эмоции.–Живет в ебенях, коммуницирует через пьянки. Кавеори смотрит удивленно в сторону, куда махнул Душенька, а затем снова расплывается в улыбке. Душеньке она кажется чуть более натянутой. –Аа... приятно познакомиться, Об-си-ди-ан.–почему то имя она выговаривает по слогам, будто неуверенная, что правильно запомнила. А потом сползает со спинки дивана, похлопывает Душеньку по плечу и удаляется на неустойчивых ногах.–Ну ладненько. Не буду вам мешать. И они возвращаются в беседу. Когда людей остается совсем мало, а дело близится к закрытию, они выходят на улицу, в ночное пространство. Тут непривычно тихо и непривычно темно, отчего Душенька цепляется за чужую руку. И сразу становится легче. Обсидиан на фоне с ним поразительно трезв. Если так подумать... –Слушай, я как то не заметил, чтобы ты пил или закидывал в себя что то...–бормочет он, смотря в звездное небо. Звёздочки-точки смешно переплывают от одного места в другое, словно мальки. Или светлячки. –А я и не пил.–просто отвечает Обсидиан и ловит на себе удивлённый взгляд–Я хожу в такие места больше за общением, чем за веществами. Да и добираться до дома тяжело, да и надо же ещё и тебя довести в целости и сохранности. –А... И этим "а..." Всё и кончается. Дальше они идут в тишине, держась за руку, а потом Душенька уже ничего и не помнит. Помнит только то, что нетрезвым ему нравится быть куда больше, чем с похмельем. *** Помните "никаких наркотиков-баров-алкоголя"? Забудьте. Забудьте каждое это трезвое обещание, как забыл их Душенька. День через день, а то и каждый день, они встречались и отрывались, точнее отрывался больше гибрид, друг в балаклаве лишь наблюдал. Следил, как из спокойного парня Душенька превращается в маниакально-счастливую розовую мешанину, которая собой занимает пол бара. Он общался не только с Обсидианом, не подумайте, с другими посетителями тоже. Правда больше это походило на попытки поглотить собеседников, чем на общение. Были алкоголь, трава, психоделики, и это было относительно легко контролировать. Но были порошки и таблетки, была Нирвана, много касаний и много эйфории. Всё было мыльным и смешным и таким любимым. Было так хорошо, что Душенька был готов умереть. Никакой трезвости. Никакого похмелья. Никакой гадкой серости, которая липла к коже и внутренним органам. Было счастье. Были эмоции. Был приятный туман и всполохи цвета. Был Обсидиан. Душенька падает на диван и закидывает голову. Встречается с Обсидианом взглядом и хихикает почти влюбленно. Махать даже пытается, но руки-ивовые веточки почти неуправляемые. Ограничивается растянутым до безобразия "привет". –Привет-привет, солнце моё ясное.–Обсидиан наклоняется и клюёт носом в нос, жест совершенно дурацкий, но кролика это выбивает в бурю смущения, и весь он становится розовым. Как его ушки на голове и как его свитер. Быть может даже ярче. Обсидиан падает рядом и сгребает растекающуюся розово-бурую массу в объятия и кладет голову себе на плечо. Гладит и по волосам, и по шее, и по плечам, всего гладит, куда руки дотянутся. –Кстати, ты бы...м..–Обсидиан говорит, но говорит будто бы и не Душеньке, настолько эта реплика отстранённая–Ты бы завязывал, на самом деле. Или сокращал. –Иначе что?–Душенька поднимает голову и смотрит то ли с вызовом, то ли с лёгкой паникой. –Иначе придётся искать место на кладбище, Душ. И никто из них диалог не продолжает: Обсидиан–потому что трезв, Душенька–потому что, кажется, трезвеет. Что странно, если вспомнить количество веществ, которые плавают в его крови. Душеньке не нравится. Не нравится быть трезвым, грустным, уставшим. Поэтому он шарит по карманам в поисках чего-то, что бы могло довштырить его, отключить, залить серотонином до краев и вылиться за края. И находит. Почти пустой пакетик порошка, как раз на одну затяжку, как раз чтобы дожить вечер. Он высыпает содержимое, выбравшись из почти липких обсидиановых объятий, ровняет. И вдыхает. И уносится далеко-далеко, в краски и чувства, но успевает услышать за спиной чужой вздох. Обсидиан знал, что наставления Душеньку не остановят. А жаль, славный он парень. Парень, оказавшийся там, где не стоило. *** Душенька не помнит, сколько прошло времени. Сколько суток он потерял в пьяном бреду и мерзком похмелье. Не помнит и того, как оказался здесь. Вот он в баре, в ярком свете и дыме, а вот... –Ну я же предупреждал.–Обсидиан понуро вздыхает. Он болтает ногами, сидя на краю ямы. А вот он в этой самой яме. Она глубокая и довольно большая. Он помнит тяжесть и боль в груди, помнит тошноту и рябь перед глазами. И всё. –Ой, да иди ты.–Парирует беззлобно Душенька и также понуро вздыхает. За пределами ямы видно лишь красные головки маков. И туман, вездесущий туман. Где бы Душенька не был, он знает: это конец. Его тело вынесут из бара под утро, и не будет больше никакого Душеньки. Ни как личности, ни как участника сервера. Даже если воскресят, Душенькой он уже не будет. Не тем, который был на сервере. Будучи хардкорным игроком, есть риски в один день просто не проснуться в родном мире. Вот ты умираешь, а вот–смотришь на надпись, гласящую о недоступности сервера. Вот ты есть, а вот тебя нет. Всё просто. Обсидиан поднимается с края ямы. –Прощай, солнце моё ясное. Лицо у него нечитаемое, но глаза Обси блестят. Кажется, даже успевает скатиться слеза, вторая, третья, но все они растворяются в ткани. Как и сотни других невысказанных и не показанных чувств. Обсидиан достает лопату и сгребает вниз землю. Аккуратно, не бросая, начинает с ног и доходит до головы. Душенька чувствует тяжесть рук на своих рёбрах под слоем земли и скорби, и чувствует сырой землистый привкус во рту. Он закрывает глаза и всё проваливается во мрак. *** Он давится, кашляет и задыхается. Горло сжимается и не дает воздуху пройти и носом вдохнуть Душенька тоже не может. Вокруг светло и ярко, и стены слишком белые чтобы сразу разглядеть хоть что-то. Когда глаза вспоминают, как работать, ему удается оглядеться. Он в ванной. Белой небольшой комнатке, скорее всего они всё еще в баре. Люди вокруг знакомые и не очень–Пугод, Алфедов, Модди, Кавеори и несколько незнакомых или слишком мутных чтобы узнать, но все они, как один, напуганы. "Очнулся!", "Слава Прайму, откачали!", и прочие радостные восклицания слишком громкие. От них звенит в ушах и голова раскалывается. Тревожно-веселые лица мешаются с белизной ванной комнаты и растворяются в ней, и Душенька, болезненно простонав, закрывает глаза. *** А потом происходит долгий период восстановления. Долгий и болезненный, с ломками и постоянной тошнотой, с постоянными ознобом и болью. Душенька похудел, сильно, почти до состояния мумии, и первое время его рвало даже от запаха еды, даже когда блевать было нечем. Кости, мышцы и зубы болели даже не смотря на огромное количество зелий лечения. Тело покрылось пятнами, язвами и коростами. Лучше бы там и умер, честное слово. Но... рядом с ним были другие. Были Алфедов, Кавеори и Пугод, которые помогали и заботились, были и другие, с кем он понемногу также сдружился. И постепенно, через боль, но он восстановился. Да, быть может многие беды останутся с ним, пока есть этот сервер, но это ничего. Это переживётся, с этим можно справляться. Но труднее всего было справиться с мыслью, что нигде и никогда Душенька больше не увидит его. Тёмную фигуру со вспышками фиолетового и дубово-янтарными глазами.