..и ничего, кроме правды.

Серые тучи заполонили всё небо, от края до края. У Бухареста с ясным днём сегодня как-то особенно не задалось. Странно осенью не ждать дождя. Но этот совсем уж навевал тоску, в которой даже не хотелось игриво перескакивать лужицы. В утерянной атмосфере попрятались уникальные краски старого города, а с ними — что поникшие туристы по маленьким кафешкам, что оробевшие голуби под крыши этих самых кафешек. В их удивительно схожем, спешном и чуть растерянном кучковании вместо привычного праздношатания по городским закоулкам, было что-то очень милое, но с флёром лёгкой обиды на обстоятельства. Баристы и бармены без особой радости разделывались с очевидно возросшей нагрузкой, под давлением рутины даже ни на секунду и в самых глубинах души не порадовавшись, что именно им одним сейчас поручено согревать людей больше разнообразных шарфов и даже беззаботных обнимашек. Всему такому в центре города самое место, но прогноз погоды нынче набрехал с три короба несравнимо больше привычного. В очередной безымянной кофейне резко захлопнулась узенькая папочка со счётом. А самое обидное — такая непогода вместе с настроением рушит ещё и последние надежды на нормальные чаевые. А осадкам всё неймётся. То и дело попадают на оконные отливы и разбирайся с этим барабанным концертом, как хочешь. Но твой размеренный сон точно попадает под угрозу уничтожения. Тёмные ресницы дрогнули, постепенно пропуская тусклый свет осеннего дня. Хотя, какой там день. Семнадцатый час пошёл. Понятно, почему Никиту в столь позднее время сама природа разбудила. Карий взгляд впервые за немалое время взирал настолько лениво и незаинтересованно. Ёбаный в рот. И погода говно, и прохладно в номере.. Ещё и проснулся без настроения. Но у Никиты на семь бед — один ответ: чем тяжелее вздохнёшь, тем большее смирение с происходящим тебе обеспечено. Щурясь, парень закрыл лицо руками и, выдыхая через нос, проскользил ладонями к затылку. Он знал, что его прямые волосы особо не растреплешь, как и то, что вряд ли его поджидает успех в деле повторного засыпания. Но, например, понятия не имел, что сопит во сне. И с чего вдруг во всём теле поселилась такая неописуемая слабость. Не заболел ведь вроде. Конечно, этого ещё бы не хватало в мини-отпуске. Впрочем, — чисто в теории, — никто же не отменял влияние нервов и психосоматики на иммунную систему человека. Синяя зубная щётка скользнула за щеку, нехотя взбивая на губах пену невкусной ментоловой пасты. Зеркало отражало мрачный взгляд с прямыми бровями, не нацеленный меняться в сторону более тёплых эмоций. Недовольство всем и вся. Добро пожаловать в ещё одну ипостась калейдоскопа настроений и мироощущений господина Кожанова. Ну и за каким хуем я вообще сюда поехал? А. Юрец. Точно. А этого где носит? Вопросы, сплошные вопросы. Не краткий шанс отдыха в новой обстановке, а свежий повод бесплодно думы думать. Как будто заняться больше в жизни нечем. Да, судя по объёмам философских настроений в голове — и правда нечем, невзирая на все, новые и старые проблемы. Вода из прополосканного рта выплюнулась в чашу раковины. А рука, почти уже положив зубную щётку, внезапно сжала пластик синей ручки в кулаке. Но теперь хотя бы один вопрос точно снят с повестки. Если не большее количество. Это была Она. Родная и знакомая. Та, что лишала покоя и сна. И та, от которой невозможно было спрятаться даже в день, когда никого не хочешь видеть. Мигрень. Голова у Некита болела практически ежедневно, но Её Величество было ни с чем не спутать. Как не спутаешь сильный ветер с торнадо. Мигрень уникальна. Враз накрыла таким тяжёлым и глухим одеялом, что прочие недовольства трусливо рассыпались по дальним углам сознания. И в номере уже не прохладно. И сонное состояние уже особо и не беспокоит. И никакущее настроение скромно примолкло. Ничто не было способно и близко сравниться с внутренними мольбами о прекращении пыток. Но больно было даже думать. А пытки только начинались. Прямо как у Летова, зубчатые колёса завертелись в башке, но какой-то распиздяй забыл их смазать, и поэтому каждый проворот воображаемых шестерёнок, которыми ощущалась боль, приносил всё большие и большие страдания. Да, высокопарно, но иначе как "страданиями" этот пиздец не назвать — и ведь ни на йоту не соврёшь, сказав, что Никита именно страдал. Ибо из всех-всех-всех багов собственного организма конкретно с этим не мог ни совладать, ни подружиться. С торнадо ведь не договоришься. Он мог мигрень только пытаться гасить таблетками, но, прекрасно осознавая сопоставление сил мигрени и сил таблеток — по факту тупо вышвыривал целые пачки болеутоляющих куда-то в чёрную бездну. А Нурофен-то в рюкзаке. А до рюкзака в таком разбитом состоянии попробуй доползи. Да и, если честно, долгожданный Бухарест по ощущениям холода и опустошённости, всё больше и больше походит на какую-то катастрофу. * * * Да, город погодой радовать не собирался. В лужах хоть кораблики запускай — иная вместит целый бумажный флот! Горожане и приезжие пялились из окон и из-под навесов, очень радуясь тому, что успели избежать дождя, кто с какими потерями. Впрочем, кому как. Юра от такой мерзкой и дождливой погоды, напротив, иногда чувствовал некое воодушевление. Безусловно, это и близко не его обожаемое фиолетовое небо с диким ливнем и бодрящими грозами да молниями, но вполне сойдёт. Он шлялся по городу часов с пятнадцати. Странно, но на новом месте, вразрез с приметой, на славу не спалось даже с Некитом под боком. А может он и был причиной столь короткого и некачественного сна. Часто ли раньше Юра засыпал в обнимку с человеком, о котором с каждым годом думал всё чаще и чаще? При таком пейзаже за окном, кофе в стаканчиках за пятнадцать лей грел лишь наивных туристов. Внутри квартир, где проживали местные, летали ароматы обжигающей горло цуйки, хлюпался из кружек чай из цветков липы и не утихали споры, можно ли портить изготовлением весьма уместного нынче глинтвейна легендарное Фетяска Нягрэ. Юра, чей день стартовал с дегустации местных белых вин в отельном баре, само собой, не имел абсолютно ничего против любого употребления красного. Но всё же, белое он любил чуть больше. И оно отвечало взаимностью: Граса де Котнарь в два приёма угомонило оправданно растрёпанные мысли, а Тэмыйоасэ Ромыняскэ не оставило сомнений — в путь и только в путь по столице. Пусть бездумно и в отсутствие намеченного маршрута — ноги вели сами без малейшей усталости, а глаза наслаждались всем, что только могли увидеть. Не помеха даже дождь. Даже ветер. Даже потихоньку хлюпающие кроссовки. Даже.. Ветер взревел, задувая все волосы на левую сторону. Несколько прядей запутались в очках, а шея ощутила холод из-за забытого шарфа. Юра остановился и улыбнулся сам себе. Ладно уж, оптимист. Погреться где-нибудь всё же стоило бы. Мягкий мелодичный перезвон китайских колокольчиков на входе приласкал слух. Знать бы ещё, куда хоть зашёл. Но тут очень тепло, уютно даже. Стены отделаны рыжим деревом. Тусклый жёлтый свет редких лампочек. Приятный такой. Стало так хорошо. Взор распознал главное: ряды и ряды виниловых пластинок. В самых разных, — судя по расцветкам, — конвертах, на самых разных, — судя по названиям, — языках. Парень огляделся, постепенно ощущая наплыв самого настоящего комфорта. Словно всё окружающее пространство этой крошечной музыкальной лавочки превратилось в единое настроение и окончательно влюбило Юру в Бухарест. В ветре тает огонёк Это писем всех итог Город слушает меня Но не разбирает слов А в воскресенье будет дождь Переулки захрипят А в душе моей больной Снова кошки заскрипят Ты застыла в синеве Я руками резал нить Окунусь в вино, как в чай Где мне скрыть свою печаль? Случалось ли вам когда-нибудь попасть, — не меньше, — в момент из фильма? В тот самый, где всё вокруг спелось в единую симфонию безупречности и подстроилось под именно твоё настроение? В тот, где на фоне играет словно идеально подобранный саундтрек, та самая песня, будто написанная про тебя и для тебя конкретно в этом кадре? В тот, где ты счастлив от и до, хотя до сих пор не можешь понять, как тебе умудрились залезть в голову и воссоздать атмосферу до малейших крупиц? Юра, до конца не веря в происходящее, но ощущая прилив тихой эйфории, встретился взглядом с симпатичной блондинкой за прилавком. И обезоружено улыбнулся, разведя руками. — Не ожидал, что услышу в Румынии что-нибудь на русском. Девушка-продавец улыбнулась столь же тепло. И Юра ощутил абсолютную искренность в ответ. — Просто я родом из Саратова, как и эти прекрасные ребята. Понравилось? Да. Всё равно не опишешь, насколько это про тебя самого. И Юра просто кивнул. Прекрасные ребята. Обложка не врала. Пытаясь сберечь от дождя свою неожиданную покупку, Юра, выходя на улицу, держал под пальто виниловую пластинку группы "Beautiful Boys". Особо яркие в темноте огни чуть слепили, летели и таяли, снова встречались, бликовали в лужах и линзах очков, и снова пролетали мимо. Прекрасный вечер. Волосы успели намокнуть, высохнуть и снова промокнуть. Под пальто грелся и грел винил. Обувь загребла столько содержимого луж, что однозначно требовала сушки. И вот, пройдя добрую половину города, Юра внезапно для самого себя осознал: впервые в путешествии он посмотрел город с таким удовольствием. Без гидов, без планов, без интерактивных музеев и даже без интересных мест. Да что уж там — без особого понимания, на что конкретно смотрел и как это всё точно называется, но словно прочувствовав атмосферу Бухареста каждой клеточкой. И вино отпустило столь же плавно, сколь и опьянило. Правда, не будь его — а кайфанул бы Юра с той же силой? Этот вопрос остался без ответа. Может быть да, а может и нет. Но, даже при очевидности ответа, признавать мощь влияния алкоголя на свои эмоции не хотелось. В конце концов, так и к подростковому возрасту откатиться можно запросто. А туда Юре дороги нет и быть не может. Именно. Четвёртый за день бокал белого вина коснулся губ. Глоток. Хм, тоже неплохо. Франкузу он за сегодня ещё не пробовал. * * * Дождь за окном заметно подуспокоился. Мятый блистер из-под Нурофена валялся пустым где-то на полу возле кровати. Рукам всё ещё было прохладно в неотапливаемом номере. Никита даже не заметил, в какой момент организм позволил ему мучиться чуть меньше и провалиться в сон: судя по поджатым пальцам рук и чуть нахмуренным бровям — беспокойный. Пусть так. Лишь бы полегчало. А сон мало кому когда вредил. Не судьба ему сегодня из кровати выползти. Первый день Бухареста, он же половина отдыха, автоматом вычёркивается из планов. Жаль. Дверь номера приоткрылась, позволяя лучу коридорного света решительно рассечь полумрак. Очевидно. Кого же ещё могли привлечь упоминания про катастрофу? Правда, с той мысли прошло порядка двух часов. Даже тут опоздать умудрился. Высокая тень на пару секунд замешкалась, высматривая что-то в неосвещённых пространствах временного жилища. Юра думал, стоит ли ему включать свет в прихожей. Видимо, точно нет. Дверь номера осторожно прикрылась, чтобы не вызывать шума. Хм. Давно ли такое уважение к покою друга проклюнулось? С другой стороны, ну сколько можно разъёбывать личное пространство кореша, как при игре в городки? Юра ступал так тихо, что не замечал своих собственных мыслей, с каждым шагом понимая, что видит всё хуже и хуже. Очки-то на месте. Но и хреновая способность ориентироваться в темноте всё там же. — Да не крадись, я с коридора всё слышу. И вижу. Как долбоёб на одном месте топчешься. — Куриная слепота. — Так и знал, что ты — петух. Нет. Некит не мог смолчать в отношении Юрца даже в моменты, когда было так плохо, как при нынешней мигрени. Просто подъёбки произносились куда более уставшим и тихим голосом. Юра в шутку закатил глаза. В темноте блеснул луч фонарика на смартфоне. Потому что если сейчас на полную врубить свет под потолком — нытья не оберёшься. Смартфон лёг на матрас экраном вниз. Белый свет фонарика направился к потолку, чуть рассеиваясь из-за своей очевидно недостаточной мощности. Юра сел прямо на пол у кровати, подогнув одну ногу под себя. Вторая наткнулась на мятую упаковку из-под таблеток. Ну понятно, чего Некит не высовывался из номера до последнего. За счёт невысокой кровати, глаза обоих были на одном уровне. Оба смотрели спокойно, но по Никите было видно, что он не в порядке. Да и Юра лёгкой обеспокоенности не скрывал. Это было заметно по особенно пристальному и буквально неотрывному взгляду. — Чего опять с тобой, Некит? — Да мигрень. Тихое "ля-я" полушёпотом в ответ. Чистое сочувствие. За такое количество лет дружбы Юре удалось узнать, что являет собой эта самая мигрень в жизни Некита. Заметная напряжённость впополам с бессилием, жизненная необходимость в таблетках и раздражительность, если вдруг на неё находились какие-то силы. По общим очертаниям незавидного состояния напоминает Юрину аллергию, но точно не по мощности и безжалостности. — Жив? Смотрю, ты много таблеток выжрал. Никита перевернулся набок и приник щекой к подушке. Надо же, даже адской болью в голову не отдало. Легчает. Ещё бы — штук пять нурофена утоптать. Как бы тут до полного избавления от всех земных проблем разом не дошло с такой самоназначенной дозировкой. Юрец в отсвете телефонного фонарика смотрелся так необычно. И еле бликовали его неизменные очки. — Ну хоть поспал. Ты-то где был? — В ресторане ел. — Тоже много выжрал? — Ага, был бы тут бесплатный бар. Но местного винца распробовал. Никита улыбнулся. Если Юрка не выпьет стаканчик-другой в ресторане — перед вами не Юрка, а злой брат-близнец. Старая привычка, милый пустячок. Именно так: ведь Юра, повзрослев, научился относиться к алкоголю ответственно и спокойно, а значит, у Некита убавилось поводов переживать за самого близкого друга. — Узнаю твой почерк. Тебе хоть в номере не холодно теперь. — А тебе холодно? На. Я курить ходил. Почему-то ранее не замеченное Никитиным взором пальто с тихим шуршанием сползло с плеч и, передаваемое, на мгновение прервало местное нехитрое освещение неосторожным задеванием фонарика. На долю секунды номер был погружен в прежний мрак. Спустя миг, тусклый свет вернулся в свои права и Юрины руки уже расправляли чёрный кашемир по лежащей фигуре, стараясь понадёжнее укрыть озябшего. Никита молчал, обходясь без своих привычных протестов. Состояние не позволяло. Где-то внутри (непонятно, заметкой разума или пометкой чувств) между делом ощутилось: заботу получать приятно. А это была именно забота. Как бы они корешами друг друга не обшучивали вдоль и поперёк. Давно ли ты её видел, а, Никит? Тихое "спасибо" почему-то осталось внутри. Сильнее уткнувшись щекой в подушку, Никита моргнул и укрылся плотнее. Пальто тяжёлое, но правда греет. Нос уткнулся — так вышло, — что в самый ворот. Юра видел напротив лишь раскосые глаза. И если бы Некит только знал, насколько красивыми они казались. Особенно в этой полутьме. Некит не догадывался. Его обоняние, тем временем, считало то, что можно было различить на вороте пальто. Запах дождя. Совсем свежий. И призрачные остатки одеколона. А сигаретами не пахло и в помине. Даже от самого Юры. Можете довериться — нос никогда в жизни не курившего Никиты врать не станет. Отыгрыш в духе "Дорогой, где ты был? Бегал. Странно, но футболка сухая и совсем не пахнет!" устраивать не хотелось. Силы не те, да и повод мелкий. Но в любой другой ситуации Некит поймал бы кореша на несостыковке. А Юра слукавил по мелочи, потому что хотел скрыть, что посмотрел большую часть города сам. Ведь ему очень хотелось завтра повторить прогулку по городу, но уже с Некитом. Пусть таскает по музеям, пусть занудничает всю дорогу. Лишь бы они успели вместе насладиться городом. Даже в такую погоду и в однодневный срок. Ведь Юра, который действительно обожает сидеть дома, здесь только ради того, чтобы Некит переключился. Да он бы ещё и не то сделал. Алкоголь заметно приглушал опасения и давал волю всему, о чём думаешь, поэтому с языка, до непривычного свободно, слетело: — Ты же винил любишь? От настолько неожиданного вопроса Некит даже немного растерялся. Рука прижала ворот пальто ещё ближе к себе, вплотную, чтобы можно было прислониться щекой. Какой мягкий и приятный материал. На секунду даже промелькнуло щемяще-приятное ощущение от почти растаявшего флёра Юриного одеколона. Родное какое-то чувство. Очередная улыбка, незаметно для самого Никиты, медленно расцвела из лёгкого смущения. Странно, но мигрень отступила ещё на шаг. Сила положительных эмоций? Приятно было видеть Юру. Он сидел в темноте, но отчётливо лучился теплотой. — Люблю. На пуфике прихожей лежала виниловая пластинка. Совсем незаметная в потёмках. Юра купил её спонтанно, не планируя. И обязательно подарит кому-нибудь. Но уже не спонтанно. И этот "кому-нибудь" будет вполне конкретным человеком. Только не сейчас. А чуть позже. А пока — Никита с улыбкой кутается в пальто и во все уши слушает эмоциональный Юркин рассказ про невероятную атмосферу магазинчика виниловых пластинок. И чувствует, будто не пролежал весь день в номере, а был рядом и видел всё это своими собственными глазами. И внемлет так, как будто не чувствует всё ещё сильно болящей головы. И как будто бы совсем не замечает, что Юра всё-таки проговорился о том, что был в городе.