Один, два

—Тц, чёрт тебя дери. Ночью в кастелянной происходили воистину удивительные вещи.  —Я тоже тебя люблю. Немо не отвёл руки от его волос, осторожно, почти успокаивающе приглаживая пряди на макушке. Он закрыл глаза, чувствуя дыхание Якова на своей шее. От этого чувства по телу пробежали мурашки. Он до конца не верил в происходящее. Так непривычно было иметь возможность его приласкать.  —Да что ж это такое…. Яков сильнее уткнулся в плечо Немо. Все эти эмоции были для него чужды, непривычны, по-новому устрашающи до внутренней дрожи.  —А ты меня?…. Немо мог чувствовать, как Яков глубоко вдохнул и чуть ли не замер на месте.  —Ты и правда думаешь, что я сейчас отвечу на этот вопрос? — его голос прозвучал совсем тихо, не подстать его манере речи. —Думаю. Потому что я знаю твой ответ, —внутренне Немо понимал, что уже выиграл эту игру. В другой ситуации Яков бы самодовольно усмехнулся, сверля сослуживца глубоко-черными глазами. Если бы они сейчас не стояли уже как вечность в обнимку, в ночной полутьме плохо видя, но чувствуя друг друга, понимая, что хотели бы остаться так навсегда.  Было бы неплохо, особенно для Якова. Но с некоторыми вещами в реальности приходится сталкиваться лицом к лицу, насколько ужасающими бы они не были. —А не очевидно? Немо смирился с тем, что его пассии сложно говорить такие вещи. Он не был против. Даже с точностью наоборот, он обнял его крепче, чуть не пискнув от радости, которая переполняла его. Куча всего бежало сквозь его мысли. Мысли о том, как он хотел расцеловать Якова, перебирать его волосы, разглядывать черты его лица, касаться его. И всё такое, что превращало мозги в полную кашу. Он мог только мечтать однажды, что услышит эти слова. Ещё немного, и казалось, что он бы прослезился от такого чувства, как счастье. Чувствовал ли хоть кто-нибудь такое к Якову прежде? Если нет, что следовало из его реакции, то Немо не понимал этого мира. Единственное, чего он хотел - показать ему, как любить. —Ты так сильнее вцепился, будто я исчезну… Никуда я не денусь… Немо прижался к нему ещё сильнее, хоть сильнее уже, казалось, было и некуда, молча будто передавая «ну а вдруг». —Я просто счастлив, Яш. Людям свойственно быть счастливыми, когда они кого-то любят. Слова Якова как будто успокоили в нём что-то, чего он не понимал. Немо чуть отстранился, просто смотрел на него, лёгкая, ласковая улыбка сияла на его лице. Яков осторожно, как будто касаясь чего-то, что может раствориться, убрал прядь светло-рыжих волос с лица. —Ты сейчас как идиот какой-то. —Ой, да замолчи ты уже. К общей спальне они двинулись только к рассвету, держась за руки. Стало светлее, и коридоры было видно хорошо, поэтому засады ожидать не следовало. Хотя Яков неустанно говорил про то, что за ними следят. А Немо крепче сжимал его руку и говорил, что всё хорошо. Сам знал, на что подписался. И не жалел ни секунды. —Ты идёшь ко мне, — перед фактом поставил Яков, когда дверь за ними закрылась. —Нет, это ты идёшь ко мне. У тебя кровать наверху. Я свалюсь или тебя спихну. —Попробуй, и увидишь что будет. Но я бы не советовал. Кровати и вправду были маленькими, но спать вместе на них было возможно, если лежать близко. Жуткий вздор, и правда, что кровати общей спальни в казарме не были рассчитаны на то, что кто-то, например, не сможет заснуть в одиночестве. Ведь их было много таких. Один, два… Много.  Стараясь никого не разбудить, они сели рядом друг с другом, обменявшись ещё парой фраз, а потом вместе легли, пока Яков жаловался, что они совсем не успеют выспаться. Похрапывал Оливер. Вольфганг удивительно чёткими отрывками проговаривал во сне свою бессмыслицу.  Всё так по-обычному. Но для двоих это была первая ночь за долгое время без бесконечных попыток заглушить разум и поспать хотя бы пару часов. Без странных снов, ворочаний и медленного хода с катушек. —Не уходи, — либо Немо показалось, либо тихий, сонный голос Якова и вправду прозвучал где-то над ухом. Сердце сделало кувырок в груди.  —Я никуда не уйду, я обещаю… Спи…  Либо ему показалось во второй раз, что уже маловероятно, либо Яков после услышанного облегченно вздохнул, получив «подтверждение». Если кошмары не снились им, то кошмары были наяву. Никто не мог знать, насколько скоро это обещание разобьется вдребезги, даже сам Немо. Громкий призыв к сборам поднял их с раннего утра. Незапланированное нападение…. Снова. Когда он успел так к этому привыкнуть? Немо вскинул голову, всё ещё держа в объятиях полусонного Якова, пока все присутствующие в казарме были заняты или переодеванием, или другими своими делами. Нужно было вставать и собираться. На этот раз, видимо, что-то серьезное, раз на них никто не кинул даже вопросительного взгляда. Все были заняты…. Или ещё в полусне. Один, два…. Получается логическая цепочка. После того, как Элиас убедился, что все поняли план, Оливер попросил Якова отдать Немо один из револьверов, так как оружия на него не оказалось. Взяв револьвер из руки в перчатке, Немо одними губами прошептал «всё будет хорошо», так, чтобы только Яков услышал. Он закатил глаза, поджав губы. Немо только подумал, что хотел бы, чтобы мир остановился. Все умолкли, суета затихла, прекратилась война. Тогда бы он смог обнять любимого и сказать, что всё хорошо, и при этом не соврать.  Мечты задыхались в ядовитом, плотном дыме, стоявшим столбом. Горький яд смерти и отчаяния чувствовался в воздухе. Согласно плану, отряд двинулся к северной стене, попутно обезвреживая мелкие засады. Яков, казалось, оборачивался каждые пять секунд, чтобы убедиться, что не выпустил Немо из виду. А то вдруг тот потерял бы револьвер. Ну мало ли, Яков наблюдал, чтобы точно убедиться, что с револьвером все в порядке. Но Немо был рядом, всегда рядом.  Громкое «ложись» сотрясло воздух, и они все как один припали к земле. Рядом прогремел взрыв, послышались крики, видимость стала совсем плохая. Вокруг царил полный хаос, глаза стали немного слезиться от того, как сильно их щипало. На секунду в отряде стало приемлемо завидовать Элиасу, чьи глаза потеряли чувствительность.  —Все целы? Ребята… —Как нам вообще дальше идти?  —Перестань кашлять! Одно что нас не видно! И на Хельгу не кашляй! Резкий звук выстрела совсем близко заставил всех разом замолчать. Оставленный кем-то жестоко умирать противник прохрипел лёжа на дороге совсем рядом с ошарашенным отрядом, пытаясь перевести взгляд на пулевое ранение у себя в груди, так и оставшись навсегда в безнадёжном положении. Дымовая завеса, закрывшая его тело, была его последним подарком, возможностью отомстить. Подарком, который он так и не получил. Виноватые, испуганные взгляды переметнулись на Якова, немного приподнявшегося на локтях, сжимавшего револьвер. —Как вы вообще до сегодняшнего дня дожили?!  Кто-то шёл вперёд, закрывая одно ухо, кто-то с животным страхом вцепился в своё оружие, кто-то радовался, что невозможно было разглядеть подступивших к глазам слёз. Но все шли вперёд. Только Яков остался чуть позади, отряхиваясь и оглядываясь по сторонам, считая напарников. Один, два… Пусть всё смешалось в хаос, а реальность изгибалась под выстрелами и взрывами, он не мог перестать искать его глазами. Того, в ком можно было найти покой.  Предположенная простая растерянность не оправдывала себя. Сколько бы он не всматривался, рыжая макушка в военной каске не мелькала нигде поблизости - ни в толпе сослуживцев, которых уже наполовину застлала белая пелена, ни чуть позади, у радиорубки. «Первый взгляд» превращался во второй и в третий. Когда он видел его в последний раз?  От волнения, ни капли которого не разрешал себе парень с пепельными волосами, выглядывающими из-под козырька, его голос надломился, когда он громко прокричал имя того, кого ему очень нужно было увидеть. Он непроизвольно вдохнул дыма и закашлялся, но это не заставило его остановиться. Напротив, за первым последовал еще один выкрик, громче и отчаяннее. —Немо!!! Ты меня слышишь?! На зов одновременно обернулись товарищи, рискуя потерять бдительность уже во второй раз. Они не были глупыми, нет. Но их силуэты засуетились, они оглядывались, заметив, что кого-то не хватает, только подтвердив страхи Якова, стоящего позади них, побледневшего ещё сильнее, ещё не решившего двигаться с места. Стук собственного сердца заглушил все звуки вокруг. Руки в перчатках вцепились в револьвер, в тот единственный, который у него остался. Задрав руку вверх, он выстрелил, надеясь подать сигнал? Заставить других замолчать? Заставить мир вокруг замолчать? Он не понимал сам.  Один, два. Но никто не замолчал, и пыль не осела. Ни мир, ни даже лишь это сражение не остановились, а продолжали гореть пламенем ненависти и желанием жить и мстить. Он не разделял ни одно из этих желаний. Лишь найти. Вновь увидеть. Всё, чего он хотел. Не дождавшись, пока хоть кто-нибудь из отряда придёт к нему на помощь, Яков бросился назад, руками разгоняя дым перед собой, чтобы видеть хоть что-то, переодически заворачивая направо и налево. Паника ослепила, а в мыслях лишь белый шум, оглушающий больше каждую секунду, которую он не видел Немо. Как можно было не заметить, как кто-то подходит со спины? Если бы он ещё подкрадывался. Вовсе нет - нелепые, громкие шаги раненого противника, которого кто-то забыл прикончить, приблизились на критично опасное расстояние. «Как вы вообще до сегодняшнего дня дожили?!» —Сдохни, скотина, — прохрипел он, закашлявшись, каждое движение, каждая секунда его существования переполнялась ненавистью. К Немо, к Якову, в то время как он не знал имён ни одного из них, к нежным чувствам, что были виновниками контрольной невнимательности последнего названного. Холодный лёд замершего времени трескался, осколки разрезали кожу. Он не успел опомниться, не успел даже обернуться. И когда его стало так просто застать врасплох? Но лишь для него всё остановилось. Для мужчины, вкладывающего в удар последние силы и свою веру, это были самые важные мгновения в этой жизни. Свист выстрела пронёсся в пяти сантиметрах от Якова, пробивая нападающего насквозь, заставляя его отпустить свой последний жар, выпустить пыл, вверх, навстречу небу. Освободить наружу кипящую внутри ярость. Он с шумом упал на землю, не успев коснуться противника. Дёрнувшись, он обернулся, сначала в сторону упавшего. Он не испугался, просто не успел или не смог — не распознать. Тяжело вздохнув, переведя помутневший взгляд в сторону стрелявшего, Яков замер лишь на долю секунды.  Глаза его распахнулись, он инстинктивно подался вперёд, еле удержавшись на ногах.    Он и сам не вспомнит, как преодолел это расстояние в два десятка метров, не вспомнит, как сорвал голос, закричав имя, такое дорогое ему.  Не вспомнит, как с разбегу упал на колени рядом с полулежащим на небольшом склоне рыжеволосым, все ещё державшим револьвер дрожащей рукой. Револьвер Якова, который он сам отдал ему перед их выходом, в который раз наказывая быть очень осторожным и не уходить далеко.  Но навсегда запомнит спутавшиеся от крови и пыли волосы, закрывающиеся глаза, которые блестели не живым блеском,   какими он всегда их помнил, а острой болью. Он смотрел в глубоко чёрные глаза дорогого ему так, как будто собирался прощаться. Этот взгляд, самое страшное, что могло быть на всём свете, врезался в его память болезненными осколками. Он сбросил перчатки, попутно зацепившись ногтем за одну из них. Ледяные от страха руки коснулись рыжей чёлки, пытаясь смахнуть ее с лица в сторону. Он задавал Немо бесполезные вопросы, чувствуя, что только теряет время, но не в силах замолчать. Он слишком долго смотрел на него, слишком много секунд потратил на то, чтобы осознать реальность. —Тебе больно? Сильно? Где?… Немо, Немо… Яков забрал свой револьвер из уже опустившейся руки, и, отшвырнув его в сторону, приподнял Немо с земли, осторожно кладя его голову себе на плечо, с горькой нежностью целуя его в макушку. Здесь, чуть внизу, их окружал прохладный туман и было немного тише. Он держал всё, чего у него не было долгие годы, всё, что ему было нужно, в руках. Он обнимал раненого крепче, крепче, пытаясь удержать. Не принимая, ни на секунду не принимая, но где-то внутри понимая, что теряет его. Лучше бы его идиотская паранойя появлялась не за свою, а за его безопасность, чтобы он всегда держал его рядом и не позволял никому и пальцем тронуть. Весь холод, который Яков когда-то проявлял к новому сослуживцу, возвращался сейчас к нему втрое, когда он держал руку, легко целуя онемевшие пальцы, которыми Немо нажал на курок, успев спасти его.  —Я не задел тебя?… Яш?… —Тихо, тихо, послушай меня… Куда тебя ранили?… — он совсем проигнорировал вопрос, забыв о его сути, когда услышал собственное имя, с трудом сорвавшееся с дрожащих губ.  —Просто подстрелили… А потом чем-то по голове… Я напугался… — он закрыл глаза, не договорив, будто слегка отдышавшись. —Когда я выстрелил, ты как-то так дернулся…  Сердце в груди замерло, пока он сжал руку Немо крепче. Он не мог это только что услышать. А Немо не мог такого сказать. Веки его дрогнули, и слёзы, то чувство, которое он уже позабыл, защипали чёрные глаза. Он сморгнул их так быстро, как мог.  Где-то рядом прогремел взрыв. Яков дернулся, инстинктивно закрывая собой лежащего в его объятиях. Клубы дыма просто напомнили о том, где они находятся. Того же удушающего, горького дыма. Никто не видел их, укрывшихся в овраге, пропасть было так легко.    Пепельные волосы лезли в глаза, прилипая к мокрым дорожкам от слез, что уже не поддавались ему ни на самую малость.  —Я думал, что в тебя попал…  —Замолчи, замолчи, всё, замолчи, конечно не попал… Держись, я тебя прошу…  Это всё, что мне от тебя нужно, больше ничего не надо делать, хорошо?  Не услышав ответа, Яков чуть встряхнул Немо, тут же опомнившись, понимая, что делает ему больно. Решительность в его голосе разбилась. —Хорошо?… —Сам сказал молчать…. Взгляд, окрашенный красным, просиял на то мгновение, когда они смотрели друг на друга. Немо слабо улыбнулся от собственной остроумной фразочки. Очевидно, чтобы хотя бы немного успокоить любимого, чьи глаза напротив слезились без остановки. У него не получалось. —Не плачь, послушай… Слабые, дрожащие руки потянулись к худому запястью, чтобы ухватиться, как за последнее, что может удержать здесь его размывающееся сознание. Его рука без перчатки обычно не такая холодная. Яков перебил его на полуслове, не желая слышать продолжения. —Я не буду ничего слушать, даже не думай, ты понял?….  В панике с его губ сорвалось много слов, которых он не хотел произносить. Он хотел бы услышать голос Немо ещё миллионы раз. Он умолял у вселенной взять сказанное обратно. Услышав угасающее «прости», он ответил Немо, что простит его, только если тот продержится немного и не оставит его, ведь он обещал. Умоляя сказать ещё что-нибудь, он уже надеялся лишь на его прощение, прижав его ближе к себе, желая только быть достаточным, чтобы защитить его, рассыпая поцелуи по макушке, покачивая Немо в объятиях. Так хотелось, чтобы он простил Якова за то, что он сказал это только сейчас. —Я тебя очень люблю, ты слышишь?… Ответь мне, ты слышишь?… Скажи что-нибудь…. Скажи, пожалуйста, пожалуйста… Немо же, к своему смятению, не мог вспомнить ни одного подходящего слова, которое можно было бы произнести. Все слова мира будто разбегались от него, оставляя в голове лишь шипящую пустоту. Так нелепо, так досадно. Он ведь столько всего хотел бы сказать, пока он ещё видел лицо Якова из-под полузакрытых век. В какой-то момент стало существовать лишь вязкое осознание, что он больше не слышит ничего, кроме белого шума. Всё вокруг тоже было белым - по крайней мере, чувствовалось светло и легко. Как шёлк по коже. Как будто всё внутри тоже стало шёлковым.  Больше было не больно. Но и всё было слишком далеко. Война, его собственное тело, Яков тоже. Он бы пошутил про то, что ему пришлось умереть, чтобы услышать признание, а Яков бы нахмурился и театрально закатил глаза. Если бы не шанс, который дала жизнь. Один, но не два.