Песчаный мафиози

Когда Бьякуран впервые встретил Кирино, то, возможно, он был безбожно околдован. В Кирино было что-то такое, что заставило перехватить дыхание у Бьякурана, он-маленький оказался полностью и бесповоротно поглощен этим странным и неизвестным тогда чувством. Он не знает, что именно стало причиной — вполне возможно, что все и сразу. Сначала Бьякуран был очарован необычной внешностью ученика Аркобалено Облака, а после тот спас его, показав свой необычный, из ряда вон выходящий навык. Бьякуран был очарован, был заинтригован, а еще что-то непонятное тянуло его Кирино — в нем будто бы был кто-то еще. Бьякуран не мог сказать, кто именно, но если верить слухам, в Кирино живет демон.  Бьякуран не знает. Он никогда не спрашивал Кирино об этом, а Кирино никогда не говорил, и их обоих все устраивало. Бьякурану просто было важно, чтобы Кирино был рядом, и чтобы ему было комфортно с Бьякураном. Остальное для него особого смысла или ценности не имело. Кирино для него был загадкой. Он говорил очень мало, в основном только слушал и Бьякуран старался сделать все, чтобы разговорить его. А еще Кирино смотрел. Он смотрел будто бы в самую душу и под этим взглядом Бьякуран был готов плавиться из раза в раз, стоило лишь Кирино на него посмотреть. Возможно Бьякуран был зависим. Зависим от Кирино, от его тихого голоса и ледяного взгляда. От Кирино пахло жарой и кровью, от него пахло кофе, который он постоянно пил, и Бьякуран хотел закутаться в этот запах, завернуться с головы до ног. Бьякуран хотел быть как можно ближе к Кирино, всегда и везде. Его самого немного пугала эта зависимость, но постепенно он просто принял ее, как часть себя, растворяясь и наслаждаясь этим абсолютно неправильным чувством. А сейчас все кончилось. Резко и неожиданно, и это, наверное, было правильно, и нужно было отпустить и успокоиться, однако… Однако Бьякуран не мог. Он, возможно, был болен — совершенно и абсолютно, и отпустить Кирино он был попросту не в силах. Только не его. Только не так. Потому что когда он просыпается, и понимает, что больше не слышит дыхания Ирисочки — собственное сердце сжимается и резко опускается куда-то в пятки. Он не мог поверить, он едва ли не задыхался — каких-то пару часов назад Кирино был с ним, он дышал и все было хорошо, а теперь его больше нет. Кирино до конца держал его за руку — его руки уже холодные, это руки мертвеца, и от осознания всего этого Бьякурану лучше не становилось.  Впервые в жизни Бьякуран плакал. Он сидел с мертвым телом своего возлюбленного, обнимал нежно-нежно, покачиваясь из стороны в сторону и умолял того вернуться. Но Кирино был мертв. Вернуться он уже никогда не сможет и умом Бьякуран это понимал. Умом он понимал, что нужно было успокоиться, пережить это горе и идти дальше, но Бьякуран не мог. Не мог и не хотел. Он был готов захлебываться и тонуть в своем горе, держаться за него изо всех сил, за ту последнюю соломинку, что хоть как-то связывала его с Кирино. Но это не могло вернуть Кирино, поэтому Бьякуран, ведомый собственным горем, решает во чтобы то ни стало вернуть Кирино. Не зря, в конце концов, кольца Маре даруют ему способность прыгать по параллельным мирам — более чем возможно, что его Кирино теперь просто где-то там, слегка затерялся, поэтому Бьякуран просто обязан найти и вернуть его. Но чем дольше он ищет, тем больше понимает, что тут что-то не так. Во всех мирах Кирино либо не доживал до семи лет, либо вообще никогда не рождался, и это было так странно. Неправильно. Бьякуран практически кожей ощущает этот вселенский заговор, потому что с каждым новым миром все повторяется из раза в раз и это просто не может быть обычным совпадением. Складывалось ощущение, будто сам мир пытается стереть со своей истории существование Кирино. И это ужасно злило. Бьякуран не мог понять, почему так происходит, почему именно Кирино, а не кто-то другой, кто угодно, даже если это сам Бьякуран. Он видел разные версии Десятого поколения, разные версии себя, но только не Кирино — потому что Кирино либо не рождался, либо умирал. Это было несправедливо.  Со странными, абсолютно смешанными эмоциями, Бьякуран стал понимать медленно и постепенно — он начинал ненавидеть этот треклятый мир. Мир, в котором его возлюбленному, похоже, не было места. И это, к сожалению, не просто его мысли или догадки — это более чем подтвержденная информация. Бьякуран был способен прыгать по мирам, и кому как не ему знать о системе Три-Ни-Сетте, о шаманах, о Кавахире. Он находит его (или это шаман позволяет ему найти себя) и едва ли не вытряхивает у него ответ на один единственный вопрос. Почему. — Все просто, Бьякуран-кун, — сладко тянет Кавахира. — Ему здесь не место. И ты должен это понимать.  Бьякуран хочет оглохнуть. Он хочет не слышать этого, однако берет себя в руки и отвечает на улыбку такой же — мягкой, нежной, пропитанной ядом. Напряжение между ними можно было ощутить физически, едва ли не дотронуться руками. — С чего же такой вывод, Кавахира-сан? Кто дал вам право распоряжаться?  Кавахира мягко посмеивается на его вопросы, и это бесит, раздражает до ужаса, но даже улыбка у Бьякурана не дрогнула — он умел держать лицо, даже если хотелось собственными руками задушить человека, стоящего напротив.  — Будь моя воля, я бы ни за что не стал этого делать, — произносит он, и эти слова лишь сладкая ложь. Они оба это знают, но Бьякуран готов продолжить эту комедию, он не мог поверить, что все могло кончиться так. — Увы, это воля Три-Ни-Сетте. Она не может позволить, чтобы в этом мире было два Кирино-куна.  Улыбка Бьякурана все-таки слегка дрогнула. — Что вы хотите этим сказать?  — Сам подумай, Бьякуран-кун, — губы его изгибаются в усмешке, будто бы ему смешно. Бьякуран более чем может поверить в это — древнему старику скучно до ужаса, у него, судя по всему, уже давно не разворачивалось подобных трагикомедий на глазах. — Во всех мирах Кирино-кун едва ли доживал до семи, если рождался вообще. Его прототип уже есть во всех мирах, однако сам он всего лишь ошибка. Маленький неучтенный фактор, которому здесь не место. — И этот прототип, — Бьякуран тяжело сглатывает, — этот прототип не брат Тсунаеши-куна, я прав? Иначе где же он? Кавахира хлопает в ладоши, довольно посмеиваясь, словно Бьякуран дал ответ на самую главную загадку этого мира.  — Мне всегда нравилось то, как быстро ты все схватываешь, Бьякуран-кун. Ты прав. Отчасти. Это дальний родственник Тсунаеши-куна, может троюродный брат, кто его знает. Знаю лишь, что пламени у него нет совершенно. Может, он и вовсе живет жизнью простого гражданского, кто знает.  Эти слова, сказанные таким невинным и обыденным тоном, пробуждают в Бьякуране гнев. Маска любезности трескается с каждым его новым вдохом, пока он пытается взять себя в руки, успокоиться хотя бы немного, но получается, откровенно говоря, паршиво.  — Значит, — зрачки Бьякурана сузились, — значит какого-то беспламенного слабака Три-Ни-Сетте воспринимает, как должное, а Кирино для нее — ошибка? — Под конец фразы он едва ли не шипел. Отчего-то эти слова заставили шамана перестать улыбаться. Может быть, он решил ответить искренностью на искренность, но Бьякуран не знает. Признаться честно, ему все равно. Все равно, что там в голове у этого шамана, все, что нужно было Бьякурану — это вернуть себе Кирино. И желательно как можно скорее, потому что с каждой потраченной зря секундой он, кажется, словно бы сходил с ума от одиночества все больше и больше. — Просто найди Кирино-куна своего мира, вот и все. Может с другим именем, но это все еще… — Не он, — резко перебил его Бьякуран. — Мой Кирино умер. Умер, потому что чертова система так захотела, по ее глупой прихоти мой свет, мой любимый человек умер и я наблюдал за этим каждый треклятый день, не в силах никак помочь. Он медленно умирал прямо на моих глазах. — Бьякуран поднял на Кавахиру глаза (тот, отчего-то, слегка отшатнулся от него, стоило им встретиться взглядом). — Это будет фальшивка. Жалкая замена. Я ни за что не смогу поступить так, даже если система считает, что фальшивка — это мой Кирино, — тихо добавил Бьякуран, выдыхая.  На какое-то мгновение между ними повисло молчание, прежде чем Бьякуран заговорил вновь:  — Отправь меня к нему. Отправь туда, где он, где его место. Я хочу быть с ним, я должен быть с ним.  Кавахира молчал.  Бьякуран, плюнув на все свои остатки гордости, опустился перед ним на колени.  — Я знаю, ты можешь. Сделай это, иначе я уничтожу твою чертову систему. Уничтожу ее во всех параллельных мирах. Я могу, и ты знаешь это.  Уголок губ Кавахиры дернулся. Бьякуран не шутил и они оба это знали — были параллельные миры, в которых его версии творили самый настоящий кошмар, и Кавахира помнил об этом. И если Бьякуран решит воплотить эту безумную идею в жизнь, то он ни перед чем не остановится. И вряд ли его что-то или кто-то остановит.  Они оба знали и понимали это. — Даже если его место — Ад? — Тем более, если это Ад. Кавахира тяжело вздохнул. Это был вздох древнего, уставшего существа и Бьякурану почти стало жаль его. Почти — потому что в данный момент (и всегда) его волновал вопрос касательно Кирино. — Поднимайся, — произнес он, а после пробормотал себе под нос, хотя Бьякуран все прекрасно слышал: — я точно уйду в отпуск после этого.  Глаза Бьякурана загорелись надеждой.  Он растолковал эти слова, как положительный ответ. И не ошибся. Потому что Кавахира действительно собирался помочь и осознание этого вселяло в сердце Бьякурану робкую надежду на то, что вскоре он вновь сможет увидеть Кирино.  И ему было все равно, что для этого потребуется. Хоть мир уничтожить — Бьякуран был готов на все.