Bow to the Bull

Шумное дыхание раздается эхом в номере отеля. За окном уже давно рассвело, простыни смяты и вещи разбросаны по углам комнаты. На лбу выступает испарина, глаза слегка затуманены и яркий свет еще больше мешает фокусировке. Макс прикусывает губу и таращится в потолок, пытаясь собрать себя по кусочкам на этой кровати. Одной рукой он проводит по другой стороне кровати, стараясь там нащупать то ли свой телефон, то ли второго человека, которого и след простыл. Ферстаппен чувствует тепло на простынях и прикрывает глаза, задумываясь куда делся виновник ночного торжества.  Все, казалось бы, было хорошо, если не брать во внимание повод. Макс не жадный, он рассудителен и умен, у него холодная голова и достаточно обдуманные высказывания, которые порой звучат неприятно для тех, кто его не любит. Талантливый, сильный и непреклонный пилот, гонщик, который пишет свою собственную историю, но никогда не был против впустить туда кого-то еще, с поправкой на здоровую и впечатляющую конкуренцию. Ему нравится чувствовать то, что он не один такой, нравится бороться и побеждать. Каждый раз, когда он оставляет кого-то позади приносит ему несоизмеримое удовольствие, которое ни с чем невозможно было сравнить.  Такой конкуренции в последнее время ему было критически мало. Да, кто-то садился на хвост, некритично нагонял и порой даже обгонял на доли секунд перед тем, как увидеть болид Макса снова перед собой, но этого было мало. Мало, до момента пока Ландо Норрис не вступил в эту борьбу. Он знает Ландо прекрасно, знает его еще с детства, но при всей его любви к своему другу, от него почувствовать эту конкуренцию было невероятно сложно. Его ошибки, пылкий характер и вечные попытки распушить свой павлиний хвост делали его лишь одним из тех, кого Макс съест в очередной раз на трассе и даже не сплюнет косточки.  Если бы не Австрия. Если бы не Ландо, который залез так далеко в своей борьбе, что дал Максу почувствовать на секунду то самое ощущение борьбы. Такое он мог чувствовать только с Шарлем. Только Леклер давал ему это ощущение и за это Макс любил его всегда. Даже тогда, когда их отношения были максимально странными и абсолютно недружественными. Макс любил его в разных форматах: как соперника, как человека и как партнера, которого было так приятно раскладывать после гоночных уикендов, неважно какого результата на трассе они добивались. Шарль был дерзким, упертым и одновременно настолько податливым, что Максу даже в моменте наскучивало.  Появившийся из ниоткуда Норрис удивил его на долю секунды. На ту самую долю секунды, в которую он старался сохранить свою позицию. Так упорно старался, что не сразу осознал их контакт, а когда осознал, было уже поздно думать. Конечно, избавиться от Ландо таким образом не входило в его планы, он ведь не только ему испортил гонку, но и себе самому. Только не учел, что Ландо со своим взрывным характером этот инцидент вряд ли оставит просто так. Когда это можно было обдумать тщательнее после гонки, Ландо уже кипел вовсю. Они стоят рядом и говорят абсолютно параллельные вещи журналистам. Макс старается здраво оценивать ситуацию, отвечая лишь то, что это спорт и что борьба — его неотъемлемая часть. Он выглядит то ли напряженно, то ли уставши, но совсем не печально. В отличие от Ландо, который призраком стоит перед журналисткой, прислушиваясь к словам Макса с желанием развернуться и хорошенько вписать ему по лицу. Вместо этого, он лишь говорит простую вещь о том, что обсудит это с ним и разберется, если Макс принесет извинения и примет свою ошибку. Макс, если честно, тоже хотел бы ему вписать.  Они заканчивают все тяготы медийности лишь через несколько часов. Максу хочется просто выдохнуть и обдумать случившееся, если бы не мельтешение кудрявой головы неподалеку от него. И тут же хочется решить проблему на месте, решить её так, чтобы Ландо Норрис больше не лез туда, где ему еще рано быть. Ферстаппен задумывается о том, что было бы странно просто так «украсть» Ландо, ведь он совсем не один и вряд ли пойдет на диалог, если его вот так просто схватить. Что ж, рисковать не хочется, а доказать парнишке, что он рано решил прыгать выше головы все так же хотелось. Ничего лучше тупого сообщения он не придумал, поэтому пальцы сами тянутся к смартфону перед тем, как он садится в дорогой автомобиль,, отправляясь к себе в отель.  Ландо возмущен. Фыркает себе под нос и кривит лицо, когда получает сообщение от Макса. Ни привета, ни ответа, лишь просьба приехать и разобраться «как взрослые люди». Но Ландо не хочет как взрослые люди, его и так устраивает какой он на самом деле. Эмоциональный, резкий и, самое главное, честный в своих эмоциях. Ему не хочется устраивать разбор полетов с Максом, ему хочется, чтобы он сам понял где накосячил, чтобы просто сказал долбанное «извини» и не делал вид высокомерного козла. Только почему-то все равно соглашается на встречу, прячет телефон в карман и извиняется перед другом, сообщая ему, что сегодня пить не будет, потому что устал и совершенно нет на это настроения.  Он не соврал, но и правды не договорил. Лишь направился в сторону отеля так быстро, словно именно сейчас решался вопрос его победы в гонке. Доказать Максу свою правоту хотелось как никогда, Ландо не расслаблялся ни на секунду на протяжении всего пути к отелю. Даже когда он зашел в холл отеля, когда зашел в лифт и поднялся на нужный этаж, а затем постучал в дверь определенного номера. Он был уверен и напряжен. После того, как дверь открылась перед ним совершенно беззвучно, в Ландо остался исключительно комок напряжения, уверенность решила испариться, словно её там и не было в помине. Он смотрит на Ферстаппена, оглядывает его с ног до головы и не совсем понимает почему тот настолько расслаблен. Его лицо ни на секунду не дрогнуло, когда Ландо, взбешенный, переступил порог номера и хлопнул за собой дверью.  — А в своих дорогих тачках ты так же дверьми хлопаешь? — Макс разворачивается и проходит вглубь номера, усаживаясь на кресло и дожидаясь, пока Норрис пройдет к нему.  — Надеюсь, ты позвал меня, чтобы принести искренние извинения за сегодняшний инцидент, — Ландо игнорирует «дружеский» подкол и проходит вглубь номера, усаживаясь на край кровати.  Вообще-то, это слегка неэтично усаживаться в уличной одежде на чистую и, самое главное, чужую постель. Ландо этичность мало волновала всегда, но сейчас в особенной мере. Он смотрит Максу в глаза, долго сохраняет зрительный контакт и не понимает в какой момент его спина внезапно касается в меру мягкого матраса с идеально белым постельным бельем. Тяжелая ладонь Макса ложится ему на грудь и глаза Ландо бегают из стороны в сторону, пытаясь найти хотя бы каплю логического объяснения происходящему.  Он никогда не был против мужчин в его постели. Никогда не сомневался в том, что Макс тоже чего-то не договаривает, как минимум, потому что их с Шарлем взгляды говорили сами за себя. Но для Норриса было огромным удивлением прямо сейчас лежать в этих лапищах Ферстаппена, лишь возмущенно вздыхая, потому как ему не дают быть сверху, не дают свободы действий и, в целом, пока что не дают. Его тело безнадежно извивается, пока Макс второй рукой хватает Ландо за бедро, крепко сжимая его. Парень тихо шипит и снова ловит взгляд Макса глаза в глаза, приоткрывает рот для того, чтобы высказать претензию, но Ферстаппен моментально над ним склоняется и накрывает его губы своими. Он настойчив, доминирует так, словно они все еще на гоночной трассе, старается держать все под своим контролем и невероятно приятно покусывает его губы, от чего Ландо расслабляется и прикрывает глаза. Парень становится тряпичной куклой в чужих руках, ластится и подается навстречу поцелуям.  Ландо дышит часто и тут же прерывисто, издаёт странные полустоны на высоких нотах как он умеет. Идеальный мальчишка для того, чтобы взять его как можно грубе. Макс сделает именно так. Он не будет нежен как сейчас, не будет таскаться с ним и потакать его желаниям. Ландо не Шарль Леклер, Ландо лишь мелкая попытка подобраться хотя бы на сантиметр к Чемпиону, побороться с ним и глупо проиграть в борьбе раз. Поэтому Ферстаппен хочет показать ему почему не стоит лезть туда, откуда тебя запросто скинут и заставят взбираться снова.  Возбуждение приятно покалывает внизу живота. Они не на грани, нет этой дикости и желания сделать все быстрее и быстрее, поэтому Ферстаппен лишь продолжает дразнить Ландо, залазит рукой под белую футболку и оглаживает кончиками пальцев поджарое тело, надавливает на напряжённый пресс и поднимается чуть выше, обводя пальцами соски, чуть больно зажимая то один, то другой. Он слышит, как Норрис шипит проклятья и тут же облизывает свои губы в удовольствии. Макс прекрасно знает, что он хорош собой, знает, что может принести удовольствие так же легко, как и отнять это удовольствие.  Нет смысла спешить даже тогда, когда Ландо приподнимает свои бедра, чтобы прижаться к Максу. Он, очевидно, медленно, но верно заводится. Только Ферстаппену отвечать не хочется, он аккуратничает и довольствуется беспомощными стонами Норриса, который в отчаянии уже искусал себе все губы.  — Смотри, подо мной ты выглядишь не таким строптивым, Ландо, — Макс говорит это хриплым голосом, задирая футболку Норриса наверх, чтобы стянуть её окончательно, — все же, ты умеешь уступать, не так ли? Взгляд Ландо в эту секунду сменяется на такой обжигающий, что Максу кажется, словно его пытаются испепелить на месте. Правда и это Норрису не под силу, ведь он так умоляюще изгибается в спине, когда ладонь Макса ложится на низ его живота и пальцы оглаживают оголенную кожу, то поднимаясь выше, то снова возвращаясь к кромке его штанов, слегка оттягивая её. Наконец, Макс задумывается о том, что ему надоело тянуть кота за и без того облезлый хвост. Его движения с плавных и аккуратных сменяются на резкие, Ландо снова не успевает среагировать и второй раз проваливается в яму давно забытых ощущений. Его давно так не брали, не катали по горкам «грубо-нежно» и ему честно хочется, чтобы это не заканчивалось. Хотя его трезвая часть ума прекрасно понимает, что это простая месть, что Макс просто не хочет говорить это проклятое «извини», а наоборот хочет показать ему, что единственный кто будет умолять — сам Ландо.  Но мысли вылетают из черепной коробки куда-то в неизвестность, как только Ферстаппен резко тащит его штаны вниз, выкидывая их в другую сторону комнаты. Ландо захлебывается своими вздохами, хочет оттолкнуть и одновременно притянуть Макса ближе. Ему стыдно перед собой за соблазн, стыдно за то, что сейчас он в позиции побежденного, но отказать своему удовольствию невозможно. Руки Ферстаппена цепко держат его за бедра, вдавливая в отельную кровать, которая слегка поскрипывает под двумя мужчинами. Макс касается внутренней стороны бедра Ландо, сдавливает и щипает, бьет по нему и заставляет Норриса развести ноги.  У Ландо покраснели щеки и абсолютно сломалась терморегуляция. Ему жарко и холодно одновременно, крупная дрожь проходит по телу, когда Макс смотрит прямо ему в глаза не отрываясь. О, эти грубые ладони Ферстаппена. У Ландо в голове ноль мыслей и одновременно целая вереница, когда Макс снова сжимает загорелые бедра. — Твоя тощая задница не заслужила пощады, но тебе повезло, что я очень добрый человек, — Макс поджимает губы, поднимает ладонь ко рту Ландо и кладет два пальца на губы парня, — давай, Норрис, ты знаешь что делать.  — Ты не дож…— Ферстаппен прерывает Ландо на полуслове, просовывает два пальца в рот и проталкивает их так, что Норрис давится, но принимает правила игры.  Он обводит пальцы языком, купает их в своей слюне, стараясь смочить как можно сильнее, а Макс смотрит на то, как его губы  опухли и покраснели. Ему хочется дать Ландо в рот, чтобы заткнуть этого самовлюбленного придурка, который залез туда, где его совсем не ждали. Ферстаппен думает, что это прекрасная идея, но он сделает это после того, как вытрахает из Норриса душу. Поэтому сейчас он довольно смотрит, как Ландо старательно вылизывает его пальцы и жмурит глаза, иногда слегка их прикусывает за что рискует получить по щеке, но Макс этого не делает. Ведь вторая рука занята тем, что придавливает Ландо к кровати.  Слюна Ландо тянется тонкой ниточкой и пачкает его же подбородок, когда Ферстаппен вытаскивает пальцы из его рта, опуская их ниже и приставляя ко входу. Макс поднимает глаза на лицо Норриса, который лежит с приоткрытым ртом и часто дышит, демонстративно разводя ноги еще шире, показывая то, что он полностью согласен на все происходящее.  Максу бы хотелось услышать, как тот признаёт свое поражение вслух.  Поэтому он вставляет один палец, толкает его глубже и чувствует, как Норрис слегка приподнимает бедра, очевидно, от далеко не самого привычного ощущения, но и вовсе не чужого. Макс знает об увлечениях Норриса, но не знает как его трахали до этого, поэтому в свои действия вкладывается так, будто это его последний день на земле.  Норрис стонет требовательно, когда одного пальца ему не хватает, когда хочется больше. Он пытается ухватиться за запястье Макса, но свободная рука перехватывает Ландо и отводит чужую ладонь в сторону. Ферстаппен добавляет палец и двигается размеренными движениями, разводит пальцы «ножницами» и ловит каждый полустон который издает Ландо. Норрис ладонями прикрывает лицо, отворачивает голову и пытается двигать бедрами, самостоятельно насаживаясь на пальцы. Раз он сдался полностью, значит нужно вытягивать из этого все, чтобы выйти из ситуации победителем. Макса этого не устраивает. Он вытаскивает пальцы и переворачивает парня на живот одним движением руки, собирая простыни под ними в безобразный комок.  Ферстаппен подтягивает Ландо за бедра, бьет того по заднице с такой силой, что оставляет след. Ему нравится, как тихий скулеж Ландо тонет в простынях, когда парень приподнимает бедра, но продолжает утыкаться лицом в матрас на кровати. Какая незадача, что в такой позе Ландо нужно позорно стоять, пока Макс уходит к стеллажу на котором лежат презервативы. Он вскрывает пачку в одно движение, вытаскивает презерватив и возвращается на свое место сзади Ландо. Ферстаппен сегодня планирует использовать Норриса на все 120 процентов, поэтому заботливо кладет упакованный презерватив ему на копчик, быстро стягивая с себя футболку и домашние шорты, в которые переоделся сразу после того, как вернулся обратно в отель.  Ландо мычит страдальчески, ему очевидно неприятно находиться без дела в этой позе. Гонщик чувствует себя слишком позорно и откровенно. Возможно, его это возбуждает. Возможно.  Наконец, Макс раскатывает презерватив по члену в одно движение. Он бьет по заднице Ландо очередной раз, снова гладит пальцами проход и пару раз проталкивает пальцы, сплевывая на них, как будто это как-то поможет. Заменить пальцы членом кажется блаженством, Макс  шумно выдыхает, когда входит наполовину, закидывает голову к потолку и пытается выкинуть все оставшиеся мысли из головы. Хотя, одну он все же оставляет. Мысль о том, что это он сейчас и всегда будет доминировать. И на трассе и в постели.  Норрис сжимается вокруг члена, трясет головой из стороны в сторону, когда Макс толкается на всю длину и притягивает его с каждым движением за бедра. Кусает простыни и свою ладонь, стонет на высоких нотах как умеет, но ни разу не произносит ни «пожалуйста», ни «ещё». Ферстаппена это бесит, он хлыщет его по заднице каждые пару минут и оставляет следы своих ладоней, задаёт такой темп, что у самого порой в глазах темнеет. У Ландо разъезжаются ноги, с члена вязкими каплями течет предэякулят, но тот ни слова не выдает, лишь бы не показать, что он полностью сдался в лапы Макса.  — Проси, Ландо, проси меня иначе я перевяжу твои яйца, чтобы ты никогда не кончил в пределах этой комнаты, — Макс наваливается всем весом на Ландо, буквально соединяя их тела, с каждым толчком шумно выдыхая в ухо Норрису. — Никогда, — Ландо выдает это еле-еле сквозь зубы, до боли жмурится и чувствует, как собственный член соприкасается с простынью и проезжается по ней. Он довольно стонет, пытается двигать бедрами и создать еще больший контакт, но Макс, к несчастью Ландо, замечает это.  Он снова поднимается и запускает пятерню в кудрявые волосы, потянув его за собой. Трахать Ландо со спины одно удовольствие, он выглядит прекрасно сзади, но Ферстаппену хотелось видеть лицо Норриса, хотелось ловить каждую эмоцию. Макс переворачивает его на спину одним движением руки, уставшее и разморенное тело оказывается особо податливым, поэтому он не тратит много времени. Разводит ноги в одно движение и становится между них. У Норриса слегка болят бедра и тянет мышцы, все же, он не такой уж и гимнаст и не был готов к широким бедрам мужчины меж его ног. Эта мысль задерживается ровно одну секунду перед тем, как Макс входит снова и сразу во всю длину. Ландо принимает его идеально, как будто бы был создан для этого и жаль, что им не суждено быть вместе в постели.  Кто-то строчит бесконечные сообщения на телефон Ландо, но парень даже не в состоянии посмотреть в сторону гаджета, его глаза сфокусированы на теле Макса: широкие бедра, крупный в меру подкачанный торс, сосредоточенное и полное удовольствия лицо — все это составляло идеальную картину для Норриса в данный момент. Он никогда не думал, что будет способен кончить не тронув свой член, но Ландо близок к этому сейчас как никогда.  «Проси, Ландо. Проси, Ландо. Проси, Ландо.»  — Макс, блять…— он спотыкается на своей слабости, думает пару секунд над тем, что собирается проиграть и здесь, — пожалуйста, просто дай мне кончить. В уголках глаз скапливаются слезы, внизу живота завязывается узел, Ландо проигрывает своей похоти и своей гордости. Он слышит, как его принципы трещат по швам и позже он задумается о том, что никогда не станет чемпионом, если попросту будет ложиться под этих чемпионов.  — Забыл про свое эго? — Макс улыбается и сбавляет темп и берет член Ландо в кулак, размазывая смазку по головке и двигая рукой размеренными движениями в темп своим толкам.  Норриса словно током прошибает, тело дрожит и температура стремительно бежит вверх. Перед глазами темнеет и чуть ли не взрываются звезды, Ландо выпадает из реальности в одно мгновение. Ему кажется, что все вокруг абсолютно нереально, что он сейчас просто игрушка, набитая ватой. Макс выходит из него и стягивает презерватив, доходя до урны под столом и выбрасывая его туда. Он смотрит на разложившегося на кровати Ландо и думает, что это та самая маленькая смерть, коей называют сильный оргазм.  Одна незадача. Макс к этой маленькой смерти еще не пришел.  — Доведи дело до конца, Норрис. Поклонись быку, — Макс улыбается и проводит рукой по лицу Ландо, собирая в уголках глаз скопившиеся слезы. Норрис в полусознании, он моргает глазами и не до конца понимает о чем его просят.  Лишь когда Макс приподнимает Ландо за волосы и становится у края кровати до него наконец доходит. Норрис дрожащими руками тянется к его члену, одну руку упирает в его твердый пресс, второй обхватывает член и облизывает голову на пробу. Он смотрит на Макса из-под прикрытых ресниц, но быстро опускает голову. Ландо просили поклониться. Ландо сдается окончательно. Его язык скользит по всей длине члена, затем он забирает его в рот и согревает в своей глотке, берет половину длины, а на оставшейся длине работает своей рукой, двигаясь вместе со своим ртом. Ферстаппен тихо мычит, пристально смотрит за действиями Норриса и довольно выдыхает, когда тот его головка толкается в щеку Ландо. Макс мечтает сохранить это зрелище в своей памяти навсегда, чтобы прокручивать это в голове перед каждой гонкой. Ландо втягивает щеки, помогает себе языком и обводит каждую венку на члене, играется с головкой и слизывает соленую смазку. Ему нравится, но он этого не показывает. Он полностью отдается процессу и чувствует, как дрожат бедра Макса. Ферстаппен не сдерживается и тянет Ландо за волосы, берет все под свой контроль и буквально трахает Норриса в рот. Гонщику остается только расслабить горло и принимать член, чувствуя, как по подбородку стекают слюни и капают на белое постельное белье. Когда Макс дышит с такой частотой, словно борется за каждый глоток кислорода, Ландо выпускает его член со рта. Парень помогает ему рукой, старательно надрачивает и подставляется лицом, прикрывая при этом глаза, но приглашающе раскрывая рот и высовывая язык.  Макс невнятно ругается про себя матом и кончает Ландо на лицо, по большей части попадая на губы и язык, но все же чуть задевает его щеку. Норрис снова склоняет голову перед Максом, опирается руками на матрас и затихает. Они оба выпадают из этой реальности, слушая лишь дыхание друг друга.  Ландо поклоняется Максу, склоняет перед ним голову и принимает свое поражение.  На утро Макс просыпается один. Ландо пишет ему, что де-факто они помирились, он признает свою вину и не хочет ссориться. Макс думает о том, что поссорился бы с ним еще раз.