Заточённый

      ***       — Вы Иероним Блад, капитан торгового судна «Виктория»?       — Да, — роняет он, на пробу ковыряя пальцем гладкую стенку.       Весь огромный, холодный холл комплекса состоит из тёмных отражающих поверхностей. Больше тут никого не наблюдается, кроме самой тётки администратора. Негостеприимненько. Но, очевидно, для соблюдения анонимности никто ни с кем не должен сталкиваться лоб в лоб.       Ним ловит взгляд сотрудницы крупнейшего борделя планеты «Сол» и беспардонно заявляет:       — Слышал, у вас всё секретно, так нахуя вы мне моё имя называете?       — Эти данные нужны юристам, если вы повредите оборудование, — объясняет та ровным тоном.       — Вы живая?       — Нет, я робот.       — Понятно.       Значит, андроид-гуманоид с этой их кожей, волосами, зубами и силиконовым языком.       Она указывает ему на один из низеньких мягких диванов, стоящих около интерактивного столика с каталогами. Иероним плюхается на подушки, снимает широкополую пропылённую шляпу, закидывает ногу на ногу.        У большинства космолётчиков — глубоко чёрная, приобретённая кожа с защитой от разрушительной космической радиации. Рыжие волосы Нима от природы настолько вьющиеся, что расчёсыванию не подлежат, и их либо брить налысо, либо сбивать в длинные дредлоки. Он выбрал последнее.       Легко отличить профессионального космолётчика от обычного жителя планеты. Хотя бы потому, что первые не собираются соблюдать культурные нормы каждого порта, в котором останавливаются.              Администратор касается интерактивного стола и вокруг человека разлетаются множественные каталоги-голограммы с увеселительными моделями в самых выгодных ракурсах.       — Кого вы предпочитаете? — осведомляется она деловым выдержанным тоном. — Мужчин? Женщин? И того, и другого в одном?       — Ни тех, ни других, — отрезает капитан.       — Не хомо сапиенс?       — Нет. Есть у вас что-нибудь необычное, в конце концов? — недовольно морщится он, пальцем заставив скучные каталоги вихрем прокружиться вокруг головы. — Если бы я хотел выебать бабу или матроса, то я пошёл бы в любой бар, и получил бы живого, ещё и с согласием. Кто вообще ходит в бордель, если это можно получить бесплатно? — он вперивает упрямый взгляд в андроида. — Очевидно, сюда идут за тем, что в обычной жизни не найдёшь. Ненавижу роботов, почему вы простых вещей не понимаете, а?              Администратор замирает на секунду, губы сжала, как будто чтобы не сказать лишнего. Иероним очень внимательно смотрит на неё, с внезапным любопытством наклонившись вперёд.       — Вам нужны ксеносы? — наконец, выговаривает она.       — Этот каталог я посмотрю, — разрешает он и вдруг ухмыляется. Андроид перекидывает ему в руку голографическую папку. Он ловит её кончиком пальца.       Космический волк закидывает покрытые коричневой пылью гравиботинки прямо на сенсорный стол. Листает картинки с пояснениями, с удобством развалившись на мягком диване.       — Обратите внимание на расценки, — разглядывая его утилитарное потасканное облачение с ног до головы, напоминает администратор. Почти с неудовольствием.       — Да, да, не учи учёного, — отмахивается тот, не повернув головы.              ***       Его вычистили, как шкурку для колбасы, пообещав после вернуть все его родные штаммы бактерий на место. А чтобы не хотелось жрать с опустошённым ЖКТ и ничего не сводило, заложили внутрь нейтральный гель. Ну, учитывая, что все эти машины и роботы многоразовые, такие меры предосторожности внушают доверие.       Его запускают в комнату к выбранной им монстрообразной модели. Довольно просторное помещение с рассеянным натуральным освещением, стены в лесных расцветках. Пол мягкий и продавливается под ногами, как мох, и такого же цвета. Кроме подушек, разбросанных где попало, привычной мебели тут нет. Хорошо хоть пеньков не надизайнили.              Чудовище выглядит как чудовище. Сидит ближе к одной из стен, присоединённое к ней несколькими пучками проводов. Оно настолько большое, что невыгодно работать от аккумуляторов, видимо. Или там что-то другое подводится, вроде гидравлической жидкости или жидкого хладагента? Не вставят же в спинку вентиляторы? Это шумно и несексуально. Или по гофрам осуществляется связь с нейроцентром, встроенным в стену? А снаружи всего лишь физический манипулятор.       Среди множества щупалец различных форм и цветов, от синего до зелёного — в самом центре находится овальная голова с десятком узких миндалевидных глаз, чьи чёрные зрачки перемещаются независимо друг от друга. Несомненно, это камеры. Под кожей головы волнообразно перетекает слабое свечение светодиодов, чтоб было красивее. Бирюзовое изредка высвечивает пятнышки затейливо украшенного покрытия.              Да, машина сделана на славу, и её форма точно является плодом больной фантазии упоротого инженера. Эти цвета, переливашки, формы и экзотические щупальца… В обычной жизни такого и правда никак не получить, только изобретать.              Иероним Блад никогда не чувствовал себя неловко, будучи абсолютно голым перед кем-либо, перед живым или перед андроидом.       — Куда тебя ебать? — вопрошает капитан, уперев руки в бока.       Машина будто вздыхает и выбрасывает вперёд несколько щупалец, полупрозрачных на концах, и видно, что полых изнутри. С такого расстояния до человека не дотянуться, поэтому они безжизненно плюхаются на мох. Эта бандура ещё и не способна сдвинуться с места?       — А знаешь ли ты, куда нужно ебать меня? — уточняет человек.       Монстр специально использует человеческий жест подтверждения: наклоняет голову, на мгновение прикрывая все десять ярких зелёных глаз.       — Меня зовут Ним, — представляется капитан. — Стоп-словом будет «гравитранспортёр». Если же ты мне, блять, рот заткнёшь, то это будет три последовательных быстрых нажатия зубами или рукой, ясно?       Машина снова молча опускает голову. Говорить она явно не умеет, хотя внизу морды и присобачено что-то вроде закрытого сопла: тонкая извилистая складка видна, когда по башке прокатывается слабая волна свечения.       — Для тебя стоп-словом будет показать мне перекрещенные щупальца. Крестик знаешь? Если глаза закрою, то крестик чертишь у меня на лбу.       Монстр замирает, словно в несказанном удивлении. Видимо, в прошивке нет стандартной реакции в ответ.       — «Крестик» покажи, — требует капитан.       Этот приказ монстр выполняет: приподнимает две тонкие и плотные щупальцы и показывает нужное. Даже изобразив именно знак, а не букву «икс».       — Хорошо. Тогда можем начинать, — Ним делает шаг вперёд, оказываясь в поле действия манипуляторов. — Иногда бывает желание заняться сексом, в котором от тебя ничего делать не требуется, только лежать и наслаждаться.              Непрозрачные, плотные щупальца подползают к его ногам, тянутся к торсу, плотно обхватывают его, стягивают словно гладкими лианами. Усилие — и он повисает на них, оторвавшись от пола.       — Или «висеть и наслаждаться», — поправляется человек, заставляя мышцы расслабиться и довериться монстру. Лианы принимаются мелко вибрировать, то стягивая, то отпуская, ненавязчиво массируя.       Звука механизмов внутри шлангов не слышно. Хорошо сделано.       Щупалец как минимум три вида. Силовые, которые способны вертеть им в воздухе, как котёнком. Вторые — те самые с полостью внутри, а также те, что имеют странный уплощённый конец.       А это что ещё за мокрый щуп? Он шлёпается на лицо горячим полотенцем, сползает к губам. Человек раздражённо отбрасывает его в сторону.       — Рот не затыкай, — произносит он. — Хочу висеть и пиздеть, а ещё стонать. Я не молчун, знаешь ли. Космолётчики ненавидят даже намёки на асфиксию, уяснил?       Щупальце подбирается медленнее, мягко поглаживает по губам. Что-то сладкое? Губы начинают мелко-мелко зудеть.       — В тебя стимуляторы закачены, да? — догадывается капитан. — Надеюсь, они законные или растворяются, а то я как медкомиссию пройду на борту? А, впрочем… — он вздыхает, прикрыв глаза. — Насрать. Используй, что умеешь. Унеси меня нахрен из этого чёртового мира.              Монстр бархатно-гладкий и тёплый, весь на ощупь как нежная кожа с члена — никакого другого сравнения Ним не нашёл.       Внезапно его немного встряхивает, побуждая распахнуть глаза. У его лица оказывается один из специализированных щупалец. Монстр выворачивает бахромистую трубочку наизнанку, словно актиния, показывая эластичность и мягкие подвижные шипики внутри. Будто специально демонстрирует.       — Что? — утонувший в массаже, отзывается человек. — Это для груди?       Угадал он или машина распознала это как приказ — непонятно. Но две щупальцы-актинии действительно сползают по его шее вниз, щекоча, и нежно присасываются к соскам. Ним не помнил мгновения, когда его член встал, но тот точно стоит уже длительное время и сейчас самопроизвольно дёргается от нахлынувшей волны удовольствия. Какая-то из мокрых бахромчатых щупалец начинает поглаживать между ягодиц, с явным намерением подобраться к анусу и вплотную заняться раскрытием кольца мышц.              Монстр не отстаёт от него, заставляя разглядеть ещё один тип орудий интенсивной ласки. И это кое-что необычное: у полупрозрачной щупальцы-актинии в центре полости извиваются мелкие тонкие щупчики.       — О как, — шепчет Ним в перерывах между глубокими вдохами. — Ты хочешь сунуть мне это в уретру, правильно? Да, ты прав: я из такого сорта извращенцев. Могу, умею, практикую.              Его анус привык отдаваться разнообразным предметам продолговатой формы. Поэтому щуп, самостоятельно вползший внутрь, вовсе не вызывает ни отторжения, ни лишнего сжатия мышц. Ним знает уже на уровне инстинктов, что это будет приятно.       — Толще… — шепчет он. — Дай мне толще.       Закачанный внутрь гель оказывается как нельзя кстати. Конечность шевелится внутри его тела, сильнее раздвигая стенки в стороны. Первый раз за сегодня Иероним решает, что пора и застонать под влиянием накатывающих приятных ощущений. Монстр действительно внял его просьбе, выбрав идеальное давление и габариты.        Сосредоточившись на заднице, с которой игралась увеличившаяся в размерах щупальца, он совсем забыл о собственном члене, пока на него не насаживается та странная актиния с щупиками внутри. Эти подвижные штуки его головка почувствовала сразу же. Они действуют как… язык? Длинный узкий язык, а полость внутри актинии, сквозь стенки которой он видит собственный колом стоящий член — вот она весьма напоминает рот. Но не рот человека.              — Чёрт… — обладая холодным, расчётливым разумом, капитан Блад холодно и расчётливо осознаёт, что уже возбуждён этим монстром во всех местах в достаточной степени, чтобы длинные язычки беспрепятственно скользнули внутрь его уретры и бог знает где оказались.       И, кажется, монстр прекрасно понимает его состояние. У него такой хороший искусственный интеллект? Или реакции Нима настолько типичны и очевидны?              Волны бирюзового света, пронзающие многоглазую голову, становятся куда ярче, в них появляется завораживающая, будто живая, пульсация. Бирюза делает кожу головы прозрачной, разливаясь по телу дальше, докатываясь до основания щупалец.       Иерониму сложно сфокусировать зрение, привыкнуть к миганию, да и вообще обращать внимание на зрительные образы, когда его расслабленное тело плавится от почти болезненного блаженства. Этот гад устроит ему сенсорный перегруз, не иначе. Под искусственной кожей он будто видит пучки разветвляющихся, как древесные корни, проводов, пронизывающих тело машины. Какие странные…              Монстр непрерывно наглаживает его соски и простату, облизывает уши и губы, и думать о чём-либо ещё крайне сложно.       Всё. Теперь, несмотря на прикосновения ко всем другим эрогенным зонам, он ощущает острее всего прочего, как щупальцы забрались глубоко в его тело и осуществляют там свои тайные махинации, усиливая его удовольствие, оттягивая оргазм, который всё завершит.       И что это за странное ощущение в паху? А точнее, конкретно в яйцах.       Ним пробует наклониться вперёд, чтобы посмотреть, и удерживающие его упругие лианы поддаются, давая ему изменить положение, но не позволяя выпасть из захвата.       Человек изумлённо хлопает глазами, ожидая увидеть что угодно, но не такую картину.       — Что ты с моими яйцами сделал? Они так сильно распухли. Я будто лет десять не кончал и всё в них копил. Вот умора!       Он протягивает руку, преодолевая сопротивление лиан, которые быстро понимают, что надо уступить. Трогает. Не больно. А… приятно? Ходить с таким было бы неудобно, вообще не вариант, но… выглядят они всё-таки весьма сексуально. Их раздуло так, что кожа мошонки натянулась до предела, выправив все неровности — до нежного, гладкого состояния. На ощупь тоже офигенно. И почему-то становится смешно.       — Интересные в тебя лекарства закачаны, тентакль. Я о таких не слышал. Как тебе кажется, это красиво?       Задыхаясь, он пытается смеяться. Взвешивает разбухшую мошонку в ладони.       — Девки были бы от них без ума и не только девки. Шучу!              Ним откидывается обратно на поддерживающие щупальца, позволяя им привести его тело в оптимальное положение для наилучшей стимуляции и доступа. Повиснуть в воздухе — весьма необычно, но приятно. Будто тело правда утратило вес. Каждую его часть заполняет предоргазменное, восхитительное ощущение-предвкушение.       Ему немного осталось. Вот-вот…       — Ёбаныйврот! — вскрикивает Ним и стискивает челюсти.       По векам бьёт яркий бирюзовый свет, и он вынужден приоткрыть веки. Это голова монстра. Зачем его так запрограммировали?              Его настигает мысленный шёпот, не имеющий слов, не состоящий из звуков или зрительных образов. Чужое чувство, нервное электричество, через серию вихревых полей попадающее в приёмную часть его мозга. Будоражащее до дрожи послание, наполненное ужасающим смыслом. Словно ему в затылок дохнуло привидение, умершее в муках.       «Помоги мне… помоги мне…»              — Чёрт! — свирепо выдыхает Ним и, наконец, кончает.       Вернее, он ожидает, что всё будет, как обычно… Но он кончает и никак не может кончить кончать. Сперма вытекает и вытекает, а он сам сотрясается от каких-то совсем уж сумасшедших судорог удовольствия.              Сияние прекращается. Его мозг отключается на неопределённое время. Щупы медленно покидают его тело, отваливаются от груди, ослабляют хваты, бережно опускают его в мох. Несмотря на то, что Ним вроде не двигался активно, он чувствует, что всё его тело покрыто потом. Это из-за того, что мышечные спазмы длились целую минуту, а то и дольше? Или потому, что нечто недавно осуществило с ним энергоёмкий нейроконтакт? Или это воздействие химии, которой заботливо накачал его тентакль? Одни боги знают, были ли там галлюциногены.       Ему нужно какое-то время, чтобы прийти в себя и каталогизировать новые ощущения. Он впервые в жизни кончал так долго. Вероятно, всем, что было накачано в его яйца… Теперь уже приобретшие нормальную форму и габариты.              Он поднимает взгляд на притихшее чудовище, скромно подтянувшее к себе все конечности обратно. Зрачки уставлены на него.       Ним осторожно поднимается на ноги, которые не очень намерены ходить твёрдо сейчас. Он подходит к монстру вплотную, стараясь не наступить на щупы.              — Ты сказал «помоги мне»? — спрашивает он. — Или это мои оргазменные галлюцинации?       Монстр молчит и не шевелится.       — Когда я это услышал, свет горел. А теперь погас, — он касается пальцем центра его лба. Тёплого на ощупь. — Совсем слабый.              Чужой официальный голос с потолка оглашает помещение:       — Три часа закончились. Пора собираться. Гигиеническая комната ждёт вас. Если вы не в состоянии идти, андроиды заберут вас через несколько минут.       Ним касается верхнего ряда щупалец, запускает руку ниже, касается чего-то твёрдого и кольцеобразного, похожего на хомут, накинутый на шею чудовища. Он тянет за эту дугу. За спиной машины дёргает потревоженный кабель, уходящий в стену. Капитан достаёт руку обратно.       — Пожалуй… хм. Это странно.              ***       — Капитан Иероним Блад? — приветствует его уже знакомая администратор.       — Да, да, запиши к тентакле, — лениво машет рукой Ним, подходя к стойке сразу для оплаты.              Эта деваха определённо живая, даже если воняет резиной. Такую недовольную рожу состроить и попытаться скрыть это, имитируя бесстрастность андроида…       Грязные ботинки, запах рабочего пота и нахальное поведение никогда не оставляют людей равнодушными. Их мозги начинают излучать, и это неизбежные признаки и проявления жизни. Что гнев, что радость…       Роботы — дорогие. А люди — живые, и воспроизводят сами себя, носят внутри себя биологическую фабрику по производству и копированию. Некоторых андроидов практически невозможно отличить от живых. Если только вы не природный телепат, умеющий профессионально бесить людей и прочих инопланетян.              — Модель «Сёкусюдзэмэ» свободна, — отчитывается не-андроид, проверив базу. — Сотрудник сопроводит вас в комнату подготовки.       — Та же самая штука, что в прошлый раз? — Иероним облокачивается на стойку, агрессивно сощурив глаза. Она инстинктивно отодвигается. — Я, знаете ли, однолюб, и забил в неё свои собственные настройки. Если я их не найду, то очень обижусь.       — Да, это та же самая модель. Система вас запомнила и по умолчанию отправляет к уже знакомым роботам.       — Ещё бы вы меня забыли, — буркает Блад, отодвигаясь.              Вновь пройдя все степени колбасной очистки и поскрипывая чистой кожей, он вновь стоит перед притихшим монстром и напряжённо думает.       — Так… А теперь осталось сообразить, в каком состоянии наши нейросистемы возможно соединить. Если, конечно, ты и правда не машина, и тот ошейник на тебе — на самом деле нейроподавитель. Я не склонен к галлюцинациям, и мне не раз доводилось слышать мысли как людей, как и не людей. Однако я никогда не видел существ, подобных тебе. Поэтому не знаю наверняка, действительно ли ты живой. Отклика сейчас от тебя нет.              Всё бы ничего, но, несмотря на его рассудительные речи, у него уже есть полноценная, совершенно бесстыдная эрекция. Ним наклоняет голову, видит её и вздыхает, смиряясь:       — Прости за то, что у меня уже стоит. Прошлый секс был слишком хорош, и моё тело прекрасно помнит и готово повторить. Ладно. Я продолжу. Кажется, прошлый нейроконтакт был установлен во время секса. Это сработает и повторно, как я подозреваю. Однако я прошу тебя не делать того, что тебе противно, и ограничиться лишь необходимым. На этот раз я здесь не для получения удовольствия. К сожалению, контакт разумов был достигнут в моём предоргазменном состоянии и в момент самого оргазма. Возможно, щуп в заднице играл роль биологического проводника. Сам понимаешь, насколько оргазм короткий миг. В прошлый раз тебе удалось продлить его на довольно неестественное для человека время. Знаешь, как продлить его ещё дольше? Хотя бы на пару минут. Тогда получится передать больше, чем обрывок одной фразы. Моя нервная система будет на пике. Я не испытывал оргазм по минуте, но вряд ли это нечто, что нельзя выдержать. У женщин так бывает же, что один за другим, а мы один вид, значит, мой мозг такой же.       Ним не выдерживает и невесело хмыкает:       — Будет смешно, если ты робот, а я перед тобой распинаюсь. Может, мне и правда послышалось?              Чудовище протягивает одну из конечностей, касается его щеки, словно лаская и изучая. Дотрагивается до волос, перебирает спадающие на плечи дреды с вплетёнными в них тяжёлыми украшениями.       — Это не щупальца, — поясняет Ним, чуть улыбнувшись. — Это обычные человеческие волосы, — И тут же демонстрирует растопыренную пятерню, шевеля пальцами: — Вот наши щупальца.       Монстр тянется к нему, обнимая множеством лиан, подхватывая, аккуратно стягивая и окутывая мягкой вибрацией. Они массажируют, трогают везде, словно изучают для самих себя. Он почти мгновенно оказывается в тёплом гнезде, сплетённом монстром, наблюдающим за ним из-за завесы собственных конечностей.       — Ты пытаешься имитировать половой акт людей? Целуешь меня в губы? — предполагает Ним, чувствуя уже знакомую мокрую щупальцу у своего рта.       Нужно кончить, чтобы его услышать на самом деле. Чтобы пробиться через нейроинтерфейс и нейроподавители. У него получится. Он должен выяснить. Он никогда не сдавался. Даже будучи с щупальцей глубоко в жопе.       Контакт через нервные окончания в кишечнике. Там их миллиарды. Через это он ещё не подключался…       — Тентакль, ты уверен, что хочешь это делать? Ласкать мою грудь не обяза… ох…       Ним не успевает договорить, потому что бахромчики выбивают из него весь дух, одновременно притираясь не только к соскам, но и к сфинктеру. Как он это делает? Это нечто невероятное! Разве в этих областях бывает настолько приятно? Что с его организмом сегодня такое? Чудовище ведь даже не успело как следует его чем-нибудь напичкать…              Может, дело в том, что монстр в первый раз прекрасно изучил его тело и уже знает, куда, когда и как лучше всего надавить, пососать, покрутить, чтобы он от удовольствия с ума сходил и вертелся на этих лианах, как на гриле.       Его задницу уже сладко дразнит и распирает толстый подвижный щуп, снующий внутрь и наружу. К члену уже присосался «рот» чудовища, пытаясь забраться язычками по уретре, параллельно наглаживая его яйца.       Ним чувствует, что вспыхивает, как костёр. И это даже местами чересчур… Он не знает, куда деться от желания, жжения и непрерывного наслаждения, раздирающего его тело, будто клыками.       — Как же охуенно, ты бы знал… Как ты это делаешь, боже, блять… Да, вот так, мой хороший…              Необычная тяжесть начинает ощутимо оттягивать мошонку вниз. Хм, такое уже было в тот раз. Чудовище снова заставило его яйца надуться до неприличных размеров? Как космонавт, имеющий дело с вакуумом, он знает, насколько эластично человеческое тело и его ткани, и сколь быстро они приходят в норму после набухания.       «Чёрт, надеюсь, это и правда безопасно… И что я не чувствую боли именно потому, что её нет, а не из-за анастетиков».       Потому что, скорее всего, это и есть единственный способ искусственно продлить его оргазм.       А вот и бирюзовое сияние начинает свою пульсацию, становясь всё ярче. Ним, заворожённый странной красоты зрелищем и предвкушением оргазма, вдруг ощущает потусторонний зуд в той части его мозга, которая воспринимает мозговые волны иных разумов.       Он почти различает, он почти слышит… ещё немного… Ещё совсем немного усилить сигнал или чувствительность приёмника…       — Давай же… — шепчет он. — Я хочу тебя услышать… Давай!       Он зависает на грани. Едва дыша. Сохранять остатки разума в таком состоянии крайне трудно. Он вздрагивает. По нервам ледяным электрическим молотом бьёт оргазм.       Нейроконтакт с хрустом защёлкивается на его затылке, пока тело бьётся в судорогах длящегося и длящегося оргазма.       И он слышит не слова, а вязкие чужие мысли.       «Я — живой…»       Дыша быстро и рвано, цепляясь за реальность, он пытается выбраться. Он может мыслить! Он может… Он сможет!       «Я — живой».       Он мог бы сразу догадаться. Робот или зверь никогда не выделит столько веществ-контактеров для получения удовольствия в реципиенте. Зверям такое в принципе не нужно, роботы не способны подгадать алгоритмы, не способны подстроится. А вот разумные виды доставляют удовольствие партнёру, чувствуют его. Тем более, с помощью поверхностной телепатии… И только те, кто доставляли наслаждение, получили математическое право остаться в вечности и не сгинуть в пламени естественного отбора.       Он абсолютно точно ебётся с живым мыслящим существом. Как бы он ни хотел избежать этого, оно всё равно произошло…       «Как ты здесь оказался? Не по своей воле же?»       «Здесь все живые. И все они рабы. Не знаю, как остальные, но я был похищен».       «Это невозможно. Закон запрещает такое уже очень давно. Если правительство планеты узнает об этом, то мигом отправит организаторов на виселицу».       «Я думаю, они знают. Иначе это невозможно было бы скрыть. И никто не переживает, что ты поймёшь мою природу, потому что меня нельзя спасти».       «Да… впечатление пустых коридоров, но здесь очень много охраны».       «Не сомневаюсь… Я понимаю, что тебе не под силу вытащить меня. Просто прошу, передай весточку на мою родину…»              Он впихивает в его мозг относительные и абсолютные координаты своей системы и планеты, а также своё имя. Звуками имя монстр сказать не смог, оно прозвучало совершенно неразборчиво. Кажется, их имена были набором звуков, и не несли никакого смысла, который можно было бы перевести. Или у Нима уже не хватило сил, чтобы правильно воспринять его.       «Хорошо, я передам. Хоть туда и далеко лететь, но я долечу».              Оргазм заканчивается, разжимает свои тиски, и это оказывается невероятно болезненно. Ним рычит от боли, ожидая, пока она пройдёт. Он опускается на мягкий мох и на этот раз видит, сколько накончал. Из него вылилась лужа как минимум литр, и в основном это какой-то гель, на сперму не похожий. Он совершенно без сил и опустошён. Он вообще сможет встать на ноги? Но нужно встать. Встать и подойти.       Монстр отодвигает свои конечности в сторону, пропуская человека ближе. Ним кладёт сильно подрагивающую руку на его переливающийся уже затихающей бирюзою лоб.       — Такого не должно быть, — произносит он, всё ещё пытаясь справиться с дыханием и сердцебиением. — Живые существа не должны страдать от чьих-то извращений. Мы пытаемся их уберечь, изобретая имитацию, чтобы перенаправить этот разрушительный импульс, но в итоге… почему они снова страдают? Потому что приятнее знать, что ты унижаешь того, кто способен по-настоящему чувствовать, кто способен испытывать боль?       В его голосе и глазах вдруг проявляется поистине смертоносная, холодная сталь, но вовсе не по отношению к пленнику этого места.       — Так нельзя… это совершенно недопустимо.              ***       Фахт’Шноау не знает, сколько времени прошло. Ведь для него время стало, в сущности, неважным. Доставит ли человек его весточку? Он пообещал, что доставит. Может, он уже это сделал. Но Фахт’Шноау никак не узнает об этом. И от знания об этом его жизнь никак не изменится. Лишь станет немного легче от мысли о том, что близкие узнали о его судьбе, и он больше не потерян в безвестности для них. Больше не блуждающая душа. Они знают, что он всё ещё жив.       Хоть и стал рабом. И останется им до конца жизни, в которой не происходит ничего хорошего. Сон, еда, очистка, ожидание клиента в одиночной камере. Клиенты… Несмотря на гложущее, всепоглощающее одиночество, он не знает, что лучше — когда клиенты есть или когда их нет…       И у него нет никакого способа прекратить эту… жизнь? Это вряд ли жизнь. С ним обращаются именно как с неодушевлённым предметом, с роботом, который не имеет чувств, желаний, не испытывает боли, не имеет потребностей. Если он прекратит есть, то его просто станут кормить насильно. Он слишком дорого стоит. Они берегут его тело, но им наплевать, что станет с его разумом и психикой.              Этот день ничем не отличается от прочих. Нет ни знака, ни предчувствия. Лишь внезапно Фахт’Шноау замечает, что ошейник нейроподавителя и прочие цепи оказываются обесточены. Либо отключены, но кому бы отключать? Точно простой сбой в подводящей электросети.       Он подсовывает самые сильные руки под ошейник. Электрический ток — это ещё не всё. Там ведь есть и физический замок. Он надавливает на металл изо всех сил, пытаясь согнуть, содрать с себя, сделать хоть что-то…              Лязгает дверь. Не та, откуда заводят клиентов, а та, через которую заходит персонал. Уже пришли чинить?       Нет. Вошедшие — вовсе не персонал. Фахт’Шноау замирает от изумления, выпучив все свои десять глаз. В его комнату заходят военные с боевым оружием наизготовку. И не просто военные — это вооружённые до зубов хумансии с антрацитово-чёрной кожей. Космические войска!       И тот, кто входит следом за ними — Фахт’Шноау снова не может поверить своим глазам — это хумансий Ним. Он в иной одежде, чем окружающие его воины, тоже имеет оружие, но держит его на поясе. Он строг и сосредоточен. И радостен, и зол, и доволен.       Точно. Нейроподавитель больше не работает. Теперь он может ощущать такое на расстоянии. И снова может говорить. Но поймут ли его люди? У них есть встроенный переводчик между языками, как у него?              Ним демонстрирует ему ключ-интегратор и идёт вперёд, прямо к нему. Здесь и не нужны лишние слова. Фахт’Шноау подставляет шею, максимально оттянув в стороны конечности. Подлезть туда и правда трудно, и он чувствует прикосновения рук и одежды. Ошейник размыкается и падает на пол.       Человек смотрит прямо в его глаза:       — Уважаемый Морской Завиток, теперь вы абсолютно свободны.       Так его имя звучит на их языке.       — Разве простой капитан способен на такое? — впервые за слишком, невероятно долгое время Фахт’Шноау размыкает рот и говорит.       Его речь не обескураживает человека, словно он подобного уже наслушался. Ним усмехается так же нахально и уверенно, как и обычно:       — Именно: простой капитан и может сходить в бордель. А я — адмирал небесной армады человечества с Альфа Центавра, ужасный Иероним Блад.       Фахт’Шноау не решается переспросить. Он точно не ослышался.       — Твои соплеменники здесь, они окажут тебе медицинскую помощь, — уже мягче произносит Ним. — И любую другую помощь — тоже. А мне нужно идти.              В комнату, перебирая ногами, вползают теутолоподы, на них знаки космической медицинской службы. Они спешат к нему, а он слишком шокирован происходящим и появлением своих, чтобы что-то сказать им или ответить на вопросы. Он впервые за много лет слышит родную речь. Главный медик сообщает ему главное:       — Правительство планеты убито, их казнили сегодня утром вместе с семьями за спонсирование пиратства и работорговлю. Планета захвачена альянсом Альфы Центавра. А с нами заключён торговый союз. Мы прилетели с их армадой на нескольких кораблях. А сейчас мы сопроводим вас в лазарет… Вы можете идти?              Из-за их мерцающих голов он видит удаляющуюся спину Нима. Адмирала Нима. Человека, который обещал ему и подарил свободу.              ***       Врачи залепили гель-пластырями порезы на его верхних руках, и обработали растревоженные шрамы на шее и торсе. Очевидным образом они обнаружили целый букет тяжёлых авитаминозов и сильное нервное истощение. Ему прописали витаминные ванны, но нужное оборудование было лишь на борту, а борт — на орбите. В связи с шоковым состоянием врачи решили, что ему нужно отлежаться в условиях привычной гравитации и несколько дней питаться полезной пищей с родной планеты, а то скачок он не переживёт.       Фахт’Шноау не сказал бы, что чувствует себя настолько плохо, насколько описано. С головы упала огромная тяжесть, сменившись облегчением и неким радостным опустошением. Он может расслабиться и больше не думать ни о чём. Кошмар закончился. То, что ждёт его впереди, по умолчанию будет лучше этого.       Этап завершён… Его ждут солёные синие моря, пресные красные побережья, на которых никогда не ступала нога человека. Или теперь уже ступала? Того человека.       Вряд ли он его когда-нибудь увидит снова.              В пустом лазарете шипит гидравлика входной двери. Фахт’Шноау не открывает глаза, зная, что это очередной врач пришёл его проведать. Но странная тишина и отсутствие движения наводит его на мысли, что он ошибся.       В палате стоит человек. Фахт’Шноау вскидывается и принимает вертикальное положение, темнея от стыда: он забылся и случайно показал свою нижнюю донную часть. Нервно складывает верхние руки на столик, стоящий около его круглой кровати-гнезда.              Это Иероним Блад. Что он здесь делает?       Тогда он не мог приглядеться как следует. На Ниме белый костюм с красными знаками и ремешками. Судя по прилеганию и охлаждающими элементам, он рассчитан на то, чтобы прямо в нём залезать в скафандр.              — Я пришёл пожелать удачного возвращения на Теутоло, — произносит человек. — Вас там, наверное, все заждались. Безопасного пути. У ваших кораблей будет боевой эскорт.       — Спасибо вам за всё! — с благодарностью восклицает Фахт’Шноау, жалея, что переводчик не в состоянии передать все оттенки его истинных чувств. — Если бы не вы, я навсегда остался бы рабом в застенках и умер бы в неволе. Вы спасли жизнь мне и другим пленникам.       — Ну что вы… Это меньшее, что я могу сделать в качестве искреннего извинения за то, что принял вас за механизм и воспользовался, — судя по опущенному взгляду, Ним испытывает стыд. — Я никогда не поступил бы так, не купил бы живое существо ради собственного удовлетворения. Надеюсь, вред от меня был не слишком силён.              Впрочем, какой переводчик? Фахт’Шноау вдыхает и выдыхает. Они оба телепаты. Точно так же, как он ощущает человека, так и человек чувствует его.       — По сравнению с теми, кто иногда приходил… люди… вернее, вы. Приятные, — сбивчиво объясняет он. — Да, иногда это бывало мерзко, но чаще я действовал механически. Будто меня вовсе не существует. Но… вы — довольно сильный телепат. И вы сняли щиты и транслировали во все стороны своё удовольствие. Мы словно… и правда делали это вместе.              Адмирал никак не комментирует сказанное, и эмоциональный поток от него резко глохнет. Человек лишь тянется и чуть касается его щупальцы, лежащей на столике, в жесте поддержки и прощания:       — Я надеюсь, что в вашей жизни теперь всё будет хорошо.       Он разворачивается, чтобы уйти. Фахт’Шноау чувствует, как все три его сердца ёкают от страха. Он быстро выбрасывает самую длинную щупальцу вперёд, которая будто бола обвивается вокруг запястья Нима.       — Капитан… — жалобно стонет теутолопод.              На третье их взаимодействие телепатия срабатывает мгновенно, особенно при физическом контакте. Привыкшая пробиваться через серию мощнейших помех, теперь она действует как вода в взорвавшейся плотине.       Нейроинтерфейс защёлкивается, как неотпускающий ток.       — Блять, — машинально роняет Ним, пошатнувшись.       — Мне будет так вас не хватать, — грустно сетует Фахт’Шноау, слезая с кровати. — Я жалею, что наше общение не сможет продолжиться.       Подползает вплотную. Множественно и едва ощутимо дотрагивается кончиками щупов до белого костюма в десятках мест, словно проверяет, раскален ли камень под жарким солнцем Теулотских пляжей. Испытующе заглядывает своим десятком глаз в глаза Нима.       Человек не делает попыток отстраниться и не убегает. Фахт’Шноау переводит прикосновения в ненавязчивые поглаживания.              Иероним стоически вздыхает и стискивает челюсти. У него уже вовсю стоят член и соски, и волосы по всему телу — дыбом, а ноги предательски подгибаются от предвкушения и слишком живых воспоминаний, как это было.       — У меня ни с кем не получалось такого мысленного контакта… — признаётся Фахт’Шноау. Конечно же, он прекрасно ощущает состояние человека. Нежно потирает щупальцем между его ног, вызывая очередное ругательство.       — Что ты только со мной делаешь… — шипит Ним, чувствуя, что начинает перегреваться, причём так, что костюм вот-вот врубит охлаждение.       — Можем ли мы раствориться друг в друге? — просит тентакль. — Хотя бы ещё раз. Тогда я позабуду, как это бывало с… другими.       Переимпринтинг? Ним сглатывает. Вздыхает ещё раз. Член стоит почти болезненно.       — Я вряд ли смогу тебе отказать, — признаётся он, нажимая на кнопку полной разгерметизации костюма. Иначе его не снять.       Мистер Морская Завитушка издаёт высокую победную трель, подхватывает его подвижными конечностями и начинает радостно освобождать от одежды.              ***       Вооружённая личная охрана адмирала дежурит у дверей палаты и остановила уже вторую группу врачей, попытавшихся выполнить свой долг. Но не всем из них удаётся спастись от шарма космических волков.       — Настоящая сила людей не в их злобе, а в способности к коммуникации, — увлечённо поясняет чёрный хумансий синему теутолоподу, ухватив его за одну из щупалец. — Это наша особенность. А злопыхатели называют нас ебливыми. Они просто завидуют! Кстати, что вы делаете сегодня вечером? У меня как раз заканчивается смена. А у вас?       Приказано охранять, они и охраняют наилучшим образом. А почему из палаты раздаются адмиральские стоны и вопли «я кончил! я снова, твою мать, кончил!» подчинённых ебать не должно.