интерлюдия

Срываться к Алтану среди ночи – для Вадика дело привычное. Наследник Дагбаевых – цветочек очень чувствительный. И очень одинокий. Наверное, поэтому в людях не разбирается – вот в его ближайшем окружении и оказался самый настоящий Дракон. Друзьями они не были, и Вадик был уверен, что Алтану он даже не особо нравится. Просто тому с ним как-то легче, чем с остальными: он поизображает из себя шута; выслушает, согласно поддакивая, под красное полусладкое; в конце концов – позволит пару раз себе навалять в стихийном спарринге. Что такое пара синяков по сравнению с тем фактом, что за полгода можно спокойно накопить на теслу, даже не затягивая ремень? Так что, получив перевод на карту, Вадик одевается в удобное, но красивое (чтобы не расстраивать лишний раз своего изнеженного богатой жизнью визави). Воском поправляет смявшиеся ото сна волосы. Перед тем, как сесть за руль, курит. Питер – не самый любимый его город. Но в том, чтобы ехать по полупустому Невскому, впуская в салон морозную свежесть февраля, есть особый кайф. Пропитываясь духом свободы, становишься ближе и к подлунному кутежу центра города, и к зажравшимся богачеям, особняки которых друг за другом стелются вдоль узеньких набережных. В оранжерее темно, и это странно. Безымянный и безликий охранник холодно сообщает, что хозяин ждёт Дракона в своём кабинете. Кабинет этот, кстати, и не его вовсе. Он когда-то давно принадлежал отцу Юмжит, а за неимением в доме других хозяев, перешёл в наследство Алтану. От него тут – ноль. Это старый кабинет в старом питерском особняке. Поменяй его местами с библиотекой юсуповского дворца – никто разницы не заметит. В современном сшитом на заказ костюме, украшенном цветочными орнаментами, и с одноразкой у губ, Алтан здесь смотрится странно, чужеродно. А пришедший к нему Вадик – тем более. От мальчишки, который ещё только полтора года назад всеми силами отрекался от мафиозного наследства, веет выученной силой, превосходством и холодным бешенством. Он теперь умеет говорить с Вадимом, по-королевски глядя сверху вниз. Знай своё место. – Почему так долго? – спрашивает холодно. Вадик в ответ тянет губы в хитро-вежливой улыбке. – Ограничений по времени не было. – Ты должен валяться в моих ногах, как только я подумаю щёлкнуть пальцами. Ого, думает Вадик. У кого-то сегодня паршивое настроение. Известное ему расписание Алтана подсказывает, что часов в одиннадцать ночи он встречал прилетевшую из Гонконга Юмжит. Видимо, воссоединение брата и сестры у них прошло так себе. Впрочем, ничего необычного. Как только младшенькому позволили заглянуть за ширму семейного бизнеса, он перестал быть для клана тепличным растением. Вадик получал какое-то нездоровое удовольствие, наблюдая за тем, как Алтан отращивает шипы. Даже кололся он о них не с болью, а с ботаническим интересом. Вот и сейчас хотелось раздразнить, расковырять. – Мне встать перед вами на колени? Алтан не хмыкает, как обычно, самодовольно, услышав от Вадика уважительное обращение. Тяжёлый случай. Возможно, синяками сегодня не обойдётся. Юмжит же как раз недавно подарила Алтану автоматический стилет с фамильной гравировкой. Вадик ещё подумал, ну и нахрен он ему, если под его началом работает Дракон – калаш на ножках? – Может быть, в другой раз. – Алтан затягивается и медленно выпускает между губ блевотно-сладкий пар (поп-корн, ваниль, карамель – Вадик в его предпочтениях запутался). В этом белёсом мареве он, злой и уставший, выглядит, как юный Люцифер. – Сейчас – снимаешь штаны и ложишься на диван. Затыкаешься и делаешь то, что я тебе скажу. Он кладёт одноразку на стол и, вытащив что-то из кармана, кидает это Вадику. Тот ловит на автомате. Смазка и пачка презервативов. Дракону смешно – и от ситуации, и от самоуверенности пацана. – Что за намёки, вашество? Какой-то харассмент на рабочем месте… – Какой из приказов ты не понял? – уже расстёгивая на себе пиджак, спрашивает Алтан. Движения у него нервные, а в зеленоватом свете комнаты его кожа кажется мертвецки бледной – когда он нервничает, с него сходят все краски. Голосок, конечно, звучит уверено – браво. Только вот тело реагирует на происходящее так, будто золотейшество боится, что у Вадика на него не встанет. Да он бы трахнул Алтана и забесплатно – из спортивного интереса. Просто не ожидал, что этот с первой встречи заглядывающийся на него мальчуган созреет так быстро. – Да я, в принципе, парень понятливый, просто… – Вадик, наблюдая за тем, как Алтан стягивает с себя водолазку – безволосая грудь, красивые острые плечи. Сам покорно расстёгивает ремень. Пуговица. Молния. Приспускает джинсы с боксёрами, чувствуя, как чужой взгляд задерживается на открывшемся кусочке кожи. И на члене, конечно же. Зажимает пакетик с презервативом между зубов, щёлкает колпачком смазки и смиряет мальца насмешливым взглядом. Решает уточнить: – Не страшно, а? Тот неаккуратно сбрасывает то, что снял, на пол, тянется к ширинке. – Не льсти себе. Наготы Алтан не стесняется, и от этого кажется только ещё более привлекательным. Его алые глаза горят, кровожадно требуя принести себя в жертву. Ради таких, как он, в людях развилась страсть к греху. Вадику, глядя на него, даже не надо особо стараться, чтобы возбудиться. Когда член наливается кровью, он дрочит себе, лениво размазывает пальцами смазку, зная, что стоящему напротив юноше это нравится. Алтан душит своей властью и красотой. Послушно укладываясь на диван, Вадик ждёт. Ему интересно, на что Алтан сегодня осмелится. Он гневен, как падший ангел. И даже его тихие шаги полны потустороннего бешенства. Остановившись рядом с Вадиком, невесомо касается его подбородка. Несколько долгих мгновений они смотрят друг другу в глаза. – Нравится растягивать удовольствие? – прерывает молчание Вадик. – Нравится бесить меня? – парирует Алтан. Кривой свет оставляет на его щеках длинные тени подрагивающих ресниц. Он проводит большим пальцем по нижней губе Вадика, мягко оттягивая её вниз. – Покажи, на что ты годен. Просить – приказывать – дважды не приходится. Сжав собственный член у основания, Дракон покорно вбирает в рот три пальца Алтана. Они тонкие и нежные, любопытные. Играют с языком, а потом давят изнутри на щеку. Вадика изучают, но ему это даже нравится. Интерес взаимен. Он смотрит снизу вверх. У Алтана грудь ходит ходуном от того, как его пальцы вылизывают и сосут – бесстыдно и открыто. С влажным звуком пальцы покидают рот Вадика. Алтан смешивает на них чужую слюну и отнятую назад смазку. От мысли, что он сейчас будет себя ими растягивать, приятно тянет внизу живота. Они смотрят друг другу в глаза так, словно совершают какое-то таинство. Сокровенно молчат, и между ними в воздухе смешивается беспокойное дыхание. Даже смешно как-то, что происходящее между ними – лишь безвкусно поданный на золотом блюдечке секс, который один преданно преподносит другому. Изящности Алтану не занимать. Даже в том, как он, стоя на коленях, нависает над Вадиком и заводит руку за спину, чтобы подготовить себя, есть что-то благородное, аристократичное. Ему не надо стараться, чтобы произвести впечатление. Он входит в себя пальцами с той же лёгкостью и непринуждённость, с какой поправляет золотые запонки на манжете во время светских мероприятий. О том, что это выходит за рамки его привычной рутины, говорят лишь подрагивающие пальцы на груди Вадика и румянец на скулах. – Не слишком ли вы быстро? – не сдерживается Вадик, когда Алтан со змеиным шипением пытается дотянуться до валяющихся у подлокотника презервативов. – Объём работ немаленький. – Не умничай. – В голосе почти детская обида. Иногда в нём такое прорывается – непозволительные для него сегодняшнего заносчивость и дурь. – Я же волнуюсь, вашество. – Алтан не верит в его благородные намерения, и Вадик, мысленно посмеиваясь над этой подозрительностью, решает переиграть. – Прикажите помочь, и я помогу. Румянец на щеках наливается насыщенным красным. – Мне не нужна твоя чёртова помощь, – почти шепчет Алтан. – Пожалуйста, – произносит Вадик так, словно давит на свежую рану, пытаясь сделать больнее – до крови и искр перед глазами. – Направьте меня. У Вадика пальцы зудят от ожидания, но внешне он себя ничем не выдаёт. Алтан так и застывает над ним – одной ладонью упираясь в его грудь, пальцами другой обхватив сильное предплечье. Смотрит странно. Дракона он взглядом пытается то ли воспламенить, то ли заморозить. Но тот любит противоречия, когда его разрывают по-разному, но при этом, парадоксально, – разрывают одинаково хорошо. Хочется, чтобы малец взял ситуацию в свои руки, но одновременно с этим – самому побыть серым кардиналом. – Растяни меня, – наконец еле слышно выдыхает Алтан, прикрывая глаза. Как будто наконец понимает, что он здесь не один. Не смотрит на то, как довольно улыбается Вадик, когда устраивает ладонь на заднице Алтана, чуть оттягивая её так, чтобы было удобнее войти в него пальцами. Внутри он горячий и тугой. А от смазки – мокрый, как потёкшая девочка. Вадик такие пошлые гадости любит. Жаль только, что сейчас об этом и не заикнёшься – цветочек обязательно кольнёт шипом, может быть, даже ядовитым. Два пальца его едва растянутое нутро принимает послушно, но сжимается вокруг них крепко, как-то уж слишком судорожно. Как он собирался безболезненно засунуть внутрь немаленький член Вадика – вопрос, который решено оставить без ответа. В тишине комнаты срывающееся дыхание Алтана оглушительно громкое, как будто звук выкрутили на максимум. Потому что растягивать себя самостоятельно и позволять делать это кому-то другому – совершенно разные вещи. И дело даже не только в физиологии. У Вадика нет цели быть нежным; скорее преданно аккуратным. Он разводит пальцы внутри, проверяя, готово ли тело Алтана довериться его ласкам. Находит простату и массирует, не задерживая, впрочем, на ней особого внимания, хотя юноша над ним и прогибается в пояснице уж слишком призывно. За вторым пальцем добавляет третий, а потом настырно пробирается внутрь пальцем второй руки – уже четвёртым. Алтан заходится в сорванных стонах, подаваясь бёдрами навстречу распирающему чувству. Взгляд самозабвенно направлен куда-то вверх. Как будто вниз, на Вадика, он смотреть не хочет. И не то чтобы это обидно, скорее любопытно. – Хорошо? – Вадик наблюдает за тем, как уверенность в Алтане крепнет, а гордый эгоцентризм – тает, как воск, перетекая в какую-то иную форму. – Молчи, – приказывает он и стонет, когда пальцы толкаются в него сильно и резко, грубо задевая простату. – Я готов. Поторопись. Член Вадика, давно оставленный без внимания, весь перепачкан в естественной смазке. Дракон раскатывает по нему презерватив, удивляясь тому, как хорошо Алтан угадал с размером, и недолго думая, приставляет к призывно пульсирующему после хорошей растяжки входу. Юноша, перехватив его вторую руку, кладёт большую ладонь на своё бедро, безмолвно прося о помощи. Алтан лишь слегка хмурится, пока насаживается на него – медленно и до конца. Вадик успокаивающе нежит призрачными касаниями кожу забитого золотой краской бедра, как бы невзначай ласкает чужой член. Этот момент бесхитростной нежности успокаивает их обоих. Они, заглянув друг другу в глаза, – заглянув, кажется, слишком глубоко, – начинают двигаться почти одновременно. Происходящее не похоже ни на страсть, ни на безумие, но ощущается всё равно хорошо и как-то правильно, хоть правильность происходящего и груба. Вадик просто даёт Алтану возможность ублажить себя; так же, как делает это всегда, будь то незамысловатый разговор по душам в оранжерее или же сопровождение на какую-нибудь встречу – те случаи, когда надо облачиться в костюм и прилизать волосы, чтобы соответствовать статусу верного пса семейства Дагбаевых. Когда Вадик гладит Алтана по ногам, крепко хватает за задницу, обнимает ладонями талию, тот сжимает его внутри крепче, а дышит поверхностно, быстро-быстро, словно задыхается и хочет сделать как можно больше вдохов до того, как отключится. Приходится напоминать себе, что на месте Вадика мог быть и кто-то другой, на месте Алтана – тем более. Они не рвались к этому сексу, не желали его. Только всё равно как-то так получилось, что сочетаемость у них вышла идеальная, почти что неземная. От происходящего так легко, так полно, что кажется – вот-вот, и они вырвутся из собственных тел. Ни один грешник, что неприкаянно бродит по пустоши ада, не принял бы Вадика так хорошо, как это делает Алтан. В своё время Дракон достаточно подробно изучил предысторию молодого Дагбаева – это не первый его секс с мужчиной. Так что пока тот умело, знаючи насаживается на него, в груди невольно зреет плод ревности к тому, кто нашёл это восхитительное тело первым, кто распробовал, научил. В какой-то момент в Вадика, как хищный зверь, вгрызается унизительное желание, чтобы Алтану понравилось – чтобы потом он попросил ещё. Алтан замирает, его член пульсирует в чужой руке. – Хочу сзади, – выдыхает он, и Вадик выпускает его. Пару мгновений они тратят на то, чтобы Алтан встал на колени, прогнувшись в спине, а Вадик пристроился сзади. Он самодовольно любуется юношей: тот так растянут чужим членом, что даже не может закрыться. – Хватит, – приказывает ему Дагбаев. – Что – хватит? – Пялиться. – Но красиво же, – ухмыляется Вадик и прежде, чем успевает услышать, что Алтан думает по этому поводу, проникает в него одним плавным движением. Втрахивается в него быстрыми, короткими толчками. Перехватывает губами несдержанные «ах, ах, ах», но так и не целует. Не сказали, не разрешили. Хотя вряд ли Алтан сейчас хоть что-то соображает. По лицу видно, что он уже где-то не здесь – потерялся между крепким членом Вадика и собственной рукой, вторящей чужим движениям. На него, упивающегося процессом, нельзя не засмотреться: ноги расставлены призывно широко, пальцы бездумно цепляются за обивку дивана. Волосы прилипли к горячим щекам и взмокшему лбу. Между лопаток – капельки пота. На то, чтобы не укусить его, не пометить – собственнически и грубо, у Вадика уходит непозволительно много внутренних сил. Алтана колотит, как в лихорадке, когда он кончает. Его, такого беззащитного, хочется прижать к себе, разделить с ним послеоргазменное забытие – сладкое и вяжущее, как ликёр. Вадик выходит из него, и затуманенным взглядом наблюдает за тем, как юноша, содрогаясь от ещё не стихнувшего наслаждения, переворачивается на спину. Он смотрит сквозь пелену горько-сладкого исступления, будто в трансе. – На меня, – приказывает. И Вадику не нужно лишних слов. Стянув презерватив, себе он дрочит грубо, беспощадно, наконец позволяет вырваться наружу чему-то дикому и животному. На то, чтобы дойти до предела, много времени не требуется. Алтан легко ведёт пальцами по низу живота Вадика и бездумно раскрывает губы. Его неслышное «Вадим» становится последней каплей. Придя в себя, Дракон склоняется над тяжело дышащим Алтаном. Его глаза прикрыты, на щеках остывает румянец. На груди подсыхает чужая сперма. После секса он открыт и порочен, как какой-то персонаж бульварного романа. Чтобы сбить странное, невыносимое чувство в груди, хочется щёлкнуть его по носу или нарочито небрежно поцеловать в темечко. Ничего из этого позволить себе нельзя. – Успокоились? – Я не был неспокоен, – лениво огрызается Алтан. – Вы сказали, что я должен валяться у вас в ногах, вашество… Напугали меня, вашу безвольную челядь, до усрачки. Его, наугад махнув ладонью, несильно хлопают по щеке. – Ты невыносим. Застегни ширинку и сходи нам за розе. – Расскажите мне, что пошло не так на встрече с госпожой? – приводя себя в порядок, спрашивает Вадик. Алтан приоткрывает глаза. – С чего ты взял, что что-то пошло «не так»? – Вы меня трахнули. – Тебя что, и трахнуть без повода нельзя? На это Вадик лишь посмеивается. Интересно, куда их приведёт всё это: неутолимое любопытство Дракона и желание диковатого цветочного принца контролировать в жизни хоть что-то – даже то (и тех), что и так послушно, как в музыкальной шкатулке, крутится под мотив любой из его мелодий? – Меня-то? Меня можно. Даже когда нельзя – всё равно можно. – Иди уже за розе.