Полежу и встану

Солнце слепит через приоткрытые шторы, но в квартире не начинается привычное движение. Из-под одеяла выглядывает лишь алая копна волос, и их обладательница лишь сильнее кутается в живительное тепло, давясь кашлем. Казалось бы, только вчера ведь все относительно хорошо было, ну выпила на ночь терафлю, чтобы отпустило, и на том спасибо. А Юле болеть нельзя, у нее ведь разговорный эфир в инстаграме запланирован, тут уж не до температуры. Да только собственное тело кажется чужим, и когда Пчелкина уже собирается привычно попросить умный дом включить свет, неожиданно выясняется, что ничего кроме хрипа она выдавить из себя не может. Горло дерет нещадно, и приходится признать, что эфир придется перенести — и девушка выкладывает короткий, но весьма емкий пост: «Печелят, сегодня без обещанного эфира — свалилась без голоса. Берегите себя. Обняла» И, вздохнув, девушка вынуждено откладывает телефон в сторону — глаза от яркого света тут же покрываются пеленой слез. Что ж, значит придется как-нибудь лечиться. Но все, что она сейчас может — клубочком свернуться на постели. Одеяло быстро оказывается в стороне, от него просто-напросто болит кожа, заставляя девушку болезненно застонать, переворачиваясь на спину. Класс, значит, без температуры не обошлось. И Юлия даже задумывается на миг, не позвонить ли кому из парней, но быстро от этой идеи отмахивается. У Игоря отчеты висят, не может же Дубин вечно всем этим делом заниматься, а Петя, если верить его рассказам, вот только недавно накрыл крупную поставку, и тоже вынужден был с документацией возиться. К чему их отвлекать? Полежит и встанет. Но документы сейчас бесполезно на столе архива валяются, прижатые бедрами Хазина. Дверь в помещение закрыта изнутри, и Игорь бесстыдно целует Петю, к себе прижимая ближе, чтобы у того на столе все тело не затекло ненароком. Работы осталось всего ничего, как оказалось, боже храни Диму, и потому рабочее время пара майоров решили провести с пользой. В таком положении их застает пришедшее на телефон Хазина уведомление. Игорь-то соцсетями не пользуется, а вот Пете уведомление о новом посте Юли приходит сразу, и брови мужчины сводятся к переносице, когда глаза пробегаются по двум коротким строчкам. —Юлек без голоса слегла — констатирует майор в чужую шею, и сползает со стола. Игорь перед ним тоже хмурится невольно. Настрой, конечно, сразу сходит на нет. Вчера, вроде, засыпали вместе, впервые за долгое время, и хорошо ведь все было —Раз с документами закончил, пойду у Прокопенко отгул возьму. Даст, думаешь? Игорь лишь плечами жмет — он и сам о работе теперь думать не может. Поправляет ворот чужой водолазки, скрывая наливающийся алым след, и подхватывает бумаги, которые нужно было Федору Ивановичу отдать. Не будет Пчелкина сама лечиться, оба мужчины это понимают, и потому в кабинете Прокопенко оказываются почти одновременно. Едва ли не перебивают друг друга, на ходу оправдания придумывая, но в итоге Игорь, ловко пихнув Хазина плечом, заявляет: —Дядь Федь, у меня девушка с температурой слегла. Мне бы уехать на время — бросает он, неловко руки в карманы джинс пряча, и игнорирует коронный взгляд мужчины, в котором так и читается «Я ж говорил. Девушку завел». Петя ладонью по волосам проводит, назад зачесывая, и, тщательно каждое слово взвешивая, интересуется: —Я с документами по делу закончил, Федор Иванович. Смогу пораньше сегодня уйти? Дела личного характера нарисовались. Подробностями оба, предсказуемо, не разбрасываются, но Прокопенко лишь улыбается в усы. Молчит. Знает он, что за девушка, и что за проблема личного характера. Давно заметил, все ждал, пока хоть один проболтается — молчали как партизаны. А Федор знал, что проблема у этих двоих одна, и она носит яркое алое каре да слишком часто заглядывает в участок. Мужчина первым делом подумал, неужто снова с Игорьком сошлись? И как-то спокойно жил с этой мыслью, пока не заметил, что журналистка появляется здесь и в отсутствие Игоря. Приходит, мелькает где-то на периферии, и исчезает, будто и не было никогда. Несколько раз даже к нему заглядывала, жалуясь, что уж очень много работы у них в участке. Он успел понять, что она постоянно о ком-то беспокоилась, даже его иногда корила, пусть и в шутку, что зарабатывается тоже. Грозила Леночку на него натравить. Мужчина это дело развитую эмпатию списал, и только потом запоздало понял, что беспокойство Юлино касалось двух знакомых майоров, да старшего лейтенанта, а не всего участка. —Знаю я, какие у вас проблемы — по-доброму усмехается он, и пальцем грозит. На ноги поднимается, и выдвигает ящик стола, и оттуда баночку небольшую вынимает —Юленьке привет передавайте. Мне вот, тут Ленок лимон с имбирем привозила, в чай добавьте. Игнорируя вопросительные переглядки мужчин, Федор вручает банку стоящему ближе к нему Хазину, и хлопает по плечу, почти по-отцовски. Петя чувствует себя до ужаса странно, не понимает, как начальник умудряется вот так подход ко всем найти, как может таким проницательным оставаться. Своим умом, очевидно, дослужился. И относился к нему хорошо — от Хазина старшего попробуй одобрения дождись, а Федор Иваныч, вот, хвалил постоянно, ругал, коль за дело. Относился к ним так, будто они дети его, а не подчиненные. —Как вы догадались? — интересуется Петя, пользуясь тем, что внимание начальника сейчас к нему приковано. Тот лишь плечами пожимает, и невозмутимо бросает: —Я ж, майор, своим умом до генерал-полковника дослужился. Два и два сложить труда не составило. Идите уже, пока не передумал. А Хазин лишь ухмыляется понимающе, после чего касается плечом Игоря, который, кажется, все еще немного в ступоре пребывает, и первым покидает кабинет, кивнув сдержанно, и Гром уходит следом, под проницательным взглядом начальника бросив короткое: «спасибо, дядь Федь». А тот лишь головой качает. —Ну ты как не родной, Игорек. Сами бы сразу сказали — все понимаю ведь — и Игорь кивает, задумываясь. Действительно, а чего скрывались? Осуждения побоялись, наверное, все еще странно их союз ощущался. Но приятно было, что Прокопенко так спокойно принял все это дело. Как-то легче сразу стало на душе. Петя уже ждет у машины, ключи подбрасывая, и нетерпеливо носком ботинка топает, голову набок склоняя. —Ну чего застрял то? В аптеку ж заезжать еще. Ключи от квартиры у тебя — констатирует Хазин, и Игорь кивает, плюхаясь на переднее сиденье. «Москвич» опускается на водительское место, и спешно выруливает с парковки. Нервно пальцами по рулю постукивает, кидая редкие взгляды на сидящего по правую руку Игоря. Курс до аптеки как-то на автомате преодолевает, а там Гром забирает заранее заказанные Петей лекарства, и опускается на свое место, пристегивая ремень. До квартиры Пчелкиной едут в тишине, даже радио выключают. У Пети от нервов начинает болеть голова. Игорь старается сохранять спокойствие, и оно невольно передается и Хазину. В конце концов, подумаешь, голоса нет. Сейчас быстро вылечат, чаем напоят, и лучшие условия организуют. Когда дверь в квартиру открывается, мужчины застают на кухне кокон в одеяле, и лишь алая копна волос выдает в этой гусенице Юлию. Игорь не удерживается от смешка. Петя внаглую пихает его в бок, и тот разводит руками, мол «а я что, я ничего», и подходит к девушке, ловко подхватывая на руки под изумленное: «Мальчики?». —А вы чего так рано? Отчеты же — хмурится она, шепчет едва слышно, дабы горло сильно не тревожить, пока Гром бережно убирает прилипшие ко лбу влажные пряди. Петя проходит к чайнику, завершая то, что не успела Пчелкина, и констатирует: —Мне уведомление о новом посте пришло. Чего нам не написала, глупая? Совсем расклеишься ведь. Игорь себе под нос бурчит невнятное «уже», чужого лба губами касаясь, и недовольно хмурится, и сгребает несопротивляющуюся возлюбленную в охапку, возвращая ее в гостиную. На диван опускает бережно, и заявляет: —Молчи пока, совсем голоса лишишься. Мы лекарств привезли, и имбирь дядь Федя передал — он целует Юлию в вопросительно вскинутую бровь, и, будто предугадав вопрос, поясняет: —Догадался он обо всем, отпустил нас спокойно. Привет тебе передавал. Юля лишь кивает, решив воспользоваться советом Грома, и связки не напрягать. Снова кутается в одеяло поудобнее. Морозит. Вскоре появляется Петя с тремя кружками. В двух чай, и в третьей кофе, для него самого. Все три чашки плюхаются на стол, и под уничижительным взглядом Игоря Хазин лишь плечом ведет. —Куда тебе-то еще кофе? Чай пей и не возмущайся — а журналистка быстро хлопает Петю по рукам, недовольно качая головой. Находит телефон, и печатает в заметках быстро. «Чай. Оба» —Да ладно тебе, Юлька, у меня это первая чашка сегодня. До этого выпить не успел, наш ненаглядный потащил меня в архив, явно не с целью с документами разобраться. «Извращенцы. Почему я вас терплю? Хоть бы позвали» Игорь сдавленно хихикает в кулак, и треплет девушку по волосам, опускаясь напротив нее на корточки. Петя опускается на диван, укладывая девичью голову на свои колени, пока Гром свои пальцы с чужими переплетает. —А тебе, родная, в архив путь закрыт. Лечись, а уж потом возмущаться будешь. А Юлия только открывает рот, порываясь что-то сказать, да так и закрывает, брови хмуря недовольно. Игорь прав, нужно в норму прийти, а потом она обязательно своим мужчинам расскажет, что она думает про секс в архиве, еще и без нее, и что карма их мгновенно настигнет. Чай потихоньку остывает на столе — дотянуться до кипятка Гром ей не позволяет, цепляя вторую руку. Журналистка сдается, прикрывая глаза под мягкими поглаживаниями головы. Кутается в чужое тепло, которое ей сейчас дарят два самых близких человека, и, кажется, даже температура теперь ее не так уж беспокоит. Наконец приходит долгожданный сон. А мужчины переглядываются, и Хазин подмигивает закатившему глаза партнеру. И все у них обязательно будет хо-ро-шо.