летние лагеря для того, чтобы их вспоминать зимой

10 июня

Дорогой дневник, кажется, мой план идеален.

Я просчитал все варианты событий, и вроде готов к любому исходу. Даже придумал, что ответить, если он меня пошлёт куда подальше и откуда я вряд ли вернусь живым!

Йосано меня повесит или выгонит из лагеря прямо сегодня, но мне кажется, что это того стоит. Если он согласится, а у него нет шансов не согласиться, то с огромной вероятностью выгонят нас вместе, так что я буду вдвое счастлив. Мне просто важно, чтобы он не отказался. Иначе я бы не затевал всю эту схему.

Дазай смотрит на строчки, только что вышедшие из-под его руки, перечитывает их ещё и агрессивно перечёркивает несколько последних пару раз. Аж противно от себя становится из-за этой слащавости. И когда он успел стать таким сентиментальным? Он отрывает взгляд от потрёпанной тетрадки и поднимает голову вверх. Ночное небо сегодня не поскупилось на звёзды, осыпав тьму горой светящихся точек. Осаму обводил глазами то одну звезду, то другую, мысленно складывал их в созвездия, которые смог вспомнить. Облаков не было даже днём, поэтому и ночью ничто не могло помешать такому хорошему обзору. Дазай не имел никакого понятия, сколько сейчас времени. Судя по личным ощущениям, прошло где-то два часа с момента отбоя, и пока его соседи по комнате видели уже десятый сон, Осаму тихо ускользнул за дверь вместе со своей тетрадкой. Он никогда не делал записей, когда в помещении вместе с ним находился кто-то ещё, поэтому проще было сбежать от людей туда, куда они точно не сунутся ночью — на улицу, на крыльцо. С момента прибытия в лагерь так делать приходилось очень часто, потому что пропускать записи не хотелось, а выразить мысли хоть куда-то — очень даже. Когда-то давно он завёл, как ему тогда казалось, абсолютно бесполезную привычку записывать, как прошёл день, как дела у его брата и сестры, что нового в школе и далее по списку. Дазая всё равно некому было слушать, а рассказать о всяких мелочах очень хотелось. Ему это настолько понравилось, что уже спустя месяц ушла первая тетрадь. Сейчас в ход шла двадцатая по счёту. Идея передавать на бумагу то, что творится у него в голове, изначально не была хорошей. Пробегая глазами по записям двухдневной, пятидневной, недельной давности, Дазай всё больше убеждался в отвратительности концепции делиться абсолютно всеми мыслями с дневником. В мягком лунном свете было видно, как сквозь острые углы букв и неровные слова, прыгающие по строчкам, ясно читалось одно. Осаму по уши влип. Щёки наверняка заалели, когда он дошёл до описания первых дней в лагере, а самое главное — до знакомства с причиной огромного комка чувств где-то внутри. Дазай провёл пальцами по шуршащим страницам в чернилах, не в силах поверить, что такую глупость написал он сам. «Я впервые в жизни ощущаю настолько сильное желание дружить с человеком. Если бы мы познакомились при других обстоятельствах, я уверен, что дело пошло бы намного быстрее.» Дело пока не продвинулось даже на миллиметр, ибо кое-кто нещадно тупит все эти две недели. Осаму могли считать сколько угодно умным, но догадаться кидать в интересующего тебя человека траву вперемешку с песком и при этом надеяться, что он разглядит в этом желание стать ближе — это нужно было постараться. Парень давно подозревал, что у него нездоровые представления о выражении чувств, но чтоб настолько — даже не задумывался. Дазай действительно ощущал себя очень странно в последние дни. Какое-то подозрительное тепло и полное отсутствие рассудка лишь из-за присутствия рядом одного человека он расценивал как нечто страшное и действительно пугался такого состояния. Даже тревога или пустота на душе переносилась им легче, чем этот эмоциональный взрыв. Он к такому не привык. Осаму с радостью спихнул бы все эти признаки на температуру, простуду и так далее, но ничего такого у него не было, полностью здоров, как назло! А принять другой вариант, куда более ужасающий, Дазай был пока не в силах. И вряд ли будет вообще. Он бы с удовольствием пошёл к Йосано просить объяснить, что за жуткие симптомы мучают его уже неделю с небольшим, но что-то тормозило парня каждый раз. Дазай не дурак, понимает всё-таки, как это будет выглядеть со стороны: «Привет, Акико, мне сносит крышу при виде мальчика из моего отряда, не подскажешь, что это такое?» Даже думать об этом стыдно. Каждые бессонные ночи, такие, например, как эта, сводили его с ума. Медленно, но верно. Не став дожидаться, когда мысли станут ну совсем невыносимыми, Осаму прислонился виском к столбу крыльца, закрыл наконец поганую тетрадь и уложил её на ступеньку рядом с собой. Хватит на эту ночь душевных изысканий. Парень прикрыл глаза, устало вздохнув. Мыслей, чувств, пугающих новых ощущений в последнее время стало слишком много, и он уже не уверен, что способен вынести их всех. Дазай и без того всегда был не слишком в ладах с самим собой, но сейчас отсутствие хоть минимального понимания собственного состояния било в сознании особенно сильно. Вариант рассказать кому-то, чтобы стало легче, сразу отпадал. Осаму скорее пойдёт и спрыгнет с самого высокого здания в городе, чем попробует открыться другому человеку. Не привык он так поступать. А рассказать он мог многое. И это была бы не пустая болтовня, коей Дазай обычно баловался и доводил окружающих до белого каления. Если бы постарался, конечно, смог бы без проблем собрать ту гору невысказанного в единое предложение, смысл которого пугал до чёртиков. Он, похоже, влюбился в Чую Накахару.

***

Дазай Осаму умел мастерски притворяться. Будучи человеком с впечатляющими актёрскими способностями, он с лёгкостью изображал на лице любое нужное или не очень выражение, в зависимости от того, что от него требовалось. Директор на линейке жалуется на то, что в кабинете вожатого Куникиды пропала лампочка и тот жаждет возмездия для наглеца, посмевшего отрубить ему свет? Дазай удивится, покачает головой и запричитает «ой, ну кто же додумался до такого низкого поступка? И не стыдно же…» И по его виду ни у кого даже не промелькнет мысль о том, что эта самая лампочка лежит у него в тумбочке в общей комнате ещё с вечера. А если кто и догадается, то пусть просто посмотрит на эту потрясающую игру, своей правдоподобностью способную переубедить даже самых упрямых, и напрочь поменяет своё мнение. Дазай умел притворяться так, чтобы никто не был в силах понять, что в его мыслях находится в конкретный момент времени. Может ли Йосано, которой Осаму мило улыбается и спрашивает о её планах на день, предположить, что у него в кармане прямо сейчас находится три мелкокалиберные петарды? Вряд ли. Дазаю в моменте становится даже немного совестно, что он настолько сильно пользуется расположением вожатой и творит неведомо что ради минутного развлечения. Акико хорошая, но за такое по голове не погладит даже она. Сейчас, пока весь отряд всё ещё стоит в очереди на завтрак, есть предостаточно времени на то, чтобы передумать и отказаться от откровенно чокнутой идеи. Но кто Осаму такой, чтобы отменять свои блестящие, по истине наполеоновские планы? — Что-то ты подозрительно счастливо улыбаешься. Это не к добру. — стоявшая позади Гин слегка толкнула его в плечо, привлекая внимание. Дазай дёрнул головой в её сторону — в глазах, кажется, сверкали звёзды, — и мягко ответил. — Ну что ты, зачем сразу о плохом? Сегодня просто хороший день. — В последний раз, когда ты так говорил, вы с Тачихарой разбили окно в спортзале. — девушка ухмыльнулась, вспоминая тот момент. Незабываемые ощущения побега от злобного тренера как наяву всплыли в памяти. — Тшшш, — Осаму прижал указательный палец к губам сестры и наклонился ближе. Он зыркнул по сторонам и забормотал сквозь зубы, но достаточно внятно, чтобы его можно было расслышать в шуме оравы голодных детей. — Иногда оборачивайся всё-таки, если не хочешь снова бежать внеплановый марафон. Гин будто невзначай повернула голову назад. Внимательные серые глаза тут же наткнулись на того, чьё имя опасно было просто так произносить вслух — вожатый Куникида стоял аккурат возле них в своём неизменном спортивном костюме и наверняка подслушал большую часть и без того недолгого разговора, раз кинул на парочку ледяной взгляд из-под стёкол очков. Этому парню и так доставалось больше всего из взрослого контингента лагеря лишь потому, что он реагировал на проделки жадных до чужих эмоций детей непременно громко, ярко и живо. Куникида готов был взорваться буквально с каждой мелочи, что не соответствовала бы его распорядку дня и всей жизни в лагере, похоже, и оттого мелкие и не очень спиногрызы выбирали мишенью для беспредела именно его. Но не сказать, что совесть уж слишком извела малолетних хулиганов. Вот Дазай, к примеру, живёт и радуется, при любом удобном случае не упускает момент вывести из себя Куникиду. И Гин не то чтобы против — пусть братец развлекается, как может, — но она бы явно не хотела наблюдать сцену очередного морального штурма вожатого с утра пораньше. Акутагава повернулась обратно к брату лицом и вздохнула. Видимо, разговоры лучше было прекратить хотя бы на время, когда на них всё ещё испепеляюще поглядывает хмурый блондин. Стоять им всё равно недолго. Очередь медленно, но верно двигалась, и первый отряд был уже примерно в середине пути к заветной каше с чаем. — Сегодня Рюноске должны выписать… — Осаму попытался перевести тему, а то видеть грозный взгляд вожатого уже было тошно. — А разве не завтра? — Гин скептически изогнула бровь. — Мори вчера говорил, что ему ещё дня два полежать надо. — Это когда такое было? Я пропустил что-то? — Дазай в изумлении уставился на сестру. — Ты меня поражаешь иногда. Рю мне вечером позвонил и сказал, что сегодня никак не выпишут… Гин договорила неуверенно, скомкано, поскольку замешательство с лица Осаму никуда не делось. Она продолжила уже без былого напора: — Тебе разве не позвонил? Дазай отрицательно покачал головой, натягивая лёгкую улыбку. Не секрет для него, что брат больше в таких ситуациях доверяет Гин. Он в целом теперь всегда доверяет ей больше, ведь на Осаму надежда очень слабая. Дазай ни в коем случае не жалуется и не жалеет себя. Он должен был предположить, что так будет, когда принимал решение о собственной смерти пару лет назад. Теперь предстоит расхлёбывать последствия. После того, как Фёдор взял и напомнил об этой чернющей странице его биографии, Осаму не мог выкинуть эту чёртову попытку самовыпила из головы. Он винил себя очень долго и без напоминаний. Ему вовсе не стало легче после того, как руки были исполосованы вдоль и поперек. Наоборот, теперь Дазай каждый день наблюдал на собственном теле напоминания в виде светлых длинных шрамов о том, как сильно он проебался. А Достоевский тоже хорош. Был одним из тех немногих, кто знал о том, что случилось, и всё равно разболтал такой секрет. Для чего? Зачем? Это жалкая обида на Осаму как на бывшего друга всё ещё жива в его душе, или что поинтереснее? — Эм, извините, мы вам не мешаем? — Тачихара показательно покашлял в кулак. Дазай и Акутагава синхронно обернулись, наконец вспоминая, что они не одни и вокруг всё ещё находились друзья. И если Чуя смотрел что-то в телефоне, чтобы скоротать время, то Мичизу недовольно уставился на парочку перед ним. Похоже, устал хранить молчание в очереди. — Надо же, никогда бы не подумал, что ты можешь быть настолько тихим дольше одной минуты. — усмехнулся Осаму, уворачиваясь от шутливого подзатыльника. — Йосано, меня избивают! — Боже, можете хотя бы одно утро провести без драк?! — окликнутая вожатая показалась рядом совсем скоро и грозно сложила руки на груди. — Скоро на двери вашей комнаты повешу табличку и буду считать спокойные дни за всю смену. Интересно, сколько наберётся? — Ставлю сотку, что ни одного. — подал голос Чуя, убирая телефон в карман. Тут наяву дела поинтереснее происходят, чем на экране. — Как же ты правильно мыслишь! Я тоже так думаю. — Йосано одобрительно похлопала подопечного по плечу. Дазай же в притворном ужасе схватился за сердце. — Вот значит, какого вы мнения! Это — худшее предательство, это как нож в спину… — Мальчик, тебе сейчас не нож в спину, а ложку в руку и бегом завтракать надо! — добродушная повариха в белом колпаке и фартуке посмеялась и придвинула тарелки с кашей ближе к подошедшим детям. — Ой, точно… С ними невозможно уследить за временем! Представляете, только зашёл, как тут же слово за слово, а там чуть до драки не дошло, и вот мы уже тут! Так и не понял, когда успели подойти! Дазай активно жестикулировал и вкладывал в слова слишком много эмоций, чем и смешил постоянно милую женщину. Казалось, ей только в радость поболтать с особо активным подростком. А Осаму пожизненно только и делает, что ищет, кому бы присесть на уши и не получить за это. — Да что ты? Прям такие у тебя жуткие друзья? — её лучистые голубые глаза смотрели ласково, тон был нарочито-взволнованным. Женщина говорила так, будто перед ней не без пяти минут взрослый, а максимум нашкодивший детсадовец. — Да, всё так! Рядом с ними нужен глаз да глаз! — Дазай активно закивал, принимая своеобразную игру от поварихи. — Замолчишь ты уже или нет, позорник! — Гин слегка ткнула в рёбра брату ложкой, чтобы двигался быстрее и ретировался уже за свой стол. Ему ведь разболтать все возможные и не очень тайны — как раз плюнуть, и он этим очень успешно будет заниматься до тех пор, пока не прилетит волшебный отрезвляющий подзатыльник от бдительной сестры. Иногда Акутагаве кажется, что среди них именно она за старшую, а не её непутёвый болтливый братец, который мёртвого бы разговорил, будь у него возможность. — Всё-всё, считай, я уже не здесь! Дазай обернулся на Гин и, сверкнув яркой улыбкой, чуть ли не вприпрыжку поскакал до стола. Девушка проигнорировала и смешок милой женщины на кухне, и замечание Йосано, деланно равнодушно взяла завтрак и отправилась восвояси. Если делать вид, что Осаму не имеет к ней никакого отношения и вообще она его впервые видит, то ей не будут высказывать за выходки брата чуткие наблюдатели. Стратегия по большей части выигрышная и не раз выручала Гин даже в самых идиотских ситуациях. — Что, Дазай, на милф потянуло? — Тачихара шутливо ткнул его локтем в бок, усаживаясь за стол. — Бля, ужасно, Мичизу! С каких пор ты вежливость стал воспринимать, как флирт? — С сегодняшнего дня. — Тачихара проигнорировал ошарашенный взгляд Осаму и закинул в рот ложку каши. — На тебя отвратительно повлиял переходный возраст. Раньше ты таким не был. — Раньше и ты не трепался со всеми подряд. — Вот в это в жизни не поверю. — возразил Чуя. — У него талант языком молоть. — Тут соглашусь. — кивнула Гин, до этого пытавшаяся либо слиться с окружающей местностью, либо сделать вид, что никого из компании не знает. — Мне вообще меньше всех повезло, вы представляете себе, какого это — ежедневно слушать это тарахтенье? — Солнце, ну зачем ты так… Ещё и поддерживаешь буллинг в мою сторону! — Дазай разочарованно взмахнул ложкой, благо, каша ни на кого не попала. — Не плачь, я любя. — она похлопала его ладонью по руке, что лежала на столе. — И ешь кашу, а то не вырастешь! — Ты это Чуе скажи! — хихикнул он. Всё, страдания завершились. Спектакль окончен, гасите свет. — Чё?! Ахуел, а? — возмущенные синие глаза того стоили. Может, чтобы чаще видеть кучу эмоций на чужом лице, так шутить нужно ежедневно?

***

— Нахера ты киндер в лагерь привез? Он же растаять пятьсот раз успел. Чуя плюхнулся на кровать к Тачихаре в надежде на увлекательную картину расправы друга с двухнедельной шоколадкой. Не успели они прийти из столовой в корпус, как Мичизу пулей залетел в комнату и стал что-то рьяно искать у себя в тумбочке, будто с минуты на секунду к ним нагрянет проверка в лице директора вместе с президентом. Когда он вытащил из недр пыльной полки пачку киндера с жутковато улыбающимся мальчиком на упаковке, Чуя уже не знал, стоит ли ему удивляться. — Запрещёнкой балуешься, да? — Накахара всё ещё слабо понимал, зачем по отношению к шоколадкам такая конспирация, но спрашивать лишний раз не решился. Может, лагерь карает изгнанием навсегда из-за конфет в тумбочках, а Чуя, как новенький, не в курсе. — В том и прикол, что это во всех случаях запрещёнка. Мичизу открыл упаковку и показал содержимое другу. Чуя ожидал увидеть там что угодно — море растопленного шоколада, как минимум, — но не сигареты и зажигалку. — Это ещё что за закладка? — Это конспирация. — Тачихара вытянул одну сигарету из своего тайника и подпалил её зажигалкой, в этот раз рабочей, слава богу. Он то и дело оборачивался на закрытую дверь, в итоге не выдержал и встал открыть окно, чтобы дым не задерживался в комнате. Затем вернулся обратно на кровать и подвинул пачку к Чуе, пробубнив невнятно из-за сигареты во рту: — Бери, не стесняйся. Он с усмешкой глянул на друга, который с некоторым удивлением брал предложенное из упаковки. — Что, никогда не видел такой способ? — Ни разу. — честно признался Накахара. — Мало в лагеря ездишь. Тут за сигареты такой пизды дадут, что мало не покажется. Был у нас пацан один, на год меня старше. Вот у него нашли во время проверки пачку, и всё — уехал браток обратно домой лето коротать. — Тачихара прервался на очередную затяжку. — А если бы у него нашли вот конфеты, например, то может смену досидел бы ещё. Если не забрали их, конечно. — А разве сюда с конфетами можно? — Нет, конечно. Но сам посуди, что лучше — вожатый обнаружит киндер или пачку винстона? Чуя хмыкнул, выпуская терпкий дым изо рта. Он сам не думал так заморачиваться ради того, чтобы привезти сигареты в лагерь. Просто кинул пачку в рюкзак и всё, никакой дополнительной маскировки не предпринимал, хотя знал, конечно, что за такое его и выгнать могут. — Советую тебе так же сделать. Если вдруг проверят, то ты будешь почти чист. — Мичизу снова нырнул в свою тумбочку и извлёк оттуда точно такую же упаковку киндера. — Ты сколько их сюда привёз? — Чуя усмехнулся и затушил тлеющий окурок пальцами, ловко отправляя его в мусорку в углу комнаты. — Три штуки. Сигарет про запас у меня немного, но можно будет потом стрелять у других пацанов в отряде. Я так в прошлом году делал. — Да чего ты только тут не делал, как я погляжу. С киндером метод сам придумал? — Дазай подсказал. Он так от своих мелких сиги раньше прятал. — Гений, блять, будто дети не купятся на конфеты. — У него бы не купились. Рюноске терпеть не может сладкое, а Гин не взяла бы ничего без спроса. — Повезло ему, значит. — Чуя вдруг наткнулся взглядом на сыпучую серость, в которой было покрывало и черная штанина друга. — Ты бы пепел стряхнул, кстати. Мичизу оглядел себя и, чертыхнувшись, быстро смахнул всё на пол. Там вряд ли будут тщательно смотреть. — А где остальные? Вроде обещали скоро подойти. — опомнился Накахара. — Да вечно так. Занятые они у нас. — он улёгся поперёк кровати, закинув руки за голову, и с досадой размышлял вслух. — Танидзаки с сестрой сто процентов, а Дазай с Йосано, наверное. — А ей ничего не говорят за эту дружбу? — с губ непроизвольно сорвался вопрос, мучавший Чую уже долго. Он поймал заинтересованный взгляд Мичизу и продолжил. — Я ничего не говорю против, просто со стороны немного странно выглядит, когда вожатый так тесно с ребёнком общается. — Знал бы ты, сколько они уже дружат. — парень улыбнулся. — Ещё с того дремучего времени, когда Йосано у нас в школе училась. Чё ты так удивляешься, ей же не тридцатка! Тачихара заржал, а Чуя переваривал услышанное. — Я вообще без понятия, как они познакомились, но Дазай с ней общаться начал ещё раньше, чем со мной. Всё время бегал на перемене к ней и ещё одному пацану, вроде из класса Йосано, не ебу, если честно. Ты бы слышал, что про них тогда говорили наши одноклассники. — Боже, не хочу даже знать. — Накахара скривился, а Мичизу кивнул в ответ на реакцию. — 14 февраля был самым ужасным днём в классе. — Тачихара слегка поморщился. — Нет, ну ты прикинь, если бы к тебе каждый второй подходил и спрашивал «Ну что, признался уже той старшекласснице?», «Ну видно же, что ты на неё запал!» Отвратительно, правда? — Не то слово… Их возраст не смущал вообще? — Не-а. Тупые просто были и мелкие, пиздели и не думали. — Мичизу махнул рукой, но видно было, что тема ему не слишком приятна. Чуя на его месте тоже не был бы особо счастлив. Накахара хотел было спросить что-то другое, отвлечённое, но его отвлекла вибрация в кармане. Для Ширасэ слишком рано, он летом просыпается не раньше двенадцати, а кто кроме него может ещё написать? На разблокированном экране значились несколько сообщений от контакта, которого Чуя предпочёл бы забанить ещё после того случая с горой тиктоков.

Опездол

чуя накахара у меня для тебя дело миссия так сказать приходи к белому дому сейчас я тебя жду Накахару жутко бесила привычка Дазая отправлять чуть ли не по одному слову в сообщении, из-за чего телефон пищал не переставая. Когда Чуя убедился, что поток очередной гениальной мысли закончился, он начал печатать ответ.

Ты ебнулся что ли

Какой белый дом

И вообще я занят, отстань

Он не имел абсолютно никакого желания тащиться на улицу, где наверняка грело так, что в пору было сгореть заживо. — Что, девочки пишут? — подал голос наконец Тачихара. — Да если бы. Это дурак Дазай зовёт к белому дому, блять. На встречу с Трампом? Мичизу захохотал. — Ты что, не в курсе? Это местный сленг. Значит главное здание, где кружки у нас. — Если бы мне кто-нибудь додумался раньше сказать!.. О, пишет, чтобы я у тебя спросил про это. Очень вовремя. — Да на свидание он тебя зовёт, успокойся и соглашайся. Чуя подавился воздухом. — Ты это на что намекаешь? — брови в ужасе поползли вверх. — Да ни на что. — Тачихара утёр выступившие на глазах слёзы и с улыбкой продолжил. — Иди давай, а то он сварится на этой жарище, пока тебя дождётся. Накахара поднялся с кровати, всё ещё ошарашенно глядя на друга. Вот значит как со стороны выглядит его недообщение с Дазаем… Интересно получается. Как и ожидалось, на улице пекло стояло невыносимое. Чуя сейчас с бо́льшим удовольствием нырнул бы в речку, а не шатался неизвестно для чего в, прости господи, всяких белых домах. Асфальт нагрело пиздецки сильно, Накахаре даже начало казаться, что подошва неубиваемых чёрных шлёпанец не выдержит именно сейчас и просто прилипнет к дороге. Ну ничего, ему есть, на кого скинуть вину. Это Дазаю в корпусе не сидится, дурная голова не может поддерживать жизненную энергию без доли каких-нибудь ёбнутых идеек. Честно, у Чуи уже миллион раз в мыслях при виде Осаму крутилась древняя частушка про обладателей кудрей, та самая, которая «кудри вьются, кудри вьются, кудри вьются у блядей, почему они не вьются у порядочных людей?», и он бы наверняка уже давно озвучил её вслух, но было два «но». Первое заключалось в том, что Накахара сам себя задел бы, поскольку природа не наградила его прямыми волосами, поставив тем самым в один ряд с кошмаром расы человеческой Дазаем. Второе же было до ужаса прозаично — Чуя знал продолжение этой знаменитой фразы, и окажется весьма неловко, если и Осаму его тоже знает — а Накахара был в этом уверен. Бинтованная зараза знает любую херню, впитывает, похоже, вообще всю информацию, которая оказывается в зоне его видимости, слышимости и читаемости. Падать в грязь лицом перед бинтованным хотелось меньше всего. При такой адской температуре Чуя удивительно быстро добрался до места назначения. Ещё издалека Накахара не отказал себе в удовольствии посмеяться над Дазаем, который сидел на ступеньках, опаляемый солнцем, и верно ждал своего рыжего друга аки Хатико. Вышеупомянутые кудри на свету выглядели очень даже ничего, Чуя мог бы сказать «красиво», но обольщать курчавого придурка не хотелось. Волосы отдавали рыжиной на солнце, падали на глаза и обрамляли острое лицо. Всё это смотрелось гармонично и действительно эстетически привлекательно, но только эстетически, сам Накахара бы никогда так не подумал! Осаму вскинул голову в сторону дороги и, заметив Чую, замахал ему рукой. — Виделись уже. — ответил рыжий на это вечное приветствие Дазая, шагая прямо к нему по белым ступенькам. Жарко, слов нет. — Знаю. — улыбнулся он. — Ты быстро, я думал, ещё минимум полчаса буду сидеть. — Мог бы и зайти в корпус, а не сидеть и жариться заживо. — буркнул Чуя. — Ну и для чего ты меня позвал? — У меня есть такая идея, ты просто свалишься! — Дазай вскочил со своей ступеньки, колени при этом хрустнули так, будто вот-вот рассыпятся. — Свалишься из нас двоих только ты, старикашка. — с усмешкой произнёс Накахара, глядя на разогнувшегося друга. — Вообще-то, ты всё ещё старше, а во-вторых, не переводи тему! Осаму вдруг приблизился настолько, что Чуя даже проглотил вопрос о том, откуда тот знает дату рождения Накахары. Каштановые волосы почти щекотали веснушчатую щёку, когда Дазай едва слышно пробормотал ему на ухо: — Только надо куда-нибудь отойти, не дай боже кто услышит. Рыжие брови взметнулись вверх в удивлении. — Ты чё, бля, подрыв лагеря собрался устраивать? Осаму отстранился так же резко, как и ворвался в чужое личное пространство, и теперь спускался вниз по отвратительно горячим ступенькам. — Не думал пройти кастинг на битву экстрасенсов? Я бы за тебя болел. — кинул он, обернувшись на друга. — Ты неизлечимый долбоёб. — вздохнул Чуя, когда они отошли достаточно от здания и теперь брели невесть куда по раскаленному асфальту. — Смотри, я могу расценить это как комплимент- — Ты вроде хотел рассказать о своей пиздецки гениальной идее? — Накахара без зазрения совести перебил его, лишь бы не слушать очередные бредни. — Ах да, точно! — Дазай хлопнул себя по лбу ладонью. — Спасибо, что напомнил. Он потянулся рукой в карман спортивок, выудил оттуда заботливо припрятанные с утра петарды и протянул их ошарашенному Чуе. — Это тебе о чём-то говорит? — Только то, что ты ещё более ёбнутый, чем я думал… — он в замешательстве таращился на мелкую пиротехнику, а после перевёл взгляд на искрящееся от радости чужое лицо и спросил, вздыхая. — Ты нахера корсар в лагерь привёз? — Чтобы разнообразить эту скучную жизнь, Чуя. — Дазай, тебя вот за это точно попросят нахуй отсюда. С сигаретами не спалили, так с петардами точно спалят. — Неужто беспокоишься обо мне? На губах Осаму заиграла лукавая ухмылка. Накахара на это только фыркнул. — Ещё чего. Больно ты мне нужен, беспокоиться за тебя. — Это так жестоко с твоей стороны… — Ой, не пизди! Надеюсь, ты додумался петарды не в киндере везти. В карих глазах на секунду промелькнуло самое искреннее удивление, но оно быстро сменилось очередным смешком. — Обижаешь. В жвачке. Чуя с немым вопросом уставился на Дазая. — Как ты, блять, это сделал вообще? — Легко и просто. Берёшь новую упаковку, вытаскиваешь жвачки, засовываешь внутрь петарды и всё, никто не догадается! — Ахуеть… — А то. Ты у Тачихары сиги в киндере увидел, да? — А у кого же. — ухмыльнулся Чуя. — В этом лагере только два человека на такое способны. — Ты тоже пользуйся идеей. Нас ещё ни разу не поймали с этими шоколадками. Ещё бы вас поймали. Кто вообще в здравом уме полезет искать в коробке конфет запрещёнку? — Не поверишь, но мне Мичизу уже дал упаковку эту киндерскую! Сказал, годная вещь. Дазай рассмеялся. — Запасается наш друг, молодец какой. Ему этой пачки киндера с сюрпризом на день хватит, если не меньше. Он дымит, как крематорий, блять, на него этих сигарет не напасешься. Теперь уже смеялись оба. Чуя с удивлением для себя отметил, что ему с Осаму хорошо, когда тот шутит к месту, не пристаёт лишний раз с кучей нужной только ему информации и просто общается легко и непринужденно. Как жаль, что таких моментов можно по пальцам пересчитать. — Ты нахера на площадку припёрся? Мы будем подрывать детей? — Накахара выгнул рыжую бровь. — Ну, не совсем… Увидишь, в общем. Шум в этом месте стоял неимоверный. Дети голосили абсолютно везде, начиная от горки и заканчивая песочницей. Кто-то не поделил качели — начинается целая баталия, разнять которую и определить победителя поможет только вожатый. Или даже несколько, если стороны продолжают свою войну. В таких условиях двух подростков взрослые даже не заметят, не то что пристанут с расспросами, что они тут забыли, как Чуя думал до этого. — Дазай! В Осаму с разбега влетела маленькая девочка лет десяти на первый взгляд, обхватывая тощее тело в замок. Кудрявые светлые волосы выбились из высокого хвоста от чрезмерной активности, а на острых коленках Чуя успел рассмотреть несколько пластырей и много зелёнки — похоже, буйства этому ребёнку не занимать. — Я тоже рад тебя видеть, Элис. — Осаму погладил девочку по голове, тепло улыбнувшись. Накахара честно не перестаёт удивляться, как Дазаю со всей его отбитостью и явным дурным влиянием удаётся настолько хорошо ладить с детьми. Неужели для детского мозга его аура наиболее притягательна? Если бы Чуя в своём детстве встретил такого человека — ни за что на свете даже на метр не приблизился бы. — Почему ты не познакомил меня со своим другом? — с укором в огромных голубых глазах спросила девочка и упёрла руки в боки. Пытается выглядеть грозно, но не особо получается. — Хотел, чтобы он сам тебе представился. Знакомиться с левыми детьми на площадке только потому, что твой мегаобщительный друг какого-то хера знаком с ними до этого, в планы рыжего определённо не входило, но под пристальным взглядом девочки даже Накахара сдался. — Меня зовут Чуя. — он протянул вперёд ладонь, и Элис со всей детской прытью обхватила её сразу двумя маленькими ручками и крепко сжала, качнув вверх и вниз. — Вообще, мы с Чуей пришли по делу. Мы сейчас немного поколдуем на песочнице и устроим фейерверк. Как тебе такое? — Круто! А как вы это сделаете? — девочка бросала восхищённые взгляды то на Дазая, то на Накахару. В её глазах они были, вероятно, теми самыми крутыми и охренеть взрослыми старшими ребятами, способными творить то, что мелким детям только снится. — Увидишь, потерпи немного. Элис сопровождала парней весь путь до песочницы, без конца что-то говорила и задавала просто кучу вопросов. Конечно, больше всего досталось Накахаре, поскольку он был незнакомым девочке человеком, и она явно хотела знать абсолютно всю его подноготную. У Чуи от постоянного мозгового штурма от гиперактивной десятилетки голова кругом пошла, а в мыслях промелькнула нехорошая мысль о том, нет ли у Дазая потерянной сестры. Уж страшно были похожи привычки Осаму и Элис. И оба слишком уж похоже действовали на нервы Накахаре. — Чуя, а в каком ты классе? — она схватила его за руку и заглянула в лицо огромными внимательными глазами, видимо, чтобы убедиться, что её точно слушают. — Закончил десятый в этом году. — он чуть сжал детскую ладошку своей, поскольку догадался, что от него просто так отлипать не собираются. — Вы с Дазаем одноклассники? — Нет, мы живём в разных районах. — Ты ведь уже сдавал экзамены? — Год назад, следующей весной снова буду. — А сложно было? — Не особо. Главное — подготовиться нормально. — А какие предметы сдавал? — Историю и обществознание. — Они же сложные и скучные! — Элис смешно нахмурилась. — Мне нравятся. — Чуя с добродушной усмешкой глянул на девочку, что смотрела на него, как на врага народа. — А какие тогда несложные и нескучные? — Физра и изо! — Элис радостно подпрыгнула. — Я их хочу сдавать на экзаменах! Накахара не смог подавить смех. — Знаешь, я тебя сейчас очень сильно разочарую, но их нельзя сдавать. Так бы я тоже физру выбрал, конечно. — Ну почему?! — брови девочки сложились пополам от накатившего волной разочарования. — И это что, для экзаменов реально придётся что-то учить? — Несправедливо, правда? — Очень. Секундная заминка — перерыв на проживание новой информации — и вновь на Чую посыпались вопросы. — А ты работаешь? — Да. — А где? — В кафе официантом. — Эй, а почему ты мне не говорил? — обиженно воскликнул Дазай, вклинившись в диалог. — А ты не спрашивал. — усмехнулся Чуя. Он даже был благодарен Осаму за то, что он прекратил своеобразный допрос Элис. — Кстати, мы пришли. На песочнице, как и предполагалось, царил тотальный хаос. Дети, конечно, песок не ели вместо каши на завтрак — возраст не тот, всё-таки — но и без этого зрелище было то ещё. Кто-то копал туннель, судя по глубине, до ядра Земли с таким усердием, что цветные пластиковые лопатки выпадали из детских рук, а песок летел во все стороны. Другие слепили себе гоночную трассу и гоняли машинки по таким виражам, которые даже Доминик Торетто в свои лучшие годы не смог бы покорить. Не слишком умной была идея взрывать петарды при такой толпе свидетелей, но они сейчас черезчур заняты. Да и вожатые далековато: сидят себе мирно на лавочке и болтают меж собой о тяжести вожатской жизни. Не совсем тишь, но благодать точно. — Элис, сейчас тебе нужно будет посидеть тихо. А мы начнём творить фейерверки. — Чуя отпустил руку девочки, и та послушно кивнула, усевшись на бортик песочницы. — Умница. Найти свободный угол среди толпы детей было жутко сложно, но Накахаре удалось выбить им маленькое местечко. Он применил коммуникативные навыки во всю силу, когда уговаривал двух мальчишек с игрушечными тракторами уступить взрослым место. Чуя не хотел думать, насколько глупо это выглядело со стороны, главное — что дети в итоге согласились и ушли в противоположную от них сторону. Дазай опустился на корточки и, оглянувшись по сторонам, резким движением вынул из кармана петарды. Накахара присел рядом с ним в ожидании дальнейших действий. — Не думал устроиться в детский садик? Тебе жутко подходит. — Осаму с долей усмешки глянул на друга из-под спадающей на глаза густой чёлки. — Кто бы говорил. — фыркнул Чуя. — Из нас двоих на няньку больше похож ты. — Жестоко, но правдиво. — вздохнул Дазай. — Смотри, нам надо наполовину засыпать их песком. — он указал на петарды, которые лежали в небольшой ямке концами вверх. — Когда мы их подожжем, песок разлетится. Будет весело! — Мы подстрелим минимум десять детей. — Накахара невольно обернулся и на всякий случай прошёлся глазами по каждому ребёнку в песочнице. Всего их оказалось восемь. Но за этих восемь мелких их с Осаму разве что не четвертуют, хотя, и это не исключено. — Мы попросим их отойти. — решил проблему, молодец. — Элис, иди сюда, у нас всё готово! Вопреки словам своего старшего друга, девочка сорвалась с места и удрала в противоположную сторону настолько быстро, что ни Дазай, ни Чуя даже не смогли сначала понять, куда именно та рванула. Но когда поняли, осознали, в какой заднице находятся. Элис подбежала к Йосано. Накахара чувствовал, как мир постепенно уходит из-под ног. Он готов был спорить на что угодно, что и Осаму ощущал подобное. Когда вообще их вожатая успела сюда прийти? Что ей в принципе нужно на площадке, если её отряд сюда даже носа не суёт?! — Сука, быстрее убирай обратно! Чуя первым вышел из оцепенения и схватил корсар с песка, впихивая его в бинтованные руки. Дазай оперативно затолкал петарды в карман, а ямку из-под них засыпал носком кед. — Заебись следы скрыли. — Накахара нервно усмехнулся. — Не то слово. Бонни и Клайд на минималках, бля. Они очень старались скрыться за снующими туда-сюда детьми, чтобы Йосано не сразу обнаружила пропажу нарушителей. Если они сейчас сбегут — путь на свободу открыт даже для таких страшных преступников. Потом она, конечно, встретит их, может, специально выловит по отдельности, и обязательно спросит, что за фейерверки эта чудо-пара обещала невинному ребёнку. Вот тогда-то можно будет применить все чудеса актерского мастерства — отшутиться, откреститься или вообще повесить вину на другого, кто же такое запрещал? Главное — сделать всё возможное, чтобы ситуация оказалась замятой. А Элис времени зря не теряла. Она дёргала за юбку Акико и попутно что-то ей очень увлечённо говорила. — Йосано, идёмте смотреть фейерверк! — Какой ещё фейерверк? Ты где его видела? — вожатая озадаченно уставилась на разгоряченную девочку, глазами которой можно было улицу освещать — настолько сильно горели. — Там Дазай и его друг обещали фейерверк! Ну же, давайте быстрее, а то пропустим! «Ёб твою мать, Дазай, тебе вожатской реакции мало, так ты перешёл на детей?!» — в душе лютовала Акико, но внешне, конечно, ничего, кроме милой дружелюбной улыбки выдать не могла. — Ну, пойдём, пусть покажут свой фейерверк. — она вскинула голову и крикнула достаточно громко, чтобы её услышали. — Эй, стоять! Подростки синхронно обернулись. Вот и всё. Ушли, называется, по-английски! Они были уже на полпути к заветной тропинке, ведущей на асфальт, и если бы Элис заговорила вожатую ещё ненадолго, то великолепный план-капкан непременно удался! Чуя и Осаму сидели на бортике песочницы, как на иголках. Ожидание скорой расправы плавило мозг, нервы были натянуты до такой степени, что в пору было сыграть на них какую-нибудь песню. Похоронный марш, например. Пытаться скрыться повторно было бессмысленно. Вожатая уже шла по их душу вместе со скачущей рядом Элис, поэтому Дазай предложил создать иллюзию бурной благотворительной деятельности. Они подобрались к тем самым детям, которые копали гигантскую яму, и предложили им помочь. Те с радостью раздобыли откуда-то две пластиковые лопатки и показали, где нужно копать и как глубоко. Занятие, конечно, потрясающее во всех смыслах, но это лучше, чем просто сидеть и ждать верную гибель своей спокойной жизни. Когда за спинами возникла высокая тень, а дети выкрикнули шепелявое «Здрасьте!», Чуя и Осаму поняли, в каком дерьме оказались. — Ну, я жду впечатляющее шоу. — Йосано с каждым своим словом будто пригвождала подростков к земле всё сильнее. Дазай медленно поднялся на ноги и с улыбкой пытался хоть как-то уйти от объяснений. — Мы тут пришли проведать младшее поколение. Очаровательные дети. — он похлопал мимо проходящего мальчишку по макушке, на что получил вскрик и недовольное бурчание ребёнка о том, насколько охренели старшие. Знал бы ты, малой, что старшие морально попрощались с миром раз пятьдесят, не делал бы таких выводов!.. Дазай неловко почесал затылок, стараясь не терять зрительного контакта с Акико. И всё было бы хорошо, если бы в один момент в Осаму не врезалась девочка, которая играла в догонялки с подружкой. Петарды выпали из кармана. Дазай хотел прямо сейчас упасть замертво, Чуя — исчезнуть из лагеря и никогда больше там не появляться. И никто из них не имел никакого желания смотреть в глаза вожатой. — Я могу всё объяснить… — начал было оправдываться Осаму, но Йосано грубо его прервала. — Я не хочу ничего слышать. — ледяным тоном отчеканили она. — Мне надоели эти выходки! Сейчас же вы собираетесь и идёте со мной. Будете готовить номер на концерт, раз настолько нечем заняться! — А где фейерверк? — Элис выглядела очень разочарованно. Казалось, она вот-вот расплачется. — Сегодня его не будет. Акико подобрала с песка корсар и, повертев его в руках, усмехнулась. — Этот фейерверк всё равно был бы очень слабый. Калибр микроскопический.

***

— Это же надо было до такого додуматься! Ладно Дазай, от него я уже давно ничего адекватного не жду, но ты, Чуя?! Неужели он на тебя настолько плохо влияет? Йосано не переставала возмущаться ни на секунду, быстро шагая по коридору главного здания так, что стук её каблуков эхом отскакивал от стен и оседал горечью на душе рыжего подростка. Накахара ещё никогда так сильно не жалел о том, что не обладает способностью перемещаться во времени. Умел бы — игнорировал до последнего дурацкие сообщения дурацкого Дазая с ещё более дебильными идеями! Ошибки прошлого неисправимы, но конкретно эту он точно хотел бы исправить. У Осаму же чувство стыда соизмеримо с присутствующей у него совестью, то есть, нулевое. Он шёл, сунув руки в карманы, и счастливо улыбался, как будто ничего не произошло. Такой довольный, аж зубы сводит. Будто это не по его вине обоих вместо чистого отдыха ждёт очередная работа, будь она неладна. Спасибо придурку Осаму, у которого в жизни, блять, мало приключений. Самое отвратительное для Чуи здесь то, что он не мог отрицать и свою вину за всё произошедшее. Если бы он только вовремя включил голову… — Заходите. Чуя даже не обратил внимания на звякнувшую секунду назад связку ключей и звук щелкающего замка. Акико толкнула дверь вперёд, но ладонь с ручки убирать не спешила. — Давайте-давайте, быстрее. Парни проскочили мимо Йосано, чья злобная аура сбивала с ног. Накахара чувствовал себя так, будто они идут на верную смерть. На расстрел, как минимум. — А ведь царскую семью так же убивать вели… Дазай, солнце ты ясное, кто научил тебя читать чужие мысли? Вожатая одарила его таким красноречивым взглядом, что наблюдающий со стороны Чуя лишь убедился в давней теории, что люди способны смотреть матом. — Я сама скоро застрелюсь. И это будет целиком и полностью на твоей совести. — кажется, у неё ощутимо задёргался глаз. — Давайте мы начнём этот номер делать? — выпалил Накахара, лишь бы эта моральная экзекуция закончилась. Ему далеко не впервой было выслушивать вот такие речи от пострадавших от импульсивных выходок взрослых, но именно сейчас он ощущал, что гневные взгляды вожатой пробираются ему под кожу и испепеляют где-то внутри. Ужасное ощущение. — Будьте так добры, хоть тут ничего не разнесите! — взмолилась девушка. Что ж, ничего гарантировать никто не мог. — Ага, хорошо! Дазай помахал ей на прощание. Йосано тяжело вздохнула и покинула помещение, закрыв за собой дверь. Теперь время Чуи прожигать глазами своего чудесного напарника, уровень конспирации которого позволил им феерически проебаться перед вожатой. — Напомни мне, чтобы я больше никогда и ни за что не соглашался на твои идеи. Это было отвратительно. — Тоже чувство, как будто по тебе катком проехали? — усмехнулся Осаму и запрыгнул на подоконник. Накахара кивнул. — Это она умеет… — Мы ведь почти свалили оттуда! — разочарованно протянул Чуя, прислонившись спиной к стене, пёстрой от плакатов. — Ну пиздец, а не денёк… — Ничего страшного. Иногда такая встряска полезна для здоровья. Накахара невольно засмеялся от абсурда его слов. — Ты угараешь? Нас могли запросто отправить домой после такого. Вот чем-чем, но лагерем я рисковать не хочу. — конечно, столько лет ждал, чтобы спустя две недели райского курорта вернуться обратно в своё царство бетонной безнадёги? Ну уж нет. Дазай смотрел на него с высоты подоконника с нечитаемым выражением лица. Накахара уже было подумал, что нечаянно сказал что-то не так, как вдруг шатен глупо захихикал. — Ты сейчас звучал прям как в том меме новом, ща. Осаму закинул ногу на ногу, выставил вперёд согнутую в локте руку с оттопыренным указательным пальцем и, прокашлявшись, заговорил самым стервозные тоном, который Чуя только мог услышать. — Ты ебанутый? А ничё тот факт, что нас за такое ссаными тряпками из лагеря гнать могли бы, а? Ничё? Накахара прикрыл глаза ладонью, лишь бы не видеть эту потрясающую картину, но смех так и рвался наружу. Дазай даже это умудрился сыграть до ужаса естественно, будто он всегда только так и общается. Затем в голове что-то нехорошо щёлкнуло, и Чуя решил, что было бы неплохо ему подыграть. Если уж позориться, то позориться до конца. — Ты норм? А ничё, что если Йосано узнает про корсар в жвачке, то нас всех шмонать как последних зеков будут, ничё этот факт? — Чуя, ты адекватный? — Осаму едва мог контролировать дрожь в голосе из-за распирающего смеха. — А ничё, что теперь мы должны отрабатывать взрыв, которого не было, норм, да? — Бля, заткнись, прошу. — Накахара утёр ладонью выступившие на раскрасневшихся щеках слёзы. — Боже, ужасно! Я удалю тебе тик ток. — Не покушайся на святое! Я не виноват, что у тебя рекомендации старческие и не выдают самые новые тренды. Не удивлюсь даже, если у тебя до сих пор там эдиты под «Я роняю запад». Чуя, фыркнув, уселся на подоконник рядом с Осаму. Места было ужасно мало, поэтому пришлось приложить все усилия, чтобы устроиться более-менее комфортно. Ощущать бинтованное плечо своим собственным было очень непривычно и странно, но Накахара старался не обращать на это внимания. — Нашёл, что вспомнить. Кстати, как думаешь, если эту песню как номер на концерт поставить, что будет? — Бурные аплодисменты и куча фанатов. Ты набьешь себе татухи на лице, я отращу каре и покрашусь в чёрный, и будем мы с тобой гастролировать по стране как лучший дуэт года. — Звучит пиздецки хуёво. — Я бы так не сказал. Очень хороший бизнес, к слову. Прибыльный. — Ты хоть петь умеешь, чтобы думать о бизнесах? — слова сквозят усмешкой. Чуя ни на что особо и не рассчитывал, поэтому в замешательстве посмотрел на Осаму, который выставил ладонь вперёд в жесте типа «сейчас я замучу такое, что ты напрочь поменяешь своё мнение» и слез с подоконника. Накахара не понимал, что собирается делать его друг, но вскоре тот прошёл почти во всю длину кабинета и остановился напротив акустической гитары в углу. Он что, реально умеет играть, или это просто понт? — Сомневаешься в моих способностях? — он кинул на Чую лукавый взгляд, пока шёл обратно с гитарой в руке. Рыжий заранее придвинулся ближе к стенке, чтобы не занимать много места. — Что ты хочешь услышать? Дазай вместе с инструментом забрался обратно и теперь вопрошающе глядел на Накахару, ожидая от него реакции. — Ну… Давай на твоё усмотрение? — Как скажешь. Учти, не я это просил. Тонкие пальцы сжали гриф, выстраивая аккорд. Движения были уверенными, такими, будто шатен делал так не раз и даже не два. Второй рукой Осаму вдруг резко забил по струнам вверх-вниз, и звук, честно, оказался громче, чем Чуя думал. — Знала ты, знала ты, Что менты нам не кенты… — Да блять, можешь нормальное что-то?! — вскипел Накахара. Такими текстами губит всё… исполнение. Голос Дазая, обычно звонкий и высокий, очень гармонично звучал под гром струн. Чуя бы с радостью послушал подольше, но придурок со своим потрясающим музыкальным вкусом всё испоганил. — Не ценишь ты искусство… — обиженно буркнул Осаму куда-то в блестящий гриф. — Ладно, будет тебе что-то нормальное. Дазай вновь отчаянно забил по струнам. Быстрые пальцы только и успевали, что перемещаться с одного лада на другой, образуя интересную и очень знакомую мелодию. Чуя точно где-то слышал эту песню, но пока не начнется куплет, он вряд ли её узнает. — Зёрна упали в землю, Зёрна просят дождя, Им нужен дождь… Накахара аж замер на месте, даже дышать потише стал. С первых строк творить такое — это нужно уметь. Никогда ещё раньше он не слушал живые выступления, и только теперь осознал, насколько потрясающее ощущение рождается рядом с музыкантом. Дазай пел так, как Чуя даже подумать не мог. Это было до одури завораживающе, особенно, если смотреть на эти руки, что бегают туда-сюда по грифу и бьют струны со всей допустимой силой, на лицо, которое отражает непривычно много эмоций. Хмурое его выражение сменяется таким одухотворённо-спокойным, что Накахаре действительно не хочется отрывать взгляд. А глаза… В тёмных карих глазах плескалась целая гамма чувств. Чуя не берется утверждать, что он смог распознать их все, но заявить одно он может уверенно — обычно Осаму не смотрит так… живо, что-ли? Всегда взгляд подернут едва заметной дымкой печали и горечи, непонятно откуда взявшейся. Сейчас её наконец-то не было. Голос же… Это было даже не пение в привычном понимании этого слова. Это — настоящий крик души. Не этой вечно смеющейся, а другой, совсем противоположной. Как в одном человеке вообще уместилось столько чувств, которые он так отчаянно выкрикивал то на припеве, то на других особо эмоциональных моментах, Накахара без понятия. Особенно если речь идёт о таком человеке, как Дазай. Чуя даже не сразу понял, когда Осаму замолк. Молчала и гитара. Вывести юношу из оцепенения помог только тихий от сильной нагрузки голос: — Как тебе? Накахара посмотрел прямо в карие глаза напротив, удивившись, что они всё ещё выглядят так же живо, как во время песни. — Это лучшее, что я слышал. Без шуток. Наблюдать чужую смущенную улыбку было приятно. Дазай как мог прятал за кудрями покрасневшие щёки, но Чуя всё равно заметил. Поэтому решился на предложение: — Давай эту песню на концерт поставим?