A Tale of Three Fates | Повесть о трех судьбах

      Тиссая де Врие не может себе и представить, что будет вынуждена возглавить имение и земли «Аретуза». На самом деле она не смеет даже помышлять об этом: находясь в тени своего брата, следуя за ним безмолвным отражением его успехов, она всегда была второй как в глазах общественности, так и в глазах своих приемных родителей, которые приняли ее в семью ради обещанной славы «добрых господ». И это, очевидно, ее нисколько не тревожило.       До сегодняшнего момента, когда вся власть вдруг переходит в ее руки. Для нее это настоящий шок. Она, всегда предполагающая наличие кого-то третьего в случае гибели всех наследников, способных к управлению, даже поверить не может, что все в итоге свалится на ее плечи. Тиссая не готова, совершенно не готова к такой ответственности, и поэтому в первое время она ищет себе замену. Кого-то, кто будет в равной степени достоин занять место ее покойного брата. Но претендентов не находится.       Сейчас, вспоминая времена десятилетней давности, Тиссая готова рассмеяться. Гораздо более логичным решением для нее являлось возглавить имение и земли сразу же, тем самым не допуская ее упадок. Таким образом, проблем, которые возникли на почве ее неуверенности в себе и клинической нерешительности, было бы намного меньше. Это исчисляется вдруг резким упадком количества налогов, которые шли с земель, и, конечно, Тиссая не была сильна во всех тонкостях управления чем-то настолько впечатляющим, но даже она могла понять, что дело нечисто. Но еще одним немаловажным фактом было наследство. То, что досталось ей от покойных родителей, которые, прознав о том, что все их нажитое досталась Тиссае де Врие, по-настоящему не принадлежавшей этой семье, убили бы себя сразу же. Тиссая никогда не любила их, но теперь она, кажется, впервые за всю жизнь искренне благодарна им. Поместье с огромной площадью и землями, полный набор прислуги и даже собственная система платежей и санкций на подчиненных землях. Все это казалось именно тем, что Тиссая так мечтала иметь. Ей думается, что все легко и обыденно, но, по правде говоря, именно с полномочиями молодой госпожи семьи де Врие она и подписала себе приговор.       Сейчас вспоминая прошлую себя, Тиссая не может не разочароваться в этом великовозрастном ребенке, которым была. Земли были слишком мобильны, как и люди на них, и это было жалкой мелочью, на которую она так опрометчиво обратила свой взор. Гораздо более трепещущим осознанием был тот, кто всегда рядом.       Филиппа Эйльхарт была слишком свободолюбивой, слишком дикой для нахождения здесь, в насквозь пропитавшемся пряностями месте. Она была совершенно не приспособлена к этому неспокойному времени и месту, она презирала таких господ, как де Врие. Тиссая же всегда была слишком любознательна. Любопытна, скорее. Но на этот вопрос она так и не могла найти ответа, как бы ни старалась.       Почему же Филиппа Эйльхарт, принадлежащая совсем другому миру, была слугой семьи де Врие, не променяв фальшивые улыбки на искренний смех?             — Не так быстро, Филиппа.       Тиссае казалось, что женщина пытается съесть ее. Ощущение зубов на своем самом чувствительном месте не давало мыслить здраво, и ее рассудок грозил помутиться. Филиппа была такой хищной в этот момент, что Тиссая на долю секунды испугалась, но потом страх сменился привычным для такого возбуждением. Она горела под умелыми ласками, и это было именно тем, в чем она нуждалась.       Тиссая повторяет свою просьбу, нежно оттянув смольные волосы. Смотрит на нее из-под прикрытых век и улыбается.             — Филиппа.       Филиппа медленно обводит языком клитор и целует его. Тиссая на миг задерживает дыхание, а потом мягкое порицание проступает на ее лице, сглаживаемое неровными пятнами румянца.             — Ты меня не слушаешь.       Филиппа поднимает на нее хитрый взгляд, а затем качает головой. Непослушные темные пряди падают на глаза, и она сдувает их. И все это находясь между раздвинутых ног Тиссаи де Врие.       Она могла бы к этому привыкнуть, на самом деле.             — Вы слишком напряжены, госпожа, — шепчет Филиппа, массируя чужие бедра.       Горячее дыхание обдает естество Тиссаи, и она падает назад на простыни. Те теплые от постоянного контакта с ее разгоряченным телом, и это можно назвать противным и неприятным. Но язык Филиппы порхает над ней, губы смыкаются, и Тиссая сравнивает себя с десертом. С самым вкусным десертом, который словно манна небесная для Филиппы. Она одобрительно стонет, подстегивая женщину, и все минусы простыней быстро забываются.       Филиппа хватается за бедра Тиссаи сильнее, притягивая ее ближе к себе. Пробовать Тиссаю де Врие — высшая награда за то, что Филиппа делала прошлым вечером. На самом деле встречать гостей и сопровождать их весь вечер прямая ее обязанность, но она все же предпочитает, чтобы после изнурительного вечера следовала благодарность. И она ее дожидается. Сейчас вкус, запах и дрожаще-трепещущее существо Тиссаи де Врие окутывают ее целиком и полностью, не оставляя после себя ничего кроме оглушающей пустоты и необузданного желания снова почувствовать это. Тиссая была наркотиком для Филиппы, которая слишком поздно поняла, что зависима.       Бедра Тиссаи сжимают ее голову достаточно сильно, чтобы это начало приносить дискомфорт. Но для Филиппы не существует ничего кроме терпкого запаха и вкуса. Она улыбается, двигая языком по кругу все быстрее и с упоением прислушиваясь к рваным выдохом, то и дело срывающимся на стоны. Она уверена, что может довести Тиссаю до края и пальцами, используя свой язык для того, чтобы ласкать шею и ключицы, но сейчас совершенно очевидно, что Тиссая находит ее рот намного приятнее.             — Не останавливайся.       И вроде бы Тиссая отдает приказ. Примерно такой же, что и звучат вне спальни Филиппы или рабочего кабинета госпожи, но почему-то в голубых глазах мелькает что-то такое неестественное.       Филиппа понимает, что если она остановится — Тиссая не будет против. Не будет против того, чтобы немного поиграть, позволить Филиппе помучить ее еще совсем чуть-чуть. Но это кощунство не дать де Врие того, что она так желает, истекая и выбивая из собственных легких воздух новой порцией стонов. Филиппа вкручивает язык в самый центр, утыкается носом, мажет губами и на доли секунд смыкает зубы, и все это так хорошо, что Тиссая не выдерживает.       Тиссая де Врие кончает с именем Филиппы на губах, с руками дергающими темные пряди волос и с восхитительной удовлетворенностью на лице.             — Ты перебрала мои документы?       Тиссая задает этот вопрос спустя час после того, как они выбираются из душной спальни Филиппы и переходят в более просторный и прохладный кабинет. На лице де Врие — лишь профессиональное спокойствие и вежливое удивление, и Филиппа в который раз удивляется тому, как женщина мастерски контролирует свои эмоции.             — Да, мне пришлось это сделать, — Филиппа учтиво наклоняет голову: - вы были заняты предстоящим дебютом нового проекта, поэтому, я подумала, что помощь не будет лишней.             — Вот как, — Тиссая кивает: - спасибо. Можешь быть свободна. Принеси мне обед в три часа.       Когда дверь за Филиппой закрывается, Тиссая позволяет себе расслабиться. Она устала — это самый очевидный факт, о котором знало если не все поместье, то добрая половина уж точно. Устала от этой формальности, вежливых ухаживаний и скользких улыбок частых гостей. Тиссая на полном серьезе думает о том, чтобы стать затворницей, но нельзя. Одна Богиня будет знать, какие тогда упадки потерпят ее земли, а допустить она этого просто не могла. Да и не хотела, если быть точным. В мыслях Тиссаи все еще ярки те моменты из прошлого, от которого она желала отречься всей душой. Допустить повторения того кошмара, что стал преследовать ее во снах, она не могла.       Иногда Тиссая сама не понимала собственные желания, полагая, что со временем они пройдут, не оставив после себя и крошечного воспоминания. Соответственно, если смотреть в будущее под таким углом, желания - это нечто недосягаемое в частности для нее. Тратить время на исследование потаенных глубин своего сознания не представлялось нужным. Тиссая никогда не считала желания чем-то важным, не считалась с ними. И если и говорить о чем-то подобном...       Тиссая протягивает руку вперед, к столу, чтобы взять пожелтевший лист, сложенный вдвое и испещренный пятнами чернил и заломами.       Сколько бы лет она не изучала его, не вчитывалась в эти размытые строчки, все оставалось прежним - тем, к чему Тиссая обязана была прислушиваться. И нет, это не письмо о наследстве, не предсмертная записка ее матери, которая гордилась своим красивым, витиеватым почерком.       Это было ее священное писание, каждое слово из которого она написала собственноручно. Ее цели. Возможно, желания, если так можно выразиться. Ведь ничего из списка не принесло бы Тиссае удовлетворение, все это она собиралась исполнить только для того, чтобы обелить имя своей семьи. Не более.       Открытие приюта, которое значилось первым пунктом, полностью ее устраивало со всех сторон. Так как она сама была из такого места, для нее конкретно это событие играло немаловажную роль. Тем не менее, она, как и ее родители, не могла пренебречь славой, которая следует после того, как аристократ берет к себе замухрышек, чтобы проспонсировать их жизнь. Возможно, с какой-то стороны это было омерзительно. Брать на себя ответственность за чьи-то жизни лишь для того, чтобы ее собственная жизнь в глазах общества стала чуть более прелестной. Но Филиппа считала иначе. Ей были чужды смятения, которые терзали душу Тиссаи. Она, узнавшая о том, что госпожа намеревается сделать, была в восторге. Как бы прискорбно это не звучало, но их близость была завязана не только на сексе, но и на общем, хоть и отличающемся прошлом. Семья Эйльхарт потерпела крах, оказавшись поглощенной другим, более влиятельным и богатым домом. Таким образом родители маленькой Филиппы оказались низшими слугами, а сама Филиппа оказалась в приюте, из которого позже и попала в семью де Врие.       Второе касалось непосредственно ее деятельности, как предпринимателя. Тиссая понимала, для того, чтобы разобраться с долгами семьи, которые накопились за время ее апатии и те года, в которые она пыталась вернуть былое величие, нужно было нечто большее, чем просто налоги с и так бедных арендаторов. Она не хотела думать о об этом, но сами мысли подводили ее к третьему.       Замужество.       Она терпеть не могла это слово, оно отдавало горечью на языке каждый раз, как Тиссая смела подумать об этом. Горечью, которую с таким благоговением слизывала Филиппа в те ночи, когда разум Тиссаи не выдерживал.       Тем не менее, она не могла игнорировать тот факт, что мужчина был ей необходим. Кто-то такой же влиятельный, богатый. Тот, кто сможет поднять дом де Врие с колен, ведь Тиссая лишь сделала так, чтобы ее имя не было синонимом к слову "фальш". Она никогда не хотела быть аристократом, но быть фальшивой виконтессой она хотела еще меньше.       Она отвлекается от строк лишь когда ее палец начинает нестерпимо жечь. Она удивленно смотрит на него, понимая, что все это время с силой вдавливала кончик карандаша прямо в кожу, не заботясь о том, что это приносит дискомфорт. Так было всегда. Тиссая слишком часто не обращала внимания на те вещи, которые маячили перед глазами, дожидаясь момента, когда револьвер будет заряжен. И даже тогда Тиссая смотрела на это сквозь пальцы.       Выстрел, прозвучавший с предупреждением, все равно оказывается для Тиссаи неожиданностью.