Remind Me, What Happened?

      Сначала голос звучал так, будто был за несколько миль отсюда. — Бомгю?       Или так, будто Бомгю находился под водой, его пушистые уши словно погружены в жидкость, из-за чего все звуки были глухими. — Эй, Бомгю?       Хотя бы он всё ещё может дышать… Ах, он действительно не знает. Эта мучительная головная боль, острая и сильная, очень мешала думать. — Бомгю!!! Пожалуйста, пожалуйста, Бомс!              Крики стали отчаяннее и громче. Они прорвались сквозь туман в голове Бомгю и стали отчётливее. Но думать было так больно, Бомгю просто хочет спать… — Бомгю!       Голос настаивал. А затем что-то мокрое упало Бомгю на лицо. Капля за каплей. Несколько из них просочились в его глаза и заставили его сощуриться и заворчать от недовольства.       Реакция была незамедительна. Руки стали трясти его аккуратно, на контрасте с тем, как крик становился более рьяным, повторяя одно и то же слово раз за разом, как безумную мантру: «Бомгю, Бомгю, Бомгю…»       Это стало раздражать настолько, что Бомгю открыл глаза, готовый сказать голосу заткнуться к чёрту и дать ему поспать. Однако, он оказался намного слабее, чем думал, мир закрутился на секунду, прежде чем он смог сфокусироваться перед собой, на ярко-красных глазах, наполненных слезами, что продолжали течь водопадом. Из-за пульсирующей головной боли он не мог целиком осознать эту сцену, но всё ещё находил ее прекрасной. — Бомгю! — снова прокричал голос. В этом слове было настолько много облегчения на этот раз, что у Бомгю появилось такое чувство, будто без его ведома удалось избежать конца света или что-то настолько же грандиозное. Он обязательно бы спросил, если бы не был так ошеломлён, но всё, что ему удаётся сделать — это издать стон. — Бомгю, слава Богу… — парень выдохнул немного сдержаннее в этот раз. Он начал вытирать глаза тыльной стороной ладони, что было бесполезно, его пальцы дрожали, когда он проводил ими по щекам. — В какой-то момент я подумал, что ты не очнёшься.       Чувства понемногу возвращались к Бомгю. Во рту было сухо, тело затекло, а мигрень продолжалась, заставляя голову кружиться.       Голос всё ещё продолжал говорить: — Как ты себя чувствуешь? Этот парень ударил тебя довольно сильно, но, слава Богу, у него был щит, а не меч.       Бомгю понятия не имел, о чём говорил незнакомец, который, как он убедился, не был его лихорадочным сном. Его мозг, который всё ещё был в тумане, редко осознавал произнесённые слова. Вместо этого он медленно моргал и использовал это время, чтобы оглядеться и немного составить общую картину происходящего.       Он находится в лесу, лежит, оперевшись спиной на ствол большого дерева. Его уши дёрнулись, когда он первый раз обратил внимание на звуки битвы вдалеке: ветер приносил с собой лязг металла и гул мужского рёва. Также посмотрев на себя вниз, он заметил, что был одет в тяжёлые латные доспехи. Его взгляд бегал по металлу, грязному, мятому и залитому кровью во многих местах, до тех пор, пока не достиг чужого тела, покрытого похожим изношенным материалом. Наконец, он посмотрел на лицо незнакомца и рассмотрел его черты: пронзительно красная радужка, красивая форма глаз, густые тёмные брови, мягкие черные волосы, плюшевые пухлые губы… Приятный вид, чтобы очнуться без сожалений.       Однако, пока он оценивал красоту парня, произошло что-то странное. Выражение лица незнакомца сменилось так неожиданно, будто ему внезапно стало неловко под взглядом Бомгю. Последняя слеза была смущённо стёрта с щеки со слишком большим усилием вместе со всеми, до этого видимыми, эмоциями на лице. И хотя его сверкающие красные глаза всё ещё были влажными, а веки — опухшими от слёз, его взгляд стал острее и сдержаннее, а челюсть сжалась. — Итак… — начал красивый парень с красными глазами, — ты в порядке?       Мягкость в его голосе сменилась холодом, он безуспешно попытался скрыть, насколько сильно переживает. Это сделало всё ещё более запутанным. Бомгю нахмурился. — Кто ты? — первые слова, которые он прохрипел. Парень не выглядел так, будто ожидал подобного, отчего его с трудом выстроенное безразличие разбилось в щепки. Его глаза расширились, а рот был открыт достаточно долго для того, чтобы Бомгю заметил его острые клыки. — Ты потерял память? — Я не знаю, — честно ответил Бомгю. Он всё ещё был очень потерян. — А ещё у меня болит голова, — добавил он то, о чём думал. — Боже, — воскликнул красноглазый парень. Он нервным жестом зачесал волосы назад, и Бомгю сделал для себя пометку о его длинных, накрашенных чёрным ногтях. — Так, ладно. Это плохо, — пробормотал он, снова начиная волноваться и ёрзать после того, как наконец успокоился, его броня издавала звук при движении. — Хорошо. Мы должны оставаться спокойными, паника не поможет. Давай просто успокоимся. Не паникуй, Бомгю. Всё будет хорошо. Просто будь спокоен. — Я спокоен, — ответил Бомгю с вялой ухмылкой, не скрывая иронии в своих словах.              Удивительно, но он вообще не был обеспокоен, возможно потому что парень с рубиновыми глазами волновался за двоих, или, возможно, потому, что нутром чувствовал, что он в безопасности, пока этот человек рядом с ним. Чем бы то ни было, это очень забавно — просто наблюдать, как симпатичный незнакомец суетился вокруг него.       Он выглядел немного смущённым из-за ответа, но похоже на то, что спокойствие Бомгю помогло ему собраться. — Ага. Ладно. Это хорошо, — выдохнул незнакомец с красными глазами. Он пару мгновений собирался с мыслями прежде, чем спросить: — Итак, как много ты помнишь? — Хмм, — промычал Бомгю, прилагавший огромные усилия, чтобы думать сквозь боль. Что-то вспоминалось намного проще, поэтому он решил начать с этого. — Меня зовут Бомгю. Чхве Бомгю. Мои родители — Чхве Кюбок и Чхве Мунхи. У меня есть старший брат, Чхве Субин. Мы живём в королевстве Мидлс. — Окей. Это хорошо. Ты молодец, — похвалил его парень, и его низкий, бархатистый голос звучал слишком взволнованно без видимых причин. Он изучал лицо Бомгю, обдумывая что-то, и задал следующий вопрос: — Какой ты гибрид? Ты помнишь это? — Естественно, — Бомгю удержался, чтобы не закатить глаза, и гордо сказал: — Я гибрид панды. — Да, это так. — А ты гибрид летучей мыши, — добавил он без задней мысли, ожидая услышать больше приятной похвалы.       Он, должно быть, сказал что-то не то, потому что всё тело незнакомца вмиг замерло. А затем он так сильно сжал губы, что они превратились лишь в тонкую полоску. — Угу… — наконец последовал слабый ответ, больше похожий лишь на утвердительный звук из его горла. Его глаза выдавали неуверенность, а губы были крепко сжаты, будто он очень сопротивлялся тому, чтобы открыть рот. В конце концов он сдался. — Ты помнишь это или…? — Нет, это довольно сложно не заметить, — Бомгю пожал плечами, будучи весьма заинтересованным в такой реакции парня, но всё ещё слишком обессиленным, чтобы понять её. — Так, ладно, — парень с красными глазами тяжело посмотрел на него, как будто ему нужно было убедить Бомгю в своих следующих словах, и мягко заверил: — Не волнуйся об этом. Я не наврежу тебе.       Панда наклонил голову, будто его застали врасплох. — Я не волнуюсь.       Сама идея, что он может быть напуган из-за этого парня, когда меньше пары минут назад тот буквально плакал над ним — слёзы падали на лицо Бомгю, и тот постоянно повторял его имя, — просто смешна. Однако, незнакомец на него смотрел, сощурив глаза, будто не был до конца уверен в его словах. Но чем больше он смотрел, тем больше выражение его лица выдавало замешательство, его брови были нахмурены, и это, должно быть, самое очаровательное растерянное выражение лица, что Бомгю когда-либо видел.       Бомгю просто не мог сдержать нежной улыбки, что тронула его губы. Как и не мог сожалеть об этом, потому что гибрид летучей мыши покраснел и отвёл взгляд. — Итак… — Бомгю решил сжалиться над ним. — Где мы?       Он успешно вернул парня к настоящему, где его ждала проблема потери памяти Бомгю. — Что ж… Ты совсем не помнишь битву? — Нет. — Мы оба были выбраны для битвы с лорианцами, — начал объяснять красноглазый незнакомец. — Они атаковали наши земли. Но не волнуйся, мы побеждаем. Однако, один из них ударил тебя со спины, причём довольно сильно. К счастью, я был рядом и увидел это. Ты отключился прямо на поле боя, поэтому я забрал тебя и убежал. Думаю, нас никто не видел, поэтому я отнёс тебя в ближайший лес, где мы могли бы быть в безопасности.       Точно! Бомгю — рыцарь! Это вспомнилось ему только что. Он тренировался годами и участвовал в нескольких битвах. Но всё же, по большому счёту, их королевство было довольно спокойным. — Это помогло? — с надеждой спросил гибрид летучей мыши. — Ты помнишь что-нибудь ещё?       Бомгю открыл рот, чтобы ответить, но мгновенно был прерван каким-то звуком, похожим на вопль раненого животного. И он сам, и незнакомец замерли, пару секунд смотря друг на друга, прежде чем гибрид летучей мыши с поражением закрыл глаза и накрыл руками покрасневшее лицо. — Это был твой желудок? — со смешком спросил Бомгю. — Извини, кажется, я немного голоден, — наконец сказал гибрид летучей мыши, убирая руки со своего смущённого лица после того, как Бомгю перестал хихикать. Уголки его губ тронула тёплая, нежная улыбка. Она взбудоражила что-то внутри Бомгю, какую-то тоску, далёкое воспоминание, за которое он не мог ухватиться. — Борьба отнимает много энергии. — Не хочешь отпить моей крови?       Он, кажется, снова сказал что-то не то. Красноглазый парень с выражением ужаса на лице отшатнулся от него, опираясь на руки сзади. — Что? — выкрикнул он с шоком и неверием. — Нет! — Ты фруктовая летучая мышь? — Бомгю, удивлённый чужой реакцией, склонил голову в другую сторону.       Несколько секунд тот просто таращился на него, будто забыл, как говорить, и Бомгю терпеливо ждал ответа. — Нет! — наконец сказал он. — Но я не пью кровь у гибридов! — Почему нет? — Потому что это неправильно! — крикнул он. — И я не знаю, что произошло в твоей голове, но ты никогда не хотел, чтобы я укусил тебя. — Я не хотел? — смутился Бомгю. — Нет, — его слова отдавали небольшой грустью. — Я уверен, что ты в ужасе просто самой идеи.       Бомгю не мог в это поверить. Картина того, как этот прекрасный незнакомец вонзает клыки в его шею и пьёт его кровь, будто он не больше, чем хорошая еда, далека от неудовлетворительной. На самом деле, всё абсолютно наоборот, и он не уверен, что потеря памяти тому виной. — Хмм… Ну если ты так говоришь… — В любом случае, я не настолько голоден. Это может подождать. Битва скоро закончится. — Предложение всё ещё в силе. — Я не буду пить твою кровь, Бомгю! — возмутился парень с рубиновыми глазами. — Особенно не сейчас, когда ты потерял память. Я не… я не вампир, — его голос стал более глубоким, а лицо помрачнело.       В этот момент у Бомгю появилось чувство дежавю. То же лицо с тем же выражением и те же слова. Вдруг будто открылись какие-то ворота, и воспоминания начали возвращаться, будто никогда и не пропадали. — Бомгю, что ты- — Чшш. Подожди. Дай мне минуту! — сказал Бомгю, пытаясь собраться с мыслями.       Чхве Ёнджун. Это имя этого парня, который вовсе не незнакомец. На самом деле, Бомгю знает его довольно долго. Это парень, который однажды сказал, что если бы ему пришлось выбирать любимый вид гибрида, то это были бы панды. Он также тот, кто дружит со всеми гибридами по соседству с самого переезда сюда два года назад. А также он тот, кто мил и заботлив со всеми. Со всеми, кроме, конечно же, Бомгю.       И хуже всего в этом — это незнание причины. Не то чтобы Бомгю давал какие-то поводы, по крайней мере, не сразу. У него даже не было времени для этого; Ёнджун как будто просто решил презирать его в тот момент, как увидел, проще и не бывает. Что довольно иронично, в плохом смысле, потому что Бомгю испытывал противоположные чувства.       Когда он впервые увидел Ёнджуна на празднике солнцестояния, то захотел узнать его ближе. Он знал, что семья летучих мышей переехала недавно, но они ещё не познакомились. Тогда он увидел эти сияющие жизнью рубиновые глаза и был полностью очарован. Большую часть ночи он смотрел только на Ёнджуна, увлечённый тем, как тот с лёгкостью обводил всех вокруг пальца. Не только его внешние черты были привлекательны, но он также был восхитительным и очаровательным в том, как двигался с уверенностью и ухмылкой на этих греховных губах. Бомгю подумал, что он был милым, когда услышал, как он сказал самую убогую шутку компании знатных людей, и те глупо засмеялись.       Однако, чем выше ожидания, тем больнее разочарование. Ёнджун, который появился так беззаботно с постоянно сияющими глазами, и источающий свет сам по себе, сразу напрягся и сжал губы в тот момент, когда они встретились лицом к лицу. Изменение в языке его тела было таким резким и очевидным, что Бомгю не знал, как реагировать, и застыл на месте как дурак.       Это могла быть просто случайность, но оказалось, что это не так, и последующие встречи это доказали. Ёнджун ни разу не подарил ему ни одной той самой нежной улыбки. Ни разу не попытался подружиться с ним. На самом деле, всё было скорее наоборот — он избегал его как чумы. Всегда находил оправдания, чтобы не быть рядом, всегда холоден и держал дистанцию с Бомгю, и только Бомгю. И это больно.       Дело в том, что когда тебе больно, это заставляет чувствовать себя горько и обиженно. Бомгю пытался заставить себя не ощущать эту тяжесть в груди и вкус презрения на языке. Если Ёнджун ненавидел его без причины, значит был только один способ вернуть ему его же услугу, не так ли?       История обострилась из-за того, что Бомгю никогда не мог держать свой язык за зубами. Он принял это за свою миссию — раздражать Ёнджуна при каждой возможности, и быстро осознал, что был зависим от реакций парня, что были явно больше, чем его безразличие. Ёнджун мог корчить лицо, вздыхать и ворчать о том, что Бомгю невыносим; тем не менее, он просто позволял этому происходить и никогда не трогал его и пальцем. Ёнджун был просто таким милым и самым забавным, чтобы его дразнить.       С другой стороны, для них обоих стало ясно, что это они находят удовольствие в своей странной динамике, но были слишком гордыми, чтобы признать это. Если говорить правду, то не только гордость Бомгю останавливала его сделать первый шаг к перемирию, а также тот факт, что в глубине души он всё ещё обижался на Ёнджуна. Он до сих пор не мог понять, что такого летучая мышь увидел в нём, что заслуживало бы его равнодушия, и не хотел быть первым, кто добивался дружбы, когда Ёнджун был тем, кто построил барьер между ними.       Какое-то время казалось, будто у них наступил мир, но чувство, которое хранилось в сердце, рано или поздно начало бы кусаться. Этот день наступил для них после недели ада, во время которой у Бомгю были ужасные тренировки по спаррингу, так как их выбрали для участия в войне с соседним христианским королевством. Пиком этого всего стало то, что он увидел, как Ёнджун и его брат, Субин, играли вместе будто влюблённые, пока он возвращался домой. Ёнджун и сам был как панда, когда катался по земле с его братом, хихикая вместе с ним и скрываясь в траве. Это было так досадно, потому что он никогда не вёл себя так с Бомгю, ведь тот, вероятно, растаял бы от одного взгляда, но некоторые вещи были не для него, и этот день был не лучшим, чтобы напоминать об этом.       Он уже чувствовал приближение катастрофы, и то, что Ёнджун был таким тактильным и нежным с кем угодно, пока Бомгю считался недостойным такой любви, ощущалось как пощёчина, столкнувшая его в пропасть. В этот момент он утонул в своей собственной печали и обиде и был ослеплён ревностью. Он двинулся к ним, будто его ноги ему не принадлежали, и смотрел на них сверху вниз, ожидая до тех пор, пока они не заметили его. Их улыбки сразу же исчезли. — Осторожнее, брат, — сказал Бомгю, и каждое его слово сквозило ядом, — он может укусить тебя.       Лицо Ёнджуна помрачнело. Так же как и у Субина. — Я прошу прощения, Ёнджун. Он не это имел в виду. — Всё нормально, — ответил Ёнджун, смотря только на Субина.       Бомгю почувствовал себя ещё хуже.       Всё могло закончиться здесь, если бы двумя часами позже, когда луна достигла вершины неба, Бомгю случайно не встретил Ёнджуна снова. Поздней ночью его глаза сияли ещё ярче, будто драгоценные камни, ожившие в темноте. Он выглядел невероятно, словно всё, чего Бомгю желал и что презирал в то же время. А в уголке его губ была капля свежей крови.       У Бомгю пробежали мурашки вдоль позвоночника. Так или иначе, он ни разу не видел Ёнджуна, возвращающегося с охоты, или, по крайней мере, это никогда не было так очевидно. Бомгю очень разозлило то, насколько взбудоражен он был от малейшего проблеска этой части природы Ёнджуна. Как сильно он желал того, чтобы Ёнджун укусил его, удерживая на месте, как если бы он был жертвой, и питался от него сколько душе было угодно. И когда он закончил бы, то поухаживал бы за его ранами и любил бы его. Любил его, любил его, любил его. Любил его так, как он заслуживал, любил его так, будто он был драгоценным. Любил его со всей безграничной любовью, которую он всегда давал всем тем, на чьём месте желал оказаться Бомгю. — У тебя кровь на лице, — однако, Бомгю лишь фыркнул.       Ёнджун испугался и резко повернул голову в сторону, чтобы Бомгю не видел, как он стирает след. Его волнение было очевидно в том, как он двигался, а его глаза избегали Бомгю, когда тот говорил. — Это бы кролик, — объяснил он. — Настоящий кролик. Не гибрид. — Конечно, — ответил Бомгю с напускным безразличием.       Ёнджун, должно быть, воспринял это как иронию, поэтому продолжал чувствовать потребность объясниться. — Я серьёзно, Бомгю. Я не питаюсь от гибридов. — Как я и сказал — конечно. Тебе не нужно оправдываться, — парировал он. — Но я всё ещё хочу, — настаивал Ёнджун. — Я не хочу, чтобы ты понял это неправильно.       Где-то на задворках сознания Бомгю звучала тревога, предупреждающая его не продолжать эту тему, так как он догадывался, что это была особенно чувствительная тема для Ёнджуна, а этим вечером он уже пересёк черту. Однако, вид того, как парень начинает злиться, заставляет его самоконтроль пошатнуться.       Иногда кажется, будто это единственное внимание, которое Ёнджун мог ему дать. Только так Бомгю мог заставить Ёнджуна почувствовать хоть что-то, что достойно того буйства чувств в его сердце, которое тот вызывал. Так что его мозг проигнорировал все сигналы, просящие его остановиться, и принял все те ужасные эмоции, которые витали вокруг него всю неделю. — Ох, то есть теперь тебя беспокоит то, что я о тебе подумаю? Это подозрительно, — он наклонил голову, всматриваясь в эти красные глаза. Усмехнулся. — Что такое, Ёнджун-и? Ты чувствуешь вину? — Нет, — ответил Ёнджун, но звучал он слишком защищающимся. Должно быть он сам заметил это, судя по тому, как он скривился. Бомгю просто нахмурил брови.       Ёнджун вздохнул, отходя от него на шаг, будто не мог выносить нахождения рядом. — Боже. С тобой невозможно разговаривать. — Это так? Или ты просто боишься, что я пойму, что ты затащил одного из своих панд-друзей в лес, чтобы укусить его?       Ёнджун сжал челюсти, его ноздри раздулись, а брови нахмурились настолько сильно, показывая, что Бомгю зашёл слишком далеко в своих проделках. — Бомгю, это не шутки. — А я и не смеюсь, — издевался Бомгю, неспособный остановиться. — Я просто хочу узнать, их кровь вкусная? — Прекрати, Бомгю! — Или что? — продолжал он. — Меня ты тоже укусишь? — Бомгю… — предупреждение. — Спорю, что тебе понравилось бы… — Достаточно, — зарычал Ёнджун, его голос был злее, чем когда-либо слышал Бомгю.       Но он проигнорировал это, заканчивая предложение: — …раз ты вампир.       В тот же момент, как слова покинули его рот, Бомгю пожалел об этом. Он чувствовал, как его щёки постепенно теплеют, пока тишина растягивается, позволяя ему почувствовать тяжесть своей ошибки. Даже деревья не осмеливались колыхнуться в ту секунду, а затем Ёнджун подошёл ближе. Намного, намного ближе. Их носы могли столкнуться, если бы они хоть немного наклонились вперёд, раньше это часто происходило у Бомгю в воображении. За исключением того, что красные радужки больше не сияли.       Видеть в них боль оказалось не так приятно, как Бомгю представлял. — Я не вампир, — голос Ёнджуна был холоден, как стальной клинок, вонзившийся Бомгю прямо в сердце. На самом деле, он предпочёл бы настоящий клинок, это, наверно, было бы не так больно. — П-прости меня, — Бомгю запнулся, ему было настолько стыдно, что он не мог поддерживать зрительный контакт. — Прости меня, Ёнджун. Я не хотел…       Милый, милый Ёнджун внезапно отшатнулся и отвёл взгляд. Его эмоции всё ещё были нечитаемы, но его слова были неожиданно мягкими. — Всё нормально. — Нет, это не так. Я не должен был… Я-       И он убежал.       Поступил как трус, он знает это. Он просто не мог вынести тот факт, что наконец сделал это. Он наконец дал Ёнджуну реальные причины ненавидеть его и официально разрушил любые шансы — если такие были — понравиться тому. И в этот раз он позаботился о том, что избавился от любого развития событий, где он мог увидеть симпатию в глазах этого парня.       Но хуже всего добивал стыд. Он знал, что это слово значит для Ёнджуна, и всё равно так беспечно использовал его, чтобы ранить.       Субин был тем, кто рассказал ему об этом. Историю о королевстве, где в прошлом жил Ёнджун, которую тот сам ему поведал. Как пятьдесят лет назад христиане объявили официальную религию их королевства, а остальные верования были запрещены. И тогда, чем больше лет проходило, тем больше распространялась их религия, и гонения на семьи летучих мышей были всё более и более повсеместными. Их обвиняли в вампиризме — питании от других гибридов. Вампиров называли бездушными созданиями, посланными самим дьяволом с единственной целью — развратить чистые души. За это они предавались огню, чтобы их зло было выжжено с лица Земли.       Когда это всё стало приближаться к ним, Ёнджун и его семья бежали оттуда и нашли укрытие в соседнем королевстве, «месте, наполненном язычниками», — сказали бы христиане. Королевстве Субина и Бомгю: Мидлс.       Дедушка Ёнджуна был другом их короля, так как они оба когда-то участвовали в войне, когда их королевства всё ещё были союзниками. Почитая прошедшие годы, их король предоставил семье Ёнджуна землю, хотя и не так много, но этого было достаточно, чтобы обеспечить им статус знати, а самому Ёнджуну — титул рыцаря.       Гибриды летучих мышей были не очень распространены в Мидлсе, но их видели так же, как и других гибридов-хищников, питающихся животными. Это именно то, откуда гибриды летучих мышей и получали пищу — настоящие животные. Конечно, вампиризм по согласию не являлся осуждаемой практикой для них, однако всё ещё необычной и немного скандальной.       С учётом сказанного, это было объяснимо и ожидаемо, что он будет так расстроен, если его назвать подобным образом, и Бомгю ощущал себя мерзким куском дерьма из-за того, что сделал. Поэтому он, как трус, избегал Ёнджуна в последующие недели. И он точно продолжал бы это делать, если бы не очнулся от слёз Ёнджуна, падающих ему на лицо, с потерянной памятью и битвой, происходящей неподалёку.       В этот момент его осенили две мысли: первая — Ёнджун спас его жизнь, не оставив его без сознания на поле боя. И вторая — та, которая заставила его сердце пропустить удар, — Ёнджун плакал, потому что думал, что тот мог не очнуться. — Ты плакал… — он на выдохе озвучил свои мысли, до сих пор находясь в неверии. — Что? — Ты плакал, — повторил он громче. — Когда ты подумал, что я не очнусь, ты заплакал.       Прошла пара секунд, прежде чем Ёнджун осознал его слова и сказал: — Итак, ты вернулся.       От разочарования в его голосе у Бомгю скрутило живот, и они оба отвели взгляд.       Молчаливое напряжение сгущалось вокруг них, плотное, как утренний туман. В этот раз бежать было некуда, пока солнце не поднимется на вершину неба и битва не будет объявлена оконченной. Они застряли в этом лесу вместе со всеми несказанными словами и подавленными чувствами; время тянулось очень медленно. И Бомгю устал от этого. — Я действительно не понимаю, — выпаливает он, не в силах больше терпеть. — Иногда мне кажется, что я тебе нравлюсь, но потом ты снова делаешь очевидным то, что ненавидишь меня.       Ёнджун усмехается. — Кто бы это говорил…       Панда быстро сдувается и сдаётся. Ему больше не важно то, что Ёнджун видит его уязвимость; он просто хотел поговорить без всех этих барьеров из напускного безразличия и попыток уколоть соперника. Если он должен первым, кто откажется от своей гордости и уберёт шипы, то так тому и быть. — Послушай, я правда сожалею о том, что сказал в тот день, — начал он, пытаясь поймать чужой взгляд. Возможно, он задолжал Ёнджуну свою честность после всего этого. — Я действительно проебался, и понимаю, что у тебя есть причины ненавидеть меня сейчас, но ты ненавидел меня задолго до этого.       Чувствуя изменение настроения, Ёнджун повернулся к нему, неожиданно хмурясь. — Я не ненавижу тебя. Никогда не ненавидел, — исправляется Ёнджун, будто сама мысль об этом была абсурдом. — Я хочу сказать, что немного опасался тебя в начале, и признаю, что поначалу не хотел, чтобы ты мне нравился, но я никогда не ненавидел тебя. Хотя я думал, что это ты должен был прийти ко мне, когда будешь готов сблизиться, раз ты боишься летучих мышей.       Бомгю мысленно вернулся к реакции Ёнджуна в тот момент, когда предложил тому свою кровь — воспоминание, которое заставляет его хотеть умереть от стыда, когда он думает об этом, — и его мозг на мгновение перестаёт работать, всё становится понятнее и в то же время запутаннее. — Ты говорил что-то такое раньше, — Бомгю ахнул, поражённый своим открытием. — Ты думаешь, что я боюсь летучих мышей?       Ёнджун посмотрел на него так, будто он сошёл с ума. — Что ты имеешь в виду под «Я думаю»? — Я имею в виду то, что ты ошибаешься, и я совершенно точно не боюсь, — решительно говорит Бомгю. — Я не боюсь ни одну летучую мышь, а уж тем более тебя.       Ёнджун хмурится. — Этот парень, должно быть, сильно тебя ударил… — Какого чёрта, Ёнджун? У меня всё в порядке с головой, и я не понимаю, откуда у тебя в голове такие нелепые мысли! — Бомгю, — сказал Ёнджун раздражённо, — мне напомнить тебе, что ты назвал меня вампиром в тот день, потому что тебе стало некомфортно от того, что ты увидел меня с кровью на подбородке? Или как после этого я расстроился и потерял самообладание, а ты настолько испугался, что заплакал и избегал меня целых две недели?       Бомгю хотел рассмеяться ему в лицо. Так он и сделал. — Ты же несерьёзно сейчас, Ёнджун?       Ёнджун уставился на него, а Бомгю с ужасом осознал, что тот действительно серьёзен. — Ты идиот? — ярость берёт над ним контроль, и он наконец высказывает всё. — Я не испугался! Мне было стыдно, и я сожалел из-за своих слов. В ту ужасную неделю я не извинился перед тобой за то, что сорвался на тебя, и чувствовал себя просто отвратительно. Как ты мог принять это за страх? Ты думаешь, я бы доставал тебя, если бы боялся, как ты говоришь? Ты думаешь, я бы приставал к тебе всё это время? Я думал, что был чертовски очевиден. Ты не видел, насколько сильно я хотел твоего внимания? Как сильно я всегда хотел твоего внимания? Как я, блять, ненавидел, что ты такой тактильный со всеми, кроме меня? Что ты никогда не улыбался в моём присутствии так же, как другим? Что лишь однажды ты был мил со мной и одолжил мне свою воду, когда я захотел пить, а потом сделал вид, что ничего не было, и сразу ушёл играть со своими друзьями-пандами? Что я всегда должен быть тем, кто восхищается тобой издалека? И по какой причине? Ты хоть знаешь, насколько это, блять, больно? Знаешь?       Когда он завершил свою пламенную речь, ему стало немного легче, будто он действительно вырвал гнилые чувства из себя, от которых его уже тошнило. Его сердце, однако, билось быстрее, чем когда-либо, и всё стало ещё хуже, когда он заметил взгляд Ёнджуна, такой глубокий и, одновременно, ошеломлённый. — Ты… хотел моего внимания. — Да! Всегда хотел. А ты никогда не уделял его мне! — Бомгю звучал как капризный ребёнок, но ему было абсолютно плевать. — Бомгю… — Ёнджун признёс его имя так, как раньше никогда не делал, низким, глубоким голосом, отчего у Бомгю побежали мурашки. Но потом он встряхнул головой, будто отгоняя наваждение, и продолжил более мягким тоном: — Я никогда не хотел, чтобы ты чувствовал себя так, я думал, что уважал твой ст- — Если ты хочешь сказать, что делал это, потому что думал, что я боюсь летучих мышей, то лучше не надо, потому что ты относился так ко мне с нашей первой встречи! — перебил его Бомгю, снова раздражаясь. — Но я слышал, как ты говорил это своему брату! — утверждал Ёнджун. — До того как мы действительно встретились. Вот почему твой страх летучих мышей всегда был правдой для меня.       Бомгю был абсолютно уверен, что такие слова никогда не покидали его рта по одной простой причине того, что это не было правдой, и у него никогда не было причин говорить такую бессмысленную ложь своему брату, однако он решил уточнить: — Тогда напомни мне, пожалуйста, потому что у меня абсолютно нет идей, когда я говорил такое. — Это было в ту ночь, когда я прибыл в Мидлс, я увидел вас с братом и подумал, что должен поприветствовать новых соседей. Когда я подошёл ближе, я услышал, как ты говорил ему, что не хочешь спать один этой ночью, потому что боишься, что тебя укусят. — Новый сосед-летучая мышь? — Бомгю нахмурился, всё ещё не припоминая такого разговора. — В каком контексте я сказал это?       Ёнджун подозрительно отвёл взгляд, и Бомгю почувствовал, что ему не понравится, что тот скажет дальше. — Я… действительно не знаю, о чём вы говорили? Теперь, когда я думаю об этом, то уже не уверен, что ты говорил часть про «соседа-летучую мышь»…       Бомгю почувствовал, как дёргаются его уши, это было ещё хуже, чем он ожидал услышать, и с яростью подумал, что язык Ёнджуна сгорел бы, если бы он попробовал его кипящую кровь.       Ёнджун, должно быть, заметил это, поэтому предпринял последнюю жалкую попытку спастись: — Н-но! Когда мы наконец встретились, ты выглядел очень напуганным! И едва мог говорить! — Конечно я не мог, дурачок! — закричал он, используя весь свой самоконтроль, чтобы не наброситься на Ёнджуна прямо сейчас. –Ты улыбался всем, но, когда я подошёл познакомиться, ты сразу же перестал. Как я мог не принять это на свой счёт? — Оу… — глаза Ёнджуна раскрылись, в них было видно просветление, будто что-то наконец щёлкнуло в его голове.       Бомгю чувствовал что-то похожее, хотя понимание к нему пришло с большой порцией негодования. — Давай проясним, — произносит он, чувствуя, как всё его тело оживает. — То есть ты говоришь мне, что всё это время, когда я думал, что ты ненавидел меня, это происходило лишь потому, что ты услышал половину разговора, который мог быть буквально о чём угодно, хоть о комарах, ведь я себя знаю, и первого вывода, который ты сделал обо мне, что я боюсь тебя?! — Когда ты так говоришь, это звучит немного глупо… — мямлит Ёнджун с небольшим намёком на обиду. — Теперь я хотя бы наконец понял, откуда ноги растут, но, боже, я всё ещё так зол на тебя! — пыхтит он. — Если бы ты не был таким глупым всё это время, у тебя был бы отличный перекус, когда ты захотел бы есть.       Ёнджун резко вздрогнул. — Боже, Бомгю, не говори это!       Бомгю ничего такого не имел в виду, слова просто вылетели у него изо рта, пока он был раздражён. Однако, было что-то в том, что Ёнджун так смутился снова от упоминания того, как охотно Бомгю предлагал это ему, и это заставляло гибрида панды верить в то, что он, в конце концов, не один думал об этом. — Мне жаль… — быстро сказал он. — Тебе не нужно за это извиняться, — твёрдо ответил Ёнджун, но его красные глаза выражали сомнение. — Я просто- Я… агх! — Всё нормально, — сказал Бомгю, давая ему время собраться с мыслями и открыться, если он захочет.       Ёнджун вздохнул. — Это просто очень странно — говорить об этом, особенно с тобой. Я имею в виду, я так долго запрещал себе о таком думать, потому что не хотел никого ранить или выглядеть как угроза для окружающих…       Бомгю внезапно так ясно осознал то, что Ёнджун хоть и покинул то королевство, не приняв его веру, какие-то из убеждений тех людей всё равно застряли в его сердце. Как яд с незаметным воздействием, это заставляло его опасаться своих собственных мыслей и желаний. И Бомгю не может этого допускать. — Ты не такой пугающий, как кажешься самому себе, — уверенно заявляет Бомгю. — Скорее даже наоборот. Ты довольно… мягкий.       Ёнджун обиженно посмотрел на него, а Бомгю улыбнулся с его глупой шалости, проигнорировав это. В Ёнджуне нет ни единой части, которая не была бы безобидной, несмотря на то, что тот был рыцарем, и это говорит человек, который выбрал своей жизненной целью дразнить его.       Отказываясь от спасения своей несуществующей опасной личности, Ёнджун уставился на него открытыми глазами, и прямо на виду у Бомгю те потемнели и сосредоточились, когда он наконец признался: — Я знаю, что я не бездушное существо, но это всё равно заставляет меня чувствовать себя монстром за желание питаться так от другого человека.       Тепло скапливается у Бомгю внизу живота, голос будто отдаётся внутри него. Будто Ёнджун околдовал его, он был загипнотизирован этими кроваво-красными радужками. Все желания, должно быть, читались на его лице; даже несмотря на то, что он уже обнажил все свои чувства, только теперь это ощущалось реальным. Не слова пробуждали желание сейчас, а лишь его чистая уязвимость. — Ч-что ж, — промямлил Бомгю, — это действительно заставляет тебя выглядеть как монстр, но именно поэтому это так горячо, — сказал он глупо.       Ёнджун продолжал пронзительно смотреть на него, будто видел впервые и всё ещё учился понимать его, поэтому Бомгю продолжил: — Я пытаюсь сказать, что тебе не нужно стыдиться своих желаний, ведь они принадлежат тебе, в конце концов. До тех пор, пока всё, что ты делаешь, согласованно, с этим всё в порядке.       Глаза Ёнджуна не двигаются, он даже не моргает, единственное, что глубокий красный сейчас становится почти чёрным. Это заставляет Бомгю нервничать. — Я говорю это не потому, что хочу, чтобы ты укусил меня! — бормочет он. — Я говорю это потому, что я думаю, что это действительно грустно, что люди из твоего предыдущего королевства были так напуганы тем, чтобы доставить удовольствие самим себе. А ещё потому, что я также думаю, что ты очень милый, чтобы запрещать себе что-то, что находится прямо в твоих руках. — Прямо в моих руках, — повторил Ёнджун, словно находился в трансе. Затем он совершил самую неожиданную вещь, приблизившись к Бомгю и заключив его в свои руки. — Ты находишься в моих руках прямо сейчас.       Бомгю на мгновение завис, неспособный до конца поверить в такое развитие событий, произошедших сегодня. Но он колебался всего секунду, прежде чем севшим до дерзкого шёпота голосом произнести: — Так чего же ты ждёшь?       И Ёнджун поцеловал его. Их мечи лязгнули, ударяясь друг о друга, но этого не хватило, чтобы заглушить стон Бомгю, когда он наконец почувствовал эти пухлые губы на своих. Несмотря на то, что парни были после долгих дней походов и сражений, губы Ёнджуна были всё ещё сладкие на вкус и нежно прижимались к его, одаривая Бомгю любовью, которую тот желал так долго. Его язык проскользнул в чужой приоткрывшийся рот, и это оказалось куда приятнее, чем Бомгю мог себе представить.       Теперь ему необходимо получать нежные прикосновения Ёнджуна, иначе он сойдёт с ума. Необходимо. И в больших количествах. — Прости, — Ёнджун прошептал в его губы, оторвавшись, — я ждал этого слишком долго. — И чья это вина? — парировал Бомгю, подняв бровь. — Приятно знать, что ты всё ещё невыносим, — Ёнджун скорчил лицо, но его голос звучал нежно, а губы хотели растянуться в улыбке. Бомгю скорчил гримасу в ответ, и Ёнджун не смог сдержать улыбку. — Я люблю это в тебе. Я люблю в тебе столько всего, даже когда я изо всех сил стараюсь этого не делать. — Например? — подталкивает Бомгю.       Ёнджун улыбается, позабавленный. — Теперь ты напрашиваешься на комплименты? — И что? Ты много задолжал после того, как лишал меня этого так долго! — Справедливо, — быстро смягчился Ёнджун. — Мне нравится, как ты всегда поднимаешь всем настроение, когда где-то появляешься. Мне нравятся твои пушистые ушки и длинные мягкие волосы. Мне нравится, что ты всегда замечаешь, если кому-то плохо, первым стараясь утешить его, и я всегда хотел, чтобы ты сделал так же для меня. Мне нравится твоё красивое лицо и милая задница. Мне нравится, — я скажу это всего один раз, так что будь внимательнее, — как ты хихикаешь после того, как подшутишь надо мной. — О, я точно запомню это. — Как я и ожидал.       Бомгю так сильно улыбался. Он уже получил намного больше, чем ожидал, но был ненасытен, поэтому решил попытать удачу. — Но ведь есть намного больше! Ты забыл ту часть, где отчаянно желаешь попробовать мою кровь. — А ты уверен, что не наоборот? — Ёнджун поднял бровь. — И это ты отчаянно желаешь того, чтобы я попробовал её.       Бомгю и не отрицает. — Но ты тоже этого хочешь. — Возможно… — хоть то был и не вопрос, Ёнджун всё равно ответил. — Я хочу услышать, как ты говоришь это.       Ёнджун быстро исполняет эту просьбу. — Я хочу этого, — он сказал это, будто доверил Бомгю грязный секрет, проведя рукой по его шее и надавив большим пальцем на артерию, где билась кровь Бомгю с каждым счастливым ударом его сердца. — Я хочу узнать, какова твоя кровь на вкус. Я хочу, чтобы ты сам обнажил свою красивую шею и предложил её мне.       Бомгю, словно по команде, уступчиво наклонил голову в сторону. Ёнджун одарил его взглядом, наполненным похотью, и, склонившись, провёл языком длинную, влажную дорожку по его покрытой потом шее. Это не то, чего Бомгю хотел, но это заставило его пылать, и он умоляюще захныкал от нетерпения. — Но я всё равно не буду пить твою кровь, — сказал Ёнджун, поднимая голову и мягко смотря на Бомгю. Тот выглядел немного разочарованным, поэтому Ёнджун объяснил. — Ты потратил много энергии в бою, а ещё я должен тебе напомнить, что ты около минуты лежал в отключке после удара. Ты не в том состоянии, чтобы терять ещё больше крови. — Значит ли это, что когда мы вернёмся домой и я отдохну, ты сделаешь это? — Посмотрим.       Когда Ёнджун улыбнулся ему, это ощущалось как обещание.