Ведьмино гадание

      Над высокой травой поднялось облачко пыльцы из примятых цветов, и тут же, стоило ему начать опускаться, воздух на поляне задрожал от того, что кто-то громко чихнул. А затем ещё раз. И ещё. Всё-таки нос хищника - очень чувствительная система, которая не терпит вмешательства.       - Ты не могла бы приказать им убраться с этой поляны? – пробурчал антропофаг, постаравшись отвернуться от цветов, но те окружали лежавших со всех сторон.       - Могу их всех поджечь, - захихикала девушка, завозившаяся у него под боком. – С цветами феи говорят, они как раз не многим их умнее, а у нас с ними слишком большой языковой барьер.       Фыркнув, людоед потрепал чужие волосы, едва не сбив объёмный венок, который сам и сделал. Множество мелких ярких цветов среди ещё большего количества зелени то и дело сползали на смеющееся ведьминское лицо, но, каким-то образом, за этим буйством зелени всё равно угадывался блеск хитро прищуренных глаз. Сам же людоед удостоился несколькими цветками за ухо, длинные гибкие стебельки которых легко удалось вплести в отросшие космы. Несмотря на все попытки, справится с венком его спутнице не удалось, по привычке всё удавались пучки и маленькие метёлки, которые было удобно хранить, но не носить.       Небольшая поляна купалась в мягком солнечном свете, отчего изумрудные тени под деревьями казались тёмными, как глубины лесных озёр, и столь же холодными в сравнении с тёплым дрожащим воздухом. Полдень уже прошёл, так что солнце не слепило глаза, а только осторожно выглядывало из-за высоких острых крон. Любопытный золотой глаз без стеснения следил за тем, как высокая грузная фигура людоеда отделилась от толстых стволов старых деревьев, а следом за ней вполне человеческая девушка, будто случайными движениями то и дело касавшаяся нависавшего над широким ремнём живота чудовища, которое, опровергая своё жуткое звание, вдруг подхватило ведьму и вместе с ней осторожно упало в траву. А затем расчихалось.       - В феях хорошего только их количество, - поморщился людоед, - но их не поймать, да и гнёзда у них высоко, неудобно забираться. Проще из деревни или с дороги человека утащить, вернее получается наесться.       - А когда это тебе приходилось феями питаться? Откуда такие глубокие познания? - Заинтересовавшись, девушка поднялась на локтях, а затем и вовсе забралась на мягкое брюхо. Особенный объект её ласки и гордости. Откармливать несчастного внезапного гостя, одним вечером буквально свалившегося ей на порог, пришлось не так уж и долго, но этого времени оказалось достаточно, чтобы двое крепчайшим образом привязались друг к другу, так что уже несколько месяцев крупный антропофаг постепенно всё больше и больше теснил хозяйку небольшой избушки в лесу, которая будто добивалась того, чтобы однажды антропофаг не смог развернуться в комнате, уперевшись брюхом и боками в стены.       - Было дело, когда пришлось уйти глубоко в лес, когда от охотников бегал, - антропофаг неприязненно поморщился. За время совместной жизни он уже почти забыл о прошлых голодных годах, так что теперь полупустой желудок свело от воспоминаний. – Хотя, они вкусные, этого у них не отнять. Если бы люди были на вкус, как они, я бы ещё в первый раз, как сам пошёл охотиться, не остановился бы и так бы и дожрался до того, что живот лопнул бы.       - Что же, хочешь сказать, я тебя всё это время невкусно кормила? – усмехнулась девушка, а глаза её зажглись тем опасным озорством, с которым маленький огонёк свечи перескакивал на шторы, чтобы спалить дом.       - Ну что ты, - проурчал антропофаг, которого как раз почесали за ухом. – Разве я бы остался у тебя так надолго, если бы мне не нравилось? Хотя от фей я бы всё же не отказался, - мечтательно протянул он и закатил глаза, когда пальцы забрались ему за ухо.       - Ах, даже так! – в притворном возмущении она ткнула людоеда в живот, отчего тот глухо охнул и обнял тугое брюхо.       – А я-то думала, что ты со мной из-за любви, а тебя только брюхо держит.       Людоед снова улыбнулся, глядя в смеющиеся глаза напротив, и потянулся к ведьме навстречу, подставляя лохматую голову под новое почёсывание. Сам он тоже протянул руку, чтобы погладить девушку по щеке и растрепать короткие волосы. Между когтями запуталась маленькая ромашка с длинным стеблем из венка, и антропофаг протянул её ведьме.       - Вот, можешь проверить, правду ли я тебе говорил всё это время, - предложил он и откинулся обратно в траву, отчего брюхо слегка колыхнулось. – Или ты в принципе цветам не доверяешь?       - Это дилетантский метод, им девки деревенские балуются, только цветы зря рвут, - цветок отправился обратно в венок, только теперь торчал, как выбившаяся из причёски прядь. – Но проверить я действительно могу. Только моё гадание тебе гораздо больше понравится.       Девушка проворно соскользнула с тёплого живота и показала партнёру, чтобы тот дожидался её, а сама же вдруг сорвалась в сторону леса, что-то выискивая в небольшом заплечном мешке.       Заинтересованный людоед приподнялся на локтях, но только и увидел, как от движения вокруг колышется трава. Напряжённый слух уловил негромкое бормотание, но оно было слишком тихим, чтобы можно было разобрать хоть слово. Оставалось только ждать.       Он снова улёгся поудобнее и прикрыл глаза. В том, что это не было побегом, он был уверен. Если его ведьма решит когда-нибудь с ним разделаться, то она скорее закормит его до того, что живот не получится зашить даже с помощью магии, чем сбежит от него и запутает все тропы, ведущие к её избушке. А сам он уже начинал привыкать к подобному, хотя всё равно каждый раз так и хотелось поймать её и удержать рядом, пусть и без очередной таинственной задумки, которая каждая раз полностью окупала пару тоскливых минут ожидания.       Задумавшись, он не сразу заметил, как зазвенел воздух вокруг. Знакомое тонкое мелодичное зудение, сливающееся с дрожанием воздуха в полдень или стрёкотом насекомых. Только до этого людоед слышал его в гораздо более тихом варианте, к тому же его приходилось вычленять из другой какофонии звуков, которыми всегда был полон лес. А тут…       - Как ты их всех собрала? – удивлённо присвистнул людоед, наблюдая за тем, как туча из маленьких фей становится настолько большой и густой, что тень от неё вот-вот должна была накрыть собой всю поляну.       - Давай оставим это секретом от повара.       Девушка опустилась на траву рядом с ним и протянула светящееся крупное семечко, которое людоед тут же послушно проглотил. Феи тут же пришли в волнение, но несколько пассов руками в воздухе остановили их, и под внимательным взором ведьмы они принялись выстраиваться в цепочку. Вблизи было видно, как двигаются глаза под полупрозрачными прикрытыми веками, будто существа всё не могли проснуться, но антропофага не сильно волновало то, насколько сильно будет страдать его перекус. Существенным для него было только то, насколько тяжёл станет его живот после такого, и от взгляда на трепыхающиеся в воздухе тельца фей пасть сама по себе наполнилась слюной.       - Не думаешь, что я потом не смогу добраться до дома? – людоед потянул девушку за рукав, когда это уже не могло отвлечь её.       - Не думай об этом, это будет моя забота, - улыбнулась девушка, нажимая пальцами на челюстной сустав, так что огромная пасть сама по себе распахнулась.       – Лучше ответь, любишь ли ты меня?       - Люблю!       И тут же в приоткрытую часть влетела первая фея. Её крылья пощекотали глотку, и прежде, чем людоед успел сглотнуть, магическая тварь протиснулась через мощный сфинктер прямо в желудок, который был настолько огромным в сравнении с этой жертвой, что антропофаг моментально перестал её ощущать.       - А может быть всё-таки ты со мной только из-за еды, и на самом деле не любишь?       Вторая фея нырнула в щель между разомкнувшимися зубами быстрее, чем антропофаг успел сказать хоть слово. Из-за этого ему пришлось спешно закрыть пасть, чтобы проглотить фею, и, только слизнув с губ мерцающую пыльцу, осыпавшуюся с крыльев, он ответил:       - Всё-таки я тебя ещё и люблю.       Третью фею он уже сам поймал на язык, так что призрачно сладкий вкус пустил по голове волну приятных мурашек. Никто другой бы не смог этого ощутить, только хищные твари могли понять всю красоту жизни, когда та, проскользив по языку, навсегда исчезала в тёмном провале глотки. Прикрыв глаза, людоед блаженно застонал от осознания, что фей ему предстояло наестся вдоволь.       - Неужели уже устал? – подначивала его ведьма, поглаживая по животу. – Может, всё-таки не любишь, если тебе это в тягость?       - Люблю… - мурлыкнул людоед, когда фея ещё была в его глотке, и проглотил сразу двоих, стоило второй последовать за соратницей.       Следующие несколько вопросительных «Любишь» и «Не любишь» спрашивала у него уже одна девушка и, не дожидаясь ответов, посылала ему в рот фей. Желудок приветственно забурчал под чуткими руками, а подол просторной рубахи пополз вверх, обнажая живот, смягчённый уже валиками жира. Мужчина выгнулся навстречу ладоням, которые неторопливо скользили по горячей коже, будто втирая солнечные лучи, отчего каждое прикосновение вспыхивало приятным жаром.       - Любишь? Не любишь?... – продолжала бормотать ведьма, с видимым наслаждением то сжимая бока, то наполняя ладони округлившимися щеками. Людоед и раньше слышал о необъяснимой тяге ведьм к откармливанию попавших к ним людей до совершенно беспомощного состояния, но считал это не более, чем раздутым слухом. В поголовный каннибализм, поражавший этих носительниц дикой магии, верилось слабо, слишком уж невероятной казалась причинно-следственная связь между открытием дара к магии и возникновением желания наестся человечины. Других версий ни среди ему подобных, ни среди людей он до сих пор не слышал, но на собственном примере мог пока убеждался в том, что у откармливания была какая-то другая цель. Хоть он и заставал несколько раз возлюбленную с ножом у его раздутого брюха или натирающей его бока маслом, он всё же был склонен верить в то, что его скорее хотят вскрыть, чем зажарить. А слухи, вероятно, рождались от того, что попросту никто, из попавших в лапы ведьм, не выбирался из них живыми, если их усаживали за полный еды стол. Людоеда пока спасала лишь его исключительная вместимость.       - Любишь… - тем временем неумолимо продолжала отсчитывать девушка.       - Ох, подожди секунду, - остановил её людоед, чувствуя, как начинает зудеть раздувающийся желудок.       Феи движениями крыльев, помимо себя самих, загоняли в желудок не мало воздуха, отчего антропофаг чувствовал себя раздувшейся коровой. Но он не успел хотя бы поднести руку ко рту, чтобы прикрыть его, как две ладошки нажали точно на желудок, так что от оглушительной отрыжки с полёта сбились несколько загипнотизированных фей. Антропофаг и ведьма оба усмехнулись, смотря, как сверкающие на солнце тела неуклюже пытаются справиться с завихрениями воздуха, но всё равно падают в траву, откуда, тем не менее, послушные заклинанию, выбирались прямо на людоеда.       - Люблю, люблю, - заверил он её, когда ему в губы ткнулась фея, которую он не успел съесть.       - Посмотрим, что скажет гадание, - ласково почти пропела девушка и почесала хищника под подбородком.       По мере того, как сосредоточенное бормотание ускорялось, а желудок наполнялся сладкими феями, глаза людоеда закатывались всё глубже и глубже. От непрерывного движения фей и их крыльев в глотке горло дрожало и сокращалось, так что гладящая рука, нет-нет да и поднимавшаяся выше живота, на напряжённой коже ощущаясь особенно ярко. Нагретое солнцем и собственным жаром брюхо казалось не просто красным, а раскалённым, как металл в руках кузнеца, от прикосновений и массажа, так что то и дело людоед срывался с шумного дыхания на блаженное на грани с болью поскуливание. Фей было столько, что даже их маленькие тела уже ощутимо растягивали желудок, и когтистым рукам приходилось осторожно приобнимать округлившийся живот, чтобы в тот не врезался ремень. Возможности попросить облегчить это он не имел, слишком уж часто феи лезли в пасть, так что ту было невозможно закрыть, не прервав гадание. Ловкие пальцы забрались в пупок, задевая узелок завязи, и антропофага подкинуло от ощущений. Будто его брюхо стало громоотводом, в который угодило сразу несколько молний, растёкшихся под кожей новыми растяжками. Со стоном он опустился обратно в траву и прикрыл глаза от солнца и выступивших слёз.       - И как тебе быть любимым? – раздалось над ухом довольное посмеивание. Очень кстати, феи от этого ненадолго остановились, и людоед смог несколько раз втянуть воздух до рези в лёгких прежде, чем ответить:       - Я бы не отказался от того, чтобы такого было больше, - тяжело прохрипел он и постарался дотянуться до ремня. – И чтобы ничего не ограничивало и меня в моей любви, а то как-то нечестно получается.       Девушка легко хлопнула его по ладоням и вернула их обратно на живот. Острые когти опасно смотрелись на натянувшейся коже, к тому же антропофаг так и норовил сжать что-нибудь в пальцах, чтобы справиться с нарастающей распирающей болью, но теперь это было невозможно. Он должен был полностью прочувствовать то, как растягиваются прочные стенки, пока не станут настолько тонкими, что через них можно будет увидеть свет. Желудок людоеда уже сейчас был подобен цветку, в который на ночь забрались не успевшие добраться до гнезда феи, но ведьме, похоже, было мало этого.       - Любишь меня? – спросила она снова, когда антропофаг немного справился с дыханием.       Феи были бесконечны. Они давили на диафрагму и лёгкие, сердцу приходилось биться столь же часто, как дрожали их стрекозиные крылья, а с каждым его сокращением от горячей волны вздрагивал живот. Однообразное бормотание сводило с ума, сбивало любые мысли, так что антропофагу казалось, что и он сам вот-вот впал бы в транс, если бы не всё усиливающаяся боль. Он не мог даже примерно сосчитать, сколько фей уже съел, но точно видел, что их туча поредела достаточно сильно. Теперь внутри него их было так много, что даже постоянные отрыжки не облегчали состояния, а только освобождали место для следующих двух фей, которые, забираясь внутрь, теперь ещё и не сразу утихали, продолжая карабкаться дальше между телами своих сородичей. Желудочный сок выделялся медленнее, чем заполнялся желудок, так что мелкие существа оставались живы, пока в их маленьких лёгких не заканчивался воздух, и теперь под слоем жира можно было ощутить и даже разглядеть лёгкое движение.       - Разве я уже не доказал, что, ох, люблю тебя? – отдуваясь через слово, наконец простонал антропофаг, когда пупок из трогательной ямки стал совершенно плоским от подпёршего его желудка. – Разве бы кто-то другой смог всё это выдержать?       - Гадание ещё не завершено, - загадочно улыбнулась ему ведьма и чуть оттянула ремень.       Антропофаг зажмурился и, как мог, напрягся, готовясь к тому, что отпущенная пряжка вот-вот врежется в кожу, впившись ещё большее и глубже, но вместо этого та вдруг бряцнула, и живот выкатился вперёд, больше не поддерживаемый расстёгнутым ремнём. С удивлённым аханьем он распахнул глаза, и девушка рассмеялась, почёсывая нижнюю часть живота.       - Давай, не отлынивай. Ты ведь любишь меня?..       Новый стон был больше похож на обречённый, но, тем не менее, людоед сам распахнул пасть. Ему, несмотря на боль, уже и самому было интересно, до чего же дойдёт эта проверка чувств. Без ремня живот смог выкатиться на бёдра и теперь болел не столь сильно, но, как подозревал мужчина, это было ненадолго. По его щекам стекали ниточки слюны, смешивавшиеся со слезами и блестевшие от сыпавшейся с крыльев пыльцы, так что красное от натуги лицо было подобно дорогому камню, на гранях которого играл свет. По вывернувшемуся пупку струился пот, но антропофагу казалось, что вот-вот и вместо него там будет кровь, которая слишком явственно стучала в сосудах под растянутой кожей.       - Не любишь…       - Люблю!... – пронзительно заскулил людоед, когда пальцы сжали нежную завязь. Совсем легко, но этого уже было достаточно, чтобы в глазах день превратился в ночь, настолько огромными стали тёмные круги. – И верю, что и ты меня. Я уже не выдерживаю твоих чувств.       Людоед ёрзал, безвозвратно сминая траву, но под собственной тяжестью не мог сдвинуться и на полметра. Сложно было представить, что такой вес давали существа, которых сносило самым лёгким порывом ветра, но, тем не менее, именно они настолько плотно набили сейчас желудок людоеда, что он был подобен неподъёмному валуну.       - А любил бы, терпел бы дальше, - насупилась девушка.       - Люблю, и поэтому, мх, - пришлось прерваться, чтобы впустить ещё двух фей, - согласился на это. Разве тебе недостаточно?       Она задумалась, и в глазах антропофага засветилась надежда на то, что его, возможно, всё-таки пожалеют и дадут переварить этих фей перед тем, как скармливать оставшихся. Но ведьмы по своей природе, всё-таки, существа довольно тёмные, и девушка не спешила опровергать слухи об их безжалостности:       - Недостаточно ты, кажется, любишь, если просишь прекратить, чтобы я не узнала правду.       - Нет же, - антропофаг с шумом проглотил фею и, как ему показалось, её крылья так и остались торчать у него в глотке, смятые сфинктером, но по-прежнему подвижные. – Люблю, - негромко добавил он и открыл пасть, пуская следующую фею. Он уже догадывался, что этим ведьма не удовлетворится.       - А что если не любишь? Мне нужно точно знать, любишь ли ты меня или нет, - деловым тоном добавила она и нетерпеливо подпихнула третью фею, которая едва не застряла в острых зубах.       Навалившись друг на друга, три феи смогли протолкнуть в желудок застрявшую предыдущую, и сами лишь чудом уместились следом. Антропофаг взвыл, ощущая, как затрещала кожа на пупке, но из последних сил прохрипел, глотая слёзы, казавшиеся особенно солёными в сравнении с целым морем фей.       - Люблю!       Багровые растяжки стали практически чёрными, а пупок пульсировал, сочась кровью из лопнувших сосудиков. Людоед рвал траву вместе с корнями и землёй, но всё равно не смог сдержать вскрика, когда его живота коснулись.       - Ты так страдаешь, будто бы всё-таки не любишь…       Фея влетела на очередной вскрике, так что ощутил её антропофаг только когда живот сократился в невыносимом спазме. С самого верха, где он даже не видел, спускалось несколько кровавых капель, которые ловкие пальцы тут же собрали и размазали по коже. А сама девушка, довольно прищурившись, уставилась в красные по природе и от слёз глаза. Она знала, что он это не оставит её слова просто так и обязательно ответит, чего бы ему этого не стоило. Ведь он действительно её любит.       Стоило ему это выдавить из себя сквозь рыдания, как голос перешёл в вой, заглушивший натужный скрип и треск расходящейся кожи. Ещё сильнее, чем солнцем и болью, тело обожгло выплеснувшейся кровью, которая моментально смешалась с кислотой и сотнями размякших тел. Впервые за долгое время людоед шумно и глубоко вздохнул, ведь лёгкие больше ничто не подпирало, но в глазах продолжало стремительно мутнеть. Девушка же, поднявшись на ноги, с особенной нежностью смотрела за тем, как на поляне расцветает гигантский, ни на что не похожий, кровавый цветок. Самый прекрасный из всех, что ей сегодня преподнёс её возлюбленный.

***

      Приходя в себя, он долго не открывал глаза. Постепенно в нос проникали знакомые запахи сушёных трав, никогда не остывающих в печи углей, старого стекла плотно закупоренных колб, воска, запечатывавшего глиняные крынки и горшочки и единственного живого человека на километры вокруг. Антропофаг уже очень хорошо запомнил этот коктейль, по утрам всегда будивший его мозг прежде, чем открывались глаза. Тело, придавленное искусственной слабостью заклинания, несмотря на все усилия, едва смогло пошевелиться, и людоед недовольно поморщился от невозможности потянуться или хотя бы коснуться живота, в котором вместе с сознанием в голове постепенно просыпалась боль.       - Достаточно ли я был честен с тобой? – спросил он, по-прежнему не размыкая век, когда человеческий запах стал сильнее.       - Вполне, - удовлетворённо подтвердила девушка и ласково погладила отмытую мягкую щёку. Антропофаг потёрся о чужую ладонь и постарался потянуться следом за касанием, но заклинание по-прежнему не пускало его. – Потерпи, тебе нельзя сейчас вставать, - заботливо осадила его ведьма.       - Мало тебе было моих мучений, теперь ещё и это, - с притворным недовольством проворчал антропофаг и всё-таки приоткрыл один глаз, рассматривая склонившееся над ним лицо. Ни тени мучений на нём не было, так что ведьма совершенно точно не страдала угрызениями совести от того, что заставила живот любимого чудовища лопнуть. Только самодовольная улыбка стала ещё шире.       - Но ты ведь как раз любишь такое, как мы выяснили, - она села ближе и погладила заметно уменьшившийся без фей живот. – О, и не беспокойся об этом, - заметила она тоскливый взгляд антропофага. – Я призвала их больше, чем потребовалось, но не стала прогонять после, так что на время лечения тебя ждёт нежный мусс. Они должны очень легко усваиваться, так что тебе сейчас в самый раз будет.       - Как скажешь, - покорно согласился людоед. – Только давай пока не будем повторять гадание, а то, боюсь, мне сейчас хватит гораздо меньшего, чтобы выдать тебе ответ.       - Я в нём не сомневаюсь, так что можешь спокойно отдыхать, - отмахнулась девушка, но что-то в её интонации говорило о том, что гадание было не единственной её идеей, которая будет испытана на этом животе. Антропофагу оставалось лишь восстанавливаться, да ждать следующего раза. Ведь он как раз такое любит.