Жуки прилетели

      — Вот блядство! — резко ругается Женя, едва войдя в калитку и взглянув на какую-то грядку.       Марк вздрагивает и спешит за чертыхающимся парнем, чтобы узнать, что так его рассердило. На грядке он видит какие-то невнятные кустики, на которых, как грачи на картине Саврасова, расселись лососевого цвета личинки.       — Это что такое? — морщится Марк, брезгливо разглядывая всю эту «живопись». — Картошка что ли?       — Баклажаны… — вздыхает Женя, упирая руки в бока. — Мама полить просила.       — А личинки? Это же колорадский жук, вроде, он разве баклажаны ест? Или я что-то путаю?       — Он самый, — ворчит Женька, указывая на полосатую мамашу, которую Марк упустил из виду, — жрет, как видишь.       — Тогда не стоило, наверное, сажать баклажаны, раз у вас тут колорадский жук…       — А кто про него вспомнил? Картошку-то мы не сажаем! И жука не было, соответственно. А теперь прилетел. От соседей, наверное.       — И… что теперь делать? — настороженно интересуется Марк, охота на жука в его планы не входила, но Женины глаза четко отображают мыслительный процесс, направленный совсем не в интересную Марку сторону.       — Так-так-так… — частит Женя, бросая взгляды по сторонам, — отравы у нас нет, никого из соседей, кажется, тоже… Придется собирать всех руками и давить! Причем как можно скорее, а то сожрут всё — оглянуться не успеем!       Ну что за… Просто слов цензурных не осталось, неужели Женя всерьез собирается уничтожать противных личинок вручную и тратить на это драгоценное время, которое они хотели провести совсем иначе? Но легких путей здесь никто не ищет, Марк тут же задается целью оттеснить жука на задворки Женькиных приоритетов.       — Я так не согласен! — заявляет он. — Мы по дороге сюда совсем не то планировали!       Женя слегка розовеет, но смотрит гневно:       — Ты же видишь, тут форс-мажор!       — Да подождут твои баклажаны, — вкрадчиво тянет Марк, прислоняясь к теплому боку и потираясь щекой о плечо, — потом соберем…       — Марк! — перебивает Женя, глядя еще более возмущенно. — Ну что ты как маленький?       — Неа, я как большой. В моей голове сейчас — сплошной восемнадцать плюс. И ассоциации с баклажанами — исключительно пошлые!       В подтверждение своих слов он прижимается сильнее и трется на сей раз пахом о бедро, одновременно обнимая и прижимаясь губами к шее.       — Ну я и попал… — недовольно выдыхает Женя, — с одной стороны у меня колорадский жук, с другой — мартовский кот. Значит так: жуков будем не давить, а топить. Пойду банку с водой принесу.       И направляется к дачному домику.       — Ладно, — делает вид, что сдается, Марк, — а я пойду покурю, пока ты возишься!       Женя резко разворачивается, метая глазами молнии, а Марк, сдерживая торжество, бормочет:       — Может, кошку какую-нибудь встречу…       — Давай сюда! — рука требовательно маячит почти перед глазами. — Где у тебя сигареты?       Марк с удовольствием смотрит в зеленые, сверкающие яростью глаза и миролюбиво улыбается.       — Да нет у меня сигарет, я пошутил.       — Выворачивай карманы!       — Ты прямо как училка школьная, — улыбается совсем уж нахально, но карманы выворачивает, — нету, нет у меня ничего…       — Иди в дом! — толкает его в спину Женя, очевидно, собираясь обыскивать в самом пошлом значении, который Марк может придумать для этого слова.       Он недвусмысленно виснет на Женьке, пока тот, сердито сопя, возится с замком, а зайдя, наконец, внутрь, оказывается прижатым к стенке сжимающими плечи руками.       — Блядская кошатина, — цедит сквозь зубы Женя, — будешь вести себя, как я скажу, понял?       И, не дожидаясь ответа, целует, без церемоний засовывая язык чуть не в горло. Марк от такого сразу дуреет и покрывается мелкодисперсным потом.       — Сделай как мне нравится, — выдыхает он, как только язык выскальзывает изо рта, а Женя рывком тащит его к допотопной койке, заставляет лечь и садится рядом, слегка надавливая рукой на живот.       — Я тебе запрещаю высказывать пожелания, — заявляет Женя, пристально глядя в глаза, — и вообще разговаривать. И трогать меня тоже нельзя.       Женя словно зависает, рассеянно проводя рукой по груди Марка вверх к шее, касается кончиками пальцев губ, наклоняется ближе. Марк с гипнотическим эффектом этих глаз давно смирился, сопротивляться бесполезно. Когда-то у него была кошка, у которой глаза почему-то всегда были как будто немного прищурены, зрение что ли было плохое, черт её знает. Так она, бывало, только посмотрит на какую-нибудь другую кошку, и та — в ступор. Ни убежать, ни пошевелиться. Бандерложий какой-то эффект. Вот и Женя так же смотрит, чисто удав перед броском. А когда прищур этот свой фирменный расслабляет и открывает глаза пошире, то вообще как в водоворот затягивает. Дышать под этим взглядом тяжело, как под водой, Марк даже вдыхает через рот и пропускает момент, когда горячая рука проскальзывает ему прямо в трусы и широко оглаживает лобок. Выгибаясь дугой, он пытается прижаться к ласкающей руке членом, на что Женя, не прерывая зрительный контакт, отрицательно качает головой. Что ж, видимо, Марку предлагается следовать древней схеме «расслабься и получай удовольствие». Женины пальцы массируют кожу вокруг члена, усиливая эрекцию, которая и так давно уже на высоте. Да, именно эти поддразнивания Марк и любит, мычит одобрительно, закрывая глаза, а Женя стаскивает с него штаны вместе с бельем и проводит рукой от впадины под членом вдоль мошонки по центральной ложбинке, слегка оттягивая кожу, отчего у Марка сводит от желания весь низ и из груди вырывается несдержанный и беззастенчивый стон. Пальцы, на которые Марк смотреть-то спокойно не может, которые готов не выпускать целую вечность, переплетая со своими, скользят по члену, едва касаясь, очень хочется большего, хочется выстанывать любимое имя, просить и поощрять словами, как он привык. Он мог бы не подчиниться Жене, мог бы схватить его сейчас и подмять под себя, но эта игра во власть и беспомощность ему нравится и заводит до разноцветных пятен перед глазами.       Женя наконец обхватывает член плотно, заставляя его гореть, Марк стонет, открывает глаза и ловит взгляд напротив, тоже затуманенный. Сейчас бы почувствовать Женькины губы на своих… Тот же облизывает ладонь, дразня еще больше. Рука двигается размашисто, сжимая член сильнее, но не касается головки, не давая кончить. Марк дергается навстречу, судорожно дышит. Кажется, что это длится уже полчаса, на самом деле не более пяти минут, все мышцы тела напряжены, Женя второй рукой гладит по животу, усиливая спазмы возбуждения, и, после очередного громкого стона, сжимает головку, Марк с готовностью толкается несколько раз в его кулак, резко содрогается, хрипло втягивает ртом воздух и кончает, изливаясь на собственный живот и почти скручиваясь в узел. Облегченно вытягивается на кровати, смотрит в любимые глаза, ударившие в голову эндорфины заставляют выдать романтическое:       — Ты мой герой… — шепчет, едва отдышавшись, уже ведь можно разговаривать?       — Обсохни пока, — деловито бросает Женя, кидая на койку будто из воздуха появившуюся пачку салфеток и одновременно вытирая свои руки, — а я пошел спасать баклажаны.       С этими словами он почти улетает, как Бэтмен на очередной подвиг, а Марк чувствует себя нейтрализованным препятствием на пути супергероя. Женя, конечно, хитросделанный, завестись и отложить всё на потом — вполне в его духе, привык четко планировать и всё успевать, как в песне: «Одной рукой ты гладил мои волосы, другой — топил на море корабли». Самому-то Марку всегда подавай всё здесь и сейчас. А вообще, они оба «ку-ку» на всю башку, иначе не выбрали бы друг друга. Представляя, как его возлюбленный отыграется за всё ночью на этой узкой коечке после того, как сам себя поставил на паузу, Марк решает не позволять ему сегодня больше командовать, потому что хочется и целовать, и гладить, и прижиматься, и вообще… Организм на эти похотливые мысли сразу же реагирует, а Марк тихо смеется и вспоминает про мясо для шашлыка, оставшееся в машине. Взяли они его больше для отмазки: чтобы Женины родители думали, что мальчики хотят на свежем воздухе жареного мяса поесть, но сейчас оно будет кстати. Надо им заняться, Женечку покормить, а то сил не будет…       Мясо они пожарили и съели, потом чуть не съели друг друга, а незамеченные в траве выжившие жуки к утру с аппетитом доели баклажаны.