Пылающие судьбы

Мобиус осмотрел застывших зрителей. Гостей, коим он никогда не подумал бы раньше помогать, не случись с ним то, что случилось. И не вызови его Б-15 на подмогу в качестве уникального “специалиста”. Может быть, в те первые минуты, когда он был вынужден оторваться от изучения своей… мирной земной жизни, он и злился на неё за столь скорое вмешательство в его своеобразный отпуск, но сейчас, смотря на абсолютно растерянных асгардцев, поставленных перед фактами, и наблюдая через стекло двери за процессией с одним из самых разбитых Локи, которых он только изучал, Мобиус просто не мог отдаться своему недовольству. Ему уже приходилось раньше курировать аресты и обнуления довольно схожих Вариантов, и он не мог не зацепиться за возможность дать хотя бы одному шанс на… иное существование. Особенно с тем Новым Порядком, что установился в мультивселенной, а также в УВИ в частности. То, что ещё недавно расценивалось как Нексус-событие, во вселенной этого Локи — согласно Священному таймлайну — запустило цепочку одних из самых катастрофических последствий: вовсе не предсказанный Рагнарёк с последующим возрождением всех девяти ветвей Иггдрасиля, а их медленное и мучительное гниение, вызванное нарушенным балансом сил. Царства бы погрязли в войнах и охоте за могущество, пока не разломили бы само мироздание под своими ногами. Мобиусу не нужно было даже сверяться с информацией в своих старых документах: он точно знал, что, если бы они оставили этого Локи в своей временной линии, он бы вскоре сгинул вместе с Великим Древом, натворив перед этим ещё с десяток ужасов, которые бы отразились громким эхом даже по самым дальним невинным мирам. УВИ приходилось делать свою работу, чтобы этого не допускать, следя, чтобы этот Локи так и оставался послушным маленьким йотуном на поводке Одина. Так должно было быть, говорили им. Так всегда будет, твердили сверху. И вот этот Локи вновь сорвался с цепи, сгорая в пламени безумия, а мир пока ещё не взорвался. Это заставило Мобиуса задуматься. Частота, с которой это происходило у данной разновидности Варианта, была сравнительно высокой, но никто никогда не копал слишком глубоко по его делу, стараясь как можно скорее обнулить его с отправкой в Пустоту, так как было просто слишком опасно проводить долгие исследования внутри стен УВИ. Но сейчас невозможно было сказать, как изменения во всеобщем устройстве времени и материи повлияли на Пустоту. Оно могло остаться прежним или исчезнуть совсем, а, может, и вовсе трансформироваться в нечто иное. Мобиус не собирался рисковать отправкой Варианта в неизвестность. Он не хотел, чтобы та несчастная группа Локи, застрявших в Пустоте, какой бы она ни была, продолжала пополняться. Конечно, полагая, что они ещё живы. И вот Мобиус сидел перед группой асгардцев, внимательно просматривая файлы и отчётности по ним, быстро осознавая, что те оказались в схожей ситуации: их вселенная была обречена по старому стандарту оценивания, только отличие состояло в том, что их рок был связан с преждевременной гибелью их Локи. Который ещё не успел сотворить все свои проказы. Который ещё не довёл их ветвь по нужной ступени развития событий. Теперь во вселенной этих асгардцев зияла внушительная пропасть, которую те тщетно пытались заполнить, но раз за разом делали всё только хуже. Мысль о том, чтобы попытаться объединить их с этим вариантом Локи была… равноценно безумной. Но Мобиус мог понять, почему у Б-15 вообще могла появиться такая идея. Эти Один, Фригга, Тор и прочие асы из близкого круга Локи были совершенно другими. Из более высокой, как выразился бы раньше Мобиус, временной линии. Из той, где йотуны не стали охотничьей мишенью для удовольствия. Где Локи никогда не имел статуса заложника. И, судя по выражениям их лиц, они никогда не могли себе представить даже не то, что Локи способен на показанные в Театре Времени бесчинства, сколько то, что они сами в какой-то другой жизни могли вести себя подобным образом. Что ж, наверное вид йотунских шкур, декоративно пришитых к костюму того Тора и без зазрения совести выставленных напоказ всем, включая Локи, оказал свой эффект на зрителей. Определённые сомнения по-прежнему роились в голове Мобиуса, однако мало что было бы потеряно с этой попыткой. Даже если план Б-15 провалится, обе линии просто зачахнут своим естественным образом, как прогнившие ветки старого дерева. Если же удача улыбнётся им, то… они станут свидетелями ещё одной спасённой вселенной. И кто знает? Возможно, это именно то, чем и предстоит заниматься УВИ теперь? Сращивать два гибнущих корня вместе, чтобы они дали цельный побег? Мобиус решил, что, по крайней мере, попробует оказать свою помощь. А затем попросит у Б-15 компенсацию отпуска. Он заметил, как асгардцы, немного отойдя от первоначального шока, начали перешёптываться между собой. Естественно, для них это не было лучшим предложением, но такого просто-напросто не существовало в данных обстоятельствах. Хотя, в конце концов, всё зависело от их выбора — принять этот Вариант или нет, ибо даже сам Мобиус не мог заставить их схватиться за свой шанс на спасение. В случае отказа им не пришлось бы далеко идти до двери, ведущей обратно в их увядающий мир. Он аккуратно подровнял документы и наконец отважился заговорить: — Что, уже передумали? — несколько голов повернулось в его сторону, сверкая гневными глазами, и, когда он понял, что те ещё колебались, добавил: — Мне лично никогда не нравится просматривать записи во всех деталях, но с вами, ребята, случай особый. Важно, чтобы вы точно поняли, с чем вам, возможно, предстоит иметь дело. Тор, кажется, всё ещё пребывающий в смятении от увиденного, спрятал свою руку под плащом, хотя с позиции Мобиуса было очевидно, что тот по привычке теребит ремешок нейтрализованного Мьёльнира, как будто пытаясь вернуть себе ощущение контроля над ситуацией. Изучи достаточно материалов по Асгардской группе, и ты поймёшь, что даже Могучий Громовержец не застрахован от страха перед чем-то незнакомым. А именно таким ему казался показанный на записи Локи. Поэтому Тор только и мог, что хмуро выдавить из себя, оглашая общую мысль: — Это куда хуже, чем мы полагали. Ты преуменьшил серьёзность его безумия. Мобиус пожал плечами. — О, поверьте мне, есть куда более страшные ветви времени, в которых многие Локи в своей ярости зашли так далеко, что на их файлах стоит специальная пометка по безопасности для сотрудников нашей организации, — он постучал по тонкой папке. — Этот Локи — один из самых нестабильных Вариантов, да, и потребуется куда больше времени и сил для того, чтобы заглушить или выправить все его… проблемы. Однако он также не является щенком, которого вы можете взять домой на пробу. — И как же, по-вашему, мы должны исправлять его?! Он беспощадно вырезал весь свой Асгард в течение одного единственного дня! — взревел Тор. — Вы сказали, что поможете вернуть моего брата, но это не он! Это его кривое отражение; глумление над всем, чем он был. Тело ещё молодого и пылкого Тора уже начало было подниматься с места, но Мобиусу совсем не хотелось получить подтверждение своих подозрений касательно намерения. Благо, рука Фригги, сидящей рядом с сыном, остановила его, осторожно потянув вниз. Стоящая сзади Сиф дополнительным якорем положила свою руку на плечо Тора, пока тот, наконец, не сдался. Он рухнул обратно и отвернулся, но не стряхнул с себя успокаивающие женские руки. — Ты ждал кого-то похожего на своего брата, но правда в том, что твой брат —твой Локи— нынче мёртв, — Мобиус наклонился вперёд. — Как бы это ни было прискорбно, с учётом всех текущих возможностей УВИ, находящейся в фазу перестройки, нельзя подобрать того самого Локи, что, как паззл, встанет на место предыдущего, позволяя вам забыть про потерю и продолжить жить, будто ничего не было. — Никто из нас никогда не забудет про эту потерю, — процедил Тор, глядя в точку в стороне. Фригга нежно погладила его предплечье. — Разумеется, Тор, — сказала она. — Однако, если мы можем подарить другому Локи шанс испытать хоть толику той любви, что мы дарили нашему, не будет ли это почтением его памяти? Разве он не был бы рад, что мы заботимся о каждом его проявлении? Тор зажмурил глаза: — Я не знаю. Кто-то сбоку откашлялся, и по комнате разнёсся низкий размеренный голос: — Он вырос в совершенно иных условиях, чем наш Принц Локи, — отметил Хеймдалль с непривычно тусклыми глазами, магическая дальновидность которых подавлялась стенами УВИ. — Асгард, что был показан на записи, кажется столь же чужим, сколь и всё это место. Что заставляет вас думать, что этот… Вариант сможет приспособиться к нашему миру, не повторив свои деяния? Сиф нахмурилась, поддерживая брата: — Он может представлять немалую угрозу, и мы должны быть уверены в том, что его можно будет нейтрализовать или сдержать при необходимости. — Что ж, начнём с того, что… — Мобиус вскинул руки, чувствуя, как между ним и гостями начала возводиться ледяная шипованная стена. — Ладно, я буду откровенен, а потому напомню: не то, чтобы у нас было много свободных Локи, которые ещё не перешли ту грань, за которой они навсегда теряются. Здесь не приют для асгардских йотунов, знаете ли; а то, что вам сейчас предлагается, — всего лишь шанс, как точно подметила Леди Фригга, причём очень редкий и особый. — Но насколько он перспективный? — спросила она. — Настолько, насколько вы позволите ему быть таковым, — ответил Мобиус. — В силах УВИ свести вас вместе в попытке… помочь вашим вселенным залечить раны, если так можно выразиться. Дальше всё будет зависеть от вас, от ваших выборов и взаимодействий. Хотя нужно понимать, что это пока ещё расценивается как экспериментальное решение, и до вас был только один подобный случай. Тор приподнял бровь. — С другими Локи? — Нет, но опыт с теми людьми до настоящего момента вполне удачный. “По крайней мере, из-за них ещё не случился коллапс мультивселенной”, — подумал Мобиус. Повисла тишина, и ему стало казаться, что с первой же миссией по новому протоколу УВИ он потерпит неудачу. Мобиус, конечно, не собирался заниматься принуждением и пытаться склеивать то, что, вероятно, не могло удержаться вместе — как разные породы, коим не суждено стать единой массой. И всё же он не мог отделаться от ощущения разочарования и горести, что давили на него. Ему искренне хотелось увидеть хоть один “хороший” финал для Локи, но даже он при всей своей наивности осознавал, насколько с данным Вариантом этого было бы проблематично добиться. — Слушайте. Ваш Маленький Принц был из очень малой кучки прилежных Локи. Считайте, что ваша вселенная отравилась собственной удачей, и теперь пытается прийти в норму. Его смерть, правда, была… чрезвычайной мерой. Ну, расщепление души уж точно, — Мобиус заметил, лица группы скривились. Это явно было болезненной темой, но чуть нажать на неё стоило, если бы они поняли, какими везунчиками были раньше. — Тем не менее… Этого Локи, как бы удивительно это не звучало, ещё можно спасти; он ещё может привыкнуть к новой реальности и не отвергнуть её сразу, потому что это то, о чём он грезил столетиями, — о лучшей жизни. Гости переглянулись, скованные неуверенностью. Контраст был поражающим. Несколько воинов, в числе которых, кажется, был сам генерал Тюр, предпочли отойти в сторону, словно снимая с себя груз решения. Друзья Тора неловко переминались с ноги на ногу, но после резкого увольнения от своего принца были вынуждены присоединиться к товарищам по щиту. Ещё несколько стариков вместе с Хеймдаллем и Одином, за всё собрание не проронившим ни слова, перешёптывались между собой, с опаской поглядывая на стену, где показывался файл, будто тот мог снова включиться и показать им более изощрённые деяния. Никто из них не хотел ошибиться. Кроме того, никто не хотел быть ответственным за возможную ошибку в случае, если Локи действительно будет неуправляем, невменяем. Фригга, очевидно чувствую напряжённую атмосферу, немного отстранилась от Тора и обратилась к Мобиусу: — Не могли бы Вы дать нам несколько приватных минут? Нам бы хотелось… обдумать всё, прежде чем на что-то соглашаться. — Конечно, — сказал тот, игнорируя понятие “минут”, и посмотрел на табло своего нового таймпада. — Я отлучусь на обеденный перерыв. Хотя, надеюсь, вы также понимаете, что мне придётся закрыть вас в Театре Времени. Протокол безопасности. — Понимаем. Уверяем, что не доставим вам хлопот. Он лишь кивнул, направившись к двери, однако, едва коснувшись её ручки, был остановлен тем, с кем имел меньше всего опыта общения за эоны работы в УВИ с Вариантами. Седовласый король шумно выдохнул, едва находя в себе силы для разговора. — У меня сложилось впечатление, что вы очень хорошо знаете моего сына, — сказал он. Нет, прошептал, с осторожностью пряча губы за бородой. Ему редко доводилось курировать Варианты Одинов, и потому каждое взаимодействие с ними было чем-то новым и, как правило, странным. Обычно это было похоже на пылкое решение рабочих вопросов, когда два начальника дерутся за одно кресло, и каждый считает себя правым. Но сейчас была иная история, и Мобиус находил её довольно интересной. В этом Одине, стоящем перед ним в простых доспехах, с длинными неопрятными волосами и с почти окончательно потускневшим от горя единственным глазом, он видел просто уставшего старика, чьи надежды были устремлены на возвращение утраченного. Он мельком взглянул на Тора, наряженного, но вылизанного, и вспомнил: в их вселенной Один больше не король. Просто Всеотец, потерявший ребёнка. — Варианты Локи были моей специальностью, верно, — Мобиус хотел было добавить обращение в конце, но засомневался в нужном титуле и решил вовсе пропустить его. — Тогда, полагаю, Вы можете определить, пойдёт ли он на контакт со мной, если я запрошу встречу с ним сейчас? — Вообще-то, согласно процедуре, сначала я должен провести с ним разъяснительную беседу, а затем мы планировали устроить всеобщее знакомство под наблюдением наших сотрудников, в случае вашего согласия, разумеется, — сказал Мобиус. — Для минимизации рисков. — Я понимаю. И готов дать клятву быть предельно осторожным. За всю мою долгую жизнь это далеко не первый раз, когда мне приходится вести переговоры с… неоднозначными личностями. — Извините, но… Он начал открывать дверь, и тогда Один отчаянно вцепился в рукав его пиджака. — Прошу Вас. Что-то заставило Мобиуса помедлить, позволяя мысли проскользнуть в глубины разума. Ему нечасто удавалось найти во временных линиях моменты примирения отца и сына из Асгарда. Скорее, он становился свидетелем их бесконечных ссор и взаимных проклятий, и в свете того, в какой момент УВИ арестовали этого Локи, организация личной встречи казалось крайне плохой идеей, даже несмотря на отсутствие магии у обоих Вариантов. Он рассчитывал обеспечить максимально нейтральное слияние двух вселенных и проследить, чтобы между Одином и этим Локи установился некий барьер равнодушия по принципу “ты не трогаешь меня, а я не отрываю голову тебе”. Но Старый Бог, кажется, не мог забыть про свои недавние обязательства. Оценка угрозы — это задача не только генералов, а также и самого короля. Действительно ли это было просто желание Одина самому убедиться в адекватности предлагаемого Локи или же за его просьбой стояло что-то ещё? Мобиусу было трудно понять, что происходило в голове Старого Бога, но он чувствовал, что запрашиваемая встреча была, скорее, нуждой сердца, нежели ума Одина. Потакание ему было бы нарушением свеженапечатанного протокола, но, в самом деле, когда Мобиус легко мирился с процедурными ограничениями? — Мне нужно согласовать это с моим начальством. Я скоро вернусь, — сказал он, вырываясь из хватки, и скрылся за дверью.

***

Мобиус нервно вздохнул, поглядывая на огромное стекло, за которым неподвижно сидел пойманный Локи. Потребовалось воспользоваться усилиями четырёх охотников и небольшой дозы седативного, чтобы переместить его из камеры предварительного заключения в комнату допроса, и Мобиус боялся, что такой поведенческий паттерн смены мертвецкой апатии и взрывного гнева будет повторяться. На данный момент им удалось немного его успокоить, однако чем дольше он находился в УВИ, тем непредсказуемее становился в своих выпадах. Мобиус едва успел разъяснить ему ситуацию, прежде чем Локи перешёл на откровенный ругательный бред, сделавший их общение односторонним мучением. Казалось, Локи наотрез отказывался воспринимать что-либо, прозябая в каких-то своих собственных фантазиях, что, наверное, помогали не ему не сойти с ума окончательно. Оставалось только надеяться, что встреча с Одином не станет катализатором чего-то более серьёзного. Получив отчётность по готовности от охранников, Мобиус попросил всех выйти, а затем, немного погодя, позволил Одину ступить внутрь небольшого помещения для слежения за допросом. Старый Бог, даже если и удивился растрёпанному виду чужого Локи, предпочёл скрыть любые эмоции за внешним стоическим бесстрастием. Мобиус не мог не задуматься, было ли ему так легче справляться с любыми тревожными ситуациями, когда контроль над ними практически отсутствовал. Король не должен выдавать своих слабостей. — Вы точно уверены, что всё ещё хотите с ним поговорить сами? Один пристально посмотрел на фигуру за стеклом. Сгорбившаяся, беспорядочная тень, что, спрятавшись за грязными волосами опущенной головы, уставилась на собственные прикованные к столу руки, едва ли напоминала Одину его сына. Его Локи всегда был опрятен, прилежен, всегда благоухал и держался ровно даже в самые трудные моменты, как если бы от его гордой стойки зависела жизнь всего Асгарда. Он никогда бы не раздирал свои кутикулы в кровь от нервозности, никогда бы позволил сальным прядям безвольно свисать подобно диким лозам и никогда бы не смог сидеть так безразлично, ощущая на себе рваную, пропитанную потом и кровью, одежду, и не осмеливаясь попросить о её немедленной замене. Он помолчал несколько долгих минут, пытаясь разглядеть за страшной ширмой того мальчика, которого однажды привязал к своему сердцу, назвав сыном. Но всё это было лишь небольшим представлением ради приличия, ибо он уже принял решение. — Настолько, насколько это возможно. Да, я уверен. — Ладно. Тогда должен Вас предупредить насчёт нескольких моментов, прежде чем мы начнём, — сказал Мобиус, смиряясь с выбором Всеотца. — Стекло двустороннее, что позволит мне скрытно наблюдать за вами обоими; в комнате допроса также ведётся запись происходящего с нескольких ракурсов, что впоследствии станет отдельным файлом в деле этого Локи. И нет, эти условия не обсуждаются. Я итак выбил для вас достаточно поблажек сегодня, так что мы должны соблюсти некоторые меры предосторожности. Это максимальная приватность, которую я могу обеспечить. Хотя… Ну, я уже знаю про вас всех довольно много, так что, думаю, стесняться моих глаз сейчас не особо уместно. Всеотец только хмыкнул, и Мобиус, приняв это за согласие, проводил его в камеру, залитую светом. Вариант не шелохнулся, словно и не заметил их присутствия. Он изо всех сил делал вид, что сдирание кожи вокруг собственных ногтей было самым важным и увлекательным делом его нынешнего бытия. И, видимо, он занимался этим с самого момента прибытия сюда, ибо под ладонями на металлическом столе были видны уже засохшие кровавые разводы. Мобиус сказал себе, что это не самое страшное увечье, которое этот Локи мог бы себе причинить в таком состоянии, так что они вполне могли разобраться с травмами позже. То, что его изрядно начинало тревожить, — тихие, несвязные смешки, что были едва различимы даже на фоне изоляторной тишины. Как тик, который никак не хотел уходить. Мобиус не обладал должной квалификацией, чтобы распознать, были ли они простым способом отвлечься от реальности, сведя её значение до минимума, или же чем-то связанным с неврологией и психикой, что развилось вследствие пережитых испытаний. Как бы то ни было, он всё равно сделал пометку в документах, чтобы проконтролировать этот аспект. Он откашлялся в тщетной попытке привлечь внимание Локи. — Вариант L7441, Локи Лафейсон, — начал он с голосом, присущим уставшему клерку. — Для протокола и под запись я повторю: ты стал причиной, по которой развитие твоей временной линии неминуемо зайдёт в тупик, поэтому мы здесь. Прямо сейчас решается, получишь ли ты свой билет в новую жизнь или нет, так что советую всё-таки вспомнить то, что я тебе говорил ранее. Локи усмехнулся, не поднимая головы. — Гори в пламени Суртура, червь. Я не нуждаюсь в твоих подачках. — Выпустил пар, теперь полегчало, да? — Мобиус фыркнул, прежде чем вернуть себе самообладание, потерянное на секунду. С некоторыми Локи всё же было труднее работать, и он чувствовал, что, несмотря на своё сочувствие, утрачивал последние ниточки для подёргивания. — Кое-кто хотел бы с тобой поговорить. Кивнув Одину — и ясно отметив некоторую робость в его позе, — Мобиус тактично удалился за дверь. И только тогда у Всеотца появились сомнения. Сомнения в том, что он сможет пробиться через толстую броню невосприимчивости, в которую сам себя залатал Бог Обмана. В том, что со своими усилиями он добьётся хоть каких-то результатов. В том, что этот Локи мог хоть в малой степени интегрироваться обратно в асгардское общество со всем тем мёртвым грузом, что висел на нём. Буквальным и метафорическим. Он присел на свободный стул напротив Локи. Стол между ними был достаточно длинным, чтобы предотвратить возможные нападения; вкупе с цепями, обвитыми вокруг кистей и лодыжек Варианта, он составлял хорошую преграду, и потому Один позволил себе немного расслабиться. Конечно,егоЛоки порой также грешил истериками и бурными проявлениями своего недовольства, однако его поведение и близко не могло сравниться со срывами этого… искорёженного клона. Один подумал, что было бы разумно дать ему попривыкнуть к его присутствию, однако даже спустя десяток длинных молчаливых минут Локи никак не отреагировал на компанию. Может потому, что она была нежеланна, а, может, потому, что ему было затруднительно поверить в реальность окружения. В конце концов, самому Одину потребовалось немало стойкости и холодного рассудительного ума, чтобы переварить саму концепцию этого… УВИ. Или же дело было вовсе не в этом. — Иногда, в уединении своих покоев, я шутил, что норны послали мне одного сына в двух телах. Настолько неразлучными и взаимодополняющими они были, подрастая, — потянул Один, отдаваясь воспоминаниям. — Хотя я осознал это ещё раньше, в тот миг, когда поднял крохотное извивающееся тельце, что грозило отморозить мне руки, с ледяного пьедестала чужого королевства. Брошенное кровным родителем, но ставшее мне таким близким, что я почти забыл о том факте, что не порождал его. Мне казалось, что один сын не мог существовать без другого. А я, в свою очередь, почувствовал, что какая-то невидимая дыра наконец заполнилась, и наша семья приобрела свой окончательный вид. Один перевёл дух, стараясь уловить малейшее изменение в позе Варианта. Ничего. Так и не найдя успеха, он продолжил, борясь с подступающим к горлу комом горя: — Когда мой сын — мой Локи — погиб… — Всеотец проглотил ком, — та дыра вновь проявилась и стала бездной, которую уже ничто никогда не сможет заполнить. И, как любой родитель, переживший своё дитя, я принимаю эту ношу. Пытаюсь, по крайней мере. Плечи Варианта подпрыгнули, когда тот усмехнулся. Несмотря на то, что лицо было почти полностью скрыто из-за ракурса и свисающих волос, Один мог поклясться, что за ними была одна из самых жестоких ухмылок, которые он когда-либо мог себе представить. — Так что? — прошипел Локи. — Пришёл сюда за второй попыткой в выращивании домашнего йотуна? Слишком слеп, чтобы увидеть тщетность визита? — Я пришёл сюда, ибо верю, что, несмотря на невозможность заполнения той бездны, разразившейся посреди замка, ничто не мешает выстраивать новые башни вокруг неё, — невозмутимо ответил Один. — Ты действительно желаешь построить новую башню, которая может устроить обстрел твоей собственной? — И ты собираешься это сделать? — Ты не веришь, что я способен, старик? — Способен, да, — Один закивал. — Но суть моего вопроса была не в этом. И тогда Локи поднял голову. Его залитые — то ли от усталости, то ли от ярости — кровью глаза встретились с единственным глазом Одина, словно отвечая на вызов. Он оскалился, напоминая дикое животное, загнанное в угол, что всеми силами пыталось запугать врага. В сочетании с накатившим напряжением в мышцах тела и тяжёлым дыханием Локи действительно не вызывал никакого доверия, однако Всеотец не привык отступать, встретившись с трудностями, потому сохранил своё положение и позволил вспышке Локи набрать свои обороты, прежде чем неминуемо затухнуть. Локи резко приподнялся, насколько позволяло его положение. Если бы не цепи, наверное, он бы накинулся на Одина, но за неимением такой возможности прибег к своему основному способу нападения — словам. — Тогда освободи меня, и посмотри сам, вспорю ли я брюхо каждому асу в твоём маленьком конфетном царстве! Уверен, такому кровожадному завоевателю, как ты, это даже доставит удовольствие! Но особо не радуйся: оно будет краткосрочным, ибо твоя самодовольная голова станет моим приоритетом. — Хм, — задумчиво промычал Один, приглаживая бороду. — Хорошо, я приму меры, чтобы быть на виду, когда ты начнёшь свою инквизицию. Локи нахмурился, очевидно сбитый с толку услышанным. Он немного поутих и сел обратно, не желая бестолку биться в путах. — Полагаю, в таком случае, мне не придётся слишком долго ждать своей очереди на расправу. — О, не стоит думать, будто я с ней потороплюсь, — выплюнул Вариант. — Знаешь, теперь, по прошествии времени, я уже жалею, что не продлил предсмертную агонию своего Одина и не смаковал каждую секунду, пока я бы его пытал за все совершённые им грехи, — Локи направил свой окровавленный палец на Всеотца, звеня цепями и ухмыляясь. — С тобой будет иначе. Считай это… компенсацией, за которую поблагодаришь своего двойника, когда встретишь его в Хеле. — Следует ли мне передать ему что-то ещё? — Да! Только то, как я тебя истязал, — Локи сменил выражение лица на притворно-миловидное, как если бы они обсуждали планы на день за завтраком. — Будь любезен описать ему всё в мельчайших подробностях, чтобы он понял, насколько я — по своей же непредусмотрительности — был с ним милосерден. Пусть особо не расслабляется, ведь… после своей смерти я вас обоих навещу и наверстаю с ним упущенное. Смех, что вырвался из лёгких Локи подобно бурану, послал орды мурашек по хребту Одина. Но это было секундной слабостью, которая сменилась ещё большей решимостью. Этот смех, пусть и был холодным, не таил в себе откровенной угрозы. Представление, что устраивал Локи, было по большей части напускным. Призванным оттолкнуть любого, кто осмелится приблизиться к нему. На самом деле, довольно знакомая тактика, которую Один не раз видел у заключённых. Чрезмерное бахвальство обычно никогда не приравнивается к реальным способностям. Со всеми ограничениями, наложенными на Локи сейчас, а также с повреждением его ума, который, как уловил Один, находился в конфликте, он вряд ли верил, что ему успешно удастся повторить то, что он сделал в своей вселенной. Несобранность, сожаления, пустые атаки — всё это признаки поражения, очевидные стороннему наблюдателю, но отрицаемые самим Локи. Быть может, он даже боялся того, что его фантазии станут явью во второй раз? Один почти был уверен, что знал ответ. — Разумеется, — согласился он, продолжая их небольшую словесную игру. Это напоминало ему шахматные партии, что он когда-то разыгрывал со своим Локи. — Не мог бы ты заранее продиктовать эти подробности? — А как же сюрприз? — наигранно расстроенно пропищал Локи, склоняя набок голову. — Кто знает в каком состоянии будет мой разум после твоих забав? — просто пояснил Один. — Не будет ли лучше, если я запомню их порядок сейчас, в здравии, именно так, как ты того хотел бы, чтобы потом быть способным не только подтвердить их опытом, но и пересказать в точности? Локи прищурился, подозревая неладное, но всё равно бросился на крючок. — Сначала я бы вырвал тебе ногти и размозжил все пальцы в кашу, чтобы ты больше не посмел ими что-либо схватить, что-либо украсть или ударить, — он облизал губы, его глаза остекленели, словно он мысленно поместил себя внутрь жуткого рассказа. — Затем я бы выбил тебе зубы, чтобы безопасно накормить потрохами твоего Золотого Сына, с которым, будь уверен, развлекусь как следует. И, наверное, выковырял бы тебе ложкой оставшийся глаз, чтобы ты имел лучший обзор на свою пытку! — внезапно рассмеявшись, он откинулся на спинку стула. — Вот потеха! Один глаз отдал за знания, второй — за злоупотребление этими знаниями! Один подождал несколько минут, пока поток едва связных слов выливался из Локи. Он то описывал свои будущие действия, то ударялся в откровенные оскорбления, особо не заботясь о структурной целостности своего монолога. Казалось, что ему просто было необходимо всё это выплеснуть наружу, неважно как и кому, поэтому Всеотец терпеливо ждал, пока его приступ сойдёт на нет. Всеотец не мог не почувствовать жгучую горечь от того, как надрывался этот Локи в своих потугах отомстить обидчикам любой ценой и любым способом. Он задавался вопросом, обратима ли эта одержимость, или она пустила корни слишком глубоко, чтобы выкорчёвывать её без последствий. — Рад, что ты немного повеселел, — сказал он, когда смех Локи затих. — Правда, я бы не рекомендовал сразу вырывать глаз. С повреждёнными нервами и без специального заклинания от него мало толку. Или же ты мог бы создать временный конструкт с моим сознанием для наблюдения со стороны. Ты ведь хорошо владеешь магией? Тебя этому обучали? Похоже, последние фразы, наконец, привели Локи в чувства. Он сразу застыл каменной статуей. Серьёзное лицо приобрело морщинку меж сошедшихся бровей, а руки сжались. — Ты смеешь издеваться надо мной? — прорычал он. — Что ж. Недооценивание моих сил также было большой ошибкой того Одина. — Это был безобидный интерес. В конце концов, я не знаю всех нюансов твоей жизни. — Быть может, я поведаю тебе часть, когда размолу в пыль последние камни и кости асгардской земли. — А потом? — Один приподнял бровь, складывая руки в замок на столе. Локи отреагировал удивлённой гримасой. — О чём ты? — Что бы осталось после твоего мясницкого похода? Каким был бы мир? Локи усмехнулся, пожав плечами. — Свободным от гнёта асов. — А также пустым, одиноким. Что бы ты делал в нём? — Всё, что пожелал бы. — Например? Такой простой вопрос, и всё же Локи удивился, когда не смог подобрать нужных слов для молниеносного ответа, даже для лживого. На самом деле, он никогда не задумывался о будущем. У него была чёткая цель, к которой он стремился; всё остальное, особенно то, что наступало после её достижения, он считал недостойным внимания. Ему было плевать, умрёт ли он через секунду после Одина или останется тысячелетиями гнить заживо, стоя на прахе своего пленителя. У него не было роскоши полагать, что в конце пути его ждёт мирная беззаботная жизнь, наполненная процветанием и наслаждением. Йотунам не суждено иметь счастливых концов, — урок, который он хорошо усвоил ещё в детстве, наблюдая за резней в столице Йотунхейма. — Это неважно, — всё, что он тихо выдавил из себя, поникнув. — Но это так, — Один помотал головой. — Ты ещё очень молод, Локи. Если немного приоткрыть сердце, отпустив невзгоды прошлого, можно обнаружить бесконечное множество новых дорог. Смущённый, Локи нахмурился. Этот Один был очень странным. — Зачем ты, о, такой великий Один-Поработитель,— из всех людей — вообще такое мне говоришь? — Затем, что тебе сейчас предлагается одна из таких дорог. — Ха! Ты глупец, если всерьёз думаешь, что я позволю себе вновь стать чьим-то трофеем! Уж лучше я сгину в Гиннунгагапе. Один досадно вздохнул. Вариант оказался куда чужероднее, чем он изначально предполагал, однако в своей упрямости всё же напоминал его сына, и оттого Одину было тяжелее слышать нечто подобное из уст оного. Если Один сдастся сейчас, он до конца своих дней будет корить себя за провал. Он не потерпит потери ещё одного ребёнка, пусть даже из совершенно другого мироздания-перевёртыша. Если другой Один отказался брать на себя ответственность, отвернулся от мальчика, которого сам же и вырвал с жестокостью из семьи, то он восполнит всё, что было упущено. Всеотец медленно встал, что явно встревожило Локи. Тот занервничал, потеребив пальцы и съежившись всем телом, когда Один передвинул свой стул ближе, садясь рядом. Слишком близко, как отметил бы Локи. И, несмотря на всю неспешность движений, Одину всё равно удалось вызвать панику у Варианта, что часто задышал и попытался отстраниться. Тогда Один отважился на рискованный шаг. Его морщинистая ладонь накрыла кулак Локи подобно большому грузному одеялу. Локи вскочил на ноги, будто ошпаренный, но был остановлен наручниками. Его сердце бешено колотилось в груди, посылая волны дрожи по костям. Ошарашенный, он только и мог, что в ступоре смотреть на Бога перед собой. — Что, во имя Хель, ты делаешь?! Один проигнорировал выпад, смягчившись в лице, но удержав хватку. — Мне очень жаль, что люди, окружавшие тебя в твоей вселенной, причинили тебе столько боли, наставив на путь, который неизбежно ведёт в никуда, — начал он, подмечая, как Локи недоверчиво зарычал. — Я могу видеть, что месть не принесла тебе должного удовлетворения. Она никогда не приносит, если твои истинные желания имеют иную природу. — И чего же, по-твоему, я желаю? — Локи ощетинился, тщетно дёрнувшись в попытке сбросить с себя ладонь. — Свободы и покоя, — ровно прояснил Всеотец. — Я уже свободен. — Ты заблуждаешься. И дело даже не в том, где мы сейчас находимся. Ты разрушил одну клетку, но не заметил, как сотворил для себя новую на основе руин и мёртвых тел. Ты хотел покоя, но тебя по-прежнему терзают тёмные мысли. Мысли о том, что твоя история закончилась, так и не начавшись; о том, что всё могло сложиться иначе, даже если бы УВИ не пришли за тобой. Локи промолчал, и Один накрыл кулак второй ладонью, удерживая словно мотылька, готового полететь на свет очага. В этот раз его сын не дёрнулся. — Домик на окраине Идаволла, — продолжил Один, внезапно сменив угол темы. — Достаточно уединённое место, но не столь далёкое от города. Тебе была бы предпочтительна такая альтернатива, при нежелании жить во дворце? Вариант посмотрел на него как на безумца. — Что? — Я хочу дать тебе шанс построить по-настоящему свободную жизнь. — Тогда для начала убери от меня свои загребущие руки, — прорычал Локи, а затем в недоумении выдохнул, когда Один вдруг подчинился и увеличил пространство между ними. Локи с тоской подумал, что холод, сменивший тепло от чужих прикосновений, был ему отчего-то противен. И кулак, словно лишившись своего якоря, развалился и задрожал. — Зачем бы тебе это делать? Какой хитрый план ты придумал на этот раз, Всеотец-Разоритель? Один пожал плечами, потянувшись внутрь запаха своего кафтана и достав что-то оттуда. — Может, я просто хочу, чтобы мой сын был счастлив. В следующий миг на столе перед локи оказались четыре тонкие дощечки, сложенные друг на друге. Лёгким тычком пальца они, подобно пазлу, волшебным образом сложились в цельную икону. Один плавно пододвинул её ближе к Варианту, и они мельком встретились взглядами, прежде чем Локи осторожно поднял её для изучения. Оттуда, с красиво расписанной позолоченной картины, на него смотрела семья из четырёх человек, позирующая в пышном саду среди благоухающих белых цветов и ивовых ветвей. Локи сразу узнал их, несмотря на гораздо более дорогие и вычурные одежды, чем он когда-либо видел в своём Асгарде. Родители и два мальчика были при полном параде для художника. Но это даже не было тем, что его поразило: то, как они сидели, крепко обнявшись друг с другом, как тепло смотрели на зрителя, как легкомысленно улыбались, — вот что разрывало его на части. Они были блаженны. Дружны. В гармонии. Ему не хотелось в это верить. Это должно было быть какой-то иллюзией. Уловкой. Такая семья просто не могла существовать. И всё же икона была тверда, а изображение не мерцало от сейдра, которого, как ему объяснили, вовсе и не могло быть в стенах УВИ. Сквозь подступающую влагу в глазах Локи сосредоточил внимание на чернявом ребёнке. Он был примерно схожего возраста с самим Локи, когда его только привели в Асгард под конец войны. Мальчик непринуждённо сидел на колене у одноглазого Бога и радостно улыбался во все зубы, прижимаясь к нему и нежно отвечая на протянутую руку матери семейства, что покровительственно сидела рядом. Вся сцена была для Локи возмутительной. Лживой. Он никогда так не улыбался. Его никогда так не обнимали и уж точно не позволяли сидеть на коленях. Никогда не одевали в такие шелка и золото, никогда не смотрели на него с такой заботой. Более того, его никогда не приглашали на совместные портреты королевской семьи, потому что он был её частью лишь номинально, из политической необходимости. Никто бы никогда не подумал увековечить его лицо в иконах и фресках Дома Одина. Несмотря на осознание того, что мальчик был лишь другой его версией, неповинной в том, как сложились их судьбы, Локи всё равно не мог до конца задавить бурлящую в сердце ревность, смотря на идеальную картину. Это не должен был быть он, конечно. У него не было даже малейших шансов в своей реальности. Но Локи хотел бы оказаться на месте того юнца. — Я — не он, — прошептал он свою мысль и прикрыл глаза, спасаясь от увиденного образа. — И тебе не нужно быть им. Локи выпрямился и пристально посмотрел на Одина в извращённой надежде обнаружить там скрытое презрение и обман, но, к своему огорчению, не нашёл в старческом лице ничего, кроме… Чего? Заботы? Он не был до конца уверен в том, что его интерпретация была правильной, хотя что-то подсказывало, что этот Один поистине не имел чисто злого умысла. Локи был хорошо знаком с тем, как обычно вёл себя Всеотец при желании исполнить свою прихоть за чужой счёт, и это явно было не оно. Был бы Локи сам наивным глупцом, если бы доверился странному дубликату Одина? Возможно, это действительно было новое начало. То, о котором он и мечтать не мог. В конце концов, что бы он потерял сейчас, рискнув узнать правду? Он всегда сможет спрыгнуть с обрыва или же заполучить для себя новый седовласый трофей, если рай вдруг обернётся очередным кошмаром. — Что скажешь? — послышался голос Одина, в котором можно было почувствовать игривые нотки. Не злые, как понял Локи, а, скорее, безвредно дразнящие. — Готов начать своё путешествие в неизведанное? Локи последний раз взглянул на икону, прежде чем бережно отложить её, чтобы следом стереть мокрый след от слезы со своей щеки, пока Один кротко улыбался ему из-под бороды. От этого в груди больно кольнуло. Он знал, что не заслуживал такой доброты, однако посчитал её желанной. Нужной. И внезапно он перестал сомневаться. Собрав в себе силы взять контроль над губами, он впервые за очень долгое время неловко ответил простой взаимной улыбкой. Такой же слабой и кривой, но, тем не менее, она была там, на его лице. Без примеси сдерживаемой злобы, без лишних тягостей подавленных переживаний. — Мне кажется, я был бы не против домика с садом, — прошептал он. Кивнув, Один протянул ему руку, и Локи ухватился за неё, как если бы мог провалиться сквозь пол, если бы не сделал этого. Тепло мягко обволокло его кожу. Это было приятное, хорошее тепло. Локи подумал, что мог бы быстро привыкнуть к нему. .