IPD: Better Call Prowl

Птицы уже два часа как изводили свои глотки щебетаньем, а Проул вернулся в отделение. Ничего тут не изменилось, просто кого-то отправили отдыхать, кого-то, наоборот, припрягли в двойном размере. И шума слегка поубавилось, поскольку новостей от агента не получили — соответственно, и делать с ним сейчас абсолютно нечего. Проул шел по коридору. Небольшая зевота подступила к горлу. Он прикрыл рот ладонью. Странно, ведь он успел выспать свою запланированную норму часов. Проходя мимо кабинета Хайда, заметил Мейстера, что-то хмуро перебирающего на столе депьюти. Проул открыл свой кабинет, оставил вещи и направился наполнять кружку бодрящей субстанцией (никаких наркотиков, дорогой читатель). По завершении намеченного Проул развернулся, чтобы вернуться на рабочее место, но замедлился, завидев Джаза. Диверсант тоже оккупировал кофемашину, все с таким же хмурым видом. Даже, если можно сказать, угрюмым. — Доброе утро, — неуверенно заговорил Проул. Обычно он не говорил «доброе утро» и тому подобное, так как в целом считал подобные пожелания и приветствия излишеством. Но сейчас зачем-то сказал. Мейстер скосил взгляд в его сторону. Даже не посмотрел, а только скосил. Кивнул, делая глоток. — Работали всю ночь? — неуверенно продолжал Проул попытку завести диалог. — Вот это высказывание уже ближе к правде, — без тени улыбки ответил Джаз. Он избегал смотреть на детектива. — А что произошло? У нас в деле спешки не наблюдалось… вроде, — Проул был настырным. — У вас ее и не было, — наконец повернулся к нему Джаз. Хотя он все так же воздерживался от зрительного контакта. — Меня мой босс вызывал. — Оу, — Проул совсем забыл, что у Джаза, вообще-то, собственное начальство имеется. — Что-то срочное, видимо? — Да ни черта срочного, — отрезал Джаз. — Он вызывал за ночь дважды. Без срочности, но срочно. Второй раз я вообще мотал на окраину города, ибо этому полудурку захотелось побродить по какой-то шикарной гостинице. Проул покивал, отводя взгляд. Он не хотел навлекать на себя гнев напарника, но и идти по этой оказавшейся неожиданно крутой отвесной скале представлялось опасным. Так что несколько секунд они оба молчали, каждый вглядываясь в свой стакан. — Хайд хотел что-то сказать нам обоим, когда ты придешь, — наконец Джаз сам подал голос. — Можем сходить сейчас. — Давай, — кивнул Проул, и они покинули кафетерий. Хайд, как и обещал, отдал документы, предварительно продублированные, оба полицейских изучили свою копию. Детектив сдержанно поблагодарил, и они пошли в его кабинет. На входе Джаз чуть не споткнулся о небольшой порожек, который, к слову, не дотягивал и до дюйма в высоту, но все-таки умудрился помешать. Джаз выругался и без приглашения уселся на диван. Проул хотел было сказать, вернее, поставить перед фактом, что они изучат документ, обсудят и потом вернутся к собственным делам, но передумал. Джаз и так все знает. Он же не глупый. А повторение очевидных вещей может вызвать у диверсанта раздражение. Поэтому Проул работал молча. Как и всегда, впрочем-то. Иногда он поглядывал на напарника. Тот сидел в позе уставшего человека, придерживая голову ладонью, и читал документ. Потом Проул перестал смотреть. Он погрузился в работу и не заметил, как прошло почти два с половиной часа. Пора бы Джазу уже какой-то отклик дать, за это время можно раз десять было перечитать весь текст и еще десять, держа его вверх ногами. Проул встал из-за стола, глянул в сторону диванчика и… увидел, что Джаз отключился. Такие дела! Приглядевшись, Проул понял, что Мейстер не просто дремлет, а полноценно спит. Детектив почесал затылок. Он не знал, что ему с этим делать. Наверное, так и оставит. Джаз мотался всю ночь и выглядел неважно. А Проул впервые видел Джаза в отрицательном значении фразы «хорошее расположение духа». Нужно было отнести кое-что в отдел цифровой криминалистики. Проул поднялся и двинулся к выходу из кабинета, косясь на спящего напарника. Проул старался идти еще тише, хотя он всегда ходил практически бесшумно. Аккуратно прикрыл за собой дверь, не издав ни скрипа. Вспомнил, что надо будет попросить смазать петли, потому что с последнего обновления прошло почти полгода, а Проул соблюдал регулярность и опрятность. Между тем, слыша скрежет дверей в чужих кабинетах, морщился. Хотя его коллеги умудрялись такие вещи забывать и игнорировать. Небрежный и странный народ.

* * *

Дренаж в это время разбирал вещи. С удивлением он обнаружил в походной сумке, которую собирали в ИПД, футболку со Спанч Бобом, а также джинсы с вырезами и торчащими отовсюду нитками. Видимо, это и есть та самая конспирация, которой ему мыли мозги с самого вечера. Дренаж ухмыльнулся. Зажигалка, открытая пачка жвачки, сигареты… нет, не стоит, он же давно бросил. Но отвлечься оказалось непросто: упаковка так и просила запустить в легкие разрушительный канцерогенный дым. Дренаж колебался. В конце-концов решил выкурить одну. Он вышел на маленький балкончик. Отсюда был виден перекресток и вдали можно разглядеть магистраль. Едкое облачко потянулось из уст мужчины. Кровь наполнилась отравляющим веществом, но нервы расслабились. Дренаж наконец-то почувствовал облегчение. Несколько минут спустя услышал стук в дверь. Не найдя хотя бы малейшего напоминания о пепельнице, потушил сигарету о лежащий на полу кусочек стены. Да, небольшой ремонт фасаду бы не помешал. Впрочем, отель был трехзвездочным, специально подбирал. Открыл дверь. Пришла горничная, он узнал ее по спецодежде. — Здравствуйте! Господин Бэлэнс, верно? Я знаю, это наше упущение, но стоило все-таки предупредить Вас, что курение разрешено только на площадках вне помещений! Можете дойти до беседки, хотите, я Вас провожу? — Благодарю, извините за это. И нет, не стоит, спасибо. Я помню, где располагается беседка. Горничная кивнула, улыбаясь. — Завтрак в столовой на первом этаже, прачечная сразу справа от нее. Вам нужно что-нибудь еще? Дренаж помотал головой. — М-м, нет, спасибо. Девушка кивнула и ушла. Дренаж уже отвык от таких мелких, бесхитростных взаимодействий. Он не думал, что тюрьма настолько поменяет его мироощущение. Всего восемь месяцев в неволе, в компании утырков и моральных уродов, которые вровень с ним никогда не стояли. Он знал, что жестко ошибся, и, чтобы избежать усложнений, глубоких ФБР-шных разбирательств, копания в чужих досье, — одним словом, ПРОБЛЕМ, — согласился отсидеть срок. Но все-таки… на восемь месяцев его будто окунули головой в воду: он никого не слышал, зрение плыло, слух испортился, дышать опасно. Все это не в прямом смысле, конечно же. Но видеть снова яркий мир, наполненный красотой и странным хаосом, который каждый человек упорядочивал для себя сам, было равносильно тому, когда тебя резким рывком вынимают из воды и дают дышать полной грудью. Он сел на край кровати. Было так приятно опуститься на мягкое покрывало. Комната пахла свежевыстиранным бельем с ноткой духов той горничной (Дренаж их запомнил). Видимо, именно она готовила помещение перед его заселением. «Нельзя сильно отвлекаться от основной задачи, однако,» — вспомнил он. — «Но можно вести себя расслабленно и вместе с тем быть настороже.» Дренаж задумался, чем он займется в ближайшие несколько дней. Просто будет смотреть телевизор и заказывать доставку, видимо — покидать пределы территории отеля опасно. Можно взять с настенной полки возле ресепшена пару книг и занять себя чтением. Дренаж спустился на первый этаж, показушно скучающе окинул взглядом скудную, очевидно несущую чисто декоративный характер литературу и все-таки сцапал себе пару штук. Не дав ресепшионистке понять, что произошло, Дренаж улизнул к себе на этаж. Книги, разумеется, были рандомными — красивая винтажная полка добавляла интерьеру уюта и не подразумевала интерес к себе со стороны постояльцев. Но все-таки, это были книги. Купленные у первого попавшегося расхламляющегося парнишки, которому жалко выбрасывать «наследие» почившей бабки, хотя и хранить до конца времен его не представляется практичным. Итак, в руках у агента был «Вечерний роман» некоей Денди Литтерз, напоминавший более всего типичный третьесортный любовный детектив с мэри-сью в главной роли, а вторая книга носила название «Очерк с критическими заметками к кинокартине «Ампутация для часовщика». Имя автора было известно в определенных режиссерских кругах, Дренаж даже знал писателя через третье лицо — его звали Тандеркрекер Драйст. Но отзывы о литературных изысканиях категорично отличались от авторитета самого Тандеркрекера, бесспорно заслуженного. Кто-то называл очерки «безнравственной дерзостью», многие с укором отмечали: «автор не знает чести». Дренаж, хотя и не читал до сей поры его произведений, с усмешкой наблюдал те катаклизмы, не оставляющие ровной почву для размышлений ни одного светлого ума. Настало время заценить самому и решить, кто из всего этого потешного коммьюнити прав. Вступление было довольно нудным, но пристойным и уместным. Автор уточнил, что не обладает предвзятостью по отношению ни к кому из упоминаемых в работе лиц и создателей кинокартины. Точку зрения он попытается аргументировать настолько, насколько возможно и, как это повелось, постарается обескуражить читателя своей фирменной техникой честного и искреннего высказывания. Дренажу показалось, что в момент, когда Тандеркрекер дописал эту строчку, на лице его расплылась ироническая ухмылка. Что ж, автор принимал во внимание собственные изъяны — это уже говорило о нем как о сознательной и предприимчивой личности! Что там дальше? — Часть I, «О том, как гример сел в лужу гуаши». Во потеха. Это реальный случай или метафора? «Начать смею с того, что упомяну работу художников по физиономии. Создать образ помешанного на мести, постепенно слетающего с катушек работника часовой башни им, несомненно, удалось. Такой продающийся персонаж однозначно запомнится неискушенному зрителю, ко всему прочему не обладающему базовыми знаниями кибертронской истории. Но я считаю, что формировать ложный образ в умах общественной массы, легко поддающейся убеждению, вообще-то неправильно и неучтиво по отношению как минимум к тем, кто эти события пережил. Вирл начал терять рассудок уже ПОСЛЕ начала политических репрессий, преследования и эмпураты. Многие тогда с ума посходили, что вполне резонно. НО! — транслировать образ Вирла pre-op в ТАКОМ вот виде… — прошу прощения, в голове моей сейчас роятся не самые тактичные выражения. Но я все же возьму себя в руки и постараюсь объяснить, потому что когда глаголит эмоция, ум затухает — многие мои читатели и оппоненты всегда меня в излишней откровенности уличали (что я, впрочем, своим минусом не считаю). В одном они правы: когда нет обоснованных аргументов, а место их занимает недовольство, то и брать с автора нечего…» Таак, нудятина опять. Хотя небезосновательно он все это отметил. Перелистну страниц на пятьдесят… Часть V, «О том, с каким вожделением режиссер наяривает собственную кучу дерьма». Вот это Драйст разошелся! Должно быть весело: «…а рецензии, стало быть, будут писаться все на туалетной бумаге, ведь именно в такой обстановке данная пища для ума будет поглощаться. Понятие «народная воля» автор извратил — во времена самых первых забастовок общество жило крайне расслоенно и сгибалось под гнетом функционализма. Народная воля прозябала где-то в буровых скважинах, и последние силы людей уходили на то, чтобы свести концы с концами. Первые бунты являлись рисковым предприятием и были делом скорее личности и небольшого коллектива, чем продуктом известного сборища под названием «народ»…», «…Цитируя Зету, я намекал на лоббизм в праймовской свите…», «…основываясь на транслируемой его фильмом точке зрения, к общественной службе не должны допускаться такие личности, как Вирл. Опять-таки, доказательная база здесь ничтожна…» Поня-я-тно, в общем, Тандеркрекер автора в пух и прах порвал. Дренаж отложил книги на край кровати. Он вспомнил, что с вечера ничего не ел. Завтрак пропустил, но обед как раз скоро приготовят. Он поднялся, поправил ворот рубашки. Поломавшись пару секунд, расстегнул две верхние пуговицы. В столовой было светло, просторно. Пахло свежей выпечкой. Дренаж взял поднос и начал выбирать еду. Он потянул носом ароматы свежеприготовленных салатов, панкейков, картошки фри. Наложил себе две тарелки доверху, из напитков взял содовую. Дренаж занял столик у дальней стены. Из приоткрытых окон доносился уличный шум. Люди расслабленно переговаривались, тявкал какой-то шпиц. Не прекращался шум колес. Дренаж вспомнил свой последний вечер перед заключением. Домой пришел знакомый и предупредил, что утром подъедут. Они вместе выпили какой-то дрянной алкоголь, единственный оставшийся в шкафчике. Посмеялись, как все забавно складывается. В три часа его ждали на улице. Дренаж пытался не думать об этом. Он ведь доставил головной боли не себе одному. Парень не успел предупредить того, кого хотел бы, и решил исчезнуть по-тихому, раз уж так получилось. Дренаж отгонял эти мысли, потому что в них было много личного. Как он вернется и расскажет все? Это вопрос нравственности. И эмоций. Надо будет вести себя обыденно, но и слишком упертым нельзя оставаться. Эх, что за дела… Содовой осталось всего пару глотков. Дренаж решил просто посидеть за столиком в задумчивости и приберечь их на потом. Наконец он с удовольствием допил остатки газированного напитка и направился к выходу из столовой.

* * *

На покоцанных наручных часах было почти семь вечера (когда предупредил хостес, что вернется к восьми, та с удивлением возразила, что уже пять минут восьмого. Придурки из штата даже часы не способны выдать нормальные). Дренаж нашел ту самую пресловутую беседку и победно достал сигарету. Нет, определенно, бросить получится, только когда все это шапито с ослами во главе колонны закончится. Наладится жизнь, вернется привычный быт, работа, с сожителем снова съедутся. Дренаж с сожалением остановился перед беседкой, потому что та оказалась занята. Темные силуэты плавно перемещались внутри, напоминая компанию трех друзей, по очереди передающих друг другу… скрутку… из губ в губы… Ну и ну. Праймусе, вот тебе и развлечение. Дренаж понял, насколько он на самом деле цивилизованный гражданин. Но тыкать ребят лицом в правосудие, конечно, не стал — это не его дело и совсем не его проблемы. Прекрасные сумерки сгущались над городом. Полностью погрузиться в полумрак, правда, не получилось бы — мешала вездесущая городская засветка. А Дренаж любил бывать где-нибудь за городом, где поменьше людей, побольше трещания кузнечиков. В своей привычной компании. С термосом чая, домашними сэндвичами. Воспоминание заставило уголок губ Дренажа поехать вверх. Можно было дотопать до продуктового на углу, сцапать что-то пожевать на вечер. Ну и сканворд какой-нибудь, из разряда «вы никогда не угадаете слово из 6 букв, потому что наш составитель только что придумал его, чихнув в динамик!» Покупателей было совсем немного. Заскучавший Дренаж с любопытством разглядывал каждого. Дедуле у кассы лет шестьдесят. Небрежный комбинезон, запачканные грязью сапоги, торчащий из кармана бумажник. Дворник какой-то. Девушка, с величайшим вожделением рассматривающая запеканку в морозилке — близорукость, лак на ногтях пастельного оттенка, по привычке поправляет рубашку, шаг робкий. Глаза усталые, но живые. Недавно устроилась на работу в офис. Дренаж ухмыльнулся, почувствовав прилив удовольствия от возвращения «рефлексов». Продавец тоже работает недавно — судя по тому, как произносит заученные штампы, пожалуй, не более месяца. Смотрит в глаза робко, пакет предлагает через раз. — Не нужно, спасибо, — оскалился Дренаж. Кассир посмотрел на покупателя с подозрением, но послушался. На улице уже была ясная ночь. Ни единого облачка. Дренаж вдохнул полные легкие воздуха. Он чувствовал смешавшиеся ароматы ужина жильцов соседнего дома, дешевого бензина, листвы и… э… инсулина? Право, чего только не случается на улицах известной столицы… В холле отеля ожидал посетитель. Турист, — быстро понял Дренаж. Мужчина неуверенно переминался с ноги на ногу, не решаясь окликнуть залипнувшую в телефон ресепшионистку. Когда они встретились взглядами, Дренажу показалось, что тот смотрит с опасением. Тогда агент решил воспользоваться этим обстоятельством. Он подмигнул, подошел совсем близко и заговорил так, чтобы слышал только турист: — А знаете, я ведь никогда не верил в них… — В кого? — недоверчиво переспросил тот. — Ну, в туалетных монстров. Всем кажется, что это выдумка. А вот я уже второй месяц живу здесь и все никак не могу съехать — не отпускают… — Дренаж содрогнулся. — Всё зовут, просят остаться… — Кто? Туалетные… монстры? — с опаской уточнил посетитель. Агент выразительно кивнул. Он нахмурил брови и широко раскрыл встревоженные глаза. — Стойте-ка… — изменился Дренаж вдруг в лице и подставил ладонь к уху. — Что? Что случилось? — перепугался посетитель. — Кажется… они зовут меня… снова! — с ужасом пробормотал Дренаж. Он бросил умоляющий взгляд на туриста и, услышав чьи-то шаги в коридоре, быстро покинул позицию. Убежал, не оглядываясь, оставив мужчину неотрывно смотреть ему вслед. Завернув в лестничный пролет, Дренаж замер, прислушиваясь. До него донеслось приглушенное, почти истерическое «Ну как же, как же Вы не знаете, есть ли у Вас призраки? Что Вы за работник такой?! Я отказываюсь платить наперед, пока не убежусь… убедюсь… убеждусь, что в заведении нет злых духов!» Дренаж усмехнулся и, довольный собой, поднялся по лестнице.