Поехали в Геленджик.

Дым от сигарет таял так же быстро, как и уходила молодая жизнь из под ног двух школьных друзей, которых уже изрядно помотали здешние люди, выбросив и решивших не жжечь - все равно из расплавленного пластилина не выйдет толку - так, по крайней мере, думали все они, даже не подозревая, во что выльется их серьезный протест. Антон уворачивался от дыма и давал Саше щелбан каждый раз, когда тот намеренно выдыхал кольца в его детское, невинное лицо, ещё не познавшее всю суть сигарет и электронок. Собакин смеялся, и они продолжали сидеть на ночной площадке и думать о важном и нужном, о чем бы никогда не подумали поодиночке. Правда, сидел только Тоша - Саша удобно устроился на его коленях - куря и смотря на звёздное небо. - Тоша, давай уедем отсюда? Спросил внезапно Собакин. Антон вспомнил, почему они здесь. Да, все так, у них обоих больше нет дома. Однажды Антон с Сашей на заре чувств и любви, от отчаяния и горя поцеловались, и именно в этот неподходящий момент отец решил научиться беззвучной ходьбе и распахнуть дверь в комнату сына именно в тот момент, когда Собакину пришла гениальная идея - углубить поцелуй с подробной инструкцией каждого шага - в которой он сам не особо и шарил. Мама у Тоши умерла совсем недавно - он все еще не мог поверить в это - авария, когда она ехала из Хомяка с целым вагоном новых цветов... Воспоминания нахлынули новым потоком, Антон вспомнил похороны, вспомнил как плакал и наблюдал за цветами, обрызганными маминой кровью, вспомнил, как отец обвинял его во всем что произошло - хотя его даже не было рядом - и он сам не сразу узнал, что с мамой что - то случилось. Его выгнали из дома, при нём только рюкзак с футболками и штанами из старого шкафа, зарядка, телефон, фигурки Яэ Мико и Райдэн, Хатсуне Мику, Плюштрап и ещё много - много ненужных вещей, которые он кинул в порыве гнева и обиды, подсознательно зная, что больше никогда не вернется домой. Как повезло - Сашу тоже выгнали - полиция, получившая жалобу от соседей на переодический шум и вонь из квартиры увидела все своими глазами - и к ним пришли, тётю пообещали лишить прав, а Сашу захотели отправить в детский дом, но он, конечно же, туда попадать не планировал в ближайшее время, поэтому мастерски сбежал из окна, прибегая в Тошин двор почти без каких то вещей. И вот, два подростка сидят на синей скамейке, совсем бездомные и совершенно ненужные этому миру, и они просто хотят убежать - а побег ли это вообще? - Давай. Антон смотрит на Гречку, мирно сопящую на его рюкзаке. Он улыбается - ему большего и не надо. Тут Саша- его Саша - и их отношения только - только начинают прояснятся и выходить на свет - Гречка рядом, и сейчас начались теплые ночи, и ей совсем не важно где она - главное что с Тошей и рядом с мягким местечком, а так же она всегда сможет поесть, ведь Антон позаботился и взял весь сухой корм, что бы Греча волновалась поменьше и не сразу поняла, что дома их уже не ждут с ласками и шумом - что бы не рушить ребенку его внутренний кошачий мир - такой же есть, правильно, да?... - А Алина? - Антон опускает взгляд на чужое лицо. Давно Тоша не видел друга серьёзным. Очень давно... - Без неё. Антон замирает от этих слов, склоняя голову вправо. - Как без неё? А что же с ней будет? Мы же её предупредим хотя бы?! Саша улыбается, словно луна состроила ему смешную рожу на небе. - Предупредим. Я просто не хочу... Втягивать её в это. И, буду предельно честен - я хочу что бы мы были вдвоём. Да и она не готова отпустить то, что её тяготит. Она готова остаться в наручниках в поле. Мы же избавимся и от того и того, но потеряем крышу над головой, ища утешение на станциях и дешевых мотелях, где полно совокупляющихся слащавых пар... Тоша улыбается, наклоняется и целует Сашу в лоб, вновь вспоминая о маме. Что бы она сказала? Ей бы понравилась эта идея? А вдруг она даже там плачет, на небесах, где должен быть покой и счастье, потому что её сын идет не по тому пути, который она бы ему пожелала? Саша ощущает слезу, которая упала на его лоб. Он поднимает глаза и тут же бросает сигарету, выпрямляясь и садясь рядом с Антоном. - Тошик, ну ты чего? Если хочешь, можем навещать Алину... Как можно чаще! Не плачь только, хорошо? Мы же будем с ней дружить! Будем заряжать телефоны и звонить ей по видеосвязи... Антон поддался объятиям Сашки, прижимаясь к нему и тая, словно лёд на раскаленной сковороде. - Я не из-за Алины... Я скучаю по маме, Саш! А вдруг она будет плакать? Вдруг даже там умудрится за меня волноваться? Я не знаю, я не могу, а как же она, как же, как же... Поняв, что друг задыхается в собственных всхлипах, Саша достал из сумки бутылку воды и, придерживая Антона за голову, помог ему выпить содержимое небольшими глотками, что бы прийти в себя. - Тебе лучше? Антон обхватил его локоть дрожащими ладонями, пытаясь сжаться, исчезнуть - лишь бы не чувствовать это все - лишь бы никто не видел, как он чувствует это - особенно его Саша, которого так не хочется ранить всем этим дерьмом... - Тоша, все будет хорошо, слышишь? Я рядом. Мы убежим. И твоя мама будет рада, что ты счастлив. И мы заведем собаку... Ту, о которой она мечтала. Понял? Тоша закивал, тычась носом в Сашино плечо. Он начал медленно приходить в себя, но все таки чего-то ему не хватало, и, благо, он знал, чего именно - поэтому с лёгкостью мог попросить это даже тут, несмотря на риск и опасные заявления, которые добьют его веру в хэппи энд в Геленджике, заперев где - то в СИЗО за происходящее сейчас - но он даже как то об этом и не думал вовсе, если быть честным с самим же собой... - Саш... Саша наклонился к нему, целуя в макушку и шепча в ответ: - Да, Тоша? Антон всхлипнул и сжал его футболку сильнее. - Поцелуй меня, пожалуйста... Саша замер, словно боясь спугнуть котенка, который отдал последние силы и надежду на то, что его покормят, прямо у Собакиных ног. Тоша приподнял голову, сморгнул слезы и установил тот самый желанный, тёплый и обжигающий зрительный контакт с Сашей, от которого хотелось плакать лишь громче. - Поцелуй меня, пожалуйста... Как в тот раз, когда нас спалил мой отец. Ты помнишь?... Ты тогда поцеловал меня во время истерики после маминой смерти, и ты помог мне успокоится в тот момент... Я хочу почувствовать это снова. Прошу... Саша расплылся в тёплой улыбке. Так ни один несчастный наркоман без семьи и судьбы не мог бы улыбнуться, если бы у него не было такого лучика как Антоши - хотя почему же как? Тоша неповторим. Слишком уникален, да так, что Саша очень волнуется что может повредить этот единственный экспонат - статуэтку, сотканную из слез и чистейшего шёлка - такую хрупкую, что даже ветер лёгким дуновением может осквернить фарфоровый силуэт - слишком печальный, что бы оставаться счастливым - и слишком любимый, что бы плакать ночами - слишком прекрасный, что бы быть очень ценным - и слишком подбитый - что бы выручаться деньгами. Саша ни за что бы не навредил Антону. Он лучше бы сдох от очередной передозировки веществами - но не посмел и пальцем тронуть Тошу без его просьбы или согласия - у Александра попросту нет такого права. Его худая ладонь оказалась на тёплой Тошиной щечке. Саша слегка склонил голову вбок, что бы заглянуть в усталые глаза засыпающего на ходу Антона, который печально опустил свой утомленный взгляд в пустоту, словно и не замечая ничего вокруг, кроме мыслей и страхов, окруживших его вокруг. Однако от чужого прикосновения он ближе приластился к Саше и еле заметно дёрнул уголками губ. Как же ему было спокойно тонуть в этой зелёной обкуренной олимпийке, в этой уже пожелтевшей футболке с самой тупой надписью в мире - как же Тоша обожал тонуть в этих потускневших глазах - как же он любил без слов прижиматься к Саше и чувствовать его сердце, которое говорило гораздо больше, чем все его мысли и признания в жизни, каждый раз давая надежду, которую Антон все равно потом забывал. - Тоша, ты уверен? Мы же тут не одни, вдруг кто - то увидит... Антон схватил Сашу за ворот футболки и, притянув к себе, прикрыл глаза, пронзая Собакина тем самым взглядом, который в картах означал бы Джокера - всегда разный ответ на совершенно разные фразы... Саша в ответ лишь улыбнулся и поцеловал Антошу, нежно докасаясь до его пухлых губ, словно вкушая тёплое молоко из деревни, так боясь выпить слишком много и потом мучительно ждать, пока бабушка вновь наполнит глиняную кружку до её круглых краев, давая вторую порцию как небесную Ману, улыбаясь, словно эти игры всерьез. Тоша, как всегда, целовался неумело - он слегка приоткрывал рот, что бы вновь поцеловать Сашин пирсинг, на что Собакин лишь хихикал и позволял Тошику проявлять его юношескую инициативу, хитро подстраиваясь под его движения и жесты, что бы тот не чувствовал себя дискомфортно в пока еще не изученной среде местного обитания, предоставляемой Сашиным ртом. Когда любимые теплые губы стали отодвигаться, Саша послушно прервал поцелуй, попутно чмокнув Тошу в его веснушчатый нос и уже окончательно вдыхая тёплый воздух вместе с Тощей напротив. - Где твои веснушки? Я иногда вижу их, а иногда они пропадают... Антон, ещё находящийся в эйфории от поцелуя и уже окончательно пришедший в сознание, приподнял веки и с улыбкой до ушей взглянул на Сашу своей пленительной кошачьей мятой вместо зрачков, за которую Саша мог бы отдаться весь и сразу - прямо в этом детском дворе. - Они появляются только на солнце. - Но ведь сейчас ночь... Тоша внезапно поцеловал Сашу и сразу же отстранился - словно готовясь к этому жесту весь месяц - после чего хихикнул и взглянул на звезды, прижимая колени к груди и пряча подборок между школьными штанинами, которые даже не успел переодеть. - Да. Думаю, все дело в том, что рядом со мной сейчас ты. Саша расстаял в улыбке, уже начиная верить и сходить с ума от мысли, что Антон - настоящий ангел - и Александр сейчас получает несказанную радость, посланную ему самими небесами - посланную ему самим Тошей... - Я сомневаюсь, что подхожу на роль солнца, - Саша покачал головой и бережно положил ладони на плечи Антона, утыкаясь подбородком в его макушку и тоже обращая взгляд на звёздное небо, - я скорее луна, а ты солнце, которое не может светить без меня. Тоша запрокинул голову, и Саше пришлось приподняться, что бы узреть его кошачьи глаза и этот румянец, который смотрелся куда восхитительнее летних рассветов за городом, когда ешь ягоды прямо из таза и не думаешь ни о чем, моча ноги в холодной реке. Собакин переложил ладони на его щеки и нежно поцеловал, мгновенно вспоминая ту самую сцену из человека паука, которую они почти повторили. Антон хихикнул и сел нормально, кладя голову на Сашино худое плечо, беря его руку в свои и выводя на ней круговые узоры. - Саш. - Да, милый? Покрасневший Тоша поднял голову и улыбнулся, говоря так, словно в мире остались лишь они, спящая Гречка и берега Геленджика с лужами вместо настоящей реки. - Поехали. Я готов.