Mirage

Как наливались кровью

Безумные глаза,

Я это точно помню,

Я не сошла с ума.

Низкий черный стул скрипит под натиском осевшего на него человекоподобного существа, которое придвигаясь ближе к пыльному, старому пианино, открывает его крышку и нажимает черными, блестящими пальцами на клавиши, пока пробуя, вспоминая. Из-за взаимодействия с предметом звон нот моментально отдается от деки, предавая ещё только начавшей образовываться мелодии определенный ритм, течение. Нью-Йорк — довольно шумный, яркий город США, наполненный разнообразными людьми, которые словно мыши кишат вокруг и роют все новые и новые норы, практически моментально забывая про старые, потерявшие должную привлекательность, эстетику. Это тот город, где здравый смысл по шкале от одного до ста находится на семьдесят девятом месте. И именно здесь, в самой глубине узких и широких, извилистых улиц по адресу Бродвей, Бруклин, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк расположена Joey Drew Studios. В далёком 1929 году созданная с целью создания нарисованных мультфильмов, она стремительно обрела популярность, но так же быстро ее потеряла, канув в небытие; и следствию этой трагедии послужили жуткие обстоятельства, про которые лучше не стоит знать, если хочется жить и продолжать осуществлять исполнение собственных мечт, пока ещё возможно. Большое здание, созданное благодаря двум людям, сейчас было заброшено: большие и маленькие окна, когда-то открывавшиеся с целью проветривания, сейчас заколочены гниющими из-за дождя досками, не желающими пропускать внутрь солнечный свет; некогда чистые, чёрно-белые плакаты с тематикой студии, прикрепленные к стендам, сейчас пыльные и грязные; большинство уже окончательно отклеилось, и исчезло, а некоторые из них до сих пор держатся на соплях, только вот практически пустыми, лишенными целой половины или всего рисунка разом. Чернила, изображающие мультяшек не раствортся от проливных дождей или тающего снега, нет: они стекают с их плотной бумаги вниз, так будто сбегают, не желая больше находиться в грязном мире людей, и всасываются стенами зданиячернильной машиной. Завораживающий мираж, обман зрения или же ужасающая правда, глумящаяся над столь поспешными выводами человеческого разума? Что это — так просто не узнать. Нужно зайти внутрь, и тогда все тайны откроются. Но удастся ли не сойти с ума? Удастся ли дойти до самого конца? Удастся ли уцелеть впринцепи и выбраться из лап монстра, демона воплоти? Ведь, это место давно перестало являться пригодным для человека — с хлипких дощатых потолков капает черная жидкость, запахом напоминающая жжёный пластик, и безжалостно заливает скрипучий пол, пыльные столы, мальберты с незаконченными набросками персонажей, бледные стены и запертые кабинеты: абсолютно всё, до чего она может дотянуться, во что может проникнуть. А доступ для чернил неограниченный — они часть Чернильного короля, правящего здесь. Это понимали все. Это понимал и Сэмми Лоуренс. Находясь сейчас на несколько этажей ниже холла студии, в музыкальном отделе, он исполнял какую-то мелодию, предназначенную для серии мультфильмов Бенди. Это была единственная музыка, которую Сэмми ещё помнил, и чтобы отвлечься от чужого жалобного воя, плача и тихих, бессвязанных голосов, стоящих мантрой в ушах, мужчина приходил сюда, и разрезал мрачные угнетающие мысли игрой на пианино. Нажимая стопами на педали музыкального инструмента, он старался не думать о бульканье чернил, струящихся по венам труб, обволакивающих высокие стены, о стуке, о грохоте, о звуке ломающихся человеческих костей и зверином рычании, об острых как бритва зубах, вечно изображающих широкую улыбку, о длинном черном языке, хищно приходящимуся по ней. Старался не думать о Бенди хотябы на несколько минут, что было абсолютно бесполезной тратой времени, ведь в каждой исполненной песни находилась его частица, частица настоящего монстра. Она переплеталась с нотами, выходя за пределы простого звука и обвивала собою шею бывшего композитора, впиваясь когтями в кожу с каждым разом всё сильнее. С каждым разом всё теснее скрепляя их связь. Вынуждая вспоминать о грешных вещах, совершенных вместе с демоном. Желать его ещё больше и ещё меньше ненавидеть. — Неплохо. — Констатируют факт, по ощущениям стоя на ступенях возле двери зала. Пустые глаза за картонной маской, пронзает резкая вспышка страха, и сильные руки холодеют; ослабевая, делают песню сначала кривой, а потом и вовсе окончательно останавливают, не давая ей подойти к логическому завершению. Потому что температура воздуха начинает стремительно падать; комната заполняется запахом чернил, особенно едким, нежели обычно; а за спиной уже раздается чужое, тихое дыхание, прерываемое лишь намеренно наделённых звуком шагов. — Снова пытаешься забыться, играя. — Хриплый, но до боли в суставах знакомый голос снова нарушает воцарившееся напряжение, пока копыта его владельца тяжело соприкасались с полом, становясь ближе. — Не надоело?

I'm crucified, crucified like my savior

Saintlike behavior, a lifetime I prayed,

I'm crucified for the holy dimension,

Godlike ascension, heavens away.

Почему-то речь мистических существ всегда имеет иной тембр, отдающий непривычным для человека звучанием: она будто проникает через перепонки и распускает собственные демонические корни внутри организма, пленяя. Лоуренс сглатывает, но не двигается, отвечая: — Нет, мой Лорд. Что вы хотели? — На поверхности пианино вырисовывается очертание высокого, угловатого существа, стоящего позади и нависающего грозной сколой над музыкантом. — О, Сэмми.. — Мужчина вовремя подавляет внутреннее желание отстраниться, когда чужие когтистые руки приземляются на его плечи и обманчиво нежно сжимют их. — Ты прекрасно знаешь, чего я сейчас хочу. — Полушепотом заканчивает голос сверху. Он знал. И скрепя зубами, кусая губы, он подчинялся во всём своему Лорду, дьяволу Бенди, даже если не нравилось, даже если это было что-то неправильное и грязное. Сэмми слушался его ещё с первого дня пребывания здесь, иногда до дрожи в пальцах боясь совершить оплошность и ощутить гнев и презрение на себе этого бога. Великого кумира. Ведь неповиновение было равноценно смерти, а Лоуренс не мог такого допустить. Ему нужно было выбраться отсюда. Нужно было покинуть чернильную тюрьму, названную телом, с чем должен помочь Бенди потерянным и искателям: им всем. Он скоро дарует спасение, так ведь? Скоро они вернутся к прежней жизни. Обязательно вернутся. Ладони отпускают Сэммюэля, позволяя ему, наконец, свободно вдохнуть и подняться со стула, моментально натыкаясь взглядом на монстра: его долговязое, заострённое тело блестело в свете тусклых ламп; жёлтый бант безвольно и неровно висел на груди, покрытый черными пятнами; мультяшное лицо полностью залито чернилами на месте черных бусин глаз; на голове расположены двое массивных острых рогов, а позади мерно колышется длинный, дьявольский хвост. Казалось, искажённая, перевёрнутая ухмылка мимолетно дернулась, перед тем как её владелец пальцем в аккуратной белой перчатке поманил мужчину к себе. Опять. И нет конца этой игре. Лживый голос в голове до последнего хрипел: бесконечность не предел. Сняв с себя маску и отложив ее на стул, Сэммюэль послушно подходит к Бенди, пока тот не сжимает его подбородок крупной лапой, заставляя поднять голову выше обычного и уставиться в бездну чёрно-белого лица напротив. — На колени, пророк. — Потерянный уже хочет выполнить чужой приказ, но резко останавливается, вспоминая, что они находятся на виду практически у всех чернильных существ студии: сюда мог зайти, кто угодно и когда угодно. — Нас могут заметить... — Я разве не внятно выразился? Или ты не хочешь освободиться? — Слова демона засквозили неприкрытым холодом и, ответив тихое: "простите", Сэмми опускается перед ним на колени. Он невольно сжимает подрагивающие ладони в кулаки, наблюдая за тем, как на чужом паху не без помощи пальцев вырастает большой увесистый член, упираясь своей головкой ему чуть ли не в губы. — Ты знаешь, что с этим делать. Лоуренс приоткрывает рот и сначала медленно слизывает выделившийся из уретры чернильный предэякулят, имеющий цвет темнее, нежели остальное тело. Несколько секунд смакуя отдающую какой-то пряной горечью на воспалённых рецепторах жидкость, мужчина вновь возвращается к позабытому возбужденному органу и куда увереннее проходится языком по набухшим, маленьким венам ствола, целует ствол и дразняще посасывает головку, так будто делает это не третий раз, а уже на протяжении довольно долгого времени. Бенди удовлетворённо выдыхает и нетерпеливо толкается бедрами вперёд, проезжаясь горячим членом по чужой щеке. Сэмми жмурится, но моментально понимает, что к чему, и, открывая собственный рот шире, начинает постепенно заглатывать орган, всё ещё боязливо оглядываясь по сторонам в поисках непрошеных зрителей, по случайности решивших зайти сюда. — Зубы. — Доносится предупреждение до ушей, и отвлекшийся пророк моргает, судорожно исполняяя очередной приказ. — Сэмми, ты слишком много думаешь, для того, кто должен отсосать мне. — Потерянный ощущает желание вернуть зубы и сжать их сильнее, в итоге распарывая кожу, и вызывая болезненное шипение у своего повелителя, но лишь осмеливается поднять черный взгляд на него, губами доходя уже до середины ствола члена и тяжело дыша носом. Он был довольно большим и еле помещался во рту, головкой упираясь в заднюю стенку горла, почему мужчина решает поднять руку, чтобы взяться за оставшуюся часть, но оказывается остановлен ощутимым ударом демонического хвоста. — Кажется, мой пророк снова все забыл. — Бенди разочарованно цокает и резким движением отрывает покрывшееся румянцем лицо от пениса, давая его хозяину глотнуть немного воздуха, и насаживает обратно полностью, по самые яйца. Лоуренс от неожиданности давится и скребёт ногтями по полу в попытке сдержать рвотный рефлекс и хоть как-то расслабиться от чрезмерного растяжения рта. — Да.. Ммм, ты так хорошо принимаешь меня. — Похабно ухмыляющийся монстр, не отпуская головы партнёра, грубо поддается нижней частью корпуса вперёд, начиная трахать его тесное, мягкое горло. И бывший композитор с затуманенным от слез взглядом не может не признать то, что помимо боли испытывает чёртово извращённое наслаждение. Он сдавленно мычит, но покорно принимает все порывистые движения дьявола Бенди, который, мурлыкая, вытирает со своего лица часть чернил, тут же пожирая внимательным жёлтым глазом плачущего внизу пророка. В его взгляде смешивался коктейль из противоречивых эмоций; очертания бровей сосредоточенно сошлись к переносице; из-за неимения способности глотать с аккуратного подбородка обильно стекает мутная слюна, создавая пошлое чавканье, из ноздрей вылетает напряжённое сопение, а жёлтые брюки на подтяжках бугрятся и окрашиваются в черный возле ширинки. Последнее их хозяин не замечает, слишком увлеченный членом в себя во рту. Жалко. Мерзко, но очаровательно. Такой индивидуальный, он не был похожим ни на кого — словно дорогая игрушка на ветрине магазина, которую страшно потерять или разбить. Бенди скалится, ощущая, как собственное возбуждение переваливается через край и, через несколько рваных, беспорядочных толчков, он изливается внутрь рта, заполняя человека до краёв с гортанным стоном. Сэммюэль рефлекторно проглатывает чернильную сперму и отстраняется, вытирая губы тыльной стороной затекшей ладони, и тихо кашляя. Зрение временно фокусируется на мощных, жилистых ногах повелителя, но ненадолго. Скоро картинка переворачивается, сменяясь на лицо дьявола, что бесцеремонно поднимает мужчину на ноги и слизывает длинным холодным языком собственную жидкость с его распухших измученных губ. — Шлюха. Что ты можешь предложить мне ещё? — Сэмми хочет пморщиться от грубого оскорбления, хочет сказать неприятные слова в ответ, хочет стереть эту едкую улыбку, но молчит. Он может лишь стоять, слабо опираясь стопами о пол, поддерживаемый лишь когтистой лапой, слегка надавливающей пальцем на оголённый позвоночник. Он может лишь подчиняться и слепо надеяться на освобождение. — Всё, что захотите. — Лоуренс с трудом шевелит языком из-за боли, возникшей в ещё чувствительном горле, пока Чернильный демон грубо разворачивает его и заводит безвольные руки за спину, связывая те лентами призванных чернил. — О, тогда я этим воспользуюсь. — Сэмми покрывается мурашками от низкого рычания, раздавшегося прямо возле ушной раковины, и прикусывает губы, когда чужой хвост прорывается меж ног, начиная поглаживать уже стоящий колом член сквозь одежду. — Вы же освободите нас... Мой Лорд? — С придыханием спрашивает бывший композитор, затуманенным взглядом разглядывая деревянную сцену с пюпитрами и музыкальными инструментами. — Скоро мы все покинем эту чернильную тюрьму. Очередная ложь льется прямо в мозг, только принося раздражение нервныс клеткам, но тогда почему он не уходит? Почему продолжает каждый раз поддаваться чужим ласкам, хриплому голосу? Почему продолжает боготворить этого демона и испытывать от этого удовольствие? Они застряли здесь навечно. В этом гребаном цикле, имеющем всегда один и тот же сценарий.