Охота начнётся на рассвете

Сна ни в одном глазу. Она стоит в тесной комнатушке в углу хижины среди одежды эпистата. Огромное зеркало в полный рост отражает все ее тело, скрытое лишь бельем. На бедре ровным рядом 4 небольших синяка от крепких пальцев. На шее покрасневший от поцелуев шрам. Напоминание ей о своем страхе перед неизбежным. Зачем-то же он ее вернул сюда. Когда же прикончит вслед за остальными? Она не знает, как жизнь привела ее сюда. Знает, конечно, но все равно это выглядит абсурдно. Одно дело играть в кошки-мышки с убийцей, который не знает ничего про тебя, другое же дело вынужденно раскрыть все карты и сидеть здесь будто на пороховой бочке, что должна рано или поздно бабахнуть. Эва сейчас будто Кот Шрёдингера — одновременно и жива и мертва. Она лишь участник эксперимента, запертый с опасным человеком в одном поселении. В одной хижине. И у нее шанс ровно 50:50. Все зависит от его желания, от его решения. Ей остается только ждать и надеяться, что эксперимент удастся в лучшую для нее сторону. Неопределенность выматывает. В зеркале она выглядит очень уставшей от жизни. И синяки эти... Будто ее били палками всю ночь. У господина же было много наложниц, неужели обращаться не умеет с женским телом? Или не задумывался никогда о силе своей. Это не клинком махать перед носом у бедных магов. Перебирая свою одежду на маленькой полке, она даже думала научить его нежнее обращаться с ней во время близости. А потом глаза сами собой округляются от этой мысли. Никакой привязанности. Нельзя. Он что-то задумал, она чувствует это всем телом. Нужно лишь приручить зверя. Таков мой замысел. На рассвете она слышит, как проседает кровать под тяжестью тела, а потом сам Амен возникает в проеме комнаты, смотря на нее через зеркало. Он берет накидку, которая укрывает плечи, молча подходит к ней со спины, целуя в щеку. Замечает фиолетовые пятна на ее ноге и еле касается талии. Осторожно. Будто извиняясь. Он в тишине собирается и уходит за поселение на пустырь, который видно из окна. Эва завороженно наблюдает за тренировкой. Как перекатываются мышцы во время отжиманий. Как натягивается ткань, обнажая крепкие ноги. Как блестит его влажная от нагрузки кожа и как тяжело вздымается грудь от частых вдохов. Будто произведение искусства, не меньше. Амен даже сейчас под палящим солнцем будто светится. Белая кожа словно покрыта блестками, так ярко отражаются капли пота на ней. Эва даже не моргает, рассматривая его. Белый, словно облако в небе.   Он ходит по пустырю кругами, таща на себе несколько мешков с песком так, будто они ничего не весят. Эва бы не подняла и наполовину заполненный. Машет в воздухе тяжеленным клинком, словно прутиком. Сколько же в нем силы, невероятно. Пожалуйста, только не влюбляйся. Не сейчас.   Как только Эва выскальзывает на залитую солнцем улицу, перед её носом тут же возникает Тизиан. Довольный, словно кот, объевшийся сметаны. — Эва! Не хочешь составить мне компанию на обеде? — он смотрит так, что отказать было равно ранить охотника в самое сердце. Она медленно кивает и запоздало улыбается. Уже немного поздно для обеда и за столами рядом совершенно никого нет. Лишь пара охотников в самом краю рядов, косящихся непонимающим взглядом на странный дуэт. — Господин совсем голову потерял, когда ты убежала. Так волновался за тебя. Хорошо же ты спряталась, месяц искали, — рассказывает он с улыбкой, отправляя в рот ещё одну ложку. Он такой беззаботный, не боится даже. И не изучает её. Он же... Правая рука эпистата. Или это такой ход — заболтать и посмотреть на реакцию? — Тизиан, милый… — начинает диалог Эва, вгоняя обращением охотника в краску, — как ты думаешь, почему я сбежала? — она широко расставляет локти на столе и упирается на них, заговорщицки заваливаясь на стол. Хлопает большими чёрными глазами, чтоб получше сойти за дурочку при возможности.  — Ну как же! — он машет ложкой над тарелкой с таким лицом, будто это очевидно, как день, — ты от горя решила найти сама убийцу твоего брата... эм... друга… Прости пожалуйста, кто он тебе? — Исман был моей семьёй, хоть мы и не родственники. — она опускает взгляд в стол. Весь азарт диалога понемногу утихает. — Зачем убежала одна? Амен ради тебя гору свернёт, он бы нашёл убийцу, помог бы, если знал, что у тебя на душе тяжело до сих пор. Видела бы ты его тогда... — говорит Тизиан, и на лице его читается неподдельная боль за друга. Эва тут же с прищуром возвращается обратно грудью на стол. — Он настолько сильно боялся за мою жизнь? — Конечно! Сначала ругался, что позволил себе уснуть, ругался на меня, что упустил. Хаос был жуткий. Я, честно, впервые вижу такое беспокойство с его стороны. Видимо он и правда тебя очень любит. — Тизиан начинает царапать другой стороной ложки столешницу. — Я ведь говорю, как его друг, он переубивает тут всех, если потеряет тебя. — Я.. Я понимаю, спасибо, — Эва выглядит немного смущенной от такой откровенной беседы. — Жду не дождусь, когда погуляю на вашей свадьбе! —охотник легонько толкает её кулаком в плечо и уходит в сторону хижин, оставляя Эву прожигать глазами свои руки на столе. Любит. Неужели правда? Это не подстроенная ловушка? Она уже ничего не понимает. Гнался за ней целый месяц и ради чего? Действительно потому, что сердцу мила?  Значит, слово эпистата имеет огромный вес. Шезму в поселении свободно разгуливает по улицам. Как и обещал, все так или иначе склоняют головы в знак уважения. Но никто не знает кроме него. И это может как помочь, так и испортить. Иначе она не осуществит задуманное. Главное — благополучие. Скучная тихая жизнь. Спокойствие. Приоритет. Нужно лишь немного постараться. Уютный тихий вечер разбавляется редкими выкриками людей поселения, которые еле доносятся в окна хижины эпистата. Красное закатное солнце заливает всю стену выше кровати и румяные лица на ней. Он стискивает в кулаке простыни, напрягая все свои мышцы. Горой нависает над ней и она плавится под его телом. Покажи всю мощь, на которую способен. Амен сжимает ее бедра снова так, будто если он ослабит хватку, то она вновь убежит. Испарится. Он не должен этого допустить, он будет крепко держать. Позволять себе так много, а после с миллионом извинений целовать красную кожу. Осторожно мазать маслом, повторяя, что в следующий раз он будет аккуратней. Не будет. Подсознательное желание показать маниакальную зависимость. Он все еще борется с собой. Любить — убить В каждом движении он выражает результат тяжелейшего выбора, маскируя невероятной страстью. Его медленные нежные поцелуи и контрастом грубые толчки. Ее укус в плечо вместе с еле ощутимыми касаниями. Их отношения изначально построены на противоречиях, но Амена волнует только одно. Лишь бы она не боялась его. Потому что он сам себя боится. — Сколько лет ты уже служишь Менесу? — Эва разлеглась почти поперек кровати, уложив голову Амену на грудь, как на подушку. Она перебирает белую простынь в пальцах, подтягивая ее ближе к груди. — Почему вдруг интересно стало? — сонный голос у макушки лениво интересуется, а пальцы вновь вплетаются в темные волосы, нежно их перебирая. — Секретная информация? — Седьмой год пошел. Но он уже совсем плох. В последние года 3 не принимает лично. Боится хвори, пытается прожить и править как можно дольше. Люди его любят. — А до тебя кто был? — Это допрос? — Амен слегка приподнимается на подушках, чтобы видеть лицо Эвы. Она все также смотрит на свои руки. — Я всегда была далека от дел в столице, всю свою сознательную жизнь лишь выживанием занималась. Поэтому хотелось узнать о прошлом твоем и прошлом страны, раз ты к нему отношение имеешь. — она слегка запрокидывает голову и встречается взглядом с серыми светящимися глазами. — Не слишком интересная история. Я находился на обучении у Фараона, когда его правой рукой Соломон был, о котором ты нашла свиток вечером. Я не имел чести встретиться с ним, но о его делах говорили много хорошего в столице и не только. Восхваляли наравне с самим Менесом. С того времени все люди Фараона носили длинные мантии с масками священных животных, чтобы у недругов было меньше возможностей причинить вред конкретному служителю. — И много у Фараона людей? — Если не ошибаюсь, то сейчас больше двух сотен. Они все еще в какой-то момент времени меняются, переезжая в разные города. — монотонный голос Амена убаюкивает, но рассказ слишком интересный. И нужный. — А ты почему не в мантии? — Охотнику ни к чему. Меня взяли сразу после побега Соломона для того, чтобы выследить его после громких слухов о его связи или принадлежности к черномагам и проведении служений Богам без ведома Фараона. Говорили, он в тайне почитал других Богов и поклонялся им, гневя наших, от которых предательство не скрылось. Это был рассвет войны с темными силами и с самими шезму, именно после этого в Верхнем Египте им пришлось прятаться. Люди закрепились в уверенности, что шезму – предатели, такие же, как Соломон, а потому должны быть изгнаны или убиты. А также, что именно маги причастны к распространению хвори спустя несколько лет. Все приготовления были в спешке и не было нужды в скрытности. Но меня опередили жители столицы, которые перед моим приездом сами выкурили предателя из дома, когда он собирал вещи для побега. Я приехал уже на пепелище. Но даже там, в его собственном доме, я не смог учуять шезму. О чем я и доложил Фараону и он перестал его искать, поверив мне и моему чутью. Менес знал моих родителей, а потому знал и про мое умение, вот и взял на обучение к лучшим своим войнам. Он сразу растил во мне охотника. И выпустил в удобное для него время. — И ты тоже веришь в их причастность к болезням? Для этого убиваешь? — руки едва заметно берет дрожь от этого вопроса и Эва прячет их под простынь на животе. — Я ни во что не верю, Эва. Я приказ выполняю. Здесь все просто очень: не буду делать я, сделает кто-то другой. — Как ты их… Нас… Как ты видишь? — Эва так и не смогла определиться, замирая в ожидании ответа. — А про это Тизиан умолчал? Хорош друг. Они будто… светятся? — он неопределенно машет рукой у левого глаза, а потом потирает лоб, — и остаточный свет могу увидеть, если черномаг был в том или ином месте. Я также искал следы после твоего пребывания в гробнице, но не нашел совершенно ничего кроме тебя и твоего противного характера. За последние слова Амен тут же получает легонько кулаком в бок и тихо смеется. Хотелось еще столько всего спросить у эпистата, но после приглушенного смеха в ухо Эва слышит мирное сопение. Амен натерпелся столько всего за эти несколько дней, пусть наконец-то спокойно поспит. Эве снова не спится по ночам. Ливия она находит лишь после заката, когда он крадется к столам, чтобы поужинать. Лекарь, вернувшись в поселение, старался не отсвечивать целыми днями, пропадая или за текстами, или скрываясь за своими мензурками и травами. Боялся эпистата. Ведь это на нем лежала ответственность за жизнь Эвтиды. Амен бы, не думая, свернул Ливию шею, если бы хоть ресничка упала с ее глаза. Эва чувствует каждый раз вину, когда видит его. Подвергла опасности своим побегом, хоть она и не заставляла его присоединяться к ней. Но также в ее сердце при виде него огромная благодарность за помощь и поддержку. Она показывает ему переписанный текст и пересказывает историю Амена, указывая на подозрительные совпадение скрытия лица, но все её варианты отметаются, потому описанные одеяния — стандартная схема вот уже несколько десятилетий.  Снова никакой зацепки... Кто может доказать, что одеяние было таким, как у приближенных Фараона? Маска шезму? Эва сама выкинула свой костюм с маской в реку, кто угодно мог его подобрать и воспользоваться в своих целях. Какая же дура! Кто мог убить Исмана, проникнув так близко и оставшись незаметным в логово охотников, если не Саамон? Его приспешник? Чтобы сделал грязную работу? Или он убил не специально? Исман ночами часто пропадал, как оказалось, на берегу реки с Дией. Может он обнаружил случайно незнакомца, и ему пришлось действовать по единственному пути. Знал ли он, что Эве удастся выяснить хотя бы кусок того рокового рассветного убийства? Саамон целенаправленно травит людей. Для чего? Что-то спрятать? Спрятаться самому? Миллион вопросов остаются в голове, не давая даже расплывчатого ответа. Эва пробирается в библиотеку, чтобы в тишине проанализировать все, что теперь знает. Голова лопается от вопросов и нестыковок. Страшный пергамент, который все-таки удалось расправить, рядом со свежим текстом лежит на библиотечном столе. Она не подпускает к себе близко ни одного охотника, который так и норовит поболтать скучным вечером. Сам же Амен лишь снисходительно улыбается её попыткам добраться до истины. Если он сам 7 лет не может достичь желаемого, то что уж говорить о мелкой девчонке, которая не видела ничего, дальше своего Гермополя. Хворь — точно не болезнь. Она это вычеркивает сразу. На эпидемию не сильно похоже. Эва вспоминает все эти страшные рассказы Ливия про его попытки спасти бесконечное количество людей. С каждой смертью его руки опускались все ниже вместе с головой под тяжестью неизбежного. Эта внезапная болезнь сломала некогда амбициозного лекаря, заставляя брать на душу такую боль в столь молодом возрасте. Какой толк в рассказе про Соломона, если он очередной подручный правителя, который по понятным причинам прячется от любых людей, что приезжают из города. Менес за свои годы правления сделал много прекрасных вещей, людям не хотелось бы в ближайшее время лишаться сильного лидера. Она сама сидит в изолированном от города поселении, в котором едят определенную еду, пьют проверенную на несколько раз воду и меняют пути поставок по этой же причине: хочется пожить подольше. Но что-то все равно не дает покоя. Она возвращается обратно в хижину и молча тихонько пялится в потолок несколько часов, пока за окном не начинает светлеть. Ей определенно известно, что Амен не просто по любви душевной держит ее рядом. Она – приманка. Средство связи по его мнению с самим Саамоном Хемсетом. Заклятым врагом. Каким только образом? Она рассказала абсолютно все, что знала. Остальную часть раскроет лишь наставник. Если он захочет, конечно. Саамону плевать на Реммао и что он вообще попался охотникам, а потому тем более ему не интересна сама Эвтида. Значит ли это, что все у него идет по плану? Эва тихонько поднимается с кровати и на носочках крадется к столу, где прятала свой текст. Сон совершенно не идет из-за привычки в побеге, и она перечитывает несколько раз справку. Стоит возле окна, смотря в одну точку на небе, откуда вот-вот должно появиться солнце. Губы шепчут теории, отвергают их, придумывают новые и снова не то. Что-то лежит на поверхности, прямо под носом. Прямо здесь… Она должна схватить ускользающую мысль. Что-то спрятать? Спрятаться самому? Что-то спрятать? Спрятаться самому? Что-то спрятать? Спрятаться самому? Что-то спрятать? Спрятаться самому? — Как дела, шезмочка? — с улицы в окно на нее смотрит Сет, ухмыляясь в своей манере. Он как обычно появился из ниоткуда, заставляя Эву вздрогнуть и отпрянуть от окна. Она с опаской оборачивается за спину и видит лишь огромную спину эпистата, бережно укрытую простынями. Она перед Сетом — дрожащий лепесток.  Он — тот, кто сохранит его навечно прямо под сердцем. Могущественный покровитель, призванный защищать. Умеющий награждать. Способный обеспечить желаемым. Никто не встанет наравне с ним, каким бы господствующим и властвующим человеком ни был. Никто не способен тягаться с Богом. — Я знаю, где искать Хемсета. — глаза Бога ярко сверкают в предрассветных сумерках и он льнет ближе, по-кошачьи облизываясь. — Что же ты хочешь взамен? — он проводит пальцами по ее щеке, а следом властно сгребает ее за волосы на затылке и заставляет высунуться из окна и опалить его губы своим горячим вздохом. — Неужели хочешь разорвать нашу связь? — Ни за что, господин. Я приняла решение уже давно. Я своего плана придерживаюсь и скоро ты убедишься в моей преданности. — Решила таки подчиниться мне? Была дерзкая такая в прошлую нашу встречу. Я уж думал, забыла меня. Забыла себя, оставшись с заклятым врагом наедине. Что бы ты не задумала, будь осторожна в своих решениях, чтоб жалеть не пришлось о выборе. Руки начинают болеть. Она так и стоит на носочках, вытянутая из окна, упираясь в раму трясущимися пальцами. Отчаянно пытается не дёргаться, пытается дотянуться, стать ещё ближе. Сет сжимает стальную хватку на её подбородке, обжигает её губы своим горячим дыханием. Сердце бешено трепыхается в груди, она забывает, где действительно сейчас находится. Всю себя отдаёт господину. — Предназначению суждено исполниться. Позволь оправдать имя, данное тобой.  — шепчет она так тихо, что ее слышит только ветер. Он так и не целует её. Разочарование разливается по венам, она старается этого не показывать. Смотрит неотрывно в горящие глаза. Они словно остановились в этом моменте. Лишь укрепили давнюю связь. Этой связи сложно сопротивляться, но в итоге Эве это и не нужно. Все карты сыграны. Кроме одной. — Хочу твою силу помутнения разума, господин… — она опускает взгляд на его губы, когда тот усмехается, обнажая белоснежные зубы. — как в тот раз, — поднимает глаза и встречается с красными радужками, переливающимися огнем. — Это так не работает, милая. Но я могу усилить твою маску этими чарами. Что же ты хочешь сделать с их помощью? — рука властно исследует горло девушки, с нажимом проходя по порезу, выбивая еще один вздох прямо в губы. Как жарко. — Я хочу мстить. — Тогда говори, Эвтида, и после твоих слов маска будет работать. Проведешь пальцем по кругу маски, не отрываясь, и красный дым сделает для тебя что угодно.

***

Время далеко за полночь, свечи догорают последние минуты. В хижине царит спокойствие и умиротворение. Эпистат только недавно вернулся с дневной охоты, выследив, кажется, еще одного черномага. Они не говорили об этом. Это нельзя было изменить. Эва могла просто молча смотреть за его сборами, как он готовит оружие, как надевает свой черный костюм, как цепляет красную линзу на левый глаз. Каждый раз по спине проходил холод. Сейчас же она тихо радовалась, что ему не удалось поймать того парнишку. Полночь. Именно то время, когда они могут быть вместе. И они пользуются этими мгновениями сполна, выбивая друг из друга тихие жаркие стоны. Позволяя раствориться в моменте и в любви. Эва сидит у изголовья кровати, распихав под локти и спину небольшие подушки, тихо мычит какую-то мелодию, поглаживая светлые волосы Амена, пристроившего свою голову к ней под бок. Этот момент надо бы запомнить, он такой приятный. Спокойная ночь и любимая Эвтида, не отходящая ни на шаг. Хочется себе внутри век выжечь ее глаза, ее губы, тонкие пальцы и густые красивые волосы. Амен бы заплатил невероятно высокую цену за то, чтобы вот так лежать с ней до конца своих дней. — Господин, ведаешь ли ты, что я сделала за тебя всю твою работу? — ее голос словно мед по сердцу, льется так умело и мягко, обволакивая. Амен слушает, но не слышит, кроваво-красный туман маски, лежащей под кроватью, оседает пеленой на глазах. Ночь такая тихая, что даже ветра не слышно, и уху зацепиться не за что, кроме сладкого бархатного голоса. — И что же ты сделала, моя Неферут… — глаза сами собой закрываются. Мягкая женская ладонь гладит щеку и укладывает тяжелую мутную голову к себе на колени. — Я знаю, почему хворь пришла в Верхний Египет. Это ведь все из-за тебя, господин, — легкие поглаживания по плечам, пальцы проходят сквозь белые волосы на голове. — Это. Ты. Виноват. Короткие тонкие ногти легко проходятся по рукам, груди, будто убаюкивая, а иногда впиваясь посильнее в нежную кожу. Амен пытается встать с кровати, но ее руки без особых усилий укладывают его обратно. Черная маска клубится дымом, заставляя расслабиться снова. Он опять закрывает глаза, чувствуя острый ноготь, который ведет от сгиба локтя до самого горла. На контрасте с теплыми мягкими поглаживаниями щеки. На контрасте с грубым хватом за подбородок. На контрасте с острием клинка, приставленном к горлу. — Саамон никуда не сбегал. Точнее Соломон, если так удобнее тебе, он сбежал, но лишь для обдумывания мести вам, людям. Пока ты истреблял мне подобных, он только набирался сил для своего замысла… — Я не… Не понимаю, Эва.. Что ты делаешь?.. — Саамон Хемсет – это Менес. Он убил Фараона и сел на его место. И хворь – его рук дело. Хемсет мстит людям за массовые убийства черномагов, он отравляет еду, воду, предметы только лишь для мести. Кровь за кровь. В равенстве сила. Об этом был текст на твоем столе, не так ли? — Эва приторно шепчет рядом с ухом, крепко сжимая рукоять клинка, — И пока ты убиваешь шезму по приказу мертвого правителя, он убивает мирных жителей. Иронично, не правда ли? — пальцы нежно мажут по острым скулам. Амен такой расслабленный сейчас, вникает в ее монолог наполовину. Такой беззащитный. Ей ничего не стоит сейчас… — Нет.. я не верю тебе.. — он хмурится, дергает головой и лезвие слегка врезается в нежную кожу. Амен замирает. — Эва… — Как ты можешь быть уверен в своей правоте, если 3 года не видел его? Саамон все продумал превосходно, и я восхищаюсь им. Я считаю, что он будет гордиться мной. Я принесу ему былое величие. — Почему же он сам не убил меня?... — тело не слушается, тяжелые руки поднимаются лишь на несколько сантиметров над кроватью и падают камнем обратно. — Ты разве забыл про моего дорогого друга Сета? Так я напомню тебе, что Саамон является его давним должником, а потому не хочет найденным быть. Ты истребляешь нас, заставляя Бога слабеть без веры. Вынуждаешь врываться в жизнь смертных ради восстановления равновесия изнутри. Ты — его погибель, милый господин. Она медленно водит клинком по горлу, словно пилит белую кожу, покрытую испариной от страха.  Ярко красная кровь потихоньку собирается рядом с порезом небольшими бусинами, словно ожерелье.  Так завораживает. Все оказалось так просто и так сложно одновременно. Захватить власть, сесть на самый могущественный трон, запереться в четырех стенах и возрождать из пепла свои планы. Амен из обычного подручного стал главным укрытием самого демона, сам того не ведая. Убивая магов по приказу и по собственной инициативе он подписывал приговор остальной части страны. Саамон путает для Бога следы вот уже два десятилетия, и дальше бы оставался в тени, если бы не решил искать предначертанную судьбой его возлюбленную. Он совершил огромную ошибку, когда пришел лично выяснить и убить возможную угрозу. Возможную нить их связи. Исман всего лишь оказался не в том месте и не в то время, став вынужденной жертвой. Чтобы показать власть. Раскрыть присутствие. Обозначить свои намерения. И стать могущественнее самого Бога, тем самым уничтожив его до пыли. Она, в свою очередь, уничтожает того, кого любит ради того, кто предначертан судьбой. Она станет женой Бога, позволит ему возвыситься, как прежде, стать могущественнее благодаря её силе и её любви. Благодаря безграничной вере. Благодаря предназначению. Эвтида нашла того, кто был нужен. Кто уничтожал мир столько времени. И теперь он поплатится за свои действия. Сердце мое без крови, там вечная мерзлота… Пой, горе, заполони мои глаза солью, внутри меня вскоре откажут все тормоза… Она тихо набирает в грудь побольше воздуха и с облегчением, наконец-то, перерезает ему горло, держа второй рукой за подбородок и заставляя смотреть ей в глаза. Так выглядит твоя смерть, которой так долго страшился. Которую пытался оттянуть. Смотри же в мои глаза и запомни всю власть, льющуюся из них. Льющуюся, как кровь алыми густыми струями по белоснежной коже, по белым простыням. Такова судьба твоя, господин Верховный эпистат. Положить свою жизнь и сердце к ногам врага и принять свою смерть как должное. Ты ведь знал, что когда-то попадешься. Усыпишь свою бдительность нарочно ради мимолетного удовольствия. Любить… Надеюсь, ты признаешь свою смерть необходимой, а меня серьезным противником. Даже Гор не такой всемогущий, раз ты не смог должным образом воспользоваться его даром — Оком Уджат. Глаз Луны, Соколиное око. Ты мог видеть сквозь него так много, но предпочел идти по пути предателя, поселив его в своей голове. Его энергия лишь губила тебя, притягивая тех, кого до последнего момента ты считал своими личными врагами. Не дав шанса объясниться. И показать. Гор благословил тебя, отдав свой могущественный левый глаз. Он старался помочь ребёнку обрести новых родных людей, которые не будут отличаться. Чтобы было привычно. Чтобы видеть близких по сущности. И этот дар ты использовал против них. Против себя. Что ты ощущаешь, когда падаешь на самое дно? Разумеется, кроме неистовой всепоглощающей боли, смывающей все твои великие заслуги.  Надеюсь, что истинный животный страх передо мной и моим величием. Перед моей смелостью пойти против тебя. Верховный эпистат… Символ справедливости… Вся моя свобода - это ничего не ощущать. Она выполнила его негласные условия. Жизнь за жизнь. Он убил для неё, теперь она смогла оплатить ему тем же. Посланница самого могущественного и разрушительного бога. Глаза медленно загораются алым огнем, освещая бледное лицо на её коленях. Утонуть в её глазах - значит погибнуть. Он теряет жизнь за эту близость.  Теперь нет страха, нет паники давления безысходности, от которой так долго болело в груди. Теперь она полностью и всецело принадлежит Сету. Наконец-то она ничего не боится. Вот он. Момент истины. Точка отсчёта. С этого места они и начинали. Наверное, нужно сказать пару слов? Так. Было. Нужно. Священный багровый Нил окропили кровью вновь. Плодородная великая земля снова восполнит свою силу. Еще один цикл завершился. И восстанет Бог-покровитель из красного песка, возродится в силе и могуществе, и наполнит Нил кровью предателя. Несравнима сила его, способная победить саму смерть.  И расцветут кровавые берега в честь властелина, люди склонят вновь головы пред тобой и твоим титулом, о господин освободитель от ужасного проклятья. Господин, давший силы и возможности жить и процветать.  Великий Бог-покровитель Сет станет символом силы и возрождения, а его правление будет наполнено благополучием и процветанием для всех, кто следует за ним.

­­­­­­­­­­­____­­­­­___ ВЫ ПОЛУЧИЛИ ДОСТИЖЕНИЕ________

                          СЛУГА БОГА                          

                                                                       

        Убить Эпистата и найти предателя        

________________________________________

+125 алмазов и разбитое сердце