Божественный игрок

      Наблюдатели не могут быть чем-то отличным от гуманоидного. Говорите им доброе утро, произнесите «человечество — иная раса», попробуйте подражать им в их занятии, однако вы все равно не станете Наблюдателями.       Они что-то типа Высшей Формы Жизни. Именно так, именно такими буквами и именно с такой интонацией, возвышенной, с разным регистром у букв.       Относиться пренебрежительно к ним нельзя, однако нельзя их слишком восхвалять, потому что несмотря на ауру всего Возвышенного и Особенного, Наблюдатели в первую очередь — просто-напросто нечто другое, а не «нечто подобное людям и гибридам», но стоящее выше по иерархии.       Это странно для восприятия, и некоторые Наблюдатели сами не любят подобную «классификацию» к себе, однако этот факт оставался фактом: будучи совершенно другим видом, не относящимся ни к людям, ни к гибридам, ни к администраторам или к каким-то другим сущностям и должностям, они должны были признавать то, что их положение в обществе может быть воспринято с точки зрения именно человекоподобных, ведь именно на их стандарты и ложится само восприятие мира.       Оттого-то Наблюдатели не понимаются и не принимаются никем: их мысли слишком иные для обыкновенного человека, а способности превышают среднестатистического игрока, от чего и растет ужас и недоумение.       Наблюдатели даже не могут быть поняты теми, кто стал им поклоняться со временем, потому что они воспринимали их в первую очередь как Высших, а не как не_людей.       И Гриан признает то, что, скорее всего, некоторым Наблюдателям это льстило.       Возможно, некоторые из них даже позволяли себе гнаться за человеческим вниманием, снисходили до их душ, пытаясь раскрыться так, чтобы игроки поняли их, понимая, что это будет трудным процессом, поскольку разум человека попросту не мог внести в себя такое… необъятное разом.              Среди некоторых Наблюдателей ходили слухи и о тех, которые желали славы и признания, будучи самыми слабыми среди своих и сильнейшими примерами силы для игроков.       Он знал и о том, что их гуманоидная сущность для других людей может показаться сплошным проклятием или, наоборот, полным благословением.       Понимал и то, что эти оба мира постоянно сталкиваются, даже если никто из них и не хочет противостояния. Однако все начинается слишком хаотично, чтобы продолжаться в спокойном темпе.       И Гриан ужасается, в конце концов, когда понимает, что спокойной жизни и понимания вместе с гармонией ему, наверное, так и не достичь ни в одном из миров.       Потому что и Наблюдатели, и игроки, кем бы они не были, как бы не классифицировали бы себя и какие бы оправдания не использовали, они… продолжали отравлять жизнь друг друга, так и не прийдя ни к соглашению, ни к ограниченному существованию друг от друга.       Это вражда, это даже хуже чем вражда, потому что во время нее, обычно, две стороны выносят свой вердикт и девиз, неся его до смерти, сражаясь во имя его и доказывая свою точку зрения. И рано или поздно, такая политика сможет к чему-то привести.       Однако Наблюдатели, принявшие слишком близко к сердцу мир игроков, которые думают о том, что те специально бросили им вызов, намеренно «тупя» каждый раз перед ними, чтобы вызвать их ярость, чтобы нанести им боль своим «непониманием», и игроки, рассуждающие о Наблюдателях, как о Богах, которым только и нужно, что показать свою силу перед людьми, или выступить с доказательством своей власти и Божественности только для того, чтобы властвовать над ними.       Гриану страшно.       Потому что он всё, существовавшее в обоих гранях.

***

      Верный признак катастрофы — то, что она уже произошла.       Довольно банально и совершенно непонятно такое утверждение, как ни крути, однако оно имело смысл.       Зачастую, как Гриан заметил, весь хаос начинает происходить после того, как происходит что-то такое… заторможенное во всех смыслах этого слова.       Например, ты выходишь в магазин, где убивают человека, пока ты спокойно покупаешь себе очередную лапшу быстрого приготовления, а потом, на следующий день, ты ищешь лапшу уже в другом магазине, потому что прошлый прикрыли в целях безопасности. И ты скорбишь, но непонятно по кому: по человеку, которого убили на твоих глазах, даже если в тот момент ты находился в состоянии глубокого шока или лапше, которую ты не сможешь уже больше купить в магазине прямо у дома, вынужденный шагать за ней пешком лишние двадцать минут.       А затем ты понимаешь, что лапша, которую ты купил, отличается по вкусу, даже несмотря на то, что марка у нее одинаковая и все, что различается — это два разных здания, где она была куплена.       Только тогда ты осознаешь: где-то произошла катастрофа.       И тебе становится дурно.       В случае же Гриана все началось с давней катастрофы, которая подвела к следующему разговору:       — Вы вдвоем сохранили мои вещи, верно? — игриво спрашивает его Скар, видя то, как Мамбо уже пропадает где-то в глубинах пещеры.       О… да. Это было начало девятого сезона и они успели зарядно поиздеваться над бедным Скаром, который умер уже бесконечное число раз.       Гриан уже перестал считать его смерти, а Мамбо перестал уже пытаться инициировать их, смотря за тем, как Скар вполне спокойно умирает самостоятельно или то, как Гриан уже входит в азарт, пытаясь внести какой-то особенный оттенок в эти смерти.       Как будто он хотел придать им значение, надевая на свое лицо улыбку и становясь «маньяком» для Скара, удовлетворяя их желания в том, чтобы вызвать смех и получить от происходящего как можно больше… не только удовольствия, сколько бесконечного значения, которое в данном случае означало игру.       — Клянусь, у тебя жажда смерти будет похлеще, чем была в «третьей жизни», — Скар с благодарностью принял свои вещи обратно, чтобы снова умереть уже от какого-то моба.       Даже не став читать в чате уведомление о собственной смерти, Скар снова возвратился к Мамбо и Гриану только затем, чтобы встретить весьма странную ухмылку Гриана.       — Тебе бы определиться: жажда крови ли это или просто игра, — довольно мрачно подметил Гриан, однако его улыбка все еще оставалась на лице, скандируя, что что-то не так.       В глазах на миг промелькнул фиолетовый блеск.       Скар тупо посмотрел на него, нахмурив брови.       Вернее, попытавшись нахмурить брови, чтобы выглядеть серьезно.       По итогу он просто выглядел как-то устало… или просто более осмысленно. Уголок его губ дернулся, он усмехнулся.       — Да шутка все это, — хмыкнул он, пожав плечами. Все равно моя смерть примет только меня одного, так что не переживай ты насчет того, чтобы убить меня еще разок. В конце концов… кто знает, что может последовать за этой смертью, — Скар честно старался звучать по-философски.       Скар честно старался, чтобы это выглядело серьезно, потому что по его подсчетам предыдущие несколько минут состояли чисто из смеха. Поэтому их очевидно надо было уравновесить серьезным лицом и попытками в бессмысленную философию.       Долго он не протянул.       Рассмеялся.       И вновь увидел в чужих глазах оттенок фиолетового.       Скар мог бы успокоить себя самого тем, что «возможно, мне просто это показалось», однако, во-первых, почему из-за какого-то недо-фиолетового нечто он должен был себя успокаивать, а, во-вторых, он ясно знает, что такое «показалось» и «не показалось».       Показаться может только тогда, когда ты закрываешься щитом, одновременно отбиваясь от парочки ведьм и криперов, по пути стараясь не смотреть на эндермена, очень «удачно» заспамнившегося именно там.       Вот тогда да.       От зрительных галлюцинаций, до весьма интересных фрагментов в плохом качестве — может показаться все, что твоей душе угодно или не угодно в тот момент.       А вот сейчас нет.       — Это все бессмысленно, — с разочарованием протянул Гриан, надувшись. — Веселье, о, во имя Разработчиков, да сама комедия должна нести в себе какую-то смысловую окраску и… — он уже хотел было спорить дальше, однако в мгновение ока захлопнул рот, мрачно покачав головой. — Неважно. Ладно. Просто продолжаем веселиться, — просто сказал он, особенно сильно замахнувшись киркой и копнув под себя…       … чтобы, проломив сразу два блока, полететь вниз, в какую-то глубокую пещеру, прямо ко всем чертям.       Заржав как сумасшедший, Скар ринулся смотреть вниз, глядя на появившиеся вещи Гриана. Нет, сегодня определенно была какая-то новая игра в жанре «забавной смерти», если такой жанр вообще мог существовать. К словам Гриана Скар вслушивался так, как можно было прислушиваться к комментариям к сценарию, где были описаны различные эмоции и мораль.       Он думал о том, что Гриан сегодня примеряет какой-то новый сценарий на их жизнь, заставляя его дожидаться чувства предвкушения от того, что сегодня он преподнесет им. Может, это задало бы Гриану настроение на новый сезон?       Но сейчас того явно ненавидел мир, или, может, сама жизнь, которая была так благосклонна к Скару.       Нет, без сарказма.       Жизнь его действительно любила. Она приносила со смертью только смех и радость другим людям, наполняя самого Скара неведомым азартом к тому, чтобы продолжать лавировать на этой грани жизни и смерти.       Это было весело.       В этом цикле и существовала сама его жизнь, в конце концов.       — И кто спуститься за его вещами? — Скар не заметил, как подошел Мамбо.       Тот явно забавлялся их продолжительным циклом жизни/смерти, явно получая от этого удовольствие.       — Если я туда полезу, — начал Скар с еле сдерживаемым весельем, — то я мгновенно умру.       И это была правда. Несмотря на то, что в теории он мог действовать и спускаться аккуратно, но…       … существовала огромная вероятность того, что он упадет насмерть. Потому что пещера действительно была огромной, а никаких элитр или суперских доспехов (которые даже его бы не спасли), у Скара не было.        — Если я туда полезу, то потом Гриан не досчитается пары вещиц, убьет меня, а затем я убью его… и таким образом мы растеряем все наши вещи, — Мамбо забавно прищурился, покачивая головой, как будто бы действительно прожил эти мгновения.       В каком-то смысле это было его особенностью — чувствовать, говорить и отвечать за тот опыт, который он даже не проживал сам. Это было по меньшей мере удивительно, но при этом еще иногда и жутко, когда этот «человек» начинал говорить про какие-то ситуации, а потом оказывалось, что он ни разу в ней не был, хотя и мог узнать о ней буквально все.       — А ты хочешь провернуть сейчас эту схему? — Скар с любопытством посмотрел на него, продолжая искать руду рядом.              Он тихо ругнулся сквозь зубы, когда какой-то крипер снова возжелал убить его, однако планы моба не увенчались успехом, потому что Скару на этот раз не очень хотелось умирать. Вот такие дела. Все в жизни бывает.              Даже нежелание смерти.              — Нет, но я думаю о ней, — усмехнулся Мамбо. — Но, наверное, Гриан сам разберется. С его крыльями проникнуть туда аккуратно будет нетрудно. Главное, чтобы вещи не исчезли, — пожав плечами, Мамбо тоже подошел к нему, после создавая еще один верстак (просто потому, что до других было лень идти), создавая что-то свое, пока Скар боролся теперь еще и с зомби.              — Понятно, тогда, думаешь, мы просто спокойно смотрим на это… всё? — и непонятно что вообще имел в виду Скар: то ли вещи Гриана, которые могли в любой момент исчезнуть, то ли все новых мобов, которые появлялись с космической скоростью, то ли на полный беспорядок, который они устроили в пещере.              Увернувшись от очередной стрелы, пущенной в него, Скар что-то пробормотал, прежде чем наконец-то собраться с полными силами и вырубить всех мобов за несколько ударов. Мамбо внезапно понял, что его оружие было весьма знакомым.              Он подошел к нему близко, стараясь сделать это бесшумно, чтобы в случае чего напугать Скара.              В итоге они просто уставились друг на друга, пока Мамбо довольно глупо остановился на половине пути.              А потом они оба засмеялись, развеивая неловкую обстановку.              — Откуда меч? — решил подыграть Скару Мамбо.              — Да так, — Скар аккуратно сложил меч в инвентарь, обращаясь с оружием как всегда на высоте: все на сервере, да и за пределами его, признавали то, что в искусстве именно владения оружия и его представлении, завораживающем и именно опасно-красивом, Скару не было равных. — Кто-то его оборонил, а я всего лишь был сочувствующим эльфом, который знает, что оставлять оружие без дело — невежливо по отношению к нему.              И Мамбо даже немного завидовал Гриану, который мог видеть всё безрассудство и убийственную ревность из соревновании в погоне за смерти Скара, когда тот был просто прекрасен.              Скар вообще прекрасен.              Будь то эльфийская трель, звучавшая старыми отголосками в его постройках и воистину «песенных» смертях, будто бы созданные специально для баллад, или слепая кровавая ярость обнаженных плеч Атланта, проявленная в убийстве и верности.              — И я рад, что этот меч нашел именно ты, — продолжал их маленькую игру Мамбо, освещая факелами пещеру.              Вообще этот меч потерял он во время какой-то из смертей, которые они разыгрывали прямо сейчас. Но он не возражал против того, что Скар припрятал его себе. Просто он не мог понять, в какой момент это произошло.              — Оружие меня любят, — просто ответил Скар, прежде чем подойти к тому месту, куда ранее упал Гриан. — Посмотри-ка вниз, Мамбо, — одновременно пытаясь не засмеяться и при этом сохраняя на лице очень большую ухмылку, произнес он.              Они оба посмотрели вниз.              Вещи Гриана исчезли.              — Ой… — Мамбо поднял голову наверх, оглядываясь. Он пытался понять: близко ли Гриан и есть ли в поле видимости его имя игрока.              — Вот тебе и ой, — сказав это, Скар присвистнул. — Будем спорить на то, кого из нас он может в теории убить ради ресурсов?              Мамбо наконец нашел то, за чем следил все это время. Гриан стремительно приближался к ним.              — А ты только рад ему такие идеи подкидывать.              Прищурившись, Мамбо сказал кое-что, а после Скар удовлетворено кивнул ему в ответ, принимая его слова и пожимая ему руку.              Гриан вернулся.              Ну, было вообще такое чувство, будто он не вернулся, а просто заскочил на перерыв «как бы между прочим», чтобы разом их обоих обокрасть, сбежать с ресурсами, и построить тебе какую-нибудь внушающую ужас мегабазу, чтобы больше ни с кем не пересекаться…              … что в простонародье означало то, что его крылья были мокрыми, а сам он был похож на недовольную, мокрую, гордую птицу… которой он и являлся в данный момент.              — Да ты сегодня в ударе, — хихикнул Скар первым, приветствуя его.              Следующее, что он увидел — каменный меч, направленный на него и мгновенно забирающий то малое количество сердец, что осталось у Скара.              В чате в очередной раз возникли тупые шутки.              Скар в очередной раз после возрождения решил ответить на них всех.              — Ты сегодня действительно в ударе, — Мамбо любопытно посмотрел на то, как Гриан достал еще и каменную кирку, с усилием продолжая копать в том же месте, что он и умер в предыдущий раз.              На отсутствие вещей Гриан даже ничего не сказал: он просто-напросто захватил вещи Скара и судя по всему за то время, что он шел сюда, он успел прихватить много всего. Он не был разозленным или что-то в этом роде, просто… у него было какое-то другое уже настроение. Более… другое, которое Мамбо пока не мог понять.              Это было как игривое раздражение, перетекающее в полную хаотичность и театральность, свойственные Гриану.              — Ты любишь приходить подготовленным. Устраивать хаос, быть на несколько шагов впереди остальных, — внезапно ляпнул он, ж видя то, как Гриан достал откуда-то пару алмазов (когда успел-то), задумчиво смотря на них, словно думая: что сделать с ними в первую очередь.              — Это действительно так, — ухмыльнулся Гриан, пряча алмазы в инвентарь и расслабленно подходя к Мамбо, чтобы «ненароком» взглянуть на его ресурсы. — А вы… спорили о том, кого из вас я убью, чтобы получить ресурсы, не так ли?              Гриан сейчас был похож на чистое воплощение греха. Весь такой… соблазнительный и «острый». Натянутый, как стрела в ожидании своего полета. Он был напряжен, но при этом в его походке, в его словах и языке тела была безмерная свобода, будто он был королем этого мира.              «И откуда он только узнал», — пронеслось в голове Мамбо, хотя такого вопроса вообще не должно было возникнуть, потому что это Гриан.              Легче предположить то, что Луна опять свалиться на них в самое что ни на есть ближайшее время, чем угадать то, что именно знает Гриан.              А тот знал много, хотя он и не любил этого показывать.              — Верно, — прошептал Мамбо доверенно, чувствуя, как его сердце предвкушает очередной виток опасной игры. Это было так знакомо и так… легко для души. — Скар сказал, что ты убьешь меня, а я сказал, что ты убьешь его, — сказал он, наклонив голову, наблюдая за реакцией Гриана.              В такие моменты тот был, ох… ужасен. В самом лучшем смысле этого слова. Для Гриана, казалось, это была не сколько игра, сколько театр — и эти определения для него были разными, несмотря на всю их схожесть.              Как будто бы Гриан тщательно выявлял самую драматичную и жестокую смерть в их сердцах, хотя на деле все выглядело смешно и обыденно.              Однако и Скар, и Мамбо всегда замечали в глазах Гриана какой-то странный блеск, когда происходила какая-то из смертей.              — Ну… один из вас не оши…              Не успел Гриан договорить, как им пришлось разойтись из-за какого-то странного звука.              Через пару секунд Скар спрыгнул к ним откуда-то сверху, наведя ужасный беспорядок. Он был весь измазан в гравии или в чём-то подобном.              — Скажи о смерти, вот он и появится, — прокомментировал Мамбо, даже не поведя бровью на то, как Скар оттряхивается.              — Знаете, я был бы непротив умереть еще пару раз, но добираться сюда, — он покачал головой, вызывая у Мамбо ухмылку.              Гриан же чуть нахмурился, однако быстро переменил свое выражение лица на что-то нейтральное.              — Это была бы смерть впустую, — резко отрезал он.              — Да? Ох, а я и не знал, — поддразнил Скар.              Он осмотрелся, словно пытаясь найти что-то.              — И что? Вы так тут и проболтали? — он взял в руки кирку, которую уже успел стащить у Мамбо (тот подавил вопросы о том: «когда успел» и «почему именно у меня, а не у Гриана?»). — Мы так вообще ничего не успеем.              А затем он отправился добывать уголь, который приметил еще в самом начале.              Гриан молча присоединился к нему, хотя Мамбо и видел то, что его раздражение никуда не исчезло.              Это было странно.              Но это было в порядке вещей.              За этот день Скар успел умереть еще около пяти раз.       

***

             Его крылья уже давным-давно окончательно высохли, однако взлететь Гриану удалось только сейчас.              Он разошелся с Мамбо и Скаром, чувствуя, что ему нужно куда-то улететь в надежде на то, чтобы больше не возвращаться в ближайшее время. Погрязнуть в работе и все в таком духе — это было просто необходимо, потому что количество его раздражения начинало зашкаливать.              И дело было даже не в Скаре или в Мамбо.              Дело было в Гриане.              Дело всегда было в Гриане.              Он помнит их слова, прошедшие через тысячу и еще одну тысячу размышлений. Надоедливые и въедливые в корку памяти, они давили на него, заставляя отдаваться в полной хаотичности.              Он помнит свою злость и набухающие вены. Помнит попытки скрыть жажду крови и помнит то, как он был безжалостен и эгоистичен, забирая себе все.              В его устах были намерения и игра именно развлекающегося игрока, пока в глазах и в душе была тяга к драматизму Наблюдателей.              Он помнит все слова, сказанные ему.              Он помнит о смерти и смертях.              Когда другие помнят о них, думая как о развлечении.              «Если мы говорим о смертях впустую — то Гриан явный тому пример. Вспомнить бы хотя бы его тройное убийство в третьей жизни», — они никогда не ссорятся только потому, что знают — это все нереально.              Гриан считает, что так можно только схлопотать дереализацию.              Мамбо глупо улыбается, стараясь увести Скара от этой темы. Он, да и все отшельники, так или иначе слышали эту историю, которую Скар очень любил. Он словно хвастался своим величайшим оружием, даже несмотря на то, что именно он в те времена был наименее безумным из них.              Потому что Гриан — управляющий. Потому что Гриан похож на какого-то злобного гения и, возможно, этому придавали бы больше значения, если бы это не воспринимали за игру. С какой-то стороны Гриан и хотел, чтобы это воспринимали серьезно.              Он знает о том, что для игроков смерть не такое уж и пугающее явление.              Однако для него, для игрока, который был Наблюдателем (что звучало парадоксально, но было правдой, потому что это был Гриан), смерть должна была быть осмысленной.              Наблюдатели, гоняющиеся за бессмертием, вернее, вообще являющиеся бессмертием, презирали концепцию смерти «просто так». Для них Смерть являлась неизбежным процессом в Жизни. И хотя они не любили признавать, однако смерть была и среди них всех, она и сосуществовала между ними всеми.              Они исчезали в темных водах пустоты, оставляя свой приют и свой пост, и уже никто не мог ответить на вопрос, никто не хотел отвечать на тот вопрос, что будет с Наблюдателем после того, как он уйдет?              Ведь его душа все еще оставалась наблюдать, несмотря на то, что организм и физическая форма, воплощенная в отдельной личности, которая была призвана служить миру и самим Наблюдателям, уходила на покой.              «Уход» Наблюдателя всегда был значимым событием.              Он был похож на плач, на отклонение от профессии и на побег, хотя и воспринимался Наблюдателями всегда по-разному.              Наблюдателю всегда нужна была причина, чтобы «уйти».              И если она была стоящей — то скорбь разносилась по ветру, а горький смех с прощанием царили повсюду. Даже миры, казалось бы, независимые от Наблюдателей, но попадающие в их поле зрения в этот момент, были подвержены меланхоличному настроению.              И Гриан помнит многочисленные споры в тандеме тех Наблюдетелей, которые так или иначе пересекались с людьми.              Он помнит, как сидел там, в самом дальнем углу, слушая о философии, смерти и жизни игроков, пропуская все это сквозь Наблюдателей.              Он помнит их спор.              — Смертные не могут понять, чего им стоит механизм воскрешения, и для чего они его преодолевают его! — говорил кто-то, пока его поддерживали остальные.              — Ну, раз они не могут понять, то и спорить с ними бессмысленно черт возьми? — вторили им другие.              Это «черт возьми», взявшееся непонятно откуда, произнесенное с такой первобытной яростью и злостью, что Гриану хотелось бы воскликнуть, что они позорят образ человека в эмоциях перед Наблюдателями, если бы они сами не были Наблюдателями.              — О чем вы вообще. Они играются и развиваются. Они — наш маленький эксперимент, способный развиться до нас, — а кто-то лишь тихо смеется, пытаясь урезонить остальных.              Такие Наблюдатели не любят вмешиваться в жизнь в людей.              Они в принципе не любят людей.              — Они неспособны развиться до нас, — отрезала сторона, которая обычно и закрывала этот бессмысленный спор.              А потом Наблюдатели возвращались к прежнему образу жизни, думая, что это не оказывало на них никакого влияния.              Лишь Гриан, чувствуя приближающуюся бурю, ухмылялся вдали от них, зная, что они уже ошиблись.              Одна ошибка — и ты уже ошибся.              Другого определения нет, как ни крути.              Собственные размышления Наблюдателях о людях довели до того, что некоторые сами начали думать как люди. Наблюдатели начинали падать только потому, что теряли свое «я» Наблюдателя. Их падение началось тогда, когда они смешались с людьми, подумав, что они могут рассуждать о них без ущерба себе.              Ошибка людей заключалась в том, что они приняли размышления Наблюдателей, переняли на себя их ярость и Божественную болезненность, передавая из рук в руки людям бесконечное пари, которое должно было доказать Наблюдателем то, что люди способны их победить.              Всем им следовало начать с того, что они отличаются в самом животном начале.              И умереть именно за эту ярость.              А не за слепоту.              Сделав пике, Гриан нахмурился, чувствуя, как болезненно покалывает у него в затылке: его сила требовала использования, хотя он и оттягивал этот момент достаточно давно. Ругнувшись про себя, он с усилием заставил себя лететь дальше, не обращая на головную боль внимания.              Потому что он не хотел продолжения бури, которую так усиленно заморозил вокруг себя, притворяясь человеком.              — Почему люди доверяют Рену? — спросил Гриан однажды Ифоу во время третьей жизни, размышляя о том, как бы посильнее сбить это самое доверие.              Тот тихонько улыбается, а потом отвечает, смотря Гриану прямо в глаза:              — Рен такой… король-папа сервера, знаешь.              — Да. Вот, почему мы должны опустить его на ступеньку ниже.              И тогда даже самые кровожадные планы не казались кровожадными. Они были красивыми в его глазах. Такими… сказочными, расцветающими и бьющимися жизнью как артерии. При их исполнении можно было смеяться, а после случившегося отдать честь, чувствуя в сердце удовлетворенную скорбь.              Наблюдатели полюбили игры.              Это не было чем-то удивительным. Однако нахватавшись человеческих чувств и зрелищ, они начали вести себя как режиссеры хаотичных жизней. Они прогинались подгибали под себя и Наблюдателей, и людей.              Они вкушали искусство и смех, они чтили теперь скорбь в комедии и истерический смех над телом Ближнего.              И они возжелали все больше этих чувств.              Они возжелали людей.              Гриан не помнит: почему, когда и зачем, и вообще как именно у него развились человеческие чувства под призмой извращенных Наблюдателей, однако, когда он сбежал от них, до него начало медленно доходить: он никогда не сможет вернуться к Наблюдателям, и никогда не будет принят обычными игроками.              Потому что жизнь значила для него так много, что смерть в ее лучах была призом победы.              Потому что в наблюдении за смертью он видел свое удовольствие. Он… наблюдал. Он оттачивал собственное мастерство, и он устраивал представления, и его душа пела от этого.              От того, сколько значения было в этих смертях.              И он до сих пор помнит слова Скотта, который тот сказал, после того, как взрыв произошел:              — Они могли просто отойти, выстрелить из стрелы, но… нет… они предпочли стоять у не обезвреженной бомбы, толпясь вокруг нее!              Да, он был совершенно прав… потому что из доверия растет глупость и в глупости есть самое большое доверие, которое не может существовать с самым высшим рациональным смыслом.              Потому что эта смерть — это не только красивое зрелище, но и гармоничный смысл самих игроков, которые своими чувствами могут украсить любое действо.              И его Наблюдатель пел от того, сколько было смысла и наполнения в этих смертях.              Именно тогда и случилась катастрофа?       Он чувствовал их, он скорбел, он жаждал еще, и это казалось высшим театральным искусством.              (Он скорбел по ним, он разрывался внутри, боясь, что каждая их смерть станет последней, и он тонул вместе со своей совестью).              Иногда Гриану казалось, что он — воплощение самой переходной эры Наблюдателей. Что он, переживший обе точки зрения с разных стороны и впитавший в себя все их учения, является хуманизацей, точкой соприкосновения игроков и Наблюдателей.              Так оно и было, по сути.              Еще один взмах крыльев.              Еще одно сражение за жизнь.              Еще одно переосмысление в этой жизни.              И еще тут есть… Скар.              Они оба помнят то, что произошло в третьей жизни. Это было так… обжигающе. Как будто бы кто-то взял их самые худшие качества и заставил поверить их в то, что это их самые лучшие качества.              — Знаешь, я хочу сегодня печенья, — внезапно сказал Скар, наблюдая за тем, как Гриан размышляет усиленно над чем-то.              — Посмотри в небо, Скар, — усмехнулся тогда Гриан. — Посмотри в небо и поклянись мне, что ты не видишь свой красный ник, потому что именно он означает, что ты должен желать смерти других игроков… а не печенья.              Скар в его руках был как податливый пластилин.              Гриан входил все в больший экстаз от смертей, а Скар поддерживал его в этом, никогда не снижая их темп, а заставляя его нарастать все больше и больше, словно они танцевали в танго на опережение.              Проблема была в том, что Скар думал о том, какой хороший Гриан игрок. Он думал о том, как тот умело желает смерти, о том, как хорош его азарт и как сильно его желание хаоса и веселья.              Когда на самом деле Гриан желал обставить обстановку, угодную только себе, благодаря которой он мог питаться их чувствами, их настроением, и благоволением ситуации, расцветающей в случайных словах, в озарении, в отчаянии.              В смертях.              Это имело смысл.              Это было как новое смертельное пике для него.              Проблема номер два для него состояла в том, что Скар виделся для него весьма… по-разному. Что в тройной жизни, что в Эрмиткрафте.              Он был совершенно другим, хотя Гриан и понимал, что это сплошная игра, в которой требуется только сам факт того, что игра происходит и все.              Никаких ограничений. Даже сама смерть не властна над ними.              Кроме… Гриана?              Гриан не знал.              Он много раз размышлял над тем, что он мог бы провести игру именно на своих условиях со своей настоящей сущностью.              Но это было бы глупо, потому что он считался игроком для всех. И если он воспользуется этой силой против других игроков, то это будет… нечестно.              Если же он будет Наблюдателям — то не в его моральных устоях и в прописанных правилах продолжать коммуникацию с ними, как игрок.              И от этого он умирал с каждым днем все больше и больше, ощущая себя никем.              Гриан сделал новый вздох (напоминая себе, что он похож на игрока), взмахнул крыльями (которые были от его гибридной сущности игрока), и приземлился к себе на базу (зная, что его база совершенно не похожа на тандем Наблюдателей)…              … чтобы потом понять то, что при виде сообщения в чате о смерти Скара, в его душе возникло какое-то абсолютно нечеловеческое чувство.              Блять.