Девочка, которая кричала: "Вороны!"

Кармина кричит.

Вороны тоже кричат.

Один день назад

— Они убьют нас, Мина! — истерично вопит кто-то, настолько пронзительно громко, что Кармина не узнаёт этот голос. — Не посмеют, — жёстко говорит она, не оборачиваясь. — Мы сказали своё слово. Они не смогут его уничтожить. И нас они тоже не найдут. Надо просто подождать. Её друзья молчат несколько секунд, а потом возвращаются к спору. Они измучены неизвестностью и ожиданием, и Кармине было бы их жаль, но она тоже смертельно устала. Несколько минут она слушает разговор на повышенных тонах за своей спиной, а потом выходит на улицу. Там темно, прохладно и пахнет свободой — куда лучше, чем в доме её отца, где, кажется, всё напоминает о тех временах, когда Кармина была совсем маленькой и беспомощной. Теперь она не такая. Её работа получилась потрясающей. В ином случае ей бы не стали угрожать. И из-за её перформанса им всем пришлось бежать. Но Кармина гордится собой, даже под всем этим давлением. Это революция. Она стоит нескольких дней в бегах. За её спиной хлопает дверь и раздаются медленные шаги. Человек останавливается рядом с ней, и Кармина косится на него. Это Луис, бледный и нервно кусающий губы. На его лице — откровенная усталость. — Эй, Мина, как думаешь, Томас в порядке? — внезапно спрашивает он. — Я думала, ты его ненавидишь, — отвечает Кармина, потому что она понятия не имеет, хотя какое-то беспричинное тревожное чувство расплывается в груди, когда она вспоминает Томаса. — Нет, просто иногда он бывает таким придурком, — Луис ковыряет носком землю, глядя в сторону. — Я надеюсь, с ним всё хорошо. Кармина кивает, и он отворачивается и переводит взгляд вверх. Она смотрит в том же направлении. Заходящее солнце красиво пробивается сквозь кроню араукарии. На её ветках сидит множество ворон: больше, чем Кармина смогла бы посчитать. Все молча смотрят вниз — очень давно они не были такими тихими. — Прости, — негромко говорит Луис. — Мне страшно, Мина. Я знаю, что они нас не найдут, что надо просто подождать. Понимаешь, я… Это непросто для меня. Прости. Кармина не знает, что ответить. Она даже не знает, страшно ли ей самой. Она чувствует только утомлённую пустоту внутри, которая всегда приходит после завершения сложной работы. — И ещё я зол, — вдруг продолжает Луис. — Ты тоже злишься, Мина? Кармина снова молчит. Самая крупная ворона, что сидит ниже всех, наклоняет голову набок. Ты злишься, Мина? — Они так уверены в том, что им всё сойдёт с рук. Преследуют нас, художников, за то, что мы осмеливаемся давать отпор. Они думают, мы сдадимся. Но мы не сдадимся, правда, Мина? Кармина молча мотает головой. Она смотрит в бездонные чёрные глаза птицы. Она почти слышит её голос. — Они загоняют нас в угол. Кружат над нами, как вороны над падалью, — с горечью добавляет Луис. — Но мы ведь ещё живы, Мина? Мы ещё живы. Кармина наконец отворачивается от дерева и смотрит на него. Мягкие глаза Луиса полны надежды. — Да, — говорит она, хотя этот короткий звук рвёт ей горло. Луис тихо улыбается, машет ей рукой и возвращается в дом. Кармина провожает его взглядом, потом поднимает голову. Вороны всё ещё смотрят. Они не добры и не злы, они абсолютно равнодушны и жестоки в своём равнодушии. Кажется, их не волнует ничего, кроме единственной девушки, которая их видит. Единственной девушки, которая не настолько жестока, чтобы сказать, что вороны кружат не только над падалью, но и над теми, кто скоро ей станет.

Две недели назад

По шее Кармины стекает пот. В этом кабинете школы искусств закрыты окна и шторы, поэтому ужасно жарко и душно, но она изо всех сил делает вид, что у неё не кружится голова от каждого глотка сухого воздуха. Одна из ламп — та, что над дверью, — часто-часто мигает, раздражая глаза. Это не худшее, на самом-то деле. Кармина слышит, как вороны, сидящие на карнизе за окном, громко скрипят когтями по железу, хлопают крыльями и стучат клювами по стеклу. Отвлекают. Сколько их там? Десять? Больше? Судя по громкости создаваемого ими шума, куда больше. Звуки бьют прямо в виски тупой болью. Да, это — худшее. Кармина переводит взгляд с договора на лицо представителя Вэк Лейбл. Он широко улыбается, его глаза — неестественно светлые, мутные, как лёд, больше похожие на глаза мертвеца, чем на глаза живого человека. — У Вас есть вопросы? — спрашивает он. У Кармины много вопросов. Главный из них — почему? Расписать стену колумбария на кладбище. Конечно, она может. Она может и не такое. И, конечно, они это знают. Так почему обращаются к ней? Почему посылают человека специально для этого? Почему организовывают встречу на её территории? Пытаются продемонстрировать свою власть? Ожидают, что она испугается? Убежит, трусливо поджав хвост? Что она больше никогда не будет говорить людям правду? Кармина не такая. Она сильная. Сильнее их всех. — Вы хотите, чтобы я нарисовала ваш логотип? Больше ничего? — Да, этого будет достаточно, — зубасто ухмыляется мужчина. — Оплата Вас устраивает? Кармину не волнует оплата, но она спокойно моргает, пытаясь удержать своё сознание ясным, и коротко отвечает: — Да. — У Вас уже есть идеи? — уточняет мужчина. — Да, — лжёт Кармина. Сейчас у неё в голове только одна мысль: побыстрее убраться из этого мучительно душного кабинета. Стены давят на неё. Лампочка всё ещё мигает. По полу прыгают тени птиц за окном. В попытке справиться с нарастающей головной болью Кармина сосредоточивается на них. Они там, на свободе, зовут её к себе. Стучатся так, словно хотят добраться до неё. Или до него. Они встревожены? Напуганы? Злы? Сложно сказать. Но Кармина слышит их, и это действует ей на нервы. И она не знает, что ей делать. Договор — сплошные ряды бессмысленных букв, способных изменить её будущее. И будущее многих людей. Что будет, если она откажется? Что будет, если она согласится? Мир уже не будет прежним, это точно. — Вы берётесь за работу? — мужчина настойчиво наклоняется вперёд. Кармина выпрямляется и снова смотрит в его безжизненные глаза. В них мерцает огонёк лампочки. Эти люди — бесчувственные и бесчеловечные ходячие трупы, а не люди — убивают таких, как она. Разрушают её страну изнутри. Забирают у людей последнее, что у них осталось, — надежду. Внезапно Кармина чувствует омерзение такой силы, что ей хочется засунуть руку в свою сумку, выхватить оттуда мастихин и загнать его глубоко в глазницу этого человека. Кровью можно будет нарисовать потрясающую картину. Вороны за окном приходят в неистовство. Они кричат, перебивая друг друга, их крылья гулко бьются о стекло. — Вы сделаете это? — снова спрашивает мужчина. Ты сделаешь это? Кармина сглатывает вязкую слюну и неистовую ярость. Она заставит их заплатить — по-своему. Она нарисует картину столь же ошеломляюще великолепную, как и её праведный гнев. Кармина ставит свою подпись в договоре. Улыбка представителя Вэк Лейбл напоминает оскал.

Три месяца назад

Глаза Томаса горят восхищением, когда он поднимает взгляд от тетради. Там наброски костюмов и стихи — небольшой перформанс, который она написала вчера вечером, сидя на причале в порту. У океана ей всегда думалось легче. — Это потрясающе, Мина! Ты должна показать всем! Они оценят это, я уверен! Кармина забирает тетрадь и пожимает плечами. — Это довольно смело, — неуверенно говорит она. — Это искусство! Искусство должно быть смелым! Должно говорить правду! Тёплая весна заканчивается, наступает жаркое лето. Ветра нет. На улицах тихо. Они стоят на ступеньках школы искусств. Сейчас здесь пусто — все на занятиях. У Кармины нет денег, она учится лично у доктора Фигероа, и ещё смотрит работы других творцов, поэтому приходит и уходит, когда ей вздумается. А Томас давно закончил своё обучение. Не совсем понятно, зачем он сюда ходит. Он сходит со ступенек, воодушевлённо улыбается и машет рукой, зовя Кармину за собой. Она снова пожимает плечами и идёт. — Думаешь, оно того стоит? — Конечно! Почему ты сомневаешься? Кармина искоса смотрит на него. Иногда у неё такое чувство, будто с Томасом что-то не так. С его взглядами, с его словами. Будто за его лицом, как за маской, прячется совсем другой человек. Это так глупо. В конце концов, Томас — один из них. — Я никогда раньше не говорила о политике, — медленно произносит Кармина. На парковке так же безлюдно, как и возле школы. Безлюдно — но не пусто. На машине Томаса сидит почти десяток ворон. Они прыгают и беспокойно щёлкают клювами. Томас проходит мимо них, как мимо пустого места, открывает дверь и серьёзно смотрит поверх крыши на Кармину. Прямо сквозь ворон. — Все художники говорят о политике, — сообщает он. — Даже если изначально этого не хотят. Они обречены на это. Ты тоже. Вороны смотрят на Кармину вместе с Томасом. Их глаза ярко блестят, как и всегда. Ты обречена. Обречённость. Она отлично знает, в каком образе представит это чувство людям. Томас на мгновение быстро оборачивается назад, потом переводит взгляд на Кармину и вопросительно поднимает брови. — Мина? Куда ты смотришь? Она опускает глаза. — Никуда. Поехали. Кармина садится в машину и захлопывает дверь. Она слышит, как вороны резко взлетают. Видит, как они кружат над парковкой, ожидая, когда машина тронется, чтобы последовать за ней. Кармина давно сомневается в том, что птиц прислал Матиас. Он бы не стал так пристально следить за ней. Но это не пугает. Вороны спасли её. Просто что-то дрожит внутри неё, как натянутая струна, каждый раз, когда она видит их. — Так что, ты расскажешь о своей идее сегодня на собрании? — спрашивает Томас, заводя машину. Они выезжают с парковки. За окнами — тихий город, застывший в боязливом ожидании. Полный одиноких беспомощных людей. Никто не может из защитить, даже они сами. У них просто не хватит духу. Если кто-то, вооружённый искусством, не убедит их в обратном. Кармина долго смотрит на дорогу и нервно постукивает пальцами по тетрадке на своих коленях. Она не слышит ворон, но знает, что они летят по её следам. — Да. Разумеется.

Четыре года назад

Кармина крепче сжимает перекинутый через плечо ремень сумки. Внутри — всё её богатство, её мысли, её душа. Она повторяет про себя, что не боится, но сердце бьётся у неё в горле, а ладони мокрые от пота. Конечно, они её примут, не могут не принять. И всё равно она дышит чаще, чем необходимо. Кармина неспешно идёт через парк, оттягивая момент встречи, как может. Длинные закатные тени падают на дорожку. Пахнет хвоëй и травой. Это чудесное лето, чудесный вечер. Можно даже остановиться, осмотреться, запомнить этот момент. Зарисовать его. Кармина не останавливается. Она уже видит небольшую тонкую фигурку, сидящую на скамейке вдалеке. В горле совсем сухо. Колени немного трясутся. Кармина закусывает губу и ускоряет шаг. Лишь бы не передумать. Ближе, ещё ближе… Это невысокая смуглая женщина среднего возраста с очень кудрявыми чёрными волосами, собранными в хвост. Когда она поворачивается на звук шагов, Кармина видит её тёплые синие глаза. И ещё она видит другие глаза — чёрные, отражающие свет заходящего солнца. Три вороны сидят на ветке прямо над скамейкой и беспокойно дёргают крыльями. Их взгляды больше её не пугают, но она всё равно старается не смотреть на них. Они отвлекают. Одним свои видом будоражат что-то на краю сознания. — Кармина? — Это я. Женщина улыбается ей; на её щеках появляются милые ямочки. Она встаёт и протягивает руку. — Флорес. Стараясь выглядеть уверено, Кармина пожимает её мягкую ладонь. — Доктор Фигероа сказал, Вы хотите со мной познакомиться. — Конечно, хочу. Лицо Флорес сияет удовольствием. По нему быстро пробегают несколько теней: птицы громко хлопают крыльями над её головой. Кармина с трудом сдерживается, чтобы не посмотреть на них. — Если ты хоть немного столь талантлива, как о тебе говорят, тебе самое место среди нас, — продолжает Флорес с ласковой улыбкой. — Кто сказал Вам, что я талантлива? Она смеётся, её глаза лукаво сияют. Вороны снова шумят. Та, что по центру, отрывисто кричит. Кармина не смотрит. Флорес — тоже, только по другой причине. — Птичка напела, — говорит она. — Накаркала, — машинально поправляет Кармина. Птицы хором подтверждают её слова. — Прошу прощения? Флорес смотрит с вежливым недоумением, и Кармина против воли краснеет. — Накаркала, — повторяет она, достаёт из сумки свой альбом с работами. — Вороны каркают, — и показывает Флорес первую попавшуюся страницу. — Они ведь Вам сказали? Та облегчённо улыбается. Кармина — нет. Три вороны на ветке затихают, глядя на рисунок. Она чувствует их неотрывные взгляды. — Ты и впрямь уникальная девушка, Кармина. Уникальная. О да, она это знает.

Очень-очень давно

Кармина зарывается пальцами ног в песок и смотрит на бегущие волны. Перед ней простирается бесконечная синева Тихого океана. Дрожащие розовые дорожки рассекают её на части — солнце вот-вот покажется из-за горизонта. В такой ранний час на пляже никого, потому что вода холодная, а утренний бриз ещё холоднее. Купаться нельзя, но можно наслаждаться этой одинокой ледяной тишиной. Может, поэтому мать приводит её сюда. А может, только из-за своей работы. Кармину это не особо заботит. В любом случае ей нравится вот так стоять на пляже ранним утром. Она вырывает ноги из объятий прохладного песка и идёт вдоль берега, позволяя волнам хватать её за щиколотки. Кожа быстро начинает неметь от холода, но Кармина думает, что это не так уж и плохо. Она бесцельно бредёт вперёд, вслушиваясь в гул океана, и пытаясь ни о чём не думать. Это труднее, чем кажется. Скоро она станет сестрой. Это немного пугает. Ладно, это сильно пугает. Как ведут себя хорошие сëстры? Будет ли она хорошей сестрой? Надо ли вообще стараться быть хорошей? Или это просто появится само собой, как инстинкт? Что если это не появится? Что если она не справится? Но мама всегда смотрит на Кармину с нежностью и говорит, что знает, что она справится. Кармина хочет ей верить. Но… Впервые в жизни у неё это не выходит. Она чувствует что-то, какое-то странное чувство, царапающее затылок, будто смутное беспокойство. Почти страх. Кармина не знает, откуда оно, и не знает, пройдёт ли когда-нибудь. Пока она просто его игнорирует. Пляж упирается в высокую скалу. Кармина оборачивается и смотрит назад. Вдалеке маленькая фигурка сидит на песке — мама. Она явно будет занята ещё очень долго. Цепко держась за камни, Кармина входит по колено в воду. Подол платья моментально намокает и неприятно липнет к коже. Очень холодно, но можно потерпеть. Осторожно, шаг за шагом, Кармина обходит скалу. За ней пляж продолжается — такой же огромный и пустынный. Люди здесь явно бывают нечасто: повсюду лежит плавник. Кармина вновь медленно идёт по песку, пока… На одной из веток сидит большая чёрная птица и смотрит прямо на неё. Кармина видела такую в книжке. Corneja. У птицы гладкие перья и блестящие умные глаза. Кармина смотрит в них, и по её спине бегут мурашки. Это не страх, это другое чувство. Чувство, похожее на то, которое возникает, когда она думает о своём будущем брате. Предчувствие чего-то. Corneja всё так же внимательно смотрит на неё. Ты здесь совсем одна? — Мина! Мина, ты где?! — зовёт её мама с соседнего пляжа. Её голос звучит, будто из другого мира. Впервые Кармине не хочется ей отвечать. Но она кричит в ответ: — Сейчас приду! Птица наклоняет голову на бок, и Кармина пятится назад. Потом разворачивается и бежит со всех ног назад, к скале. Мокрое платье неприятно липнет к коленям, и она задирает подол повыше. Волны под её ногами разлетаются сияющими брызгами, ветер дёргает её за волосы. Кармина вцепляется в скалу и быстро ползёт на другую сторону. На середине пути она оборачивается. Океан уже смыл её следы. Будто её здесь никогда не было. Кармина вглядывается в разбросанные по пляжу ветки. Corneja всё ещё там. Всё ещё смотрит прямо на неё. Кармина хочет назад к маме. К брату, которого она будет любить. Который будет любить её. И у них всё будет хорошо. Она упрямо сжимает зубы и ползёт по скале на другую сторону, пробираясь сквозь ледяную воду. Чувствуя на спине чужой пристальный взгляд. Взгляд, который растянется на долгие годы. А потом — на вечность.