Верь мне.

По лицу Димы видно – он думает, что всё это бред. Это буквально написано на его лице большими буквами, курсивом с отступом в 1.5. Выгравировано ещё не сошедшими с лета веснушками. Его пальцы подрагивают нервно, отстукивают рваный ритм по столешнице, словно в попытках уложить всю вываленную на него Валиком историю в голове. Вале хочется перехватить чужие пальцы, сжать их в своих успокаивающе – но он не может, не имеет права. Остаётся лишь спокойный, размеренный голос и всё новые истории – про его Диму, про них. Байки о задержаниях и тёплые истории о свиданиях по вечерам. Диме кажется, что он сошёл с ума окончательно – давно по нему психушка плачет, будет сидеть в той же комнате с мягкими стенами, в которой Разумовский сидел.  Главное, чтобы также не закончил.  У Вали, напротив, в голове вполне себе быстро устаканивается простой факт – он попал в другой (параллельный, зеркальный, называйте как хотите) мир. Ему не чуждо магическое мышление, если его подтверждают доводы разума, и то, что сейчас перед ним сидит его (не его) Дима, знакомый и такой чужой одновременно – более чем веское доказательство.  Сюда же хорошо вписывается то странное ощущение, которое он почувствовал, видимо, в момент перехода. Этот пробирающий холод, чувство, что на него смотрит кто-то настолько большой, что осознать это человеческим разумом кажется невозможным. Тот, кто его переместил?... Дима Валика слушает внимательно, но взгляд его нет-нет, да цепляется за нестандартную внешность. Это всё выглядит странно – и подведённые чёрным глаза, и выбритые виски, и тоннели в ушах, и рубашка вычурная. Нет, Дима по внешности не судит, конечно, но в голове почему-то мелькают глупые мысли – и как его (другого его) зацепил такой явный представитель неформальной культуры. Ну, был он, Димка, готом в школе… фотки где-то у Верки наверняка до сих пор хранятся, ждут своего часа выступить как компромат. Ну а кто в его возрасте не был готом, эмо или ещё кем.. это ж несерьезно. Но Валя, очевидно, больше, чем “неформал”. У него спокойный, уверенный голос, успокаивающий взгляд. У него смешные шутки – Дима чувствует, как острые коготки напряжения, обхватившие сердце, разжимаются по одному от каждой чужой улыбки. Валику хочется верить интуитивно – и Дима пытается, честно пытается поверить. И довериться. Когда на чужом запястье под рубашкой мелькает чернильное пятно тату, Дима заинтересованно подвисает на нём взглядом, словно пытаясь разглядеть сквозь ткань – и Валя, понимая его без слов, с лёгкой улыбкой расстёгивает манжеты, чтобы показать Диме хотя бы часть тату.  — Красиво, — коротко, немного смущённо произносит Дима – ему слегка неловко, что его вот так поймали на разглядывании. Валя только кивает, кажется, относясь к этому абсолютно спокойно – привык. Дима, признаться честно, всегда восхищался людьми, у которых хватало смелости на самовыражение через внешность – сам он, неяркий, неброский, самый обычный, выражал себя только, наверное, рьяной работой. И он вдруг понимает, что, наверное, нашёл “тот” Дима в Валике. Валя он был как… свобода.  — Ему повезло, что у него есть ты, — мягко говорит Дима. Не уточняет, кого имеет в виду. Они оба понимают. — Твоему мужу повезло тоже, — Валик улыбается кончиками губ, но вполне искренне. Он чувствует, что и с этим Димой он мог бы подружиться. Наверное, Дима в каждом из миров – сколько бы их не было – был бы собой, вот таким, честным, открытым, готовым на всё ради близких людей. Дима не похож на других – сколько у Калигари было мальчиков этих, тонких-звонких разукрашенных. Но Дима это Дима. Он у Вали один, особенный. С Димой вообще просто – любить его, дружить с ним. Гулять по Ваське, разговаривая обо всём и ни о чём или молчать уютно, устроившись на кровати. Вот тараканы в светлой во всех смыслах Диминой голове – вот это непросто, да. И кажется, что у этого Димы тараканов не меньше, чем у его Димы. Это видно по глазам. В голове мелькает ворох мыслей, давит на виски тупой болью. Нестерпимо хочется курить. — Я… — Валя, не сдержавшись, трёт переносицу кончиками пальцев. — У тебя нет чего-нибудь похожего на пепельницу? Я на балкон выйду, здесь не буду дымить.  Дима только кивает и поднимается на ноги.  Валик следит за ним взглядом – как Дима поднимается на носочки, как раздвигает стройный ряд пёстрых коробок круп и макарон. Как достаёт из дальнего угла обычную пепельницу, зажигалку и пачку сигарет. Видимо, взгляд Вали говорит сам за себя, потому что Дима только хмыкает, кивая ему в сторону балкона. Ну да, “его” Дима, наверное, не курит. Хотя по чужой истории кажется, что стоило бы – он бы ни разу не осудил. — Мой муж умирает, — лаконично отвечает Дима на невысказанный вслух вопрос. — Может, я пытаюсь убить себя тоже. За компанию. Валик ничего не отвечает, только принимает протянутую ему сигарету и склоняется к зажигалке. Сизый дым поднимается вверх, теряясь в верхушках домов. Валя смотрит невидящим взглядом во двор – кое-где в окнах мелькает свет, фигуры людей, кажется, даже смутно знакомых.  — Передо мной не надо держать лицо, — наконец произносит Валя негромко. На Диму он не смотрит. Сигарета подрагивает в пальцах, роняя пепельные хлопья. — Ты можешь все рассказать. Всё, что посчитаешь нужным.  — А что здесь ещё рассказывать, — Дима пожимает плечами равнодушно – да только по взгляду, тёмному, больному, видно, что ни капли ему не всё равно. — Ты же слышал мою историю. Мы с самого начала знали, что 35 лет – это самый большой срок, который врачи давали Августу. Даже при самых лучших раскладах и своевременном лечении. Ему скоро 34, и… — Дима затягивается нервно, даже не закашлявшись дымом – видимо, давно привык.  — Как ты с этим справляешься? — спрашивает Валя мягко.  — Я не справляюсь.  У Димы под глазами тяжелые круги, а во взгляде – загнанность дикого зверя. Дима держит на лице маску оптимизма постоянно, 24\7, Дима лезет во все дела компании, ищет всё новые и новые инновационные методы лечения. Чтобы Август не сдавался. Не сейчас. Хотя бы ради него.  Когда тяжёлая ладонь опускается на плечо, Дима даже не вздрагивает. Валик сжимает его плечо, в его взгляде – живое сочувствие.  — Вы справитесь вместе, — убеждённо кивает он. — Не может быть, чтобы не справились.  Дима только дёргает уголком губ молча. Руку с плеча не сбрасывает – Валик убирает её сам.  Когда в наушнике раздаётся голос Отто, Дима тут же топит сигарету в пепельнице и подносит к уху кончики пальцев, активируя микрофон.  — Что? Нет, лучше поднимайся в квартиру, — отвечает он, выслушав короткий отчёт.  Наверное, с Отто стоило связаться сразу, но он просто… просто был очень растерян. Растерян до сих пор, признаться честно – но чужая компания немного успокаивает.  — Можешь остаться здесь, мне нужно кое с кем поговорить, — бросает Дима коротко, выходя с балкона. Впрочем, Валя сразу следует за ним.  — Дмитрий, господин ван дер Хольт не отслеживается на системах, — рапортует коротко Отто – он уже поднялся в квартиру и маячил в дверях кухни своей монументальной фигурой. Отводит глаза от планшета и смотрит внимательно на Диму и его сопровождающего.  Замирает, чуть нахмурившись.  — Свои, — коротко отвечает Дима – у Валика почему-то теплеет в груди.  Отто всё ещё хмурится.  — Вы опять курили, Дмитрий? — спрашивает он укоризненно.  Дима вскидывается уязвлённо. И хотелось бы, может, по-детски оправдаться, мол, да я рядом просто стоял, а пацаны (один конкретный) надымили – но Отто, конечно, не поверит. Знает его уже не хуже, чем самого Августа. И переживает за него не меньше, чем за босса. Он, Дима, тоже ведь ван дер Хольт – пусть и только по фамилии. — Я... немного, — только и бормочет он слегка виновато и подходит ближе. — Когда ты видел Августа в последний раз, Отто? Отто только качает головой, но тему переводит охотно – сразу видно, тоже беспокоится.  — Он зашёл в подъезд. Я отвозил домой врача, и… только сейчас заметил, что его нет, — в голосе Отто слышится вина, и Дима аккуратно похлопывает его по руке – кажется, что если всё дело именно в мистике, им обоим ничего не удалось бы сделать. — Маячок не отслеживается. По коммуникатору не отвечает.  — А вы видели, как я заходил в подъезд? — спрашивает Валик, вклиниваясь в разговор. — Простите, что перебиваю. Думаю, что мы зашли в одно время, примерно.  Отто кидает быстрый взгляд на Диму, тот только кивает, мол, отвечай.  — Я наблюдал за подъездом, — рапортует Отто сухо. — Вас не видел.  — Это подтверждает то, о чём мы говорили, Дима! — Валя возбуждённо щёлкает пальцами. — Я зашёл в подъезд в своём мире. В квартиру зашёл уже в вашем. И, наверное, ваш Август тоже…  — То есть, сейчас наверное он у вас? — спрашивает Дима, не обращая внимания на Отто, который стоит с очень непонимающим выражением лица. — Думаю, так. Ну, ты устроил мне весёлый приём, — хохочет коротко Валик, только отмахиваясь, когда Дима виновато поджимает губы. — Ничего, я понимаю. Просто, возможно, твоего мужа ждёт то же самое. И знаешь, — мысль, которую Валя всё никак не мог ухватить за хвост, вдруг прыгает прямо в руки, и он улыбается широко. — У меня есть одна идея… Хочу кое-куда съездить.  — Я с тобой, — заявляет Дима ультимативно. — Отто нас отвезёт.  — Мне вызвать отряд для поисков господина ван дер Хольта? — аккуратно спрашивает Отто – по разговорам этих двух ему явно кажется, что он в одной комнате с безумцами. — Лишним не будет, — кивает Дима. Но он почему-то уверен, что Августа не найдут так просто. — Адрес? — спрашивает он коротко у Вали, направляясь в коридор.  — Вобью в навигатор, — отвечает Валя, следуя за ним.  Отто коротко раздаёт приказы в наушник, пока Дима и Валик обуваются, открывает перед Димой дверь машины, не отрываясь от разговора.  Валя плюхается на заднее сиденье навороченного бронированного авто сам. — Митя, — произносит он внезапно, когда Отто проворачивает в замке ключ зажигания.  — Что? — моргает Дима непонимающе.  — Называть тебя Димой странно, прости. Ты так на него похож – разве что шрамы другие. Будешь Митей, как тебе? — Да хоть горшком назови, только в печь не сажай, — хмыкает Дима.  Валя улыбается и протягивает ему руку.  — Приятно познакомиться, Митя. Я Валик. Надеюсь, подружимся ненадолго и разбежимся по местам.  Пожимая чужую ладонь, Дима улыбается искренне.  И, когда машина заворачивает на Невский, Валя чувствует, как тянущая тоска внутри немного отступает, выталкиваемая странной воодушевлённостью.