Испорченный портрет

Последнее движение, последний штрих и картина наконец-то становится такой, какой её хотелось видеть. Художница отходит назад, придирчиво вглядывается в ещё свежие мазки и удовлетворённо кивает, расслабляя напряжённые плечи. Кажется, в этот раз она превзошла саму себя. — Не слишком ли ты много стараешься для того, что просто восстанавливает ману? Художница вздрагивает и, стараясь прикрыть мольберт собственной спиной, оборачивается к задавшей вопрос. — Тебя так сильно волнует, куда я вкладываю свои силы? — вопросом на вопрос отвечает она, недовольно хмурясь. — С каких пор от тебя можно услышать что-то большее, чем «выглядит красиво», Айри? Названая фыркает, складывая руки на груди: — А с тех пор, что твои работы начали повторяться, дорогуша. Предвосхищая вопрос, который начал формироваться в медленно поднимающихся бровях, девушка кивает сначала на мольберт, а затем указывает пальцем на стоящие у кровати холсты: — Взгляни на новый холст и на те старые. Подумай, что их объединяет? Не понимая в чём проблема, художница ещё раз внимательно осматривает свои творения. У кровати — небольшие карандашные наброски, да рисунки, которым не хватало буквально пары цветов до завершения. Хоть и говорила Момои, что это достойные картины и ради них можно собрать целую выставку, Шинономе так не считала. Они должны быть идеальными, а не «достойными». Только тогда они смогут выразить все чувства, которые художница испытывает к тому, кто на них изображён. Ох… Начиная осознавать, на что всё-таки намекала соседка, девушка отодвигается от мольберта, позволяя полностью рассмотреть чей-то портрет. Щёки немедленно розовеют, что сопровождается тихим смущённым рычанием и Айри, находя это крайне забавным, хихикает себе в ладонь. — У Мизуки скоро день рождения, — быстро придумывает оправдание Эна, но из-за возникшей в голосе мимолётной неуверенности, звучит это крайне неубедительно. — Не могу же я оставить его без подарка, после всего сделанного правильно? — И поэтому беспрерывно рисуешь его портреты даже по ночам, пугая меня скрипом половиц. Издав недовольное «хмпф!», художница складывает руки на груди и отворачивает голову в другую сторону. — У меня нет другого свободного времени! Айри тяжело вздыхает, мотая головой. Даже зная, что поймана с поличным, Эна будет отбиваться, да придумывать любые оправдания, пока не надоест оппоненту и тот сам от неё не отцепиться. Это могло бы сработать с кем угодно, но не с Момои. За три с лишним года проживания под одной крышей, она уже успела привыкнуть к тяжёлому характеру своей соседки. Тем более, что и у неё он был не ахти. Хотя нимфы должны были быть милостивыми и благосклонными к людям. — Не занимайся ты своей особой «деятельностью», у тебя было бы куда больше времени. Хватало бы даже на дополнительные практические занятия! А вот это она зря сказала. — А это тебя касаться уже не должно, — чеканит слова Эна. Такая печаль загорается в карих глазах, что даже неуютно становится. Но отступаться дриада не намерена. — Меня это не касается ровно до тех пор, пока это не влезает в зону моего комфорта. Напоминаю, мой сон достаточно чуткий, чтобы просыпаться от почти любого твоего шуршания. Мне кажется, за всё время жизни с тобой, я успела выучить все гларийские маты! — Ну, вот видишь, — пытается улыбнуться художница, желая всё-таки тему переключить. Если они сейчас сцепятся, ничего хорошего от этого не произойдёт. Тем более, что по поводу «деятельности» бодаться бесполезно. От своих планов художница не отступится даже перед ликом смерти. — Есть какая-то польза от того, что я твоя соседка. Айри, готовая уже возразить, внезапно замирает и оборачивается к двери ровно за секунду до того как туда постучат. Раздаётся высокое «Эна-а-а» и стук повторяется. — Это ещё что такое? — хмурясь, спрашивает дриада, готовая идти объясняться с неожиданным гостем, но её вовремя тормозят, больно ухватив за плечо. — Это Мизуки! — шипит девушка под очередной оклик и пытается одной рукой сгрести весь мольберт. — Мы с ним договаривались прогуляться сегодня, но с этим портретом я совершенно забыла о встрече! Задержи его, пожалуйста, пока я не уберу всё это! Он не должен видеть это! Момои смотрит то на свою подругу, то косит взгляд на дверь, за которой уже грозятся взломом, да тяжело вздыхает, качая головой. — В последний раз, — одними губами шепчет она, на что получает быстрые благодарственные кивки. — Должна будешь. Пока Эна занимается заметанием следов, Айри с нарочно громким недовольством подходит к двери, наскоро ерошит волосы на голове, создавая абсолютнейший хаос и щурится, чтобы создать вид, будто бы она только что проснулась. — Чего голосишь с утра пораньше? — ворчит девушка, распахивая дверь так, что та чуть не прилетает юноше по носу, и загораживает своим телом проход, чтобы уж точно не было видно, что происходит в девичьей комнате. — Во-первых, здравствуйте леди Момои, — произносит Мизуки, вовремя отскочивший в сторону. Подходит поближе, желая заглянуть внутрь, но попытка быстро пресекается грозным взглядом и распустившимися на волосах дриады нежно-розовыми бутонами. Был таки некоторый плюс в умении выращивать на себе определённые части растений. — Во-вторых, на улице уже день, и я думал, что вы присоединитесь к своим сёстрам в оранжерее, а в-третьих, не могли бы вы быть так любезны, и позвать сюда Эну, чтобы я смог с ней поговорить? У нас с ней назначена сегодня встреча и… — Знаю-знаю, — отмахивается та, попутно оглядываясь назад. Кажется, дела у художницы шли не очень хорошо из-за большой спешки. Не приведи Богини, она ещё навернётся вместе со своими холстами. — Она мне об этом все уши прожужжала вчера вечером. Мизуки то, Мизуки сё, ощущение, что у неё голова лишь тобой и забита. Айри вздыхает и чуть меняет положение руки на дверном косяке. Кисть затекать начинала. — Что же ты сделал с ней, эльф недоделанный, а? Если до тебя с ней поговорить можно было нормально, то теперь себе дороже её дёргать, — обвинительно звучат претензии. — Ничего особенного, — усмехается юноша, принимая произнесённое за комплимент, да бесхитростно продолжает: — Просто делал всё, чтобы она чувствовала себя счастливой. Нельзя спасённую жизнь окупить всеми сладостями мира. Я ей благодарен как спасительнице, и нахожусь перед ней в действительно большом долгу. Вы же должны помнить эту историю, разве нет? Девушка хмыкает, поднимая задумчивый взгляд к потолку. — Что-то такое было, да, — спокойно кивает она. — Какая-то дракайна забыла с утра позавтракать поэтому решила позавтракать тобой? — Ну-у-у, — Мизуки чешет затылок, морщась от не очень приятных воспоминаний, — можно сказать и так, да. И всё-таки, леди, — он складывает руки на груди. — Если Эна до сих пор спит, что для неё совершенно неудивительно, может я сам зайду и разбужу её? — Нет, — грубовато отзывается Айри, бросая на него раздражённый взгляд. Богини, эти двое стоят друг друга в своей упёртости! — Неужели я должна напоминать тебе, Акияма, что это всё ещё женский кампус? И то, что ты выглядишь как девушка, не даёт тебе права заходить в комнаты, будто в свою собственную. — А вот Эна мне разреша-а-ала, — плаксиво тянет вдруг тот, стирая с глаза несуществующую слезинку. На жалость надавить пытался что ли? Как по-детски… — Да сейчас её позову, — морщится девушка, разворачиваясь в проходе, чтобы смочь и дверь закрыть, и самой в комнату пройти, дабы только подлец не проскочил. — Не реви только. Однако раздаётся из глубин помещения звук падения чего-то тяжёлого, а затем слышится и отборный гларийский мат. Этого хватает чтобы ситуация вышла из-под контроля. Ощутив на коже болезненный электрический заряд, Айри отшатывается с вскриком в сторону, а Мизуки только то и надо. Ужом проскальзывает мимо неё и застывает прямо на пути, удивлённый открывшимся видом. Перевёрнутый мольберт, залитая краской картина, в которой он ещё может углядеть собственные черты, да поднявшаяся на ноги девушка — тоже вся изляпавшаяся. Поворачивает голову, а в карих глазах уже собираются слёзы. — Эна… — растерянно бормочет парень, подлетая к художнице, что снова готова осесть на пол. Подхватывает под плечи и, вместо пола, сажает на кровать, устраиваясь на коленях рядом. Да и ладно, что ноги тоже испачкаются в краске. Главное, чтобы с его любимой всё было в порядке. — Больно ушиблась? Где болит? — спрашивает он, стараясь в лицо той заглянуть. — Помочь? Принести что-нибудь? Та только сильнее плакать начинает, прикрыв лицо ладонями. Беспомощно оглядывается Мизуки на подошедшую дриаду, что тихо ругаясь, пыталась подойти к ним, да трясёт аккуратно колено девушки, пытаясь её внимание всё-таки привлечь. — Ну, ты чего? — мягко спрашивает он, всё-таки поднимаясь и отнимая тонкие ладони от раскрасневшегося лица. Странно, конечно, задавать вопросы про травмы одному из лучших целителей Академии, но он всё равно бережно интересуется: — Мольберт на ногу упал? Или врезалась в него неудачно? — Да, не в этом дело, — злобно отзывается та, всхлипнув в последний раз. Сменяется обида злостью. — Я опять всё испортила! — Испортила что? — парень усаживается рядом, приобнимает девушку за плечи, позволяя опереться на себя и нежно заправляет тёмные пряди за уши. Кидает убийственный взгляд на Айри, что уже готова была начать возмущаться происходящему, и резко меняется в выражении, когда вновь смотрит на Эну. Такой быстрый переход от ненависти до любви заставляет дриаду подавиться воздухом и, от греха подальше, заняться уборкой, ведь этим двум голубкам явно не до этого. Всё-таки научившись обращаться со своей абсолютно дикой магией за эти два года, Акияма начал представлять собой действительно грозного противника и от того все старались держаться от него подальше. Раньше его магия была нестабильной из-за химерной крови и причиняла больше вреда ему самому, чем другим, что давало множество поводов для насмешек и издевательств, то теперь от этого не осталось и следа. Разве что… волосы продолжали торчать во все стороны, несмотря на множество попыток уложить их в самые разнообразные причёски. Длина розоватых локонов позволяла экспериментировать, а потому кто только не пытался привести их в порядок! Даже Эна, провозившись однажды несколько часов, разочарованно плюнула, да наспех заплела простенькую косу, использовав правда, не лежащую в руках парня цветастую ленту, а свою собственную — белую. И более Айри ни разу не видела Мизуки с другой причёской. Будто бы парнишка надумал себе что-нибудь этакое в выборе уставшей девушки и больше ему не изменял. Даже лента та же. Белоснежная, удивительно подходящая бледной коже, что никак не загорала, даже от долгого нахождения под солнцем. Полуэльф, что с него взять? — Картину, — тем временем говорит Эна, закрыв глаза. — Которую я, — вздыхает тяжело, — тебе рисовала. Портрет. Ко дню рождения. Ничего не отвечает на это Мизуки. Лишь целует художницу в макушку, да прижимается к ней щекой. Находит наощупь чужую ладонь и переплетает пальцы, начиная утешающе ими покачивать. — Я счастлив даже просто зная, что ты так старалась для меня, — шепчет он, мягко улыбаясь. — Это лучший подарок, который у меня мог бы быть. — Но ведь! — Всё хорошо, — приходится применить совсем немного силы, чтобы удержать девушку от поспешного вскакивания и новый поцелуй остаётся на солёной от слёз щеке. — Не нужно расстраиваться из-за этого. Он смотрит на Айри, что уже со всем разобралась и та, чётко уловив намёк на дне светло-розовых глаз, всё-таки покидает комнату, сообщив на всякий случай, что будет в Общей гостиной. — Если ты так сильно хочешь подарить мне всё-таки картину, — Мизуки поднимается на ноги и одаривает художницу самой яркой улыбкой, — то почему бы нам не сходить на следующей неделе в город? Докупим тебе краски и прочие принадлежности взамен потраченных. А потом будешь рисовать уже с натуры, — и, под звонкое девичье хихиканье, парень встаёт в различные идиотские позы. — Разве я не идеальная модель, м? — Лучшая из всех возможных, — уже в голос смеётся Эна. — Хорошо, тогда сделаем как ты предложил. * * * Полностью посвятив своё свободное время рисованию и возлюбленному, девушка закончит новый портрет ровно ко дню рождения, что, конечно же, обрадует обоих. Ещё долго будет нахваливаться чужой талант и ещё долго эта похвала будет приниматься как самая ценная из наград. Ведь новая работа получится куда краше предыдущей. Это будет первой и последней картиной, которую Мизуки удастся сохранить для себя.