Танец Бронзового Дракона

      — Вы — безумцы, оба, — короткий вердикт Эйгона, ещё не успевшего протрезветь и обрести ясность в голове, звучит весьма забавно, вызывая у Дейгона лишь короткую усмешку, а у Эймонда и Ширы, выложивших перед старшими свои души, обиду и возмущение, пусть и весьма тихие, ведь они так и не покинули бордель, решив поговорить в относительно безопасной обстановке. — Ох, моя голова! — стонет Эйгон, хватаясь за серебристые волнистые локоны под капюшоном и почти прижимаясь лбом к прохладному столу. — Я надеялся, что сегодня спокойно развлекусь с прелестницами, а вы, двое безумно влюблённых, решили устроить нам с Дейгоном проблемы. Вы хоть понимаете, что творите? А, конечно же нет.       — Нет, я не согласен, — Дейгон, как ни странно, весьма спокоен, будто бы желания младших ничуть не удивили его. — Они прекрасно понимают, что делают, я ведь прав? — и он бросает весьма красноречивый взгляд на девушку и юношу, пристыженно сидящих напротив него на стульях с бархатными подушечками. Капюшоны частично скрывают их лица, но Таргариен уверен, что они крайне понуры из-за почти что разбившихся надежд на помощь братьев. — Вы прекрасно понимаете, что, если я и Эйгон откажем вам, то вы пойдёте на очередную глупость, чтобы брак Ширы не состоялся. Например, сбежите на драконах в Эссос. Или Эймонд, надеясь на свою свирепость, бросит вызов Джоффри Аррену, когда тот приедет в Королевскую Гавань. К счастью, в ваших влюблённых головушках остались крохи благоразумия и потому вы пришли к нам.       — Какое, в Пекло, блгразуме?! — запинаясь и глотая гласные, возмущается Эйгон, едва ли не грохая по столу кулаком, но вовремя себя останавливает, ведь привлекать к себе сейчас внимание крайне не стоит. — Им здесь и не пхнет! Шира обещана другому, брат! — наследный принц изо всех сил старается изображать строгость, но опьянение этому сильно мешает, делая это дело весьма забавным. — Ты понимаешь, что ваша свдьба оттолкнёт от нас Долну? Это будет иметь огрмные и печальные послдствия, если прдтся отстаивать моё право на Железный Трон!       — Дейгон же женился на Хелейне, — доносится недовольное ворчание старого деда, очевидно, прикрывающимся внешностью двенадцатилетнего принца. — И ничего не случилось.       — Они — это исключение! — в голосе Эйгона слышно уже истеричные нотки, мелькающие из-за того, что его глупый младший брат не желает отступать ни под какими словами. — Ни Дейгон, ни Хелейна не были с кем-либо помолвлены офцально!       — Ну, я бы так не сказал, — Дейгон не может сдержать широченную улыбку, едва обнаруживает, что на него чересчур пристально смотрят три пары глаз, требуя незамедлительного продолжения. И, не в силах сопротивляться, принц продолжает. — Матушка хотела, чтобы я женился на Барбе Болтон, либо на Эллин Баратеон, либо на Патриции Редвин. Они, конечно, хороши, но Хелейна одна такая на всём свете.       — Вот видишь! — Эймонд вскакивает со стула, едва не опрокинув тот, и тыкает пальцем в сторону кузена с выражением превосходства на лице. — У него тоже была обязанность! Так чем мы с Широй хуже, брат? Быть может, этот Джоффри и не будет её любить так, как я люблю её! К тому же, подумай, Среброкрылая останется в семье, в нашей семье! Пожалуйста, брат, помогите нам!       — Дурья твоя башка, — стонет то ли от головной боли, то ли от валирийского упрямства младшего Эйгон, уже не зная куда себя деть и куда пристроить свои руки, так и тянущиеся к волосам под капюшоном. — Если…       — Давай поможем им, — наконец, произносит Дейгон, замечающий, что к их столу приковано достаточно много взглядов от посетителей борделя, всё время слышавших их громкий шёпот. Ощутив на себе раздражённый, даже злой, взгляд кузена, он не отступает, пытаясь не только смотреть в глаза брата, но и как-то наблюдать за слишком изменившимся окружением. — Пусть лучше они поженятся при нас, чем совершат какую-нибудь глупость. Они же не отступят.       — Предатель, — шмыгнув носом, отвечает юноша, тут же тяжко вздыхая и уголки его губ опускаются вниз, показывая, что он, якобы, смертельно обижается. — Раз меня втягивают в эту авантюру, то ты, — принц бросает красноречивый пьяный взгляд на Эймонда, — всю седмицу будешь убирать мой ночной горшок, а ты, — взгляд перемещается на Ширу, скромно молчавшую всё это время, но, конечно, обдумывавшую слова, которые придётся сказать, если Эймонд потерпит неудачу, — будешь прислуживать Хелейне и…       -…никаких полётов на драконах две седмицы после свадьбы, — тоном, не терпящим возражений, заканчивает второй принц, с заметной усмешкой наблюдая за тем, как его сестра лишь хлопает ртом, силясь что-то сказать, и, при этом, осуждающе смотря на него, но, выбрав меньшее из двух зол, лишь кивает, тихо вздыхая.       — Свадьба, — во взгляде Эйгона всё ещё заметно неприятие и осуждение действа, но в его голосе лишь отчаянное смирение со мнением большинства. — И где нам её провести, желательно, за эту ночь?       — Собственно, мы можем найти септона, — Дейгон опускает взгляд на стол, старательно разглядывая бархат, покрывающий его, а затем и свою бутылку в форме члена, переключаясь затем на чашу, в которой ещё находятся последние остатки янтарного вина. — Их много в Блошином Конце и так вышло, что я знаю, где некоторые живут. Однако, мы можем нарваться на патрули Золотых Плащей, а они, я уверен, уже не будут хранить нашу тайну. К тому же, душок от Эйгона точно привлечёт их к нам. Мы можем попробовать покинуть Гавань и добраться до ближайшей деревни, благо, что септонов в Королевских Землях предостаточно. Но, как я и говорил, вся проблема в Золотых Плащах, стоящих также и на охране ворот. Однако, можем сделать иначе. Улетим на драконах.       — Ты с ума сошёл, — резюмирует наследный принц, быстро взглянув на кузена, ни разу не посмотревшего на него или же младших Таргариенов, которые, впрочем, тут же оживились, переглядываясь и шепча что-то друг другу. Даже для ещё не протрезвевшего юноши понятно, что полёт на четырёх драконах точно не станет тайной для обитателей Красного Замка и что король тут же отправит значительный отряд на поиски сбежавших принцев и принцесс, а ещё и разошлёт воронов ко всем своим вассалам, прося о содействии в их поисках, на что поданные, конечно, откликнутся, к какой бы партии они не принадлежали.       — Достаточно будет двух, — не обращая внимание на, в общем-то, справедливую характеристику себя, Таргариен продолжает описывать план, ничуть не сомневаясь в его жизнеспособности. — Вермитор легко понесёт меня и Ширу или же Эймонда. Солнечный Огонь, соответственно, Эйгона и кого-либо из вас, влюблённые голубки.       — Почему я и Эймонд не можем полететь на наших драконах? — возмущению Ширы нет предела, пусть внешне она этого и не показывает, ограничиваясь лишь капризным тоном и бушующим пламенем в разномастных глазах. — Разве Драконоблюстители не докладывают дяде Визерису обо всех полётах?       — Да, сообщают, — кивает Дей, продолжая разглядывать бутылку и чашу, в которой плещутся остатки неплохого, стоит сказать, вина, что, конечно, раздражает Эйгона, страстно желающего огреть этой бутылкой кузена и заставить того, наконец, смотреть на тех, с кем обсуждает предстоящую авантюру. — Но Каннибал, насколько мне помнится, ещё плохо слушается команд, а ты, сестра, всё хочешь летать на Среброкрылой без седла, а ты для этого слишком мала. А теперь, если никто не против, идём. Мы и так привлекли к себе внимания достаточно.

***

      Эйгон, честно говоря, рад снова оказаться на улице, ведь вокруг него снова праздник, снова радость и веселье, которых так не хватает в Красном Замке. О, он помнит рассказы своих нянек и служанок о времени, когда была жива первая жена отца, королева Эймма. По их словам, это было чудесное время, когда почти каждый день в самом главном замке страны был праздником, мёд и вино лились рекой, менестрели, барды и группы артистов почти не покидали королевской резиденции, а на балы и турниры постоянно приезжало так много лордов и их родни, что, порой, в Красном Замке не хватало комнат и приходилось освобождать те, в которых жила прислуга. Сейчас, конечно, это тоже есть, но все эти торжества будто бы блеклая тень тех, что были раньше.       Принц прекрасно помнит первый праздник, на котором ему повезло присутствовать. То была свадьба Рейниры и Лейнора и она была прекрасна. Столько гостей из разных уголков страны он не видел никогда, а от запахов стольких разных блюд у него просто кружилась голова, ведь так хотелось всё попробовать. Он помнит яркие и красивые одежды мужчин и женщин, которые тогда казались ему настолько дорогими, что на них можно было бы купить дракона. О, Рейнира тогда была невероятно красива. Её белое платье, расшитое золотой нитью, было похоже на чешую красивого белого дракона, а узор пяти крупных блях золотого ожерелья напоминал ему драконьи мотивы, сразу же привлекая к себе внимание. О свадебном плаще и говорить нечего, ведь он представлял собой сочетание сшитых гербов двух Домов — Таргариенов и Веларионов. Рейнира тогда была счастлива, как казалось Эйгону, она светилась, словно новенький золотой дракон, и окружающие разделяли с ней её радость.       Дейгон тоже был на свадьбе, как и его родители. Его костюм тоже крепко отложился в голове принца, ведь, на его взгляд, он был красивее одеяний Лейнора. Атласный дублет тёмно-бронзового цвета, расшитый сплетающимися драконами, вокруг его горла — бронзовый горжет, испещрённый рунами Первых людей, сатиновый иссиня-чёрный плащ, скреплённый бронзовой застёжкой в форме головы дракона, оказался прекрасным полотном для красного трёхглавого дракона, заключённого в кольцо тех же самых рун. Штаны, как и сапоги, прекрасно подходили к дублету.       Честно говоря, уже тогда было видно это разделение на партии. Но маленький Эйгон этого тогда ещё не осознавал, радуясь цветам нарядов. Конечно, его матушка пришла в прекрасном зелёном платье, украшенном золотой нитью, с мотивами её Дома. Леди Рея Ройс радовала глаз своей бронзой с серебряными рунами, когда принц Деймон облачился в чёрные цвета с красными драконами и одинаковый с сыновьим горжет.       Когда же начались танцы, то маленький принц, казалось, попал в самую настоящую сказку. Он будто бы увидел оживших животных с разных гербов, пляшущих под восхитительную музыку, больше походившую на боевую. Карлики на барабанах старались на славу, выбивая из инструментов необходимый ритм. Скрипачи и виолончелисты не отставали от них, местами даже занимая ведущую роль. Но, больше всего, принца привлекало действие на большой площадке между столами. Львы сплетались в танце с морскими коньяками, коронованные олени кружились вместе с красными крабами, а форели то пляшут с лисами в венке из синих цветов, то приглашают к веселью водяных. Тут и там стоял гвалт, заключались и распадались союзы и помолвки, прекрасные юноши и мужчины обхаживали не менее прекрасных девушек и женщин, успевая выпивать дорнийские, арборские, пентошийские и волантийские вина. Справа от принца Дейгон с упоением вгрызался в ножку кролика, тушёного с элем, морковью, капустой и луком, стремясь быстрее приступить к двум кусочкам виноградного пирога, всё ещё горячих, заботливо отложенными его отцом для сына, а также к оладьям из цветков бузины с капельками ежевичного варенья. Со стороны жениха лорд Корлис Веларион, степенно поедал запечённую форель, завёрнутую в бекон вместе с салатом из зелени, с горохом и луком, с довольной улыбкой общаясь со своей супругой, принцессой Рейнис, пока та столь же спокойно наслаждалась медовой уткой с оранжевым перцем, иногда закусывая её пухлыми чёрными грибами, лопнувшими от чеснока и масла. Матушка Эйгона, занимавшая положенное ей место, рядом с королём, почивала себя двумя запечёнными перепелами с кусочками яблок внутри и с масляным соусом, а также салатом из летней зелени, запивая это вкуснейшее блюдо арборским золотым. Король же, чьи нездоровые руки находились в чёрных кожаных перчатках, смотрел на веселящихся гостей, слишком рьяно кромсая ножом форель в рубашке из толчёного миндаля, заливая каждый съеденный кусочек арборским красным.       Увы, теперь в Красном Замке мало пиров, балов и любых иных праздников, ведь дядя Деймон воюет на Ступенях с крайне оборзевшей Триархией. А война требует если не миллионов драконов, то десятки, а, порой, и сотни тысяч, чтобы прокормить флот и отряды авантюристов и наёмников, составляющих основу армии Порочного Принца. А, учитывая, что и Дейгон скоро отправится на войну, траты существенно возрастут и ещё не вполне известно, как эти затраты отразятся на казне, которая не является бездонной.       — А тебе, случаем, лорд Гунтор Дарклин не писал насчёт сбора твоих войск? — с удивлением, Эйгон узнает собственный голос, вновь оказываясь на Шёлковой улице, близ Драконьего Логова, в компании своих кузенов и брата, который собирается жениться на сестре Дейгона этой ночью, если повезёт.       — Нет, он мне не пишет, — принц идёт чуть впереди, словно прокладывая путь для своей родни через улицу, забитую до отказа самым разным и пёстрым людом, пока Эйгон идёт чуть позади, цепко следя за Эймондом и Широй, весьма мило держащихся за руки. — Сбором войск занимается мой добрый друг, Дюрам Сангласс, которого, думаю, ты не помнишь. Но, уверен, тебе знаком его отец, престарелый лорд Петир, которого насмешливо называют Ворчливой Звездой.       — А, тот самый Сангласс, который во время спора о том, кто сильнее, я или ты, перекричал Боремунда Баратеона? — Эйгон, конечно, помнит не только лорда Петира, но и тот спор между двумя лордами, затеянный во время одной из тренировок тогда ещё весьма молодых принцев в Западном дворе. Сир Кристон Коль, обучавший их, поставил ребят в спарринг, чтобы, в очередной раз, проверить успехи подопечных. И пока он разъяснял им правила поединка, сидевшие на трибунах Петир Сангласс и Боремунд Баратеон, желающие обсудить помолвку своих дочерей на принцах, стали спорить о том, кто же из мальчиков искуснее владеет мечом, ведь если Эйгона, в основном, обучал сир Кристон, то, до белого рыцаря, обучением Дейгона занимался его отец, принц Деймон, один из великолепных мечников. Лорд Баратеон своим мощным голосом, который, пить дать, было слышно от Дорна до Стены, объявил своим фаворитом, естественно, Дея, а Сангласс прокричав так, что его-то слышно было не только в Вестеросе, но и, чего там, в самом Соториосе, поставил на Эйгона. Увы, спор так и не был разрешен, ведь принцы настолько сильно друг друга поколотили деревянными мечами, что бедному Кристону пришлось остановить поединок, ведь оба юноши не хотели друг другу уступать.       — Да, он самый, — отвечает с усмешкой в голосе кузен, не повернув головы и весьма мягко оттолкнув случайного пьянчугу, едва не упавшего на Ширу, вовремя отскочившую к Эймонду. — Я с Дюрамом сдружился, когда тот был у моего отца в оруженосцах. Ты ещё воротил нос, когда я тебя с ним познакомил, мол, не нашего поля ягода и всё такое.       — Не помню его, хоть убей, — со стоном отвечает Эйгон, чувствуя, что голова снова болит от попыток вспомнить Сангласса. Взгляд принца цепляется за толпу зевак, собравшихся вокруг всполохов пламени. Но прежде, чем пьяное любопытство взяло верх, чтобы заставить юношу пойти туда, над зрителями, в ночное небо, устремляется длинный язык огня с рёвом, заглушающим восторженные и боязливые вскрики. Чуть повернув голову налево, принц упирается взглядом в громадину Драконьего Логова, куда им вчетвером осталось идти совсем немного — впереди будет поворот на Мучную улицу, а с неё идёт почти прямой подъём на холм Рейнис.       — Когда мы с ним вернёмся со Ступеней, я вас снова познакомлю, — всё ещё усмехаясь, обещает Дейгон, ведя их маленькую процессию к повороту, до которого уже рукой подать. — Дюрам, кстати, стал рыцарем, сражаясь против пиратов Триархии, когда те настолько поверили в себя, что осмелились на двух кораблях, сняв опознавательные знаки, атаковать пару деревенек между Камнеплясом и Широкой Аркой Стедмонов. Крестьянам повезло, что Крюк Масси в это время обогнули три лёгкие галеи Санглассов, тут же вступившие в сражение с почти причалившими к берегу пиратами.       — Повезло ему, — вздыхает Эйгон, оглядываясь на более свободной Мучной улице, где народа тоже предостаточно, но куда меньше, чем на Шёлковой. Он вдыхает более приятный запах выпечки, доносящийся из немногих открытых ночью пекарен, но, к его сожалению, откушать желания нет никакого, ведь все четверо успешно откушали ещё в какой-то лавке, где седой пентошиец готовил сладко-перчённые куриные крылышки вместе с двумя сыновьями, подавая к ним сильно разбавленное водой и подслащённое мёдом вино.       — Ну, я бы так не сказал, — задумчиво произносит принц, видимо, сравнивая что-то, а потом поясняет. — Один из пиратов почти отгрыз ему ухо, а другой едва не распорол ему брюхо. К тому же, сейчас ему приходится денно и нощно общаться с лордами Вестероса, чтобы те соблаговолили посодействовать в сборе армии, которую, вроде как, возглавлю я, он, а также ещё несколько сыновей лордов. Если отец пришлёт письмо этим утром, чего я ожидаю, то мне, как командующему армией, придётся вести все эти переговоры и, быть может, летать к тем, кто находит предлоги отказаться от помощи. Не пойми меня не правильно, я понимаю этих лордов, ведь никто из них не хочет потом, например, перестать иметь возможность сотрудничать с Банком Рогаре, — Эйгон позволяет себе коротко улыбнуться, когда замечает, что младшие, прекратив разговаривать друг с другом, прислушиваются к словам старших братьев, послушно следуя за Дейгоном на не слишком широкую улицу, уходящую к холму Рейнис. — К тому же, сам знаешь, официально Таргариены не ведут войну с Дорном и Триархией. Все эти боевые действия — инициатива отдельных лордов и принцев, чьи действия корона, конечно, не одобряет. И потому ни один лорд не обязан помогать моему отцу и Веларионам с войсками и прочими вещами. С другой стороны, я почти уверен, что отец рассчитывает, что мои личные знакомства с некоторыми сыновьями вассалов короны помогут мне не только в организации второй армии, но и во всём остальном. Он хочет дать шанс молодой крови проявить себя.       — И, Защитник, у тебя есть на примете те, кто готов с тобой пойти на Ступени? — Эйгон, разумеется, ничуть не волнуется за то, что его любимый кузен и брат может не вернуться с этой долбанной войны, его, конечно, ничуть не волнует, что любимая сестра, Хелейна, будет горевать, если потеряет своего Бронзового Принца, и, само собой, нет никаких переживаний насчёт Эймонда, который лишится наставника, друга, брата.       — Бринден Мутон, Гонзо Талли, Лиман Дарри, Хармон Челстед и Робар Холлард, — без запинки называет имена своих самых преданных друзей Дейгон, всё ещё не оборачиваясь к семье, пусть и снимая капюшон, скрывавший короткие серебристые волосы юноши, в которые тут же зарывается ветер, надеясь уцепиться за них. Но ему куда проще это сделать с волосами Эймонда, Ширы и Эйгона, тоже избавившихся от капюшонов. — Виллем Блэквуд, Алесандор Сандерленд, Харкон Болтон и Рикард Тарли могут присоединиться ко мне, но я должен будут их лично навестить. В конце концов, я давно им обещал нанести дружеские визиты.       — Я тоже хочу с тобой отправиться на Ступени, — наследный принц чувствует, что это нужно сказать, ведь это именно то, чего он хочет всем сердцем, ведь никогда не сможет себе простить, если что-то случится с Дейгоном, к которому он питает самые тёплые чувства, которые могут быть между братьями. Эйгон давно, слишком давно, называет его братом, ведь он, как и Эймонд, всегда был с ним рядом, всегда прикрывал его во время проказ, всегда смотрел за ним и поддерживал во всём, пусть между ними и были ссоры и драки. — Я уверен, что тебе пригодится Солнечный Огонь, когда Караксеса или Морского Дыма не будет рядом.       — Нет, ты — наследный принц, — Дейгон внезапно поворачивается к нему лицом, пропуская чуть вперёд Ширу и Эймонда, который, видимо, тоже хотел что-то сказать, но, в кои-то веки, промолчал, повинуясь своей будущей жене. — Я — твой Защитник, — в индиговых глазах Дейгона абсолютная и непоколебимая уверенность, столь же безграничная преданность и верность, граничащие с любовью к Эйгону, которая, быть может, ему лишь только кажется, но он готов провалиться в эти индиговые омуты. Полностью. — Я сделаю всё, чтобы защитить королевство, которым тебе суждено править. Если тебе будет угодно, мой король, я вернусь с того света и продолжу защищать тебя, если я всё-таки погибну. И мой Бронзовый Гнев покарает всех твоих врагов, когда придёт время. Я обещаю.