Мы не умеем жить эту жизнь

      — Ким Сынмин, ты на работе, — напарник аккуратно толкнул парня в плечо, пока тот в очередной раз провалился в какие-то свои мысли, засевшие в голове еще где-то со вчерашнего дня.       — А, да, — девушка, стоявшая напротив недовольно закатила глаза, цокая языком и суя уже буквально в руки товар, который до сих пор не был пробит. Шум в голове стажера смешался с шумом кондиционера, расположенным где-то сзади над головой. На улице была слишком жаркая погода, поэтому техника справлялась с большим трудом, пот волей-неволей сам стекал по лбу Сынмина, который проводил под аппаратом очередным товаром, пробивая штрихкоды. Противное «пик-пик» било по виску, как маленький молоточек в руке невролога бьет по нервам в колене. Это был третий раз за последний час, когда парень будто исчезал из «здесь и сейчас», уплывая мыслями куда-то вдаль. Отпустив очередного покупателя, он достал из кармана салфетку и вытер лоб.       — Если так пойдет и дальше, то я начну вычитать деньги из твоей зарплаты. Ты умудрился с утра поругаться с двумя покупателями, еще один написал жалобу. Я защищал тебя, но не могу делать это постоянно. То, что ты получаешь как стажер с трудом можно назвать зарплатой. Еще одна жалоба и можешь попрощаться и с половиной тех несчастных копеек, — нет, напарник, который был так же и наставником в этом магазине не кричал, не высказывал свое недовольство, наоборот. Было ощущение, что каждое его слово — удовольствие, которое сравнимо только с радостью от исполнения мечты.       Ким Сынмин новичок на работе, новичок в городе, новичок в университете, а еще ему иногда кажется, что он абсолютный профан в жизни. В ней он тоже первый раз, поэтому некоторые заводские настройки его головы не имеют такой адаптивности, какая кажется есть у других. Он выбрал место учебы из-за бейсбольной команды в университете, но не успел приехать, как получил глупую травму.       За не то чтобы крупным, мускулистым телом скрывался очень скверный характер, который приходилось показывать, чтобы защищаться. К сожалению, чаще всего такое становилось преградой, а не помощью. Вот и сейчас новая подработка должна была помочь ему покрыть расходы за покупку нового чайника, новых кружек и микроволновки в общежитие. Спорить с немного неуравновешенным Ханом было опрометчиво.       — Да, я понял, простите, — темноволосый поклонился, пока в голове всплывали моменты из ситуации недельной давности. Кто же знал, что вместо обычного, полудепрессивного Джисона — он наткнется на маниакального шизофреника. И да, они все еще дружили, но все еще было сложно угадать, кто же стоит сегодня перед ним. И причиной в этом была излишняя двуличность Хана, которая была вызвана его тусовками с популярными ребятами университета. Ким отвернулся обратно к кассе, когда наставник скрылся в подсобке. Только бы день закончился быстрее. В кармане завибрировал телефон, на экране высветилось напоминание "купить чайник". Просто закончился и все.       — Давай еще раз, вот этот момент. Тебе нужно спеть чуть тише, — молодой парень стоял с микрофоном в руках и немного нервно стучал ногой по ковру. Он кивнул, набрал в легкие воздух и под аккомпанемент синтезатора запел. Другой молодой человек, который сидел за инструментом, внимательно слушал, не допускает ли вокалист ошибок.       — Хорошо, молодец, давай. Еще раз, — музыка заиграла заново, пока Чонин нервно кивал головой в такт, рассчитывая внутри себя момент, когда нужно вступить.

      — Where do I begin

To tell the story of how great a love can be

The sweet love story that is older than the sea

The simple truth about the love he brings to me

Where do I start?

      — Теперь отлично, вот так, — преподаватель слегка улыбнулся и продолжил играть, прикрыв на мгновение глаза. Небольшая комната вновь наполнилась мягким голосом парня, что пел сейчас, стараясь хотя бы не дрожать.       Время в этом помещении не просто шло, а летело, поэтому завершив последнюю на сегодня попытку, Ян Чонин почувствовал себя резко ослабевшим и загнанным в угол. Крис, который отозвался помочь своему милому младшенькому с первыми попытками запеть, довольно улыбнулся и, встав из-за синтезатора, потянулся.       — Слушай, я могу помочь тебе немного с тем, чтобы ты поучился слушать мелодию, и чтобы ты стал чуть спокойнее, но я не профессионал в этом. Тебе бы сходить к кому-то, кто занимается этим серьезно, — плечи парнишки немного вздрогнули от того, что сказал Бан. Ему стоило больших усилий, чтобы попросить об этом своего знакомого, что уж говорить о том, чтобы пойти к кому-то постороннему. Они были как семья, поэтому уровень доверия позволял Чонину хоть иногда допускать ошибки при своем друге. Но прийти в незнакомое место и расслабиться — вот испытание, которое пока непреодолимо.       — Я подумаю об этом, но пока не хочу. Не думаю даже, что хочу заниматься этим всем. Если бы ты не таскал меня по своим встречам в караоке — даже бы не задумался об этом, — Бан Чан засмеялся и накинулся со спины на своего младшенького.       — Да брось ты, тебе нравится, — слегка потрепав его по волосам, он отошел за кофтой, которая лежала рядом со стулом. Парнишка лишь фыркнул, забирая с соседнего стула свою сумку с курткой. Для него все еще было загадкой: что за внутренняя робость перед такими вещами, почему язвить и фырчать в ответ на любое слово получается в тысячи раз лучше, чем заниматься чем-то, что ему нравится. Каждый раз, когда Ян находил себе новое занятие происходило одно и тоже — страх подступал сзади и хватал его за горло. Крис, наверное, смирился с тем, что у его почти младшего брата получалось пока только искать свое место, но никак не получалось его наконец-то обрести. Никто не страдал от этого в том смысле, как можно было бы, поэтому все просто закрывали глаза на такие вещи как: резкая смена учебы, хобби, а иногда и просто исчезновение из поля видимости. Но, возможно, если бы кто-то наконец-то уловил едва заметную просьбу о помощи, то все разрешилось бы гораздо раньше.       На улице уже смеркалось, когда парни вышли из здания, где проводили свои занятия по воскресеньям.       — Прости, дружочек, но мне нужно идти в общагу, — Чан аккуратно похлопал младшего по плечу, пытаясь предугадать последующую реакцию. Но Чон лишь кивнул, утыкаясь в свой телефон. Кажется, что и эта попытка коммуникации провалена.       — Ну, не дуйся, как ребенок. У меня последний год в этом месте, я должен быть хорошим мальчиком и постараться закрыть все на хорошо, — Ян фыркает и морщится.       — Напрашиваешь на похвалу? Ты собака что ли? — и он хотел сказать не это. Хотелось засмеяться, сказать, что он во всем лучший, поэтому нет смысла переживать. Кристофер и так кумир, куда еще лучше? И старший это знает, поэтому снова набрасывается со спины на Чонина и повисает на его спине.       — Если погавкаю, похвалишь? — парень задумывается, а потом улыбается и кивает.       — Тогда гав! Гав! Гав! — Бан Чан ведет себя сейчас как ребенок, очень прилипчивый, очень милый и всегда добрый. Но ему правда надо уходить, он правда учится последний год и он, правда, последний год с Чонином вместе, потом начнется магистратура в Австралии. А, может, не начнется, но парень серьезно намерен уехать к своей семье, поэтому вариантов нет. Это последние месяцы. И Ян останется один, неопределившийся, постоянно бегущий, ищущий, но неконтактный. Он не кот, который сам выбирает, когда приходить, а скорее забитый зверек, который никогда не подойдет сам и к себе не подпустит. Но еще немного и хозяин оставит его в поле.       — Это правда блядский день.       Сынмин недоволен тем, что им нужно идти в другой корпус на университетское мероприятие. Он недоволен, что получил вчера выговор на подработке и недоволен тем, что Хан тащит с ними за руку Хвана. Все взгляды прикованы к этому высокому, брюнету, который до тошноты хорош с длинными волосами. Киму такое не идет, но и новая стрижка, которая образовалась у него на голове в каком-то особенном припадке под названием раздражение тоже. Потому что ему не говорят комплиментов, а им говорят. И парень не уверен в том, как сидит эта футболка, эти джинсы, эта обувь. Сегодня уверенность смыло окончательно, потому что рядом идет идеальный Хван Хенджин и милый Хан Джисон. Если честно, то они оба гады. И идиоты. Но терпимые. Их можно терпеть, когда рядом нет других людей и у этой пары нет никакой необходимости вести себя как полоумные, то есть превращаться в сахар. За дверью общажной комнаты можно разговаривать обо всем на свете, реагировать искренне и не улыбаться натянутой улыбкой, чтобы проходящие мимо мальчики и девочки визжали от восторга. Поэтому Сынмин просто прибавляет скорость и почти залетает в открытые двери университета, вставая в очередь на проход.       — Смысл так лететь, если мы все равно будем ждать пока все пройдут эту металлическую херь? — Хенджин искренне не понимает зачем так торопиться на какой-то фестиваль, проходящий в актовом зале, где будет толпа незаинтересованных зрителей и измученных выступающих.       — Чтобы мы стояли в очереди в здании, а не под палящим солнцем, — Джисон поддерживает Сынмо как умеет, а умеет он это плохо. Потому что обычно поддерживают его. И Ким видит вдали причину того, почему сегодня ему придется делать это снова. Справа в очереди, чуть поодаль, стоит Ли Минхо. Они с Ханом были друзьями задолго до поступления, а потом случился шквал нелепых ситуаций, после которых Минхо решил, что этой дружбе нет возможности жить. Только он забыл объяснить это Джи, просто в один день оттолкнул, накричал и послал к черту. На этом десять лет близости рассыпались на куски. Жалеет ли кто-то об этом? Что вы, нет. Но Хан видит парня и замирает, прикусив губу. Внутри образовывается какая-то лихорадочная пустота, потому что он видит не просто Минхо, а радостного Минхо, который обсуждает что-то с каким-то светловолосым зверьком, одетым в футболку и шорты. Квокка смеется, почти плача, потому что смотрит на кроссовки парня и толкает Сынмина.       — Я нашел твоего брата, — но тот дергает парня за руку и движется вперед вместе с очередью.       — Я единственный экземпляр, — Хван усмехается и толкает их двоих, заставляя почти падать на людей перед ними.       — Простите, — оба почти выкрикивают это и смущенно отворачиваются, думая лишь о том, что сегодня какого-то хорька закопают. Скорее всего, его останки найдут больные фанатки, разгадавшие квест, который с радостью придумает эта парочка. А Хенджин смеется, потому что если он не будет смеяться, то кто-нибудь будет плакать. Ему не нравится такая атмосфера, не нравится, когда друзья ведут себя так, будто все хорошо. Но им прощается, потому что для такой глупой башки, как его, все это непонятно. Хван только на моську красивый, а на самом деле правда глуповат на чужие чувства. Зато прекрасно разбирается в своих, поэтому видя неспешно подходящего к ним Феликса облегченно вздыхает. С этими несмышленышами ему не справиться в одиночку.       — Вы точно никого не забыли, когда утром уходили? — хорек ошибся. Сегодня кроет всех, а значит спасения нет. Поэтому, когда они наконец-то проходят, Хван целомудренно обнимает каждого, не произнося ни слова, и убегает. Именно бежит на выход из здания и смеется, потому что он не прилежный мальчик, ему за это будет только нагоняй в комнате. Все троя смотрят ему вслед и выдыхают. У каждого для этого своя причина.       — Пошли, — Сынмин разворачивается в сторону лестницы и поднимается по ней вверх.       — Может, на лифте?       — Минни, я тоже за лифт, — Феликс немного морщится, пытаясь лицом объяснить свою причину, но Ким и так знает.       — Езжайте. Я пешком, — сегодня не тот день, когда он готов рисковать своим состоянием и ехать в замкнутом пространстве. На него давят даже километровый стены и потолки, что уже говорить о помещении метр на метр. Друзья кивают и остаются ждать лифт, пока темноволосый неспешно поднимается по ступенькам снова проваливаясь куда-то между реальным и вымышленным. И сзади слышится чертыханье, чье-то недовольное пыхтение и фырканье.       — Ты либо иди быстрее, либо иди уже ближе к перилам. Ты не один здесь, — Сынмин останавливается и поворачивается на голос сзади. Перед ним, на пару ступенек ниже, стоит соломенная башка с лисьим взглядом и ехидной улыбкой.       — Ты думаешь эта улыбка добавляет тебе дружелюбия? — лицо напротив становится серьезным на пару мгновений, а затем снова приобретает какой-то сумасшедший оскал, который ошибочно выдает за дружелюбную улыбку.       — А ты считаешь, что кривые зубы — твоя изюминка? — Ким и до этого не был расположен к сегодняшнему дню. Но после этого он понял четко и ясно лишь одно. Это был блядский день.       В общаге отключили свет еще три часа назад, а это значило, что село все, что могло, потому что никто не ожидал, что это случится. И Чонин, если честно, был очень зол на это. Сегодня он набрался храбрости, чтобы начать искать учителя по вокалу, потому что Чан в последнее время все чаще задерживался на тренировках с Чанбином и Минхо. А Яну нужно было кровь из носа отвлечь себя от мыслей о том, как быстро идет время, которое упускает старший, учитывая, что он выпускается в этом году. Было неприятно и немного грустно, но в целом терпимое состояние. Кроме одной вещи. Чонин все чаще останавливался напротив зеркал и рассматривал свою улыбку. В первый день, когда тот темноволосый придурок сказал эту фразу — он выплюнул ответ не подумав. Каким-то образом парень с лестницы умудрился попасть точно в цель. Если, конечно, зияющая дыра может быть для кого-то целью. Но мальчик, что снова сидел напротив своего отражения знает, что может. Поэтому от безделья, возведенного в Абсолют — он тренирует умение быть милым. Улыбается. Провальное занятие.       — Конченный, конченный, конченный, — Ян повторял это, как заведенный, покусывая большой палец левой руки. Ничего не получалось кроме того, как вспоминать лицо парня, которое в одно мгновение смогло стать из «тусклого» — «безжизненным». И не то, чтобы этот хитрый лис сильно жалел о сказанном, потому что и сам считал, что его улыбка больше напоминает угрозу. Но если снять с лица еще и ее, то вполне вероятно, что на нем останется только боль и разочарование — не самая выгодная одежда для общества. Но попытки рано или поздно становятся реальными пытками, поэтому он просто положил зеркало стеклом вниз и откинулся на стул. Хотелось хотя бы поиграть во что-то или, на крайний случай, написать реферат, который он торчит своему преподавателю по экономике уже вторую неделю. Какой придурок придумал, что на дизайне одежды нужна экономика? Ответа не было нигде. Поэтому взяв старый ноутбук и зарядку для телефона, Чонин все же решился на поход в университетскую библиотеку. Треклятую, если уточнять. Ту самую библиотеку, которая также разрушила дружбу его старшего друга — Минхо. Это место будто было создано, чтобы рушить чьи-то жизни. Но проверять все же не хотелось бы. Лучше слепо верить в университетское поверье, что туда стоит идти в полном одиночестве и отчаянье.       Отсутствие света в общежитие дало о себе знать наплывом бездельников и должников в библиотеку. Отличники же мест не покидали, казалось, что они приклеены к своим стульям. Ян Чонин долго бродил от одного угла к другому в попытках найти свободное место. Такое осталось только одно, возле стены за небольшим столом-партой на двоих, стоявшей последней. На удивление, любителей симметрии в этом здании не наблюдалось, а этот стол будто бы был вообще исключен из общей гармонии. И хоть все складывается так хорошо… Но все же, к разочарованию лисенка — он там не единственный ученик. За ноутбуком сидел парень, голова которого была скрыта капюшоном худи. Единственное, что хорошо было заметно — руки. Тонкие пальцы, стучащие по клавиатуре, тонкие запястья и вены, толстые и расширенные. Погода наконец-то стала прохладной, поэтому такое было явно не связано с жарой, да и в библиотеке старались держать невысокую температуру. Но эти вены на руках стояли перед глазами Чонина слишком ярко. Стряхнув с себя какое-то непонятное замешательство, он сел рядом, раскладывая свои вещи на свободной половине. Стук по клавиатуре как-то резко оборвался, отчего парень повернулся в сторону своего соседа по столу. Тот как-то недовольно цокнул языком и быстро отвернулся к экрану.       — И что это было? — ответом послужила тишина, нарушаемая только звуками «клац-клац-клац». Ян попытался заглянуть под капюшон, но удостоился только очередного злобного цоканья.       — Я знал, что сюда ходят странные люди, не думал, что настолько — почему-то улыбнуться в этот момент показалось уместным.       Если бы кто-то сказал Чонину заранее, что язвить, оскорблять, фыркать и шипеть, а затем улыбаться — не мило, то он бы избежал того, что ему ударили кулаком в лицо, в разгар дня, в библиотеке. И он б точно не бил кого-то с кулака в ответ, потому что это не мило. Потому что он снова оправдал те брошенные, возможно несерьезно, слова, что он жуткий. Но, может, хорошо, что это произошло?       Минхо держал его за плечи в медпункте, будто пытаясь защитить от парня напротив, сидевшего с запрокинутой головой и кучей салфеток возле носа. Чонин держал такую же стопку возле своей губы, пока пытался вырваться из-под опеки старшего. Дверь в комнату не просто открылась, а почти выбилась усилиями Хана, который молча прошел к Сынмину. Это был не лучший способ поговорить и увидеться для каждого из них.       — Держи свою псину на поводке, Квокка, — Минхо метнул в старого друга взгляд полный злости, как смотрит мать, защищающая свое чадо.       — За своим щенком следи лучше, — Джисону не нужно было учиться прятать боль при взаимодействиях с Ли, ему нужно было учиться держать гнев.       — Закройтесь оба, без вас голова болит, — Киму уже было все равно получит он еще один удар, может два, может три. Вчера его все же выгнали с подработки, а затем не вписавшийся в поворот Хенджин снес телевизор в общей комнате, который почему-то записали на Сынмо. Он снова должен был покупать новые вещи в общежитие, хоть Хван и извинился и пообещал купить разбитый телек, вся их комната знала, что все заработанные деньги все равно уйдут семье хорька. Он не говорил этого вслух, но все знали, что он живет на гроши, потому что отдает все заработанные деньги своим родителям. Сыновий долг.       — Хан Джисон, если твоя собака не успокоится, то…       — То запинаешь моего щеночка?       — Да, — в этот момент в кабинет вернулась женщина, уходившая за недостающими вещами для обработки ран. Чонин сидел молча и хлопал глазами с одного на другого. Он слышал о весьма специфичных отношениях между Ли Ноу и его бывшим другом, но никогда не вдавался в подробности. Единственное, что для него не было тайной — слова Бан Чана который ходил и называл Ли трусом, сбежавшим от ответственности. Желание задать пару вопросов возникало, но угрюмые взгляды старшего в сторону Джи были слишком болезненными для самого Чонина. Им было тяжело по-отдельности. Но, наверное, также слишком тяжело вместе.       — Попрошу выйти лишних, остальные сядьте ближе, я не собираюсь бегать за вами. Дети малые, — все поступили как сказала медсестра. Лисенок выглядел слегка потерянным, подсаживаясь ближе к темноволосому парню.       — Можно было просто поздороваться и не выделываться, — Сынмин усмехнулся и опустил наконец-то голову, убирая от лица салфетки. Только сейчас Чонин смог увидеть, что кровь у парня шла не только из носа, но почему-то и изо рта.       — Привет, — Ким фыркнул и только сейчас светловолосый увидел брекеты, которым походу тоже понадобится лечение.       — Прости, — Сынмин мотнул головой и вздохнул, как-то устало посмотрев перед собой. В это время Ян заметил, что парень как-то смешно надул щеки, поджав при этом губы. В уголках глаз что-то блеснуло. Или ему всего лишь показалось?       — И ты, — оба обратили внимание на самое главное. То, что было сказано неуместно, глупо и бездумно в первую встречу. Чонин не улыбался при Сынмине, Сынмин сидел в брекетах. Младший понял одну вещь, которая была такой же неприятной и болезненной, как разбитая губа, которую обрабатывали перекисью — он тоже угодил в зияющую дыру внутри. И именно сейчас стало стыдно. Стыдно, что взгляд то и дело возвращался к рукам, которые теребили несчастные окровавленные салфетки. Интересно, как бы эти руки выглядели на его талии?       Сначала шел бейсбол, потом музыка, потом учеба — так было всю жизнь. Но после вывихнутой кисти, которая так «удачно» забраковала Сынмину всю его карьеру бейсболиста — цепочка сократилась до: музыка — учеба. И все бы должно было наладиться, но была парочка «но». Он уехал из своего города, у него почти не хватало денег даже на поесть, он никого не знал. Но недавно Феликс сказал, что познакомит его со своим другом. Кстати, Рапунцель первое время отрицала всякую связь с этим парнем, потому что: «То, что мы оба из Австралии не значит, что я могу знать каждую дворняжку там». Парень умел сказать что-то такое, что при обычных обстоятельствах изо рта любого другого человека прозвучало бы обидно, но нет. Было странное очарование в этом человеке, который имел миловидное лицо и ужасно гнетущую ауру альфа-самца. Как говорил сам Ли: «Нужно правильно чередовать, здесь главное умело нажимать кнопку». С выражением мыслей у него было тяжелее. Как и с играми, которыми он увлекался.       — Минни, я только сразу хочу тебе сказать, что он не преподаватель по вокалу, — Феликс немного виновато переминался с ноги на ногу, пока они стояли в коридоре, ожидая пока человек, к которому они пришли, выйдет из-за двери.       — Ты уже предупреждал. Ликс, мне все равно. Я просто хочу хоть чем-то заниматься, кроме того, что я отдаю за вас все деньги в общежитии, пока вы ломаете новые вещи, — блондин засмеялся и хлопнул Кима по плечу.       — Как твой рот?       — Минеты не сегодня, пойми, я даже есть еще нормально не могу, — Сынмин прикрыл рот рукой, разочарованно вздыхая, пока до Феликса доходил смысл слов.       — Я знаю, что ты разочарован, что не можешь мне отсосать, — фразу договорить не дали две новые пары глаз, которые уставились на парней. Бан Чан кашлянул и быстро обнял Чонина, почти раздавливая его в своих объятиях.       — Давайте не будем продолжать при детях, Ликси. Мой малыш слишком робок и невинен для таких интимностей, — взгляд которым уставились Ян и Ким на друг друга было сложно описать. Какая-то смесь неверия, подозрительности, разочарования и жалости.       — Вы знакомы? — Крис выпустил наконец-то лисенка из своих рук и улыбнулся во весь рот.       — Виделись пару раз, — Чон отмахнулся от вопроса, отступая на безопасное расстояние.       — Ты мне брекеты сломал, — Сынмин усмехнулся, но попытался улыбнуться, протягивая руку в сторону самого младшего из всех. — Мы так и не познакомились нормально. Ким Сынмин, но для тебя я походу груша для битья?       — Остроумно было бы, будь у тебя мозги. Ян Чонин, — светловолосый не стал подавать руку в ответ, а лишь кивнул. Улыбка ни на секунду не появилась на его лице, даже больше того, всеми силами он старался подавить любое желание ее показать. Бан Чан, чувствующий нарастающее раздражение между парнями, поспешно открыл дверь.       — Ребят, у меня еще дела после вас есть, так что, предлагаю сразу перейти к делу, — Феликс схватил друга под руку и потащил его быстрее из коридора. Но щенок не был бы щенком, если бы не любил играться с детьми. Поэтому он в последнюю секунду схватился за дверь рукой и выглянул, посмотрев на Яна.       — Ты уже слышал о моих слабостях. Хочешь и тебе отсосу? — в комнате раздался грохот, а лицо Чонина стало выражать ужас. По крайней мере, так считал Сынмин, закрывающий дверь и очень довольный собой. Оставшийся в коридоре парень медленно повернулся в сторону выхода, стараясь дышать глубже, пока кровь, подступившая к щекам, медленно распределялась обратно по организму так, как ей было положено. В голове дергалась навязчивая мысль «как бы выглядели Его руки на талии, пока он отсасывает?» Такое ощущение, что при каждой их встрече добавляется новая деталь в этом блядском пазле.       Сынмин смеется, когда понимает, что грохот был вызван Чаном, уронившем на пол диффузор, который решил переставить в другое место.       — Да ладно вам, не такой уж он и ребенок, вы вообще видели его фигуру? — старшие переглянулись и удивленно подняли брови, возвращая взгляд на Кима, до которого начало доходить, что, возможно, только возможно, что он спросил что-то не то.       — Ты пришел петь или на парней облизываться? — Феликс прозвучал грубо, потому что ему было неловко перед другом, который согласился на помощь, тем более бесплатную.       — Прости.       — Что ж, давайте и правда начинать. Я Бан Чан, Крис, как захочешь — Сынмин думал о другом. Он захотел другого. Почему-то, когда он пошутил Чонину про минет, то понял, что именно он захотел.       До Чонина никак не могло дойти, кто был тем гением, который решил, что эти две безнадежные комнаты должны вместе поехать на какой-то двухдневный отдых с парком развлечений и рыбалкой. Во-первых, вызывал вопросы момент организационный, во-вторых, кто выбирал эти занятия, в-третьих, как минимум, четверо из них явно недовольны близким соседством. Но они не смогли отказать Бан Чану для которого это последняя университетская поездка, а те не смогли отказать Феликсу, которому в принципе было опасно отказывать: последствия были непредсказуемы. Истерика или же мощный удар с ноги, хотя, бывало, что это происходило одновременно. В общем, австралийские принцессы почему-то решили, что их крепкая дружба и бесстрашная задница выдержит весь этот накал страстей. Яну было смешно, а потом страшно. И снова смешно. Он собирал сумку с вещами на пару дней, попутно настраиваясь на то, что ему придется мириться с одной собакой, на которую у него аллергия, проявляющаяся влажными фантазиями.       Добираться они решили автобусами и поездами, чтобы не переживать о том, не сломают ли они случайно транспорт напрокат, ну, или не убьется ли кто-то за рулем. Но все же стоило бы подумать об отдельном от людей транспорте, потому что их компанию обходили за сотни метров, что непозволительно много для перрона. Чонин догадывался, что так и будет, странно, что это не заботило другую половину из этой восьмерки. Минхо, почти улегся на спине парня, разве что не залез ему прилюдно под одежду, ухмыляясь Хану, который делал тоже самое с Сынмином. Тот выглядел притворно недовольным, но вырываться не торопился, что немного разочаровывало младшего, потому что из рук Феликса и Хвана тот бежал, как ошпаренный. Это бесило сильнее, поэтому он решил улыбаться, назло, теснее прижимаясь к спине Ли Ноу.       — А почему мы едем с животными? Кто-нибудь уточнял, пустят ли нас с ними? — Хан дул щеки и показывал пальцем на склеившуюся пару. Остальные предпочли просто игнорировать эту половину, пока ждали свой поезд.       — Ты взял пакетики и лопатку для своей псины? — Минхо хихикал и продолжал прожигать Джисона взглядом. Загудел поезд, люди подступили ближе к полосе, тем самым разбив всю компанию на мелкие части. В открывшиеся двери Чонина будто внесла толпа, затем протащила по вагону и, наконец, оставила где-то среди незнакомых людей. Пульс застучал в ушах, ноги подкосились от волнения, когда он услышал знакомый голос возле своего уха.       — Ты так и не ответил в прошлый раз. Хочешь? — парень выдохнул и улыбнулся.       — Я все маме расскажу, как приедем, — Сынмин тихо засмеялся ему в ухо.       — Не надо, я знаю, что удар у твоей мамки посильнее твоего, — Ян впервые расслабился в присутствии этого человека. Ну, почти расслабился. Если бы только его бедро не терлось о задницу, вот тогда бы точно выдохнул и задумался о нормальном общении.       — Откуда знаешь? — сзади послышался немного нервный смешок, а расстояние между парнями немного увеличилось.       — Было время, — стало слишком свободно, как-то неспокойно, когда Ким отодвинулся от него. От Хана он так не отодвигался.       — А парень ревновать не будет? — младший думал, что шутка будет смешной, поможет ему расслабиться, что ему просто на секунду показалось, что внутри было странное ощущение тревоги.       — Какой из? — не показалось. Тревога правда была, но не было понятно из-за чего и почему. Чонин прикусил губу и надел наушники, которые все это время болтались на его шее. Безобидная шутка сыграла против него самого. Теперь ему было стремно от того, что это может быть «какой-то из них».       Комнаты выбирались жеребьевкой. И всем повезло, даже Хану с Минхо, кроме Чонина. Он рассматривал деревянную палочку с тремя насечками в руке, которая означала, что эти две ночи он проведет в компании кобеля. Теперь в голове Ян Чонина имя для Кима было именно такое. И ему не приходил ответ в голову: почему? Кровати были двуспальные. Шкаф, телевизор, стол, чайник, мини-бар и общая душевая на три комнаты. Остальные, кстати, спали в трехместных номерах, поэтому жеребьевка решала только то, кому достанется двуспальный номер. И это бесило еще больше. Одна кровать. Ян чувствовал себя зверьком в зоопарке, который готов был всю ночь ходить по стене комнаты, но ни за что не ляжет в одну кровать с какой-то блохастой кобелиной. А Сынмин кажется даже не понимал всю серьезность ситуации, наверное, слишком туп для этого. Ведь младший готов задыхаться от того, что они в комнате вдвоем. Кстати, может кто-то сможет объяснить ему — почему?       — Я хочу есть, поэтому я ушел, — Ким закончил доставать свои вещи, которые должны лежать всегда рядом с ним на тумбе и посмотрел на Чонина, который стоял перед ним. Какого черта голова этой собаки сейчас находится так недалеко от его члена? И единственное, о чем мог сейчас думать парень — это то, какую же нелепицу выкинет тот снова. И Сынмин послушно выкинул.       — Я тоже, пошли есть, — вот так, даже не спрашивая мнения младшего, он просто встал, взял телефон и карту, а затем вышел из номера. Никаких «может вместе?» или «Чонин, ты не против будешь, если я поем с тобой?». И все бы ничего, но эта дворняга взяла не свою карту, а светловолосого, поэтому стоять на месте от шока возможности больше не было.       Сначала они долго спорили, что же лучше: традиционная еда или же попробовать найти здесь место с европейской. Макдональдс оказался местом, которое совмещало традиции и Европу. Или что оно там совмещает для младшего не играло уже никакой роли, потому что даже раздражение и нервозность от присутствия Сынмина лечил всего лишь один бургер, может два, и картошка, да, определенно картошка фри и соус.       — Так ты новая игрушка у Минхо? — Чонин почти подавился, но успел откашляться.       — Что это значит?       — Да ничего особенного, он просто любит все маленькое, миленькое и с накаченным задом, — Ян вопросительно поднял бровь и слегка отклонился вбок, стараясь заглянуть на бедро Кима.       — Твой зад накаченным не назовешь, — Сынмо фыркнул, проглатывая кусок пережеванного бургера.       — Я и не говорил, что он любит меня. Скорее, это была детская травма, чем любовь, — все, что говорил парень никак не вязалось в голове лисенка, потому что постоянно что-то ускользало. Хотя это простительно для того, кто знает некоторых людей лишь несколько месяцев. Если бы в комнате не было Бан Чана, который, как истинный друг, но с комплексом брата, не познакомил бы Чонина с остальными, то он так бы и остался тенью до выпуска. И ему сейчас эта перспектива кажется куда интереснее, приятнее и веселее, всяко лучше, чем быть здесь и сейчас.       — Ты играешь на чем-то? — вопрос был задан абсолютно искренне, потому что парень вспомнил, что Сынмин приходил на занятия Криса, а это могло означать, что между ними еще есть какая-то надежда на спокойные пару дней.       — Да, на нервах. Знаешь такое? — сначала глаза хотелось закатить, хотелось вздохнуть, забрать всю еду и уйти куда-нибудь подальше. Но Ян хихикнул и продолжил есть, достав телефон из кармана и открывая какую-то новую игрушку. Знакомая мелодия заставила темноволосого выпрямиться и уставиться на парня.       — Тоже играешь? — в ответ лишь последовал молчаливый кивок. Они правда играли в одну игру, им нравились одни фильмы, они занимались вокалом. Возможно, что эти дни пройдут спокойнее и тише, чем оба предполагали.       Сынмин проснулся от странного звука, раздающегося рядом с собой. Младший что-то невнятно говорил и прижимал к себе кусок одеяла, которого сейчас очень не хватало другому парню. Сначала была мысль, что Чонину снятся влажные сны, потом, что ему стало плохо, но первая версия оказалась действительно близка к реальности, только сон был скорее кошмаром. Он ворочался никак не находя себе место, пинал и бил Кима по спине, плечу, животу и тот упрямо терпел в попытках опять уснуть. Но когда нога блондина с колена ударила куда-то в опасной близости с яйцами Мина, то нервная система отказала, как и здравый смысл. Поэтому не нашлось ничего лучше, чем идея скрутить мелкого нарушителя сна. Окончательно скинув с себя одеяло, парень завернул в него зверька и обнял со спины. То есть не обнял, а зафиксировал, чтобы тот не убил его во сне. Так ему казалось утром, что все логично объясняется этим, когда открывший глаза Чонина забрыкался, толкнул Сынмина ногами в живот и упал на пол с кровати. Это было только ради собственной безопасности и от большего желания поспать. Ну, может быть, немного из-за тревоги, потому что блондин был таким жалким, что хотелось над ним поиздеваться сильнее. В качестве извинения — завтрак оплатил Ким. Обед, к счастью, они делили уже всей компанией.       И несмотря на весь непонятный сгусток энергии, решивший, что сбор этой восьмерки в одном месте привнесет радость в общую мировую гармонию, шло все не то чтобы гладко. Недолюбившая друг друга четверка была на удивление тиха, чего нельзя было сказать об остальных. Спор был громкий, все больше переходящий в ссору со слишком смешной причиной: на какой аттракцион пойти в первую очередь. Все усложнялось тем, что часть боялась экстрима, часть боялась темноты, часть вовсе не хотела бы находиться в одном месте с каким-нибудь придурком, смотрящим с таким отвратительным прищуром и усмешкой одновременно. Сынмин не вмешивался в общее перегавкивание, предпочитая впервые за долгое время снова провалиться куда-то вглубь себя. Но там было не лучше. На внутренних сторонах рук до сих пор будто было ощущение от одеяла, которое он крепко прижимал к себе утром, а в носу то и дело всплывал запах шампуня, которым перед сном мыл голову Чонин. Он крутил эти воспоминания, будто сумасшедший, с удивлением прислушиваясь к своему нутру. Но оно молчало, немного, конечно, отдавало покалыванием где-то в животе, поэтому на лице Кима проскакивали какие-то кислые выражения лица. И, кажется, что их заметило больше людей, чем ему хотелось бы, потому что следующие пятнадцать минут он уговаривал Феликса возле кассы, что все нормально и не нужно никуда уходить.       — Если мы не можем выбрать так, то давайте опять тянуть жребий, — лис и щенок вправду задумались о «злом роке», когда на развернутой бумажке у двоих красовалась надпись "комната страха".       В вагонетке они сидели вдвоем, парочка не успела буквально на несколько секунд, как посадку на аттракцион закончили. Два места сзади остались пустыми. А парни медленно заезжали в темное помещение, похожее на тоннель. Сынмин не мог сказать точно почему у него потели ладошки, но он то и дело бросал быстрые взгляды в сторону Чонина, которого эта поездка искренне забавляла, как ребенка. И не надо было портить ребенку веселье, но атмосфера, эта темнота, а потом снова чувство, с которым он прижимал к себе укутанного парня, пока притворялся спящим, да и из-за темноты обострился нюх, поэтому этот чертов шампунь… Ладошки Сынмо не просто вспотели, он сам будто весь превратился в какую-то жидкость и вот-вот сполз бы на пол вагонетки, если бы не Ян, взявший его за руку.       — Так и знал, что ты ссыкло, — только тихое фырканье и шепот, а по спине темноволосого пробежал табун мурашек.       — Зато мне не ссыкатно поцеловать тебя, — он правда шутил, только шутил, но, кажется, что Чонин слишком серьезный мальчик. Или доверчивый.       — Давай, — Ким кусает нижнюю губу и пытается перебороть внутренний страх и желание признаться, что он не умеет, просто не знает, а как? Не иметь сексуальный опыт в двадцать лет — это нормально, но нормально ли никогда не встречаться, не целоваться, не держаться за руки? Ему снова наступили на больную мозоль, снова это сделал этот светловолосый парнишка, который слишком серьезно относится к шуткам. Хотя, может, серьезно отнесся Сынмин? Как иначе объяснить то, что, когда он притянул парня за подбородок и, подражая всем сценам в фильмах, стал его целовать — ответа не последовало, реакции тоже. Чонин не стал целовать в ответ, но руку не убрал, лишь сжал сильнее, чем вызвал еле слышимое шипение у Кима. До конца комнаты страха они ехали молча, держась за руки, но как только дверь тоннеля распахнулась, они убрали их к себе на колени. Щенок был готов скулить, как побитая собака, ему хотелось знать точно: почему. Весь оставшийся день вплоть до ужина и возвращения в номер, он ловил на себе быстрые и испытующие взгляды блондина. И это изводило больше, хотелось снова плюнуть на все, вернуться в отель и собрать свои вещи, чтобы сейчас же уехать в общежитие, а лучше домой. Потому что Сынмин не мог понять, в чем же он провинился, ведь это его взяли на слабо, ему пришлось переходить грань шутки. Да к черту. Отношения между ними и так были натянуты, а сейчас еще больше взыграло чувство стыда и вины, потому что единственное, о чем мог думать Ким, так это то, что Чонин не хотел целоваться. Он же так испуганно и раздраженно отпихнул утром ногой в живот, с чего бы ему, как девчонке радоваться, что его поцеловал какой-то дурак, который не знает, когда надо остановиться в своих приколах. Других вариантов будто не существовало для них. Поэтому вернувшись в номер, Сынмин мгновенно испарился куда-то в ванну или другую комнату. Чонин так и не понял, но понял, что что-то произошло и еле образовавшаяся нить между ними снова трещит. И о каком минете он мог думать, когда даже… Когда даже боится честно поговорить.       Ким вернулся к себе уже ночью, когда его выгнал недовольный Хан, потому что тот портил их невинную комнату своими отвратительными и грязными подколками. На самом деле, его просто бесило, что Хван присоединился к этому веселью и сегодняшней жертвой они выбрали именно его, великого Квокку. Сынмин старался двигаться тихо, аккуратно закрывая на щеколду дверь в полной темноте, когда почувствовал, что сзади кто-то стоит.       — Я тебя сколько еще должен был ждать? Ты сам пришел или это мне так повезло, что ты бесишь даже своих друзей? — ему следовало бы сначала досчитать хотя бы до пяти, а только потом поворачиваться, может, это бы помогло справиться с шоком, который он испытал, когда почувствовал, как его толкают спиной к двери и хватают за шиворот футболки, чтобы притянуть для неумелого и невинного поцелуя в губы.       — В тебе проснулась совесть? — более низкий его голос испугал самого хозяина, Ким на секунду замешкался, пытаясь понять, что послужило причиной.       — Я бы хотел ответить сразу, еще днем. Но подумал, что ты бы слишком быстро получил свое, — Чонин хотел попытаться остаться крутым парнем, которым не являлся в таких вещах.       — Я не умею, — голос Сынмина снова вышел ниже и грубее, чем он говорил обычно, к тому же немного дрожащим.       — Что? — если бы в темноте было так хорошо видно, то темноволосый бы видел замешательство парня и его широко распахнутые глаза.       — Все. У меня никого еще не было. Даже за руки ни с кем кроме Ликса и Хана не держался, но они не в счет.       — Это лучшая твоя шутка, — Ян мог бы поверить, но сегодня ему довелось видеть с каким серьезным лицом Сынмин может шутить и говорить неправду. Ему это ничего не стоит, потому что никто и правды то не знает. И честно, Киму ничего не пришло лучше в голову, чем снова поцеловать парня. Только теперь уже было ощутимо, что движения скованные, он будто просто касался своими губами чужих и больше ничего. Дальше никто из них не понимал, что делать. Разве что попытаться поступить как в книгах или фильмах? Но они смотрели разные фильмы, и фильмы щенка явно проигрывали в рейтинге фильмам Чонина.       — Высунь язык, только не сильно, кончик, его хватит, — старший не понимал для чего его хватит, но послушно высунул. И это было опрометчиво. Хитрый лис вел себя так, будто он не был таким же девственником, обхватив губами язык парня он стал его посасывать, аккуратно обводя своим вокруг.       Они каким-то образом умудрялись перескакивать через несколько стадий. Между неприятелями и по уши влюбленными они пропустили стадию друзей, между первым поцелуем и возбужденными стонами они явно упускали стадию признания и, хотя бы, два свидания. Ладно, в их случае нужно было успеть сходить хоть на одно.       Их свидания больше походили на дружеские прогулки по кафе, паркам, кино и игровым автоматам с попытками достать мягкие игрушки, чем на реальные отношения. Но им было простительно все это, потому что это были первые отношения для двоих. Та поездка может и не сразу, но расставила некоторые их мысли по местам. Особенно главную: им хотелось целоваться. Вот так, каждый раз, когда они оказывались одни в комнате, или, когда забегали в университетские подсобки на межфакультетских мероприятиях, когда заходили в один туалет или в подворотню. Порой они целовались просто посреди ночной улицы, дрожащими руками забираясь друг другу под футболку, чтобы выбить как можно больше двусмысленных мычаний. Сынмин почему-то думал, что теперь ему придется защищать еще и Чонина, но младший прекрасно справлялся сам, желая лишь того, чтобы в свободные от других людей дни можно было просто лежать на голом впалом животе Кима, играя в очередную их игру на телефоне. Отношения не были спокойными, потому что были первыми, поэтому иногда они не разговаривали несколько дней, они правда старались разговаривать по душам и обсуждать все. Но Чонин был вспыльчивее, потому что все еще держал обиды и страхи в себе, Сынмин проговаривал все вслух, к сожалению, в форме шутки. И все неплохо, если не считать, что вещи в общежитие он теперь покупает не только из-за безрассудности своих друзей, но и из-за пары ссор, в которых пострадали проклятая микроволновка и чертовски раздражающий чайник с подсветкой, на который он заработал в магазине. Было сложно, но мальчики никогда не пытались втянуть кого-то в свои личные проблемы. Потому все вокруг просто считали, что два парня близких друг другу по возрасту просто подружились. А разве могло быть иначе? Минхо ворчливо проговаривал, что они больше похожи на сиамцев, которых все же разделили при рождении, ему просто было жаль, что его ребенок вырос. И ему как старшему приходилось мириться с неблагополучными друзьями своей аристократичной дитяти. Если честно, то было грустно, еще одна потеря, но уже не по его инициативе. Комната Кима же радовалась, что их щеночек перестал огрызаться, стал ласков и покладист. Теперь он дольше мог проводить в чужих руках, правда его приколы не закончились. Оно и к лучшему же? Перестали ли они делать глупости? Нет. Это же правда их первые отношения.       У Чонина болело что-то внутри уже пару дней, сказывалось внутренне напряжение, которое росло по мере того, как приближались последние учебные дни. Сначала ему было непонятно: что за резкие перемены настроения, а потом Чан начал собирать кое-какие вещи, которые хотел бы забрать с собой. А вот этот брелок он выиграл вчера на какой-то университетской игре, поэтому: «Нинни, забирай, на тебя похоже». И он забрал, прицепил к своему рюкзаку и выдавил из себя какое-то подобие улыбки, чтобы заглушить растущее внутри напряжение. Стоит говорить: кто в итоге прочувствовал на себе весь его спектр?       — Это была шутка, что снова не так? — Сынмин удивленно разводил руками, потому что абсолютно не понимал, что вывело младшего на такие эмоции. Тот же показательно закатывал глаза, скрещивая руки на груди.       — Да, Сынмо, это всегда просто шутки. Ты хоть раз задумывался о том, что это дерьмо может быть неприятно? — Чонин даже не помнил эту шутку, вот в чем была ирония. Ему нужна была драма, потому что что-то разбилось сегодня. Это была какая-то непонятная вещь, которую не то чтобы проговорить тяжело, она для него самого была неосязаема. Казалось, что он схватился за ответ, когда Крис сказал, что это последнее их занятие, потому что ему нужно готовиться к выпуску и отъезду, но Ян вновь просто выдавил улыбку, тогда причина так же невинно улыбнулась, а ответ просто растворился. Они не дети, чтобы так убиваться по другу. А Сынмин ничего не понимает, абсолютно, он кретин, который нашел блядский момент, чтобы пошутить. Поэтому он виноват во всем. Темноволосый же хлопает глазами совсем не ожидав, что невинная фраза, которой они перекидывались уже не первый раз — сработает как искра в комнате, залитой бензином.       — Слушай, давай ты успокоишься, а мы потом просто поговорим, — парень попытался протянуть руки в сторону своего лисенка, но тот вел себя, скорее, как лошадь, которая готова лягнуть все, что находится рядом с ней.       — А давай ты заткнешься и не будешь говорить мне, чтобы я успокоился? Я и так спокоен, — абсурд ситуации рос с геометрической прогрессией.       — Хорошо, если ты такой спокойный, то может не будешь хотя бы на меня так смотреть?       — Что еще не так я делаю? — вы когда-нибудь использовали в споре чей-то случайный проеб? Вот Чонин заулыбался и решил, что это хорошая идея. Ладно, не решил, из него рвалось все подряд, только бы наконец-то убрать это напряжение и чувство, что дышать не можешь. Три. Два. Один. — То, что для тебя я выгляжу отвратительно, когда улыбаюсь — я помню, — Бум.       — Ты головой ударился? Я не говорил этой чуши, — если до этого Сынмин старался говорить, то сейчас он начинал кричать.       — Не говорил, как же. А тогда на лестнице в универе? Или что, у меня еще и слух плохой? — Ким помнил, что он сказал, потому что тысячу раз жалел об этом, пока прижимал к себе уснувшего парня. И он точно не говорил, что тот отвратительный.       — Да, я сказал, — сегодня Чонину даже не нужно было что-то слушать до конца. Ему нужно было громко хлопнуть дверью и уйти с полным осознанием, что его первые отношения — это отношения с мудаком. Это же хорошая причина, чтобы поплакать?       — Ты не шутишь так рядом со своими дружками, не ведешь себя как мудак рядом с ними, да ты даже обнимаешься с ними чаще чем со мной!       — Какого хера ты все подряд говоришь? Я уже понял еще в начале этой ссоры, что для тебя я мудак, что еще ты придумаешь, чтобы найти этому подтверждение? Или для тебя нет ничего хорошего в наших отношениях? — Ян думает, что, наверное, он начинает перегибать палку, что не так уж и сильно нужно было говорить какие-то вещи, что мудак не Сынмин, а он. Но все выключатели сломались, поэтому он хватает телефон с кровати, разворачивается и бросает еще одну неосторожную фразу возле двери:       — Ты — это худшее, что со мной случилось, — и хлопает той самой дверью. Финал. Пьеса завершена. А Ким теряется в догадках: он хочет побежать следом, остановить своего парня, попробовать поговорить еще раз, потому что не верит, что тот искренне так думает. Или Сынмин тоже имеет право на боль, которую почувствовал от этих слов? Что, если нужно было остановиться тогда в медпункте и не думать, что ему жаль за разбитую губу на этом красивом лице? Может ли он прямо сейчас упасть на колени и пожалеть себя? Он правда абсолютный кретин, который ничего не понимает. Но ему тоже больно, хоть со стороны он и выглядит, как застывшая статуя с каким-то слегка умалишенным взглядом. То, как стучит его сердце видно даже на виске, который ходит ходуном, как и вена на шее, а шум в ушах буквально отражает шум, который происходит в его организме, когда кровь течет по венам. Сынмин старался, правда, каждый раз его упрямство проигрывало его чувствам, которые он еще ни разу не озвучил. Каждый раз он проигрывал своей любви. Поэтому ему тоже можно было плакать сегодня.       Чонин стоял за зданием общежития, стрельнув у кого-то из студентов сигарету и думал: нужно ли сегодня еще одно необдуманное действие? И, возможно, что и оно бы произошло, если бы сзади не раздался звук зажигалки и чей-то знакомый голос.       — Я говорил, что будет, если увижу тебя с сигаретой, мелкий? Твой парнишка тебя не спасет, — Крис изо всех сил старался выглядеть как крутой взрослый старший брат, но лучше бы он покурил в другом месте. Чонина прорвало, сев на корточки и уткнувшись в собственные колени, парень тихо заплакал. Бан Чан не торопился успокоить его, скорее наоборот, растягивал свою сигарету, как только мог.       — Расскажешь? — голос был непривычно спокойным и без эмоций, пустым, чтобы сбавить с парнишки ненужные эмоции. Старший знал его с детства, поэтому понимал, что любая окраска может дать почву для вспышки.       — Мне нечего рассказывать.       — Ты уверен?       — Да.       — Раз нечего сказать тебе, то скажу первым. Я скоро уеду, и ты останешься здесь без меня. Мы дружим с детства, Чонин, и я волнуюсь о тебе, потому что ты все еще ведешь себя, как ребенок. Тебе нужно научиться говорить искренне, если хочешь, чтобы люди не отстранялись. Но я рад, что перед тем, как уехать смог познакомить тебя с другими ребятами. Ты таскался за мной хвостиком, всегда бросал все на середине и мне было страшно за твое будущее. Не пойми меня неправильно, я не стал бы рассказывать: как тебе жить свою жизнь, — первая сигарета закончилась, а слова, которые хотел сказать Крис — нет, поэтому вход пошла вторая, а если будет надо, то и третья, и четвертая, — Но я переживал, что с моим отъездом не останется кого-то, кто сможет так же быть с тобой рядом и вести тебя за руку к твоим собственным желаниям. Надо будет сказать Минни еще раз спасибо, что теперь он твоя нить. Рядом с ним в твоих глазах горит искра, как в детстве. Ты больше не ведешь себя, как потерянный. Даже со мной научился огрызаться. Минхо тоже все это видит, но до сих пор не хочет осознавать, что вы встречаетесь, — Чонин поднял голову и посмотрел на Чана.       — Откуда ты?       — Я просто смотрю по сторонам, малыш. Поверь, этого иногда достаточно. Плюс оказывается, что Сынмин очень даже болтливый. Все расспрашивал меня о твоем детстве, о том каким ты был, что тебе нравится, о чем мечтаешь.       — Меня он об этом не спросил почему-то, — на секунду Ян подумал, что это все ерунда.       — Знаю. Мы говорили об этом, но он сказал, что постепенно ты расскажешь ему эти вещи сам, потому что ты любишь говорить о таких вещах, но тебе нужно на это время. А ему хотелось радовать тебя здесь и сейчас. Это ведь нормально, когда мы хотим знать что-то о людях, которых любим, — Ян фыркнул и посмотрел перед собой. Любим. Как же.       — Он не говорил, что чувствует ко мне.       — Я слишком тебя разбаловал в этом смысле своими словами о любви к тебе, мелкий. Ты кажется совсем забыл о простых и важных вещах. Запомни, пожалуйста: каждый проявляет ее по-своему, показывает ее по-своему. Что я делают такого, что ты понимаешь, что я люблю тебя? — Чонин начал вспоминать по кусочкам, что же и правда делает Бан Чан? Покупает его любимый бургер? Он таскал их каждый раз, когда блондину хотелось, но было нельзя из-за проблем с желудком, украдкой оставлял на окне дома, обрабатывал раны, дуя на них, потому что перекись щипит. Разделяет его увлечения? Говорит прямо, что любит его? Нет, не только. Он давал ему пространство для самого себя: слушал казавшиеся для самого Яна глупыми мысли, молча, держа за руку или обнимая сзади, поддерживал каждое нелепое хобби, шел вместе в те места, где было страшно, вытирал слезы и, если было нужно, плакал вместе, исследовал душу парня как свою собственную, но никогда не давил, не переходил черту и позволял Чонину делать для него все тоже самое. И, если посмотреть на любовь под таки углом, то получается, что…       — Я такой идиот, — слезы сами вырвались наружу, младший почувствовал себя совсем разбитым, но разбил себя он собственным руками. Крис был хорошим старшим, поэтому он знал, что иногда просто постоять рядом и выслушать мало, поэтому затушил бычок от сигареты, выкинул его и сел рядом с другом, крепко прижимая его к себе.       — Не хочу, чтобы ты уезжал, Бан Чан, не хочу. И ему не хотел ничего этого говорить. Я просто хотел, чтобы все было как раньше, шло своим чередом. Чтобы я мог ходить к тебе на занятия, а потом на бейсбольный матч, в котором ничего не понимаю, — Чонин сильнее вжимался в плечо Чана, продолжая плакать.       — Что ты натворил, лисенок? Скажи мне честно. Все, что происходило с нами, останется с нами, даже уехав я останусь рядом, пускай даже на расстоянии. Ты сентиментальный, плакса, а я твой любимый старший братик, но сейчас мне кажется, что плачешь ты не из-за меня, — блондин правда плакал не из-за Криса. Если бы то, что Бан Чан уезжает вызывало в нем действительно столько слез — то он бы заплакал раньше. Еще пару дней назад. В нем сидели все слова любви и благодарности, который он не сказал другу детства, который был ему как брат. И не высказанная любовь тоже может стать комом в горле и связать нас от напряжения внутри. Но сейчас плакалось по другой причине. К искреннему и нежному чувству он отнесся с пренебрежением, в очередной раз загнал свою собственную любовь к кому-то в ловушку. Как ему загладить свою вину перед тем побитым щенком? Как ему сказать Сынмину, что это была глупая ссора и он ни в чем невиноват?       Чтобы что-то исправить — нужно поговорить. Мы зря недооцениваем силу нашей искренности. Но чтобы диалог состоялся, сначала нужно оказаться рядом с друг другом, встретиться, постоять хотя бы. Ким Сынмин всячески не позволял этому случиться. Сначала он просто избегал любого взгляда со стороны Чонина, потом любой попытки подойти, а теперь и вовсе сменил тактику на «холодно уебанскую». Младший в целом в последние дни стал часто про себя думать, что тот уебан. И да, это было грубо, но внутренняя досада должна была как-то выражаться, потому что все это грозило очередным хаосом. А Сынмин нашел нового преподавателя по вокалу, устроился на новую подработку и старался даже в общежитие приходить под самое закрытие, чтобы минимизировать возможность встречи. Он не был к ней готов так, как хотел бы. Ему нужно было загнать себя, чтобы в момент выяснения ситуации не ляпнуть что-то лишнее, чтобы придумать правильную фразу, которой извиниться за те давние слова, чтобы осознать для самого себя, что прежде чем опустить руки окончательно и признать, что слова Чонина были правдой, нужно хотя бы рискнуть исправить все. В его голове было слишком много пунктов, которые нужно сделать прежде чем наконец-то поговорить. Но когда в жизни все шло по нашему собственному плану?       На летние каникулы общежитие пустело, многие разъезжались по своим семьям, городам или странам, как например сделали все в его комнате. Сегодня последним уезжал утром Хан, правда уезжал он как-то подозрительно быстро. Еще за неделю до начала отдыха он уверенно заявлял, что никуда не поедет и будет усиленно следить за тем, чтобы его малышка Сынмо не нарвалась на какого-нибудь злоебучего хитрого лиса. А уже утром этого дня Хан Джисон благополучно свалил в неизвестном направлении с максимально постным лицом, будто его заставляли это делать. И все выглядело так, что эта история слишком странная, поэтому где-то на задворках сознания Сынмин правда думал, что его кто-то заставил это сделать.       Смена закончилась раньше благодаря отрубленному свету по всему району, что означало, что в его общаге его тоже нет. Благо, что телефон был хоть немного заряжен, этого хватит, чтобы попасть в комнату. Уже стоя около двери, Кима охватила какая-то странная тревога, которая разрасталась с каждым поворотом ключа в замке. За открытой дверью было темно, пускай глаза и немного привыкли, но у Сынмина и зрение страдало тоже. Поэтому он не заметил ничего странного до того момента, пока его не развернули после щелчка замка, а затем впечатали спиной в дверь.       — Теперь тебе некуда идти, — вот значит почему была эта тревога, кажется, что у старшего правда сперло дыхание и закололо где-то в груди. Ну почему жизнь просто не может идти по его плану?       — Что ты здесь делаешь? — голос был спокойным, хотя у Кима снова вспотели ладони, а дыхание участилось.       — Собрал яйца в кулак и пришел поговорить, — голос Чонина не был похож на голос человека, который хочет что-то решить мирно. — Но для начала дай мне всего лишь сделать одну вещь, — ему и не надо было просить, ему можно просто брать, брать, брать и не давать взамен, если не хочет. Младший вдавил плечо Сынмина в дверь и приблизился к его уху, аккуратно вдыхая запах духов, которые он же и подарил ему, — Минни, — лис шептал, а его дыхание вызывало те самые мурашки, бегущие резвой стаей в позвоночнике. И Ким не контролировал себя, его тело двигалось по отработанной схеме: повернуться в сторону голоса, приблизиться своим лицом максимально близко к чужому, чуть наклонить голову вперед и вбок, чтобы было удобно начать отвечать на поцелуй, когда Чонин проведет языком по губам и положит свою ладонь на его шею, наконец-то начиная целовать аккуратно и боязливо, почти так же неуверенно, как было в первый раз.       — О чем ты хочешь поговорить? — Сынмин первый отрывается от парня, почти срывается на плач, но в последнюю секунду собирается снова. Что он хочет сказать, поцеловать последний раз и разойтись? Сказать, что все шансы упущены, и Чонин жалеет об отношениях?       — Прости, — Яна ведет, ему было одиноко все это время, ему было грустно и холодно, поэтому этот поцелуй будто разорвавшаяся бомба сносит ему крышу. Все должно было быть не так. Блондин представлял, как они сядут на кровати, начнут говорить о том, что были неправы, что они хотят быть вместе, любят друг друга и впредь постараются не совершать таких опрометчивых глупых шагов. Нужно было сделать так, а не набрасываться на губы Сынмина. Но кажется, что всем было одиноко это время, а отсутствие невинных прикосновений и объятий вдруг превратилось в то, во что оно превратилось. Ким притянул обратно отстранившегося Чонина, решившегося сказать хотя бы это. Они снова действовали неуверенно, но очень настойчиво. Каждый кусал губы другого, а затем будто зализывал маленькие ранки. Блондин как-то странно выдохнул, когда в очередной раз укусив старшего за нижнюю губу и чуть оттянув его почувствовал легкий металлический привкус.       — Я дарил тебе гигиеничку, — Сынмин недовольно застонал, потому что поцелуй опять прервался, но на такую бесполезную фразу.       — Дарил, — парень провел своей рукой по чужой щеке, медленно перемещая ее на затылок, а затем снова притянул к себе Чонина, — Язык, хотя бы кончик, — и тот послушно его высунул, позволяя старшему обхватить его губами и начать медленно посасывать, аккуратно проводя своим, обводя по кругу и сплетая их в новом поцелуе. Ким сделал шаг вперед, приобнимая парня за талию, затем еще один, еще один, чтобы аккуратно пройти в сторону кроватей, расположенных по обе стенки. Ян схватил старшего своей рукой за бедро, чтобы попытаться не упасть, пока отходил назад.       — Нам нужно поговорить, — не нужно, не сейчас, брюнет чувствовал будто что-то лопается внутри от мысли, что поговорить все же придется, поэтому просто притянул парня к себе за шею, опускаясь на нее губами, делая аккуратную влажную дорожку к плечу. — Сынмин, — это были последние попытки оттолкнуть от себя Кима, чтобы все же сделать все правильно, но тот впился в талию какой-то судорожной хваткой, утыкаясь в плечо носом.       — Позже, пожалуйста, давай позже, — Чонин согласен с этим, почему-то на уровне сердца ему кажется, что так тоже будет верно. Они все равно здесь только вдвоем на несколько дней, а сейчас еще и в кромешной темноте, к которой приходится так усиленно привыкать, чтобы не сломать мебель или свою шею. Блондин отпускает все свои тормоза, потому что их было слишком много и разворачивает своего парня спиной к кровати, а затем толкает на нее, забираясь к нему на колени. Сынмин садится, точнее падает на край, опираясь на нее двумя руками, заведенными назад. На коленях чувствуется тяжесть другого тела, которое почему-то так некстати решило поерзать.       — Минни, — чужие руки опустились на плечи, пока чужие губы снова шептали на ухо. Старшему правда стало жарко, к голове прилила кровь, а в висках снова забарабанило. Теплый кончик языка прошелся по хрящику, выбивая из парня тихий скулеж. Если бы можно было повилять хвостом — Сынмин бы сделал это, без задней мысли, ему правда было приятно и хорошо. Одну руку он все же решил положить на талию Чонина, чтобы аккуратно погладить ее, пытаясь таким движением сказать, что с ним все нормально, что извинения были приняты заранее. А хитрому мальчику только и надо было, чтобы хоть одна рука оказалась на нем, потому что сейчас он может начать ерзать на коленях сильнее, все больше стараясь задеть чужой пах. Пальцы на его боку сжались, а голову Ким немного запрокинул, прикусывая губу. Они много целовались, много обнимались, пару раз касались друг друга сквозь одежду ладонями, но никогда не пытались даже изображать фрикции. Никаких взаимных дрочек, никаких заветных минетов, ничего. Кто-то во время первых отношений стремится пойти в постель, а кто-то как они всеми способами пытаются от нее убежать. Разве что не сегодня.       — Малыш, прекрати, — в голове Сынмо наконец-то наступает озарение, будто включили свет, что сейчас происходит что-то такое, чего не следует делать таким образом. Но пока его лампочка зажглась, в голове Чонина также, как и в районе, отрубили весь свет. Там не горел зелёный, желтый или красный, цвет был именно таким, каким бы он его выбрал, и выбор был сделан.       — Нет, ты постоянно бежишь. Мы же обсуждали это, что такое может произойти поздно или рано, — блондин продолжал губами исследовать шею парня, оставляя легкие засосы и укусы, тихонько постанывая от осознания того, что сейчас происходит.       — У меня ничего нет, я не был готов к таким вещам, — Сынмин отдирает от своей шеи младшего и пытается посмотреть ему в глаза сквозь всю эту темноту, но находит только едва уловимые очертания.       — И что?       — Тебе будет больно.       — И что? — вы когда-нибудь пытались убедить барана, что он лягушка? Получалось? Вот и Чонина сейчас хоть переезжай чем-нибудь — не передумает. И брюнет это понимает, поэтому решает, что теперь и ему стоит хоть что-то сделать. Он скидывает парня со своих колен на кровать и нависает сверху.       — Последний раз спрошу. Ты уверен?       — Да, — и Сынмин сдается под этим упрямством, хотя прекрасно понимает, что это будет ужасный опыт, возможно, что первый и последний их секс. Они мало понимают, что люди делают в таких случаях, а весь теоретический опыт скатывается в парочку второсортных порнофильмов, где работают профессионалы своего дела, ну или уж точно не новички. А Ким был новичок во всем, если держать это постоянно в голове, то становится понятно: почему он просто смотрит на парня, лежащего под ним.       — Ты знаешь, что? Точнее, как? — Чонин мотает головой, потому что он тоже ничего не знает, а сюда шел вообще-то поговорить. Но младший тянется руками к лицу брюнета и притягивает к себе. Пока что они знают только один шаг из всего. Ян мажет языком по нижней губе, потом обхватывает ее своими и тянет на себя. Сынмо не то чтобы весь такой активный парень, но в этой игре ему нравится вести. Поэтому он послушно отвечает на поцелуй, но забирается рукой под свободную ткань футболки, пальцами проходя по нежной и разгоряченной коже. Тело парня под ним движется интуитивно, чуть прогибаясь по мере того, как рука продвигается к груди. Щеночки любят облизывать своих хозяев, это факт, который подтверждает Ким, проводя языком по щеке, по челюсти, спускаясь медленно по яремной вене к ключице. Он аккуратно кусает тонкую кожу на косточке и поднимает взгляд вверх, пытаясь хоть как-то понять реакцию: правильно ли все делает? Чонин отзывается частыми вздохами и тихим мычанием, запрокинутой головой и совершенно интуитивно разведенными еще шире ногами. Сынмин устраивается между ними удобнее, почти ложась сверху и свободной рукой начинает задирать футболку. Как только вторая рука открывает ему достаточно места, он спускает ту, что лежала все это время на груди Яна ему на тазовую косточку, чуть сжимая ее. Губы парня перемещаются с ключицы на место куда-то возле подмышки отчего блондин дергается.       — Там не нужно, — Ким чуть смеется, аккуратно целует в том месте и языком проводит мокрую линию до соска.       — Я случайно, малыш, — и малыш издает тихий стон, не то, чтобы ему было приятно от того, что его сосок теперь мокрый, его возбуждало то каким образом это произошло. Член вставал только от одной мысли, что сейчас его целует везде тот самый парень, которому он когда-то дал в нос, а еще тот парень, который шутил про минет, а еще это был его парень. Принадлежащий здесь и сейчас только ему. Чонин запустил руку в волосы Сынмина и слегка сжал, ответом ему послужило шипение.       — Ты снова подстригся коротко, это не так удобно, — если бы Ким знал, что в ближайшее время его будут тянуть за волосы вовремя первого секса, то он бы подумал тщательнее — стричься сейчас или подождать. — Еще раз, сделай так еще, — Ян шепчет, зажмурившись, мышцы во всем теле были напряжены в ожидании. Его мальчик послушный, он не заставляет его ждать и снова проводит языком по соску, а затем аккуратно кусает. Рука на боку Чонина сжимается сильнее, пока Минни обхватывает розовую горошину губами и обводит языком. Он играется с ним, перекатывая из стороны в сторону, посасывая и впиваясь ногтями в кожу парня. Блондин стонет и цепляется второй рукой в плечо Кима, прогибаясь сильнее навстречу. — Другой тоже, — Сынмин проделывает все тоже самое и со вторым, пока в ушах звенит от возбуждения. Он немного трется пахом о младшего, потому что складывается ощущение, что если этого не сделать, то он взорвется. Лисенок хнычет и давит на плечо парня, чтобы он спустился вниз, ему хочется чувствовать эти губы и язык на каждом сантиметре своей кожи. Но сильнее всего хочется, чтобы брюнет хотя бы на мгновение коснулся его языком там. Сынмин медленно отползает назад, ведя мокрыми узорами все ниже по телу Яна, обводит языком пупок, целует правый и левый бок, кусает кожу чуть выше лобка, там, куда съехали джинсовые шорты блондина, и замирает. Он все еще не уверен в том, что здесь происходит и ему нужно немного отдышаться, потому что в голове только мысль о том, как сильно ему хочется сейчас отсосать Чонину, но он не может. Ему стоило больших усилий, чтобы привыкнуть нормалью целоваться в брекетах, делать минет это совсем другое. К тому же, Ким не знает, как.       — Нинни, послушай, помнишь шутку про отсосать? — Ян приподнимается на локтях, ловя небольшие звезды в глазах, кровь начала резко спускаться вниз, а взгляд и без того рассеянный в темноте, сейчас совсем осоловел.       — Да.       — Тебе придется подождать, потому что я боюсь, что не смогу сделать это сегодня, — Чонин скулит и хнычет. А потом до него доходит, что этим пытается сказать этот дурак.       — Хорошо, но, — стоит ли говорить подобное вслух? — Хотя бы, просто, ну, — он не выдерживает и откидывается обратно на кровать, закрывая свое лицо руками. Наверное, лучше, чтобы это была пока просто фантазия. Они еще успеют. Но блондин не сразу понимает, что слышит лязг своих шорт, это заставляет его замереть. Нет, Сынмин любит шутить, но он уже сказал, что оставить такое стоит на потом.       — Но я не говорил, что вообще ничего не сделаю, — брюнет спустился вниз так, чтобы его лицо находилось прям напротив ширинки Чонина. Пальцы немного дрожали пока отодвигали резинку трусов, из-под которой со шлепком о живот показалось очертание члена лисенка. Был бы свет, хотя бы немного, но даже из-за окна будто назло светила только такая же тьма. Однако Сынмин уверен, что перед ним сейчас очень красивый член, которого хочется касаться. И он испытующе смотрит на Чонина, который снова приподнялся на локтях и пытается понять реакцию парня, это какая-то злая шутка? Но в следующую секунду он понимает, что нет, это, скорее, заветная реальность, потому что по возбужденной плоти от основания к головке движется язык. И Ян стонет, запрокидывая голову, потому что это приятно, потому что ему хочется схватить Кима за волосы и толкнуться в теплый и влажный рот, а потом двигаться до тех пор, пока он не зальет его всего спермой. Сынмин рад такой реакции, поэтому обводит головку языком и обхватывает член рукой у основания. Он не может сделать много, но ему нравится играть с крайней плотью, уздечкой, проводить языком по маленькой щели, из которой уже вытекает, смешиваясь со слюной парня, прозрачная жидкость. Аккуратными движениями Ким начинает надрачивать младшему, однако тот перехватывает его руку.       — Постой, вот так лучше, — блондин чуть сжимает кулак и рывки на члене становятся резче и грубее, а стоны Чонина громче. Мин поднимается ближе к его лицу и грубо целует, не останавливая движений руки. Он тоже хочет внимания к себе, поэтому отрывается от мягких губ и шепчет низко на ухо что-то вроде: «положи одну ногу на кровать», а затем перекидывает свою через нее и медленно проводит пахом по бедру. Ткань трусов и джинсы приносят дискомфорт, но отсутствие внимания еще больший, поэтому Сынмин трется своим членом о ногу Чонина, имитируя фрикции. Оба находятся в каком-то странном тумане из стонов и приятных ощущений, пока Ян не отталкивает брюнета от себя. Тот испуганно смотрит на фигуру, вставшую на колени.       — Прости, я не должен был, — они оба все еще хотят вести себя правильно, заботливо. Но также им хочется втрахивать друг друга в кровать до потери сознания.       — Снимай, — и Ким уверен, что знает правильно, что ему нужно снять. Он суетливо стягивает с себя джинсы, а когда пытается снять нижнее белье, то получает по рукам. — А это рано, — блондин наклоняется к паху Сынмина и сначала проводит носом по бугорку в трусах. Тот издает рассеянный полу вздох и задерживает дыхание, боясь спугнуть момент. Но Чонина уже ничем не отпугнешь, он проводит языком по ткани и обхватывает толстый ствол губами. Наконец-то в темноте раздается громкий стон старшего. Член младшего воодушевленно дергается, будто на призыв. А руки обхватывают чужой орган сквозь ткань и чуть отодвигают, давая возможность обхватить головку не снимая белья. Да это влажно, да это горячо и возбуждает и так уже раскаленного брюнета сильнее. Но этого мало.       — Малыш, не через ткань, — Ян рад бы послушаться, но у него изначально был свой план.       — Ляг нормально, закрой глаза и ничего не делай пока я не скажу, — Сынмин ходил по зыбкой грани сумасшествия от этого низкого шепота, в котором так и слышно было насколько сильно его мальчик возбужден. А значит его надо слушаться. Щеночек в принципе хорошо поддавался тренировке. Когда он окончательно лег, Чонин лишь уточнил закрыл ли тот глаза, а дальше минуту ничего не происходило, кроме звука какого-то вошканья в ногах. Спросить или? Или попытаться понять, что это за странное ощущение будто через него только что перекинули ногу и спустились куда вниз, почти сидя на нем. Так хотелось открыть глаза, но когда Сынмин понял между чем сейчас находится его член, то надобность отпала. Чонин сидел абсолютно голым задом спиной к лицу Кима на его члене. Старшему потребовалось досчитать до пяти прежде чем заговорить.       — Лисенок, что ты делаешь? — как только вопрос был озвучен Ян усмехнулся и поставил руки на ноги парня, делая при этом первое резкое движение задом вперед. Сначала Сынмин вцепился руками в голени, расположившиеся по обе стороны от него, а после второго такого «толчка», приподнялся на локтях и схватился одной рукой за талию, толкая Чонина сам. На пробу. Оба застонали громче. Кажется, что у кого-то точно сегодня останутся синяки.       — Сожми сильнее, — и этот кто-то маленький лис, которому нравилось чувствовать почти боль на своем боку, пока его парень боролся с желанием поставить его на колени. Ян двигал бедрами быстрее, подстраиваясь под тот темп, который ему задавал Сынмин толкая его вперед-назад своей рукой. Его нижнее белье уже было мокрым от количества выделившейся смазки, а кожа на головке кажется в любую секунду могла разодраться в кровь.       — Минни, давай зайдем дальше? — Ким остановился и сел, прижимаясь своей грудью к спине парня.       — Мы не сможем.       — Хотя бы немного, — Сынмин целовал плечо Чонина в попытках придумать хоть какой-то выход. Ему очень хотелось войти в него, ему безумно хотелось этого, но он не знал, как это сделать, если нет даже хотя бы смазки. — Необязательно входить целиком, — блондин запрокинул голову на плечо парня, обхватывая своей рукой свой член и медленно проводя по нему вниз-вверх. Такое могло сработать, им двоим чтобы кончить казалось хватает просто представить все это. И оба думают, что попробовать стоит. Прервать они могут все в любую секунду. Сынмин ложится опять на спину, заставляя Чонина удивленно повернуться. Следующую фразу старшему надо сказать без дрожи в голосе, но это очень смущает.       — Садись.       — Что? Куда, — Ян правда в замешательстве, а потом чувствует, как Ким хватается за его руку и пытается потянуть на себя. Он послушно ползет вверх, куда его и тянут, думая, что сесть нужно было просто лицом к парню, но тот перемещает руку на бок и продолжает толкать парня куда-то вверх. В эту минуту до него наконец-то доходит: Куда надо было садиться.       — Вот о чем ты, — смущение накрывает обоих с еще большей силой. Впервые за все это время они понимают, что все еще неопытные девственники.       — Если не сделать влажными твой…твою…думаю, что пострадаем оба, даже если не, — стыд все никак не дает сказать Сынмину окончательно эту фразу.       — Тогда лучше так, — Чонин набирается смелости и забирается на лицо парня только садится так же, как сидел до этого: лицом к его члену.       — Твой член тоже должен быть влажным, — он сглатывает подступившую слюну и наклоняется к органу старшего. Аккуратно отодвигая нижнее белье вниз, Ян замирает, чувствуя теплое дыхание возле своей дырочки. Они действуют как по команде и одновременно мажут языком. Стонут они тоже одновременно. Язык Сынмина вызывает щекотку вместе с каким-то странным ощущением, губы Чонина, которые сомкнулись на головке вызывают дрожь, пробивающую до кончиков пальцев. Мальчики правда усердно смачивают друг друга слюной и вылизывают каждый сантиметр. Ким даже проталкивает кончик языка внутрь блондина, пока тот старается взять член по основание или вылизывает мошонку.       — Давай попробуем, — если они не остановятся прямо сейчас, то дойти до того, ради чего это и затеялось не представится возможным. Сынмин мычит, отрываясь от розовой дырочки парня и, хихикнув, шлепает того по ягодице. Громкий стон убивает все озорство и снова возвращает к мысли о том, как же ему хочется трахнуть Чонина. Виляя будто специально задом, Ян проползает вперед, останавливаясь где-то в районе колен брюнета, тот аккуратно вылезает из-под него и встает на колени, сзади. Все видно только очертаниями, но старший готов поклясться, что эти плечи, спина, поясница и зад — произведение искусства. И он снова бьет слегка по попе Яна, вызывая недовольное виляние и тихий стон.       — Если не поторопишься, то все высохнет, — Сынмину хотелось бы сказать, что ничего страшного, что они просто повторят, но в таком случае, они правда не попробуют даже так, потому что оба находятся на какой-то полу грани от того, чтобы кончить. Щеночек пристраивается сзади, проводит рукой по спине снизу-вверх, кладет одну руку на плечо, а другой обхватывает свой член и направляет его к дырочке. Он облизывает губы, потом кусает нижнюю и пытается войти хотя бы на чуть-чуть. Пальцы на ногах сжимаются сами, пока Чонин замирает. Парень чувствует, как вход немного расширяется, впуская всего пару миллиметров. И его это бесит, бесит, что парням так сложно, что нужно столько всего просто для того, чтобы заняться сексом, поэтому он толкается навстречу старшему и кусает свою губу, когда чувствует, как член медленно и с трудом проталкивается внутрь.       — Малыш, может, мы сделаем все как надо? — блондин снова бесится, потому что ему не больно, ему хочется еще сильнее чувствовать Сынмина внутри. Ким понимает все эти чувства, да и ему хочется не выйти, а резко вставить до конца. Он гладит плечо парня, а затем спускает руку на ягодицу. — Тогда потерпи еще немного, совсем чуть-чуть, — часть члена действительно подсохла и это вызывает беспокойство, однако брюнет кладет вторую руку на другую ягодицу, раздвигает половинки и, сделав глубокий вдох, толкается глубже, наблюдая как очень медленно головка оказывается внутри. Чонин стонет, потому что все еще чувствует, что ему щекотно, но эта щекотка ужасно возбуждающая. Он честно не знает: ему так хорошо от ощущения, что что-то трется о напряженные стенки, потому что он так возбужден, или потому что это Сынмин. Оба снова делают движения навстречу друг другу одновременно, и Ким сжимает зад парня до синяков, потому что ему хочется сделать хотя бы пару толчков прежде чем кончить. Ян сначала опускает голову вниз, а затем запрокидывает, насаживаясь на головку члена. И старшего ведет, он мычит и начинает двигаться, стараясь не входить сильнее, но даже это трение заставляет внутри все сжаться, а яйцам загудеть от желания спустить здесь и сейчас. Парни стонут, делая неловкие движения, руки Чонина начинают дрожать от напряжения, и он понимает, что устает. Поэтому обхватывает свой член и грубыми толчками в кулак надрачивает сам себе. Они поглощены процессом, поэтому теряются думая о том, доставить удовольствие себе или другому, они так зависимы от этих ощущений. Сынмин стонет и снова шлепает блондина, учащая движения. Он не сразу замечает, что входит уже чуть глубже.       — Малыш, прости, но я скоро, — Ким стонет и запрокидывает голову, когда быстро отталкивает Чонина от себя и кончает себе в руку, попадая на ноги парня. Ян ждал именно этого момента, что сделать еще один грубый толчок в свою руку и кончить на кровать. Оба застыли, переводя дыхание. Для неполноценного первого раза не так и плохо. Даже хорошо. Сынмин проводит языком по своим засохшим губам, пока младший поворачивается к нему лицом и аккуратно подползает, а затем облизывает головку, из которой продолжают капать остатки спермы. Ким дергается.       — Что ты делаешь? — но лисенок впивается в его губы, заваливая обратно на кровать. Парочка укладывается и несколько минут молча смотрит в темноту.       — Чонин, знаешь, это мои первые отношения. Я не хочу, чтобы они заканчивались из-за моих шуток, не такие вещи должны быть причиной расставания. Я ведь правда люблю тебя, — Ян жмется теснее к Сынмину и сплетает их пальцы рук.       — Я знаю это. И я тоже не хочу этого, потому что люблю тебя.       Первые отношения никогда не бывают идеальными, мы не знаем, как вести себя в них, что будет правильным или как наши слова отзовутся в другом человеке, но мы можем попытаться жить эту жизнь. Ведь оно того стоит.