Счастливый сезон

Следующие два дня стали для Нила одновременно кошмаром наяву и воплощением самых смелых мечтаний. Ему в жизни еще никогда не выпадало возможности с таким замешательством, с таким сумбурным набором стремительно сменяющихся эмоций проживать, как казалось, абсолютно непримечательные дни. Ваймак не пускал его на корт — разрешал сидеть на скамейке запасных, иногда залезать на верхние трибуны и с жадностью наблюдать, как мяч отлаженными движениями скачет от клюшки к клюшке, а затем по воротам — иногда удачно, а иногда аккурат попадая в ловко выстроенные сети вратаря. Нил по-настоящему мучился, наблюдая за игрой. Ему хотелось на поле, хотелось ощутить в руках тяжесть ракетки, почувствовать под кроссовками устойчивую, твердую поверхность без вспарывающей боли в стопе. Вожатые не уставали повторять, как ему повезло, что порез оказался неглубоким и должен был зажить в считанные дни. Ваймак даже вселил в него надежду: сказал, что Нил сможет играть на финальном матче, если будет послушно следовать инструкциям врача. Однако несмотря на то, что мучительная отсидка на скамейке запасных давалась Нилу с трудом, он не мог не заметить, насколько сплоченнее Лисы теперь свирепствовали на поле. Может, дело было в том, что четверо из них играли вместе прошлым летом, а может, им просто хотелось отыграться за поражение в матче против Воронов или отомстить за самого Нила. Единственным очевидным было то, что Нилу не терпелось вновь оказаться с ними в одной связке, чего раньше никогда не случалось — их команда в Пальметто была неплохой, но особой привязанности к ней Нил не питал, и большинство его взаимодействий обычно были сосредоточены на Кевине и Жане. Но среди этих странных, грубоватых мальчишек, у которых на лице было написано, что каждый день они имели дело с предрассудками, беспочвенными обвинениями и нуждой выгрызать себе право на нормальную жизнь, Нил чувствовал себя на своем месте. Рядом с Кевином, которого все принимали за помешанного, Ники, во всеуслышание демонстрирующим лбгт-значки и яркие ногти, Аароном, страдающим от перепадов настроения как минимум раз десять за сутки, и Эндрю, на которого все косились так, словно на улицу вывели бешеного пса без намордника, Нил ощущал странное спокойствие. И все же несмотря на то, что правду про неожиданное появление в своей обуви осколка они с Эндрю рассказали только друзьям, по всему лагерю теперь усилили охранную систему, и никому из других отрядов не разрешалось заходить в чужие домики. Это также должно было стать чем-то вроде формы предотвращения конфликтов на нервной почве: приближающийся матч здорово повышал уровень стресса. В начале смены казалось, что за три недели не выйдет сформировать хорошие, слаженные команды, но нельзя было забывать, что в лагере все до единого были спортсменами, любящими и привыкшими побеждать. Приближение заключительного матча воспринималось отрядами с такой же ответственностью, как игра на национальных. Нил сам изнывал от желания броситься в самую гущу событий и не знал, как умудрился бы пережить мучительные дни без экси, если бы не Эндрю. Теперь, когда он сам себе признался, что без проблем мог довольствоваться маленькой интрижкой на лето, если речь шла об Эндрю, стало на удивление легко убрать давление с педали тормоза. И его здорово несло на поворотах. Так яро убежденный в том, что отношения и романтика — это очень далекие от него темы, теперь Нил переживал катастрофическую смену мировоззрения и принципов. Моменты, когда он не касался Эндрю, а Эндрю — его, казались возмутительно бесполезной тратой времени. Во всякой толпе и даже кругу друзей он первым делом вылавливал взглядом светлую макушку и обтянутые неизменной черной тканью плечи; минуты до мгновения, когда они оставались наедине, Нил отсчитывал ежесекундно, а времени, проведенного в одной постели, пустом актовом зале или за трибунами на поле для экси, ему казалось ничтожно мало; что уж говорить про то, как его накрывало всякий раз, когда он видел Эндрю во всеоружии на поле — Нил и не подозревал, что желание может вспыхивать в нем с такой силой при одном лишь взгляде на пустые, кропотливо оберегаемые ворота. Да раньше он с трудом не морщил лицо в приступе отвращения, натыкаясь на целующиеся парочки в автобусе или школьном коридоре, а теперь мог грезить об этих самых поцелуях, даже запихивая в себя совсем не возбуждающе крошащееся печенье в столовой. По утрам, еще не успев вылезти из постели, первым делом он встречался взглядом с Эндрю, ощущая, как натягивается ткань на пижамных шортах при воспоминании о снах, которые изводили его всю ночь напролет. В животе вспыхивало что-то горячее, опасное и ненасытное, стоило только широким ладоням скользнуть под ткань его футболки или опуститься на сантиметр ниже кромки шорт. Когда он оставался один, опьяненный и заласканный, в голове тут же селились сомнения: что он навязчив, что Эндрю с ним лишь потому, что Нил так легко дает к себе доступ, что со стороны он кажется наивным и неопытным. Что все это происходит лишь потому, что Эндрю умирает от скуки в лагере. У Нила хватало решимости напоминать себе, что человек вроде Миньярда не станет браться за то, что так категорично противоречит его принципам или в целом не доставляет ему никакого удовольствия, но мысль о том, что на все про все им осталось несколько дней до отъезда, съедала Нила живьем. Насколько сильно он пожалеет, если позволит Эндрю зайти дальше поцелуев за закрытыми дверями? Вдоволь нафантазироваться об этом не вышло — Кевин, Аарон и несколько чирлидерш отыскали на поляне за лесопосадкой сундук. В нем оказался билет, гарантирующий целый день безделья в воскресенье, новейшая экпировка для игры и громадный золотистый кубок, обещающий десять баллов в турнирную таблицу. Нил как раз переключал музыку на очередной репетиции — ему теперь не позволяли таскать реквизит из-за травмы, — когда Кевин влетел в переполненный актовый зал с новой клюшкой наперевес, чтобы утащить Ники, Эндрю и Нила с собой. Хэммик на мгновенье даже перестал бесстыдно флиртовать с Эриком, восторженно завопив при виде надутого от гордости друга. Добрая часть их корпуса собралась во дворе возле сундука, который ребята выволокли из леса, с интересом разглядывая новые клюшки, шлемы и наколенники, и передавая друг другу тяжеленный, красивый, но абсолютно бесполезный трофей в виде кубка. Экипировки хватило бы ровно на стартовый состав команды, которая будет играть в финале, и Кевин был убежден, что ей непременно окажется их компания. Правда для начала следовало обсудить все с вожатыми, которые не торопились возвращаться с небольшой планерки. Кевин был на седьмом небе от счастья и весь день твердил, что теперь они просто обязаны порвать Воронов в финале. За ужином к нему даже подходили Троянцы, чтобы поздравить и узнать, когда он собирается проставляться по такому поистине знаменательному событию. Жан пообещал стащить у них клюшку ночью, и вместо нормального смеха, который подхватили остальные мальчишки за столом, Кевин зыркнул на него так, словно собирался расставлять по периметру корпуса сторожевых собак. Разумеется, его громкая, вездесущая радость не могла не добраться до Рико. Они столкнулись с Воронами после вечерней тренировки. Те тоже выходили с соседнего поля, усталые и злые. Было лишь вопросом времени, когда Рико начнет вываливать всю накопившуюся за день злость на ее виновника — излучающего самодовольство и не стесняющегося во всеуслышание строить наполеоновские планы. — Думаешь, десять лишних очков позволят вам обойти меня? — Рико даже не потрудился говорить о составе команды во множественном числе, и Нил в очередной раз поразился его эгоцентризму. После происшествия с кроссовками он старался держать себя в руках и не лезть лишний раз на рожон, вынашивая месть для момента, когда они окажутся на поле, но Миньярды рядом закипали от гнева при одном взгляде на Морияму. — Десять лишних очков тут не при чем, мы просто закатаем тебя в бетон на финальном матче. Сверкая лучезарной улыбкой, Кевин взирал на Рико сверху вниз с таким взглядом, словно наблюдал за невзрачной букашкой под ногами. Его ответ, прямой, смелый и абсолютно неожиданный, на секунду закоротил что-то у Нила в мозгу. Все остальные тоже казались слегка шокированными, даже Эндрю недоуменно заломил брови, словно не веря, что наглую угрозу высказал именно тот, кто так долго не мог найти в себе сил дать отпор. Но наиболее изумленным выглядел Рико, пребывающей в полном ступоре. И пока он пытался справиться с потрясением, Кевин сделал вызывающий шаг вперед и стер с лица любые намеки на доброжелательность, пусть и притворную. — И если я еще раз увижу тебя рядом с Нилом, Жаном или любым из моих друзей, я заставлю тебя сильно пожалеть о том, что ты родился на свет. Поверь, за каждое свое слово и все мерзкие выходки ты будешь отвечать лично передо мной, если тебе так необходимо мое внимание. Ты ведь этого добивался? — Кевин холодно вскинул бровь, наслаждаясь откровенным замешательством на чужом лице. На ничтожную долю секунды Нилу стало даже жаль Рико — столько растерянности было в его всегда самоуверенном, дерзком взгляде. Если в нем и промелькнул отголосок боли, Нил не был уверен, что верно истолковал его. Может быть, лишь возможно, что Рико не умел просить внимания по-другому? Глупое, нелепое, почти детское оправдание, которое вдруг стало простым и понятным объяснением всех его действий. Не дождавшись ответа, Кевин молча развернулся и отправился в сторону оранжевого корпуса с уверенно поднятой головой. В тот вечер Нил впервые увидел, как Эндрю позволил себе открыто улыбнуться.

***

Утром перед финальным матчем они с Эндрю опоздали на завтрак. Перед этим Нил нагло прогулял зарядку, разминая ногу и в тысячный раз убеждаясь, что один сет на корте не станет для него фатальным — они с Ваймаком условились, что носиться с больной стопой по полю всю игру Нил не будет, как бы сильно ему этого ни хотелось. Перед финальным матчем его здорово трясло, и даже простая мысль о завтраке заставляла подступить к горлу тошнотворный ком. Вчера на костре вожатые раскрыли все карты — Троянцы уступили Воронам в товарищеском матче накануне, и потеряли возможность отыграться в финале. Сильно расстроенными они не выглядели, и скорее всего с их боевым настроем поработал излучающий неутомимую энергию Джереми. Зато Лисам покоя в ближайшие сутки не светило — один сходящий с ума от волнения Кевин мог переполошить весь корпус. Его кое-как удалось отговорить от идеи пойти тренироваться ночью, пока вожатые спят. Нил предусмотрительно молчал: ему эта мысль показалась вполне дельной. Покончив с собственной разминкой, он начал собираться на завтрак, когда дверь решительно распахнулась. — Долго тебя ждать? — Эндрю лениво подпер плечом дверной косяк. Еще перед зарядкой Нил сказал друзьям, чтоб те не задерживались из-за него, на завтрак он точно подойдет. Видимо, его подрагивающие пальцы, из которых валилось все, чему не лень, и отстраненно блуждающий взгляд Эндрю не убедили. — Бейсболку потерял, — пояснил Нил, выуживая из узкого проема между кроватью и тумбой головной убор, за отсутствие которого в солнечную погоду вожатые отчитывали добрые пять минут. Примятые волосы тут же рыжими вихрами полезли в глаза, и Нил неуклюже попытался смахнуть их в сторону, пока Эндрю со страдальческим вздохом не оказался рядом, стягивая с него бейсболку и осторожным выверенным движением зачесывая непослушные пряди назад. — Я все сделаю, как ты просил, — вдруг сказал он, внимательно глядя Нилу в глаза, словно пытался убедить в чем-то, во что сам Джостен давно не верил. — Сегодня на игре. — Последовало короткое пояснение. — Я вовсе не из-за тебя волнуюсь! — опешил Нил. — Я знаю, что ты выложишься. Я в этом уверен. — Тогда что? — нетерпеливо спросил Эндрю, будто правда не понимал, почему он изводит себя перед важной игрой. Победа вряд ли имеет для него такое же неподъемное значение, с легкой горечью понял Нил. — Просто сегодня важный день, — мягко объяснил он. Правая ладонь Эндрю все еще играла с волнистым локоном, живущим своей жизнью за ухом. — Я хочу, чтобы мы победили. — Тише добавил он, словно делясь секретом. — Мы победим. — Нил не решился спорить с безапелляционно уверенным тоном и серьезным взглядом напротив. Для Эндрю было так легко высказать это вслух, вот так просто и без сомнений, будто всем давно известный факт. Если бы Нил взваливал на себя же столько ответственности за остальных, возможно, и он бы был уверен в победе только благодаря убеждению в том, что его полная отдача обеспечит команде первое место. Это был вовсе не акт эгоизма, а скорее готовность положить все возможное на жертвенный стол чужого благополучия. Нил осторожно поднес руку к чужой ладони у своей щеки и крепко сжал пальцы вокруг теплой кожи, когда не получили никакого предупреждения отстраниться. — Поцелуй на удачу? — нерешительно попросил он, застывая взглядом на губах, о которых думал всякий раз, когда их не касался. Нил знал, что после завтрака им вряд ли удастся остаться наедине — в первой половине дня тренировка, затем несколько часов на отдых со снующими повсюду сокомандниками и, наконец, финал. Завтра — ленивое воскресенье со сбором вещей, либо в блаженной (благодаря победе) нёге, либо омраченное позорным проигрышем. И возможно, после этого воскресенья они с Эндрю больше никогда не увидятся. Нил ощутил, как в груди поднимается что-то удушливое и болезненное, подозрительно похожее на панику. Однако уже через секунду внутренности обдало теплом и легкостью — губы Эндрю нашли его, растерянно раскрытые и едва заметно подрагивающие. Этот поцелуй мало был похож на их обычные попытки облечь жалкие, урванные под покровом темноты минуты в страсть, желание и голод. В нем не было торопливости, жадно цепляющихся за одежду и влажную от пота кожу пальцев, горячих выдохов в шею, когда спертый воздух начинал вырываться из легких смесью сдавленных стонов и бессвязных просьб. На секунду Нил позволил себе надеяться на то, что Эндрю чувствует то же самое, что и он, и именно поэтому поцелуй, невесомый и чувственный — просто касание движущихся синхронно губ, — отдавал несвойственной тоской и подавленной нежностью.

***

Весь день до матча Нил провел как в тумане. Тренировка после долгого перерыва показалась ему изнурительной, Кевин несколько раз отчитал его за невнимательность, а Ваймак предупредил, что выпустит его на поле только в последнем сете, когда будет решаться исход игры. Едва ли от этого Нилу стало легче. Он предпринял очередную безуспешную попытку убедить тренера позволить ему играть с самого начала, но встрял уже Кевин, заявляя, что в конце матча он нужен им отдохнувший, быстрый и сильный, когда Вороны выдохнутся и даже мечтать не смогу о том, чтоб соперничать с ним в скорости. На трибунах творилось полное безумие — никогда еще Нил не видел на них столько народу при свете дня. Большую часть болельщиков составляли Троянцы, которые пришли посмотреть на интересную игру, остальными являлись незадействованные в игры Вороны и Лисы, облаченные в соответствующие цвета — и где только взяли столько оранжевых футболок, бейсболок и флажков. Чирлидерши даже разрисовали себе щеки яркими рыжими фломастерами. На скамейке запасных Нил был не один, Ваймак усадил туда еще несколько ребят, отличившихся за время тренировок и товарищеских матчей, и один раз даже сделал замену, когда одна из девушек опасно влетела в бортик. И хотя энергия возбужденных, жаждущих зрелищ подростков на трибунах была невероятной, свирепствующие на поле игроки творили что-то немыслимое. Нил не смог бы оторвать глаз от поля, даже если бы из леса повалило стадо медведей. Это была не просто борьба за первое место, а что-то гораздо более личное. Им никак не удавалось вырваться вперед — у Воронов было слишком сильное наступление, и хотя Эндрю выкладывался на полную на воротах, Лисам с трудом удавалось пробраться даже к противоположной стороне поля. Краем уха Нил слышал, как малыши и вожатые на первых рядах выкрикивают подбадривающие девизы и громко болеют за свои отряды, но звук долетал до него словно через слой ваты — отражающийся эхом и неясный. Зато когда табло с очками взорвалось сиреной после цифры 8 в пользу Лисов, Нил едва не оглох — они обходили Воронов на одно очко. Удар Ваймака по плечу чуть не отправил его в нокаут — Лисы делали замену. Запыхавшаяся София опустилась на его место и ободряюще подмигнула, прежде чем влить в себя полбутылки с водой. Даже если бы нога Нила разразилась болью, которую он так боялся, он бы этого не заметил. Все его существо было сосредоточено исключительно на клюшке в руке, ярком белом шарике в воздухе и линии, по которой было бы возможно отправить его в чужие ворота. Кевин оказался прав — изнывающий от безделья на скамейке Нил вышел на поле с двойным запасом энергии, и Воронам все труднее удавалось поспевать за ним. Когда он забил девятое очко, пришедший в ярость Рико едва не повалил его на землю. Уже через несколько секунд счет сравнялся — Аарон сердито выкрикнул Эндрю, чтобы «не отвлекался на гребаного Джостена, пока стоит на воротах». Кевин забил десятый мяч за несколько секунд до оглушительного рева, сообщающего об окончании игры. Трибуны взорвались восторженными, пораженными и озлобленными криками, а Нил только ощутил, как ноги отказываются его держать. Он смотрел на табло со счетом «9-10» таким же изумленным, ошеломленным взглядом, как и Рико. Когда на него налетели радостные сокомандники, он даже не пытался различить, в чьих именно руках и ногах путался, только позволил себе погрузиться в оглушительное счастье с пустой, гудящей головой. На ужине затеяли настоящий праздник — куча блюд с мясом и рыбой, запеченные пироги, целая гора десертов. Никто из вожатых даже не пытался создать видимость порядка и угомонить раззадоренных подростков, и без этого было понятно, что они заслужили провести последние выходные, как сами того желали. Смеясь с друзьями и набивая рот фруктовым чизкейком, Нил ощущал, как внутри у него теплится мягкое, умиротворенно вибрирующее счастье, которое с силой отдавалось разрядом в сердце всякий раз, когда они с Эндрю встречались взглядами. — У меня уже голова взрывается от этих придурков, — прокомментировал Миньярд всеобщий восторг на вечерней дискотеке. Несмотря на грубые слова, было заметно, что комментарий его абсолютно беззлобен и выступает скорее просто в качестве наблюдения. — Покурим? — затаив дыхание, предложил Нил. Элисон не стала бы мешать им, даже если бы заметила — ее внимание было полностью отдано Сету Гордону за диджейским пультом. А Нилу самому не терпелось убраться от всеобщего шума и бесконечных поздравлений. Победа, заработанная таким трудом, вдруг отошла на второй план, а мысли все больше занимало осознание того, что скоро им с Эндрю придется пойти своими дорогами. Завтра их ждал концерт и прощальный костер, но Нил четко понимал, чего хочет уже сейчас. Рыбацкий домик у озера ожидаемо пустовал. Эндрю привычным движением выудил из-под старого тарахтящего холодильника пачку с сигаретами, но никто из них так и не закурил. В комнате был узкий, укрытый пушистым пледом диванчик, на который Нил забрался с ногами и теперь наблюдал, как Эндрю, очертания которого серебрились в проникающем сквозь приоткрытое окно лунном свете, игрался с зажигалкой, чиркая включателем туда-сюда. Во влажном ночном воздухе повисло скрытое намерением, невысказанная просьба, и Нил знал, что пока он не озвучит ее вслух, Эндрю ничего не предпримет, хоть и ощущает его нервозное ожидание. — Мы выиграли, — тихо заметил он, просто потому что ночная тишина начала казаться слишком опасной, развязывающей руки и язык. — Спасибо. — Это не только моя заслуга. — От низкого, грудного голоса у Нила кровь превращалась в жидкое пламя. В отличии от его почти шепота голос Эндрю в стрекоте сверчков и всплесках воды за окном казался ударом стали о сталь, но вместо того, чтобы вздрагивать, Нил сжимался, будто натянутая струна, готовая лопнуть от напряжения и возбуждения в любой момент. — Знаю, но ты пообещал, что мы победим, и так и вышло. Я бы вряд ли в это поверил, если бы так уверен был кто-то другой. — Ты только что назвал мое обещание самонадеянным? — От кого-то еще оно было бы именно самонадеянным, да, — Нил не мог удержаться от улыбки, сквозившей в голосе. — Но тебе я верю. — Так я твой особенный провидец? — Эндрю приблизился к его лицу, наклоняясь и почти касаясь его носа своим. Сигареты и зажигалка, совершенно забытые, отлетели куда-то на край дивана. Нил старался не выдать участившегося дыхания, которое подвело его на слове «твой». Поразительно, каким наивным и глупым он мог позволить быть себе просто ради того, чтобы Эндрю коснулся его. — Если тебе есть, что мне пообещать, я слушаю, — едва слышно проговорил Нил в чужие губы. Какая-то его часть, именно та, что готова была пойти на немыслимое ради мгновения близости, надеялась, что обещание все-таки будет, каким бы нелепым и нечестным оно ни являлось. Вроде увидеться в следующем году или писать друг другу после отъезда, но Эндрю молча накрыл его губы своими, и Нил забыл о глупых предположениях насчет будущего — у него было слишком ценное сейчас. Когда горячие широкие ладони накрыли его бедра, а шея Эндрю под лихорадочными поцелуями вздрагивала от каждого выдоха, Нил вдруг вспомнил то, о чем говорил им Ники в начале смены. Как неизбежность и страх расставания вдруг лишают тебя всякого стыда, неуверенности и опасений. Как отчаянное желание урвать у несправедливой встречи, короткой и скоротечной, чуть больше времени переходит грань. Теперь он, наконец, понял, о чем ему пытались втолковать в тот день. Важен был не сам акт отчаяния, а человек, который стал его катализатором. Нил готов был дать голову на отсечение, что больше ни с кем никогда не сможет ощутить то же самое, что с ним творили прикосновения Эндрю. И точки возврата при этих обстоятельствах он просто не видел. Нил накрыл руку, поглаживающую его тазовую кость, и сдвинул ладонь ниже, заставляя пальцы крепко сжаться на мягких упругих мышцах. Его вторая рука соскользнула с шеи Эндрю, на бледные ключицы и прошлась по широким плечам, ныряя в ворот черной футболки, к твердой груди. Двигаться дальше он не решался, но Эндрю был так занят, мучая зубами его внезапно чувствительное ухо и податливую плоть на ягодицах, что спрашивать Нил даже не думал, только ощущая, как конечности его плавятся, превращаясь в вату. — Ты уверен? — вдруг спросил Эндрю, словно нутром ощутив чужое замешательство. Горячий выдох в ухо заставил Нила сжаться от щекотки, но Эндрю воспринял это на свой счет и отстранился, глядя на него поразительно серьезно и сосредоточенно для человека, который еще секунду казался разгоряченным до такого же ошалевшего состояния, как сам Нил. — «Да» всегда может стать «нет», ты помнишь? — Сегодня такого не будет, — с уверенностью заявил Нил, за ворот притягивая его для нового поцелуя, глубокого, мокрого и решительно демонстрирующего его намерения. Эндрю накрыл его тело своим, вжимая спиной в диван и умещая колено между разведенных бедер. — Ничего, что я… Где можно касаться тебя? — все-таки сообразил Нил спросить до того, как мозг снова превратится в кашу под влиянием умелых пальцев на его теле. — Не ниже. Нил сосредоточил все свое усердие на груди, ходящей ходуном под его руками, и теплой шее, от прикосновений к которой Эндрю на секунду терял связь с реальностью — Нил был уверен, что уловил за шумным дыханием тихий стон. Когда пальцы Эндрю предупредительно застыли у края его шорт, Нил послушно толкнулся навстречу и приподнялся, чтобы ткань легче соскользнула к коленям. Обнаженную кожу обдало легкой прохладой, а уже через мгновенье Нилу показалось, что его окунули в ванну с кипятком — рука Эндрю накрыла его изнывающий член, пока вторая успокаивающе поглаживала вздрагивающий живот. За собственные пальцы и их беспорядочность он больше не отвечал — лихорадочно впивался ладонями в крепкие плечи, а зубами — во вздувшиеся жилки на шее, лишь бы только схватиться хоть за что-нибудь и не завопить от того, насколько хорошо ему делают простые методичные движения ниже пояса. Когда Эндрю легко прикусил его сосок, Нил с трудом удержал пораженный всхлип, только выгнулся под неестественным углом и с надвигающимся ужасом ощутил, как чужой рот опускается ниже, в порыве царапает зубами кости на бедрах, а затем накрывает горящий от напряжения член. Хватило всего несколько движений головой и настойчивых поглаживаний языка, чтобы все мышцы в теле переплавились в горячий свинец, стягиваясь колоссальным напряжением внизу живота, а затем разом растеклись эссенцией чистого удовольствия. Выплескиваясь в чужой рот, он судорожно цеплялся за короткие светлые волосы и твердил одно-единственное имя тысячу раз подряд, пока оно не потеряло всякое значение, превращаясь в беспорядочный набор звуков, от которых заплетался язык. Когда голова слегка прояснилась, он сначала почувствовал, как Эндрю шумно утыкается лицом в сгиб его плеча и шеи, а затем услышал, как из горла его рвутся задушенные рыки и непроизвольные стоны. — Давай я, — сипло попросил Нил, легко скребя ногтями по перекатывающимся мышцам на чужой спине. Несмотря на то, что его конечности по консистенции больше напоминали желе, чем кости, ему ничего не хотелось больше, чем доставить Эндрю ту же сметающую лавину удовольствия, которую ему подарили несколько минут назад. И все же он готов был мириться с отказом, если бы Эндрю его проигнорировал — готов был сомкнуть бедра, если бы понадобилось дополнительное трение, или ближайший час покрывать шею Эндрю поцелуями и укусами, если его так сильно уносило от этого. Но Эндрю вдруг накрыл его ладонь и опустил между своих ног, заставляя обхватить горячую мокрую плоть. Нил пытался воспроизвести тот же ритм, которым довел его до сумасшествия сам Эндрю, а затем просто послушно позволил Миньярду использовать свою ладонь по любой прихоти, пока на пальцы не брызнуло горячим и вязким. В голове простиралась пустыня, вместо зыбучих песков в которой царило сытое удовольствие. Кончая, Эндрю почти рухнул на него сверху, и Нил осторожно сжал рукой его плечи, позволяя опереться на себя. Теперь тяжесть и жар чужого тела сковывали движения, но Нил и под дулом пистолета не стал бы пытаться выбраться из-под него. Через несколько секунд Эндрю отстранился сам, устало опускаясь на диван рядом. — Это было вовсе необязательно, — вдруг пробормотал Миньярд, растерянно оглядываясь по сторонам в поисках полотенца или салфеток. — Я просто хотел сделать тебе хорошо. — Молчание Эндрю длилось целую вечностью, за которую он успел отыскать полотенце и намочить его под миниатюрным краном в углу домика. — Это и так слишком для… экспериментов. — Секундная заминка показалась Нилу ударом под дых. Полотенце приземлилось на его голые колени. Эндрю, уже одетый, вдруг словно не знал куда себя деть, упрямо и несвойственно отводя глаза. — Это не эксперимент. Я не пытался ничего понять. Это был мой первый раз. И вряд ли я бы мог мечтать о чем-то лучшем. — Скороговоркой выдал Нил. Пусть для Эндрю это ничего не значит, Нил не позволит обесценить то, что важно для него. И не позволит Эндрю решать, когда Нилу говорить «да», а когда «нет». — Я этого хотел, — сообразил он успокоить Миньярда. — И когда мы пришли сюда, и потом, когда предложил тебе… Я бы сказал «нет», честно. Но все время было только «да». — Вот дерьмо, зачем я с тобой связался? — вдруг с безнадегой спросил Эндрю, рухнув на диван и, наконец, закуривая. Той усталости, которую он пытался вложить в свой голос, Нил не уловил — только плохо спрятанную ласку. Разделяя одну сигарету на двоих и разглядывая звездное небо за окном, Нил вдруг почувствовал, что вот-вот заплачет.

***

До корпуса «Лисов» они добрались аккурат к отбою, и нахохленная Элисон, уже готовая собирать поисковый отряд в их честь, немедленно разогнала их по постелям. Сон не шел: в тишине комнаты, которую разбавляли только сонные вздохи и похрапывания друзей, было слишком хорошо слышно, как шуршит одеяло на постели Эндрю. Нил и рад был бы прошмыгнуть в соседнюю кровать, чтобы отхватить себе еще несколько мгновений теплоты, но чувствовал, что Эндрю нужно оставить в покое и дать побыть с самим собой. Как и Нилу стоило унять собственное помешательство хотя бы немного, чтобы во время отъезда не выкинуть абсурдную глупость. Утром, пока вожатые вытащили остальные отряды из постелей на зарядку, Лисы беззаботно нежились в кроватях, видя десятый сон. Нил проснулся в одиннадцатом часу, но Ники и Кевин, знатно напившиеся накануне, грозились побить его рекорд. Когда Эндрю вышел из ванной и схватился за его щиколотку, молча и с мрачным видом вытаскивая разнеженное сонное тело из-под одеяла, Нил догадался, что разбудило его: сквозь сон казалось, что легкая щекотка на пятках и возня у изножья кровати ему чудятся, но теперь по требовательному взгляду Миньярда становилось понятно, что без Нила он успел заскучать. — Я встаю, — пообещал Нил, не предпринимая никаких явных попыток оторвать голову от подушки. — Я жду в ванной. Эта фраза подействовала куда быстрее. За закрытой дверью и под громкие визги малышни, которые прорывались даже через нее, они с Эндрю целовались до тех пор, пока разбухшие губы не начало приятно покалывать и тянуть. Мысли об отъезде Нил весь день упорно отгонял, хотя вдруг резко наскучившее безделье этому здорово мешало: делать было решительно нечего, даже вожатые оставили их в покое от своих вечных поручений, а концерт и сцена для него были готовы до мельчайших деталей. Они играли в карты и побегали по полю после завтрака, беспорядочно перекидывая друг другу мячи. Ники все предлагал записать какое-то забавное видео на память, но согласился только Кевин, которого хлебом не корми, дай засветиться в интернете. Аарон с самого утра был на нервах и собирался с духом, чтобы попросить у Кейтлин номер телефона, а Нил бесконечно крепко держал чужую руку под столом в беседке, пока они все вместе играли в мафию. И иногда Эндрю сжимал ее в ответ. На обед, к которому все, включая дорвавшихся до свободы Лисов, явились вовремя, Рико Морияма пришел мрачнее тучи и с перевязанной рукой. Кажется, его появление стало главной сенсацией сегодня утром, и теперь мало кто обращал на него внимание, зато Нил и Кевин, пропустившие общий завтрак и насытившиеся только булочками, глазели на него так, словно Рико вдруг им улыбнулся без своей вечной презрительности. — Несчастный случай на качелях, — пожав плечами, сообщил Эндрю, когда две пары изумленных глаз устремились в его сторону. — Господи, Эндрю, — пробормотал Ники с таким несчастным видом, словно готовился получать за кузена выговор. — А что, сегодня и так последний день, — беспечно отозвался Аарон, выковыривая изюм из запеканки, — ему все равно ничего не сделают. А в школе у него от одного замечания личному делу не убудет. В шесть часов устраивали заключительный концерт. Нил видел эти выступления уже тысячу раз и знал все косяки, которые исправили (или не очень) артисты, но из зрительского зала песни и пляски воспринимались слегка по-другому и даже вызывали странное щемящее ощущение в груди на особенно трогательных моментах. Ники блистал на сцене в качестве ведущего и периодически бегал за сценой вместе с Эриком, помогая устанавливать реквизит и контролировать музыкальные дорожки. Нил знал, что сегодня после концерта он хотел признаться. На заключительный костер Хэммик пришел с улыбкой до ушей. Спрашивать, как все прошло, никто из них не решался: боялись стать жертвой излишне подробного рассказа. Аарон сидел рядом с Кейтлин, с абсолютно пришибленным видом держа ее за руку — Нил очень надеялся, что не выглядел также глупо со стороны. Он был влюблен, а не потерял рассудок. Кевин умолял Жана достать ему хотя бы одну бутылку пива у вожатых, обещая, что сделает все, что угодно ради этого (если это не повредит его репутации, разумеется). У Элисон и Дэн, вещающих про итоги смены, глаза были на мокром месте, пока они раздавали подросткам и детям яркие маркеры, которые должны были оставить новые следы на стенах лисьего домика. Сидя плечом к плечу с Эндрю, Нил думал о том, как сильно все поменялось с первого дня в лагере. Ему всегда казалось странным, что Кевин каждый раз возвращается отсюда немного поменявшимся. Теперь же он сам чувствовал, что в Пальметто приедет абсолютно другой человек. «С тобой всегда «да», коряво вывел он на одной из белоснежных досок оранжевым цветом, когда корпус осветился лампами, и ребята кинулись разрисовывать стены места, которое служило им домом три недели. Завтра в девять утра они должны были, полностью собранные, высыпать во двор, чтобы разъехаться по домам. Нил ума не мог приложить, как теперь вставать по утрам в комнате, которую он ни с кем не делил, в одиночестве завтракать бутербродами, которые дядя оставляет ему на столе перед работой, и тренироваться, не выслушивая бесконечных перебранок Ники и Аарона у себя за спиной. И он уж точно представления не имел, что ему делать с дырой, разрастающейся в груди в геометрической прогрессии при одном взгляде на Эндрю. В ту ночь он сам позвал Нила к себе в постель, когда вслушиваться в знакомые шорохи и сбитое от беспокойства дыхание стало совсем невыносимо. Они лежали на узкой кровати друг напротив друга, едва соприкасаясь коленями, целуясь и деля одну пару наушников на двоих. При одной мысли о том, что возможно это последний раз, когда Нил чувствует настолько всепоглощающее спокойствие и безопасность, у него в горле застревал болезненный ком. Он пытался найти слова для того, чтобы сказать, чем именно для него стало знакомство с Эндрю, но в самый нужный момент в голову лезла только сентиментальная чушь, которая ни в какой мере не могла передать то, что он чувствовал на самом деле. Однако молчания оказалось вполне достаточно — карамельные всполохи у Эндрю в глазах затапливало теплым лунным светом, и музыка в наушниках становилась все более мягкой, медленной и отдаленной, пока Нил окончательно не погрузился в сон, чувствуя, как пальцы легко вибрируют от близости чужой руки.

***

Утром весь лагерь стоял на ушах: подростки запихивали в сумки вещи и обувь, бегали по комнатам и лестницам, собирая потерянные гаджеты и носки, обменивались украшениями и подарками на память. Дэн вновь вооружилась рупором и подгоняла их со сборами, выстраивая в нестройную громкую колонну во дворе, к воротам которого уже начинали подъезжать машины. Нил должен был ехать в Пальметто вместе с Жаном и Кевином в джипе Ваймака, но Дэвид задерживался, беседуя с руководством, поэтому у них было время со всеми нормально попрощаться и даже познакомиться с Бетси, которая приехала за близнецами и Ники. Нил впервые видел, чтобы Аарон обнимал кого-то с такой охотой. У него самого все никак не хватало смелости поговорить с Эндрю: все утро они провели в мучительной и тяжелой тишине. Всякий раз, когда он собирался сказать что-то или попросить Эндрю не теряться, в голове непременно всплывало предупреждение Аарона о том, что Эндрю ограничивает все свои связи в лагере исключительно летним периодом. Даже у Кевина не было его номера телефона. А это ведь был их последний год вместе. Когда близнецы последние сели в машину, и двери за ними с громким стуком захлопнулись, Бетси на прощание с улыбкой помахала ребятам рукой и завела автомобиль. Нил ощутил, как земля уходит из-под ног. Он отвернулся от дороги, встречаясь взглядом с напряженным Жаном и мечтая только о том, чтобы Ваймак быстрее расправился с делами и у Нила появилась хотя бы возможность сделать вид, как будто этих трех недель в его жизни никогда не было. — Нил, — окликнул знакомый голос сзади, заставляя резко обернуться. Жан отступил в сторону, пряча улыбку в вороте толстовки. — Телефон, — Эндрю требовательно вытянул вперед руку, выглядя при этом слегка растрепанным и запыхавшимся. Машина Бетси стояла на прежнем месте, пока сама она сжимала руками руль, удивленно улыбаясь ему с водительского сидения. К окну прилипли две самодовольные физиономии остальных родственников. — Напишешь, как будешь дома, — бросил Эндрю, возвращая ему мобильник. Всю дорогу до Пальметто Нил осоловело разглядывал чужой номер телефона со строгой и лаконичной подписью «Эндрю М.», невпопад отвечая на вопросы Ваймака и стойко игнорируя любопытные взгляды Жана, который как назло заснул только в конце дороги. Дядя Стюарт едва успел осторожно приобнять его за плечи, прежде чем Нил с поразительным рвением выполнил чужую просьбу — черта, совсем ему несвойственная.