Сон

Джон всегда знал, что он испорченный. Это просто отложилось под коркой. Сколько бы он не пытался быть лучшим, всегда появлялись возгласы, противостоящие его истинным мыслям. И думает он не так, и делает не то, - даже если на самом деле все правильно. Сколько он не пытается доказать этому слепому жалкому миру, что он чего-то стоит - его эгоистичную маску всезнайки все ненавидят. Неужели ради всеобщего одобрения нужно быть тупеньким полудохликом, не имеющим ни собственных эмоций, ни отдельной позиции в этом никчемном мире? Очевидно да. Каждый глухой вечер Джон заливисто смеется, неважно, что истерически, сидя в своем любимом кресле с чашечкой кофе, специально ради того, чтобы не спать всю ночь, снова и снова придумывая масштабные гениальные планы и разработки, унижительно не выходящие в свет позже. Неважно, что кофе мироходец ненавидит. Под утро Харрис свалится от усталости, но все равно не заснет, и так по кругу. Он мироходец - и он, также непризнанный гений, уверен, что сон ему и не нужен вовсе, а синяки под глазами скрывают давно купленные солнцезащитные очки. Шарф скрывает синющие пятна на шее, которые JDH создает особенно сильным давлением своих напряженных рук. Джон думает, что если бы хоть кто-то считал его значимым, работать было бы легче. И одновременно тяжелее. Но когда он, в виде голограммы, говорит своему единственному и самому близкому другу Солусу, насколько тот важен, пусть и в своей манере, Саймон почему-то говорит, что ему разбили сердце. Хотя Джон саморучно его создавал - у него и правда не могло ничего разбиться! Когда из уст Солуса вылетают слова о том, что был лучшего мнения о JDH, Джон резко вспоминает, что у него, кстати, сердце все еще на месте. Правда он не хотел чувствовать, чтобы снова быть брошенным и использованным. Внутри все трескается, кажется, то самое сердце стучит по вискам, а Харрис лишь отшатывается от того, кого честно-честно считал другом. Он не хочет показывать слабость. — Ха-ха! Неужели ты и вправду думал, что можешь быть мне важен? Сначала это серьезно было для тебя, но теперь... не думаю, что это так важно! - вылетает из его уст, а сам он дает себе мысленную пощечину. Снова все испортил. Ну и ладно, не больно-то и хотелось. Саймон уходит из Схождения. Он безумно расстроен и чертовски зол. А Джон просто хотел, чтобы хоть кто-то знал, что важен ему. И опять промах. Вскоре уходит и Дилан - еще одно его творение. В помещении остается лишь его голограмма и альтернативная версия, которую он должен вернуть в ту реальность, в которой сам сейчас находится. Альтернативную версию, которая сейчас лишь тихо стоит и дожидается действий JDH. Не истерит, не орет, не пытается убежать от проблем. Джон ему даже завидует. Самую малость. Лололошка выдерживает все высокомерные истерические обзывательства, всю токсичность, не говоря ничего в ответ. Харрис удивлен. 《- Замечательно, - едко думает Дейв, - похоже он потерял дар речи. Тяжело, но, думаю, он свыкнется.》 А потом Лололошка как бы невзначай подходит ближе к Джону, и тихо обнимает его голограмму. Все прикосновения чувствуются и на его настоящем теле. И, черт, как же это ужасно приятно. Сначала Харрис стоит в шоке. Потом чувствует тепло чужого тела, и становится удивительно легче. Как-то и оскорбить никого не хочется больше. На самом деле не хочется больше ничего, кроме как стоять в этих объятиях. В мыслях Джон осознает, что так нельзя - он великий гений-ученый, а это его неудавшийся эксперимент с переходами по реальностям. Но в глубине души он хотел только одного - объятий с Лололошкой. Много и сильно. Бесконечно. Обнимался он только с сестрой, которая в итоге отбросила коньки. После этого у Джона что-то переклинило. Он вдруг осознал, что своего счастья надо добиваться самому, но он все еще остался ребенком. Мечтающим хоть о каком-то счастье, свободе и, может чуть-чуть, понимании. Он сбегал из своей реальности ради свободы, но в итоге снова оказался связан по рукам и ногам паршивцем-Джодахом. Настолько ужасно. Из одной тюрьмы в другую. Но если в своем собственном Хэнфорте, где большинство - автоматоны, жить было легче, ибо накричать и обозвать железяку проще, чем обычного человека, то тут - рядом с Джодахом и Окетрой, уже особо не потоксичишь. Хотя Джон всякий раз умудрялся задеть обоих за живое. Единственное развлечение в четырех стенах, куда тебя посадили насильно и заставили делать то, чего ты и не хочешь вовсе. **** Не то, чтобы Лололошка считал себя психологом высшего класса, но по его личному опыту, чаще всего, те, кто озлобленны на жизнь или агрессивно настроены, - это либо их программный код, либо их просто помотала жизнь. И им надо было обязательно помочь. Так уже было с Диланом и Ричардом. Они могли просто выговориться Лололошке. А Лололошка, когда выслушивал чужие проблемы, будто и сам успокаивался. И вот сейчас, кажется, была его последняя надежда вернуться в свою реальность, но Джон сломал портал. Что сделать, казалось, буквально невозможно. Перед глазами пробегаются различные варианты решения проблемы - и Ло не находит ни одного подходящего. Кажется - все, вот его последняя реальность. Джон ехидно произносит: — Я даже твоего побега с острова не ожидал. Я даже удивился, чуть-чуть, правда! Но ты не переживай, в этой реальности тоже круто! - а Лололошка понимает, что если отсюда свалил сам Джон, то от "круто" здесь только слово. Сломанные надежды, сломанные мечты и планы, которых изначально-то у Лололошки и не было. Он просто был студентом в Лаки Чармс. Со своими разными, но одинаковыми друзьями. Да и что, что автоматоны? У Лололошки и Джона было одно сходство - отсутствие друзей. Только Ло их банально не помнит, а Харрису просто не повезло быть Харрисом. Горько, ужасно, но правда. Не повезло помнить все прожитые два тысячилетия, все обиды, потери. Когда живешь невозможно долго, привязываться к кому-то - то же, что обрекать себя на бесконечные муки. И поначалу Джон так и делал, но в итоге забил, и стал черствым, как долго лежащий на полке хлеб. Только Харрис еще и плесенью покрылся ко всему прочему. Много невысказанных слов остается между ними, когда Дейв, уже не справляясь с управлением, перестает быть голограммой, возращаясь в реальность Лололошки, а Ло резко понимает, что он чертовски устал. Глаза закрываются сами по себе, и он, кажется, теряет сознание. Просыпается на диванчике в гостиной "Схождения", а над ним, склонившись, стоят Дилан и Саймон. Саймон извиняется перед ним за то, что Джон такой подонок, считал его игрушкой и вообще неважным, а Ло хочет сказать, что лучше Солус извинился бы перед самим JDH. Мироходец почти уверен, что Харрис не каждого встречного-поперечного считает своей "вещью". Хотя, возможно, это его альтруистичное амплуа снова надеется на добро внутри других существ. Лололошка уверен, Джон и сам думает, что полностью сгнил изнутри, и починке не подлежит. И, скорее всего, это и правда так. Дилан бормочет что-то о том, что Ло абсолютно точно должен победить JDH. А мироходец думает о том, каким образом. Задушить в обнимашках? Лололошка чисто физически не сможет нанести вреда Джону, потому что видит его насквозь, даже если сам Харрис это отрицает. Он видит и совсем незаметные боль и грусть, плавающие где-то в глубине отливающих красным карих озер, неуверенность, которая скрыта где-то глубоко и перекрыта маской идеально непревзойденного гения, вечно улыбающегося, гордого и саркастичного. Лололошка понимает, что он и правда очень сильно устал. — Дилан, извини, но я лягу еще поспать. Ты не против? - автоматон понимающе кивает. Мироходец смыкает глаза и сразу после отхода в царствие Морфея ему открывается вид на солнечную полянку. Теплый ветерок прекрасно треплет волосы, нет того леденящего душу холода. Солнце светит всем, кому это нужно и не нужно, а птички поют свою незамысловатую трель специально для всех обитателей этого... сна? Если пройти чуть дальше, на самой полянке расположился собственной персоной Джон Дейви Харрис, собирающий из различных цветочков венок. Его он плетет с особой осторожностью, не боясь испортить свой выглаженный белоснежно-белый костюм. Лололошка подходит ближе и присаживается рядом, не переставая с интересом наблюдать за работой ловких рук Харриса. — Оу, и ты тут. М-да.. не ожидал тебя здесь встретить. Все же послушал мои слова про сны? Хоть какой-то толк в тебе все же есть. - так же надменно кидает Джон. Ло мог его и не слушать, не то, чтобы Харрис говорил это для истинного внимания альтернативной версии себя. — Джон. Я вижу, у тебя красиво получается делать венки. Научишь меня тоже, пожалуйста? - Лошке интересно наблюдать за созданием, но еще интереснее сделать такую же красоту. — Я доплету этот и покажу тебе. Кстати, можешь оставить его себе. Мне не надо. - противореча своим же словам, неугомонный Харрис просто не может усидеть на месте, именно поэтому подрывается и начинает быстрым шагом идти куда-то. Туда, куда, скорее всего, не знает даже он. И так уже понятно - он не доплетет этот венок, ему стало скучно. Вокруг поляны сплошь лес. До безумия тихий и чертовски пугающий. Хотя кому - как. Лололошке и вовсе не страшно, а Харрис боится тишины. Именно поэтому он начинает балаболить неважно о чем, главное, чтоб тишина не была такой ужасно осязаемой. Он снова ускоряет шаг, идя все глубже в лес. Лололошка, все это время идущий за JDH, задает вполне логичный вопрос: — Джон, куда мы так спешим? Куда ты пытаешься успеть? — Цц, просто пытаюсь успокоиться. Ты мог вообще не идти за мной, бестолочь. - слова пропитаны злобой и высокомерием, но это очередная попытка отслоится от людей, чтобы никто не узнал о проблемах и слабостях. — Все хорошо? Джон, ты можешь мне довериться - я поддержу. Вижу, тебе и самому не очень, но я могу помочь. Об этом никто не узнает, кроме меня и этого тихого сна. Поверь, я умею хранить секреты. Джон останавливается. — Что-то ты больно разговорчивый. - продолжает он все тем же высокомерным тоном, но не может продолжить так себя вести - его раскрыли с потрохами. Он не хочет ничего говорить. Впервые в жизни. Харрис не хочет испортить все своим поганым ртом снова. Слова застревают в горле, а руки нещадно хотят опять разодрать шею, чтобы угомонить бушующие нервы. Он ненавидит все. И Лололошку, и себя, и это дурацкий сон. Начиналось же так хорошо - какого черта все пришло к этому? На плечи ложатся чужие руки, покрытые шрамами, рубцами и свежими маленькими ранками, а одно тело прижимает к себе другое. Лололошка решил действовать. Он и так понял, что от Харриса не удастся услышать нормальных слов, поэтому закончить его деградационные мысли можно одним универсальным средством. Джон дергается в объятиях - он не ожидал, но это чувство снова чертовски приятное. — Расслабься. Чего так напрягься? - нежно спрашивает Лололошка. Напряжение, исходящее от JDH можно было использовать для работы вечного двигателя на электроэнергии. А Джон лишь пытается расслабиться от такой непривычной ему близости, в ответ обвивая торс и спину Ло своими горячими руками. Тихое "спасибо" вылетает из уст Харриса. И теперь остается надеяться на одно - что он не привяжется к мироходцу, как уже было тысячу раз до этого, что Лололошка ему не наврал, что все наконец-то будет хорошо. JDH впервые ни в чем не уверен.

Сон сохранит их общую тайну навсегда.