селфхарм

санеми пахнет, как селфхарм. пахнет неумением проявлять свои чувства здоровыми способами, пахнет забитым ребёнком внутри себя, которому не дают говорить, которого затыкают болью. санеми пахнет обрывками воспоминаний — пахнет ножом у горла, тяжёлыми ботинками по рёбрам, разбитым стеклом двери, за которой прятался. пахнет фразой «если ты не заткнёшься, я перережу тебе горло», словами «ошибка природы» от самого близкого. пахнет прогулами, невозможностью встать с кровати, истериками и слезами. пахнет большим городом, большим счастьем, большими надеждами, разбившимися об суровую реальность. пахнет солёными щеками, лезвием, вонзающимся в запястье прямо в туалете университета между парами, сигаретным окурком, потушенным об руку, пахнет лёгким облегчением, за которым следует большая вина. пахнет словами «я не хочу жить» в трубку близким, отчислением за неудавшуюся попытку самоубийства, госпитализацией. пахнет убитой верой в возможность когда-либо обрести счастье. пахнет полотенцем, вытирающим лужи крови с линолеума, которое приходилось выжимать в несколько заходов. пахнет кровавыми разводами на одежде, свежими ранами, незажившими шрамами. пахнет оправданиями и ложью. пахнет язвами во рту, кислым привкусом рвоты на языке. пахнет больным сердцем и таблетками от его боли, запиваемыми алкоголем. пахнет ударом головы об кафель, кипятком в лицо, разбитым окном в изоляторе. пахнет больницей для психически нездоровых, ставшей вторым домом, пахнет учётом у психиатра, который не помогает. пахнет несколькими неудачными попытками суицида, разводами слёз на предсмертной записке. пахнет непрекращающимся насилием — от других, к себе, к другим. пахнет безумием, пронзительно чистой болью. санеми пахнет, как мысль о том, что он всё это заслужил. санеми пахнет табличкой «высокое напряжение — опасно для жизни», пахнет оголённым проводом, перегоревшим щитком. пахнет бездомной агрессивной псиной, лающей на каждого прохожего, бросающейся под машины. пахнет ненавистью, переполняющей сердце — к себе, к другим. ко всему и вся. он пахнет смертью всех, кого он когда-либо любил, пахнет необъятным чувством вины за это, гноящимися ранами воспоминаний, которые ковыряют грязными ногтями. санеми пахнет тварью с большими грустными глазами, умоляющими, чтобы её добили. пахнет жизнью, которую он не хочет жить. пахнет любовью, которую не может в себе убить. словами, которые годами собирает, но так и не может сказать. пахнет детскими травмами, порождающими уже взрослые. пахнет мечтой умереть — единственной, которую он может себе позволить. пахнет как всё плохое, что только есть в этом мире. гию пахнет совсем не так. он пахнет спокойствием, пахнет мягкой улыбкой, тёплым ромашковым чаем. пахнет непрерывно долгим сном после лет без покоя. пахнет шампунем без слёз, наклейкой «молодец!» в тетрадь за правильно сделанное задание, шоколадной конфеткой после вылеченного зуба. гию пахнет морем в бархатный сезон, бликами солнца на водной глади, тёплыми волнами, смывающими слёзы. пахнет солью — не бередящей раны, а лечебным пластырем поверх. пахнет замками из песка, детскими воспоминаниями у речки в деревне. он пахнет, как всё хорошее, что только есть. гию пахнет взглядом глаза в глаза, который санеми тут же пересекает, притупляя его куда-то в угол. пахнет мягким, вкрадчивым голосом, целящим и попадающим ровно в сердце: — чего ты боишься? гию пахнет серой футболкой из нежнейшего хлопка, нежнее которой только тепло его рук, которые накрывают сухую и грубую кожу ладони санеми. ему хочется раствориться в этой мягкости, но он не чувствует себя этого достойным. санеми смахивает его с себя. он молчит, а гию аккуратно вскрывает скальпелем своих слов его сердце: — ты не хуже других, ты имеешь право без боязни смотреть другим в глаза. мы все равны, нет безусловно плохих и безусловно хороших. если кто-то считает тебя плохим — это их право, но я знаю, что ты не такой. в тебе гораздо больше хорошего, чем ты показываешь другим и видишь сам. не бойся меня, ничего и никого не бойся. я никогда не сделаю тебе больно. санеми сидит с широко раскрытыми глазами, диссоциируясь в пустоту перед собой, но внемля каждому слову, где каждое — отдаётся болью в груди. дыхание перехватывает от чувств. гию пахнет, как безусловное принятие, как способность всерьёз и надолго любить, бесконечно любить. пахнет сердцем, не знающим границ и пределов, беспощадными словами, прокрадывающимися в самую душу — согревающими, изгоняющими боль. гию пахнет, как любовь, которую санеми никогда не сможет себе позволить. санеми боязливым псом поднимает взгляд и встречается с пронзительной синевой в глазах гию, с мягким блеском в них, улыбающимися морщинками у их уголков. и утопает в нём окончательно. гию пахнет, как красота, которой санеми никогда не достигнуть. но так хочется попытаться. санеми едва находит в себе достаточно сил, чтобы сказать: — я боюсь тебя, боюсь той силы, с которой ты надо мною властен. я боюсь открыться и вновь оказаться с покинутым и растоптанным сердцем. я так боюсь привязаться — уличным псом жалобно смотреть тебе в глаза, ходить по пятам, чтобы после остаться за захлопнутой дверью. я чувствую что-то, и это этого так больно. так страшно. санеми хочется взорваться, хочется, чтобы его разорвало по кускам, и это признание примерно так и ощущается. пути назад нет, и поэтому продолжает: — я знаю, что не заслуживаю любви. после всего, что я сделал, я достоин только боли, которой так много принёс другим. я так боюсь ранить тебя, так боюсь тебя лишиться. я никогда не буду достаточен для тебя, поэтому, пожалуйста, не давай мне шанса. просто добей меня. гию пахнет объятиями — тёплыми, мягкими. пахнет порошком с запахом лаванды, пахнет чистотой и покоем. пахнет ладонями, с нежностью гладящими по спине, пахнет разводами слёз на плече санеми. пахнет, как слова, которые разрывают сердце: — в тебе так много боли. это буквально всё, из чего ты состоишь, и последнее, чего ты достоин. ты так много всего прошёл, так много непростого встретилось тебе на твоём пути. мне так жаль. гию грустнеет, а после собирает всю свою нежность в слова: — небо голубое, трава зелёная. ты достаточен, ты — заслуживаешь любви. для любви не должно быть причин, ты заслуживаешь её безусловно. просто потому, что ты — это ты. гию говорит: — возможно, ты принёс боль другим, но разве это значит, что ты её заслужил? не ошибки формируют нас, а то, какие уроки мы из них извлекаем.   и заключает: — позволить себе любить, позволить себе чувствовать — это не преступление, это путь к свободе. это то, чего ты по-настоящему заслуживаешь. ты открыл мне своё сердце, значит, ты сделал шаг навстречу к самому себе. и я так тобой горжусь. спасибо, неми. санеми пахнет напряжением, которое лопается и выходит из него бурным потоком слёз. он обнимает гию так крепко, словно боится, что тот рассыпется в его руках, исчезнет и оставит его одного. гию словно считывает его мысли: — я здесь, я рядом. он добавляет с теплотой в голосе, отдающимся в солнечном сплетении, мягким одеялом окутывающим сердце санеми: — всегда буду. санеми пахнет лёгкостью и свободой, пахнет позволением себе быть собой. он пахнет смелостью и искренностью, когда говорит: — кажется, я люблю тебя, гию. гию пахнет тёплым и искренним смехом, объятиями — крепкими, согревающими. пахнет заботой, поддержкой, лаской. он пахнет домом, который санеми в нём обрёл. пахнет, как самое лучшее и дорогое, что только у него есть. теперь есть. гию пахнет причиной любить этот город, который санеми ненавидел. потому что в нём есть гию. его гию. — взаимно, неми. гию пахнет любовью, которой санеми чувствует себя достойным.